Компания стариков, слитная масса под летевшей стаей воронов, двигалась с медлительностью исполинской медузы, смутно колыхалась по парку на север. Амебный организм выбрался на Верховую тропу и пополз вверх вдоль мостиков и опасных берегов к Беговой тропе вокруг водохранилища.

Эмер держалась в тени, чтобы не мозолить никому глаза. Наблюдала, как Корвус сел на чугунно-стальной шестифутовый забор, ограждавший воду. На южном краю водохранилища фонтан за спиной у ворона забил сильнее, проливным дождем окатил стариков, сбившихся в кучку на Беговой тропе.

Вода подействовала на стариков мгновенно – и оздоровительно. Подобно диким зверям, они стали перебираться через забор и нырять в водохранилище. Эмер ни разу в жизни не видела в этой воде ничего живого, если не считать стойких городских крякв и навеки отлученных от моря чаек. Ее отец тоже перелез через забор, сбежал с двадцатифутовой насыпи и нырнул в черную воду с изяществом человека на полвека моложе.

Эмер сделала несколько шагов, теперь она была всего в пятидесяти ярдах от водоема, но крупный толстый ворон злобно закаркал на нее, и она остановилась. Казалось, птица не хочет, чтобы Эмер приближалась. Эмер огляделась – не видит ли все это кто-нибудь еще, но вороны, пикируя, отгоняли посетителей парка подальше, словно пернатые телохранители.

Водохранилище еще в 1860-е было выкопано в сланце тысячью ирландцев иммигрантов. Старики плавали в застойных водах, словно потрепанные седые олимпийцы, но шума никакого не производили. Зрелище напоминало старые мюзиклы с интерлюдиями балета в воде, включенные без звука, в черно-белых красках ночи. Брызги фонтана, запущенного в 1917 году и способного выбрасывать воду на шестьдесят футов в высоту, летели все выше и гуще, и теперь из них возникали фигуры, силуэты, подобные тем, какие рисуют фейерверки.

Старики в воде принялись перестраиваться, слепляться и заниматься любовью как единое целое – бурлящее, бушующее, залитое луной нечто, собранное из разрыхленных временем тел, что скользили друг по другу, как седые угри в ведре (такой у Эмер возник образ), но очаровательнее, если не сексуальнее. Отца в этом оргастическом организме ей отыскать не удавалось. За это она, вероятно, была благодарна, потому что не знала, готова ли смотреть, как ее старенький отец-маразматик, трудяга католик Джимми Ганвейл творит непристойности в формате ААП с каким(и) – то посторонним(и) в водяной ретрооргии Базби Беркли.

Брызги, подсвеченные луной, превратились в очертания дракона. Предававшаяся утехам толпа молельщиков принялась стонать. “Царь драконов”, – нараспев произносили они. А еще “Лох-Дерг” – эти слова сказал ей отец.

Допущенная воронами-охранниками, на Беговой тропе появилась та самая кавалькада азиатов – доставщиков на велосипедах, которая чуть не снесла Эмер этим же вечером. Они разом надели полиэтиленовые дождевики, чтобы не мокнуть от летевших брызг, и принялись швырять картонные коробки с лакомствами в жидкую пасть Царя драконов, ублажая его огненными подношениями и жареным рисом. Многие фунты цыпленка ло-мейн, курицы с грибами и печений с предсказаниями перелетели через забор и попа́дали в воду.

Царь драконов, пуская слюни пастью, очерченной брызгами, от удовольствия замотал громадной головой, во все стороны полетела вода. Капля упала у самых ног Эмер. Она склонилась потрогать ее. Капля мгновенно затвердела. Эмер подобрала ее. Капля оказалась блестящей, твердой, походила на гитарный плектр и переливалась всеми цветами радуги, как рыбья чешуя. Пахла она омерзительно – дохлой рыбой, глутаматом натрия и сырыми кишками. Но Царь драконов, кажется, был доволен, его колыхавшийся прозрачный пищевод пропихивал пищу в подводные недра. Чайки, кряквы и вороны пировали на плававших вокруг объедках, а старики покамест оставались молодыми.