Навестив отца, Эмер добралась домой уже после десяти вечера, и Папа натужно попытался открыть перед ней дверь. Спать Эмер не хотелось совсем, она опять забыла поесть, а потому решила заказать что-нибудь в “Царе драконов”. Парочка яичных роллов и какой-нибудь горячий кислый суп – то, что надо. Пока ждала, открыла файл на компьютере и начала записывать кое-что из того, что снилось ей в последние несколько месяцев. Казалось, должно быть что-то полезное в том, что она сейчас переживает, – или, во всяком случае, может отыскаться некая сквозная нить, и если ее нащупать, то удастся разглядеть закономерности и более полный смысл. Не успела она погрузиться во все это как следует, зазвонил домофон и Папа сообщил ей, что заказанная еда поднимается в квартиру. Эмер сохранила файл, собралась назвать его “Богомзабытое”, но по ошибке набрала “Богизабытые”. Собралась было исправить опечатку, но передумала и сочла эту случайность счастливой.

Ей померещилось, что доставщика из “Царя драконов” она узнала – видела его при хулиганствах на водохранилище. Как бы завести об этом разговор? Копаясь в кошельке и собирая чаевые, она учуяла, как по комнате расползается его меланхолия. Он стал не просто взрослым мужчиной на велосипеде, теперь он был уже мужчиной – несомненно, с надеждами, мечтами и богатой внутренней жизнью.

Эмер решила плыть против этого холодного течения. Может, она молилась за этого человека в своем Сакре-Кёр. Откровенно глянула ему в глаза. То был китаец средних лет с прямыми седеющими волосами, подстриженными под традиционное каре. Для своего возраста – неудачник. Облачен в дешевые шлепанцы и застегнутую на все пуговицы рубашку с короткими рукавами, в нагрудном кармане пачка сигарет. И он плакал.

– Что случилось? – спросила она. Он покачал головой: нет. Она убрала руку с деньгами, не дала ему их взять. – Рассказывайте, – поддразнила она, словно чаевые зависели от его согласия общаться.

Он посмотрел на нее, вроде как уточняя, действительно ли она собирается так серьезно нарушить протокол: ее человечность – навстречу его человечности, невзирая на класс, язык, пол, расовую принадлежность и безглютеновый соевый соус. Да, собирается. И ему, кажется, прямо-таки полегчало. Показал на свои сигареты, спрашивая разрешения. Она сказала “конечно” и даже спросила, можно ли одну стрельнуть. Он галантно дал прикурить ей, затем закурил сам.

Они курили вместе так, словно только что позанимались неправедным сексом, а не перекинулись парой слов. Эмер не курила со старших классов. Дым драл глотку, она кашляла, но никотин в крови ей понравился. Она и забыла, как улетаешь с него поначалу.

Когда его сигарета дотлела почти до конца, он заговорил:

– Надо Божья помощь.

Акцент у него был густой, словарь ограничен и беден на глаголы и артикли, однако намерение оказалось отчетливым.

– Божья помощь? – переспросила Эмер.

Он кивнул.

– Помощь – какая? Церковь? Вам нужен священник?

– Священник нет! Беседа. Вы помочь. Знаете Бога?

– Конечно. Мы время от времени разговариваем.

Шутка до него не дошла – кажется, он вообще не расположен был понимать шутки.

– Хорошо. Хорошо. Пойдете? – Он впервые улыбнулся; зубы побуревшие, кривые.

– Куда?

– Вы помочь? Отец, Сын, Святой Ух?

Он вновь протянул руку, осторожно положил пять долларов обратно ей в ладонь и сомкнул ее пальцы на купюре.

– Вы мне помочь?

Этот жест тронул Эмер.

– Как?

– Я показать. Вы пойти. Я показать.

Он изобразил облачение в куртку и руками поманил ее за собой.

– Сейчас?

Китаец улыбнулся так, будто это лучшее, что им обоим когда-либо приходило в голову. Эмер никуда идти не хотелось совсем. У нее утром уроки, но раз уж сама открыла эту дверь, то ощущала теперь ответственность. Потянулась за курткой и пошла за китайцем к лифту, улыбаясь и повторяя про себя: “Святой Ух”.