И вновь будильник срабатывает слишком рано. На телефоне у Эмер отрывок из “Тянет «Духом юности»” “Нирваны”, и обычно он выручает. Вой Курта Кобейна – “и мулат, и альбинос, и москит, и либидо, и отказ”. Вот бы подобрать на укулеле, но голова сегодня тяжело лежит на подушке, волосы вновь пропитаны по́том раздерганного сна. Она ждала возвращения в себя, хотела вновь чувствовать свое полное присутствие в теле. Образы прошедшей ночи мелькали в уме, словно Эмер гнала мимо на автомобиле. Корвус. Алиса. Водохранилище. Отец. Дракон. Все такое настоящее. Но невозможное. Ну, отчасти возможное, но все же наверняка – нет. Эмер потрогала шрам на черепе, но он ответов не дал – как не дал и спокойствия.

Эмер одевалась как зачарованная. Размышляла о своем детском диагнозе “моста” у нее в голове, мозолистого тела, и все никак не могла отделить явь от сна. Мы так сильно меняемся – и не меняемся вовсе, думала она.

Корвус улетел, а значит, с утра меньше забот. Никакой кормежки. Эмер будет скучать по этому дружочку. Потянулась к носку на тумбочке и сбила его, он завалился вдоль стенки. Пришлось вставать на колени и вслепую шарить под тумбочкой. Рядом с носком она нащупала что-то гладкое и плоское, вытащила. Не носок – фотокарточка, старомодный полароидный снимок: она сама, Эмер, и какой-то мужчина. Ее лицо на первом плане, голова заслоняет голову мужчины, черт не видно, только темные волосы. Эмер на фото улыбалась. Руки мужчины гладили ее по волосам. Она подумала, что никогда такой счастливой не выглядела.

Эмер не знала, откуда взялся снимок и кто этот мужчина. Все страньше и страньше. Вновь сунула руку под тумбочку, но ничего не нащупала. Положила фотокарточку в выдвижной ящик.