Глава двадцать третья
– У нас с Дайаной были свои планы, – начинает Элли.
В зале еще два стола, за которыми сидят клиенты, и они по другую сторону бара. Я изо всех сил стараюсь не забегать вперед, выслушивать, прежде чем делать заключения, сначала получить информацию, потом ее обработать.
– Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что мы, вероятно, выглядели как дурочки-близняшки. Я была президентом школьного совета. Дайана – вице-президентом. Мы были двумя капитанами футбольной команды. Наши родители тесно дружили. Они вчетвером ходили обедать. – Элли смотрит на меня. – Оги часто встречается с женщинами?
– Не очень.
– Ты говорил, что он недавно ездил на юг с подругой.
– Ее зовут Ивонна. Они были на Хилтон-Хед.
– Это в Джорджии?
– Это остров у побережья Южной Каролины.
– И как оно прошло? – спрашивает Элли.
Как там Оги сказал?
– Не думаю, что из этого что-нибудь получится.
– Жаль.
Я молчу.
– Ему нужен кто-нибудь. Дайана не хотела бы, чтобы ее отец жил вот так – один.
Я ловлю взгляд Банни, но та отворачивается, давая нам возможность общаться. Кто-то включил старую музыкальную шкатулку. Группа «Tears for Fears» напоминает нам в песне, что «все хотят править миром».
– Ты сказала, что видела Мауру перед смертью Лео и Дайаны, – пытаюсь я вернуть нас к делу.
– Как раз к этому я и перехожу.
Я жду.
– Значит, мы вдвоем с Дайаной в школьной библиотеке. Ты, вероятно, этого не помнишь – да и с какой стати тебе помнить? – но через неделю предполагался большой осенний бал. Дайана была главой планового комитета. Я была ее заместителем.
Она права – я не помню. Ежегодный осенний бал. Маура не захотела бы пойти. А мне он был безразличен.
– Я неправильно рассказываю?
– Ничего.
– Так вот, бал был очень важен для Дайаны. Она над ним работала больше месяца. Никак не могла остановить свой выбор между двумя темами. Одна тема – «Винтажная дорожка», а другая – «Однажды в сборнике сказок». И тогда Дайана предложила использовать обе. – На лице Элли появляется нездешнее выражение, на губах играет улыбка. – Я была категорически против. Сказала Дайане, что нам придется выбрать только одну тему, иначе начнется анархия. Я тогда была глупым, смешным маленьким перфекционистом, разговор с моей лучшей подругой о том, какую тему выбрать, и был последним.
Элли замолкает. Я даю ей время прийти в себя.
– И вот мы с ней спорим, все горячее, и тут входит Маура и начинает болтать с Дайаной. Идея использовать две темы вызывала у меня неприятие, поэтому первую часть я слушала не очень внимательно. Но Маура хотела, чтобы Дайана пошла с ней куда-то тем вечером. Дайана ответила «нет», она уже этим типа наелась.
– Чем «этим»? – спрашиваю я.
– Она не сказала. Но потом Дайана проговорилась, и мы обе слышали… – Элли замолкает и смотрит на меня.
– Что именно? – спешу уточнить я.
– Она сказала, что наелась всей их группой.
– И под «группой» она имела в виду…
– Слушай, мне было тогда не до этого. Я думала только о том, как человеку может прийти в голову использовать две темы для одного танца и как можно приплести «Винтажную дорожку», которая мне нравилась, с карнавальными играми, арахисом и попкорном, к теме «Однажды в сборнике сказок», которую я даже не понимала. Да что это вообще, черт возьми, значит? Но теперь… после того, что мы видели в выпускном альбоме… Думаю, Дайана могла говорить о Конспиративном клубе. Не знаю. Но это не та часть, которая тебе не понравится.
– И какая же часть мне не понравится?
– То, что Дайана сказала потом.
– И что же она сказала?
– Дайана хотела подождать еще две недели после осеннего бала, ведь она была председателем планового комитета. Она заявила, что устала от твоего брата и его друзей, и взяла с нас клятву молчать о том, что она собирается порвать с Лео.
– Вранье! – взвиваюсь я.
Теперь очередь Элли хранить молчание.
– У Дайаны и Лео были крепкие отношения, – говорю я. – Да, они еще только в школе учились, но…
– Он изменился, Нап.
Я качаю головой.
– У Лео характер изменился в худшую сторону. Так сказала Дайана. Он огрызался на нее. Слушай, многие ребята в последний год экспериментировали – всякие вечеринки, разная ерунда…
– Да, и Лео всем этим занимался. И с Лео все было в порядке.
– Нет, Нап. Никакого порядка с ним не было.
– Мы жили в одной комнате. Я все о нем знал.
– Но при этом не знал, что он член Конспиративного клуба. Ты не знал, что они с Дайаной переживают трудные времена. Это не твоя вина. Ты был занят Маурой, своим хоккеем… Вы были всего лишь подростки… – Голос Элли стихает, когда она видит мое лицо. – Что бы ни случилось в ту ночь… – начинает она.
– Ты это о чем – «что бы ни случилось»? Военная база хранила какую-то тайну. Лео, Маура и кто там еще, все остальные, выяснили, что это за тайна. Мне все равно, обкурился Лео или нет. Мне все равно, что Дайана, может быть – может быть! – собиралась порвать с ним неделю спустя. Они все что-то видели. Теперь у меня есть доказательство.
– Я знаю, – мягко говорит Элли. – Я на твоей стороне.
– По тому, что и как ты говоришь, непохоже.
– Нап?
Я смотрю на нее.
– Может, лучше забыть? – говорит наконец Элли.
– Да, только этого никогда не случится.
– Вероятно, Маура не хочет, чтобы ее нашли.
– Я делаю это не для Мауры, – качаю я головой. – Я делаю это для Лео.
Но когда мы выходим на парковку, когда я целую Элли в щеку, убеждаюсь, что она села в машину, из праха восстает мысль, и ее трудно загнать обратно: «Может, Элли права. Может быть, лучше все забыть».
Я смотрю, как отъезжает Элли. Она не поворачивается, не машет мне на прощанье. А прежде всегда махала. Глупо обращать на это внимание, но куда деться. С одной стороны, может, это и к лучшему, но, с другой, Элли хранила от меня тайну на протяжении пятнадцати лет. И теперь, после того как она сбросила с себя этот груз, между нами должно быть больше доверия.
Похоже, это не так.
Я оглядываю парковку в поисках курящих девиц, но они уже давно ушли. И все же я чувствую на себе чей-то взгляд. Не знаю чей. Да мне, впрочем, все равно. Слова Элли, словно когтями, разрывают кожу на моей голове.
«Может, лучше забыть? Вероятно, Маура не хочет, чтобы ее нашли».
Чего именно я тут пытаюсь добиться?
Заявлять, что я пойду до конца ради торжества справедливости, – это благородно и храбро. Но вот правильно ли? Сколько еще человек должно умереть, прежде чем я отступлю? Возможно, разыскивая Мауру, я подвергаю ее и других опасности.
Я упрям. Я решителен. Но я не безрассуден и не склонен к самоубийственным поступкам.
Должен ли я забыть?
У меня не проходит ощущение, что за мной наблюдают, и я поворачиваюсь. Кто-то стоит за деревом у булочной Джерси Майка, чуть дальше по улице. Подумаешь, ерунда, но я теперь слишком подозрителен. Я кладу руку на пистолет в набедренной кобуре. Но не вытаскиваю его. Хочу просто знать, что он на месте.
Я делаю шаг к дереву, в это время звонит мой телефон. Я делаю шаг назад к своей машине.
– Слушаю?
– Детектив Дюма?
– Да.
– Говорит Карл Легг из полицейского отделения Энн-Арбор. Вы просили меня узнать о кардиологе Флетчер.
– Удалось?
– Нет, – говорит Легг. – Но мне стало известно кое-что, о чем вам следует знать. Вы меня слышите?
– Да, слушаю. – Я сажусь в машину.
– Извините, показалось, вы отключились на секунду. Я побывал в офисе доктора Флетчер и поговорил с офис-менеджером.
– Кэсси.
– Да, – отвечает Легг. – Вы ее знаете?
– По телефону она была неразговорчива.
– Она не была Мисс Откровенность и при разговоре с глазу на глаз. Но мы немножко на нее надавили.
– Я это ценю, Карл.
– Братья по значку и всякое такое. Так вот, доктор Флетчер вдруг позвонила бог знает откуда и сказала, что берет академический отпуск. Она отменила все назначения и всех клиентов, кого смогла, перевела к доктору Полу Симпсону. Это ее напарник.
Я смотрю на дерево. Не вижу никакого движения.
– Раньше с ней случалось что-нибудь подобное?
– Нет. Кэсси говорит, что доктор Флетчер очень закрытый человек, но она абсолютно предана своим пациентам. Такая отмена всех назначений не в ее характере. Потом я поговорил с ее мужем.
– И что он сказал?
– Он сказал, что они разошлись и он понятия не имеет, где она. Сказал – она звонила ему и тоже сообщила про академический отпуск. Он подтвердил, что это на нее не похоже, но добавил: после их развода она – я цитирую – «открывала себя».
Я завожу двигатель и выезжаю с парковки.
– Спасибо, Карл.
– Вы можете сделать все на более высоком уровне. Проверить ее телефонные разговоры, сведения по кредитке и всякое такое.
– Да, возможно, я так и поступлю.
Только для этого требуются разные юридические закорючки, а я не уверен, что хочу идти этим путем. Я еще раз благодарю Карла и отключаюсь. Еду к дому Оги на Оук-стрит. Еду медленно, потому что мне нужно проветрить голову и все обдумать.
Оги сообщили, что в ту ночь Маура прибежала к Элли и пряталась у нее.
Что именно это значит? Я, ей-богу, не знаю. Принял ли Оги это к сведению? Предпринял ли он что-то, получив эту информацию?
И самое главное: почему Оги ничего не сказал мне?
Мой мобильник звонит снова, и теперь это мой босс – Лорен Мьюз.
– Завтра утром, – говорит Мьюз. – В девять. В моем кабинете.
– О чем пойдет речь?
– В девять. – Она отключается.
Отлично. Я думаю, уж не нажаловался ли на меня один из стариков из «Ржавого гвоздя» за атаку на яйца Энди Ривза? Если я начну беспокоиться на сей счет, мне это ничего не даст. Я нажимаю на номер Оги в быстром наборе. Он не отвечает. Я удивлен тем, что он не звонил мне после того, как я отправил ему копию записи Хэнка.
Впереди поворот на Оук-стрит. Хватит прочищать голову. Я сворачиваю на стоянку за кирпичным домом и выключаю двигатель. Сижу и смотрю в окно, в никуда. Не помогает. Вылезаю из машины, обхожу дом. Уличные фонари светятся темным янтарем. В сотне ярдов впереди я вижу старуху с огромной собакой. Кажется, это немецкий дог. Что-то вроде. Вообще-то, я теперь различаю только их силуэты. Когда мне кажется, что я вижу в ее руке сигарету, я вздыхаю, взвешиваю, не окликнуть ли ее.
Нет. Я любопытная заноза в заднице, но не крестоносец.
Вот она наклоняется с пластиковым пакетом в руке, подбирает собачьи какашки, и тут что-то привлекает мой взгляд.
Желтая машина.
По крайней мере, она кажется желтой. Я знаю, что янтарные уличные фонари черт те что делают с белым и кремовым цветом. И даже с определенными светлыми металлическими оттенками. Я выхожу на тротуар и спешу к машине. Прохожу мимо старухи, думаю: мне ничего не будет стоить, если я не проявлю себя абсолютным лицемером.
– Пожалуйста, не курите, – говорю я.
Женщина провожает меня взглядом – я мчусь мимо, меня это устраивает. Каких только ответов я не слышал! Один курильщик оказался вегетарианцем, он объяснил мне, что мои пищевые привычки гораздо хуже того, что мог бы со мной сделать табак и никотин. Может, в этом и есть резон.
Машина желтая. Это к тому же «форд-мустанг».
Точно такая стояла у «Ржавого гвоздя».
Я ставлю свою машину рядом и смотрю на номерной знак: «чердер-слоко».
«Черное дерево и слоновая кость». Другое название рояля.
Этот желтый «форд-мустанг» принадлежит Энди Ривзу. Я прикидываю, где теперь находится Ривз, но, думаю, ответ очевиден.
У Оги.
Я иду назад к дому Оги. Когда прохожу мимо старухи, она произносит:
– Спасибо. – Голос звучит хрипло. – Мне ваш совет уже вряд ли пойдет на пользу, – продолжает она, и взгляд у нее тяжелый. – Но я ценю вашу доброту. Не теряйте ее.
Мне приходит в голову несколько вариантов ответа, ни один из них не отличается глубиной, все они только уничтожают это мгновение, поэтому я просто киваю. И иду дальше.
Участок застраивался архитекторами старой школы и имеет утилитарный характер, а потому и у домов нет никаких витиеватых названий. Дома А, В, С стоят вдоль дороги слева направо. Дома D, E и F расположены во втором ряду. Здания G, H, I – как и следовало ожидать. В каждом доме по четыре квартиры: две на первом этаже (квартиры 1 и 2) и две на втором (квартиры 3 и 4). Оги живет в доме G, во второй квартире. Я бегу по дорожке и сворачиваю налево.
И чуть не сталкиваюсь с Ривзом.
Энди Ривз выходит из квартиры Оги, спиной ко мне, закрывает за собой дверь. Я отступаю по тропинке. Черт побери! Потом понимаю, что он, скорее всего, пойдет по этой же тропинке и увидит меня.
Я схожу с тропинки и прячусь в кустах. Смотрю в окно позади меня – здание E, квартира 1 – и вижу темнокожую женщину с копной волос, она глядит на меня.
Отлично.
Пытаюсь утешительно улыбнуться ей. Но вид у нее вовсе не радостный. Я выпрыгиваю из зарослей и иду к зданию D. Меня не очень волнует, если кто-нибудь наберет 911. К тому времени, когда приедет полиция, это уже закончится. К тому же я коп, а Оги – наш капитан.
Энди Ривз и в самом деле идет по той дорожке, где я только что стоял. Если он посмотрит вправо, то может увидеть меня, но я почти спрятался за столбом, на котором не горит фонарь. Я достаю телефон и снова набираю номер Оги. Звонок сразу же уходит в голосовую почту.
Мне это не нравится.
А если Энди Ривз что-то сделал с Оги? Я что, теперь должен позволить ему уйти?
Мои мысли мечутся. У меня есть два варианта действий – проверить Оги или остановить Энди Ривза. Решение принято – я обегаю дом D и мчусь к квартире Оги. Ход моих мыслей таков: если я увижу, что с Оги… не знаю что… тогда у меня все еще будет время бегом вернуться и перехватить идущего неспешной походкой Энди Ривза, прежде чем тот сядет в машину. А если не успею, то буду знать: он едет в желтом «форде-мустанге». Нужно ли мне добавлять еще что-нибудь?
Окна в квартире Оги темны, свет везде выключен. И это мне тоже не нравится. Я несусь к двери, громко стучу в нее.
– Эй, не шуми! Не заперто.
Напряжение отпускает меня. Это голос Оги.
Я поворачиваю ручку и открываю дверь. Свет не горит. Оги сидит в темноте спиной ко мне.
– Что творилось в твоей голове? – не поворачиваясь, произносит он.
– В смысле?
– Ты и в самом деле напал на Ривза?
– Может, немного прищемил ему яйца.
– О Иисус, ты спятил, что ли?!
– Он угрожал мне. Да он и вам фактически угрожал.
– Что он сказал?
– Сказал, что убьет меня и всех, кого я люблю.
Оги вздыхает. Он так еще и не повернулся.
– Присядь, Нап.
– Свет можно включить? А то как-то страшновато.
Оги протягивает руку и включает настольную лампу. Не ахти какая иллюминация, но и этого хватает. Я сажусь на свое привычное место. Оги остается на своем.
– Откуда вы знаете про яйца Ривза? – спрашиваю я.
– Он только что был здесь. Он очень расстроен.
– Еще бы ему не расстраиваться.
Теперь я вижу стакан в руке Оги. Он замечает, что я это замечаю.
– Налей себе, – предлагает он.
– Не хочу.
– Та запись, что ты мне прислал, – продолжает Оги, – с ребятами и вертолетом…
– Что с ней такое?
– Ты не можешь ее никому показывать.
Нет нужды спрашивать почему, поэтому я захожу с другой стороны:
– Вы ее видели?
– Да.
– Я бы хотел услышать ваши соображения.
Оги тяжело вздыхает:
– Группка подростков нарушила правительственный запрет, оказалась на закрытой территории и сняла посадку вертолета на земле, принадлежащей правительству.
– И все?
– Я что-то упустил?
– Вы не догадались, кто снимал? – спрашиваю я.
Подумав, Оги отвечает:
– Единственный голос, который я узнал, – твоего брата.
– А Дайаны?
– Дайаны на записи не было, – качает головой Оги.
– Вы, кажется, не вполне уверены?
Оги подносит стакан к губам, но останавливается, принимая другое решение; ставит стакан. Он смотрит куда-то мимо меня, в прошлое.
– Уик-энд перед смертью Дайана провела в Филадельфии, мы присматривали ей университет. Мы там были все втроем – Дайана, Одри и я. Мы побывали в Вилланове, Суортморе и Хаверфорде. Нам всюду понравилось, хотя Дайана решила, что Хаверфорд слишком мал, а Вилланова слишком велика. Когда мы в воскресенье вернулись домой, она выбирала из двух вариантов – Суортмор или Амхерст. В Амхерст мы ездили летом. – Он все еще смотрит в сторону, голос его звучит совершенно бесстрастно. – Если Дайана и приняла какое-то решение, у нее не было времени сказать мне об этом. Оба заявления лежали на столе в ту ночь, когда она умерла. – Теперь он делает большой глоток из стакана.
Я выдерживаю паузу, потом говорю:
– Оги, они прикрывали что-то на этой базе.
Я жду отрицания, но он кивает:
– Похоже, что так.
– Вас это не удивляет?
– Что третьестепенное правительственное агентство за колючей проволокой было прикрытием? Нет, Нап, меня это не удивляет.
– Думаю, Энди Ривз спросил вас про запись?
– Спросил.
– И?..
– Он сказал: я должен сделать так, чтобы ты ни в коем случае не обнародовал ее. Сказал, что это будет равносильно предательству и это вопрос национальной безопасности.
– Тут замешаны Лео и Дайана.
Оги закрывает глаза.
– Да бросьте, Оги. Они раскрыли их секрет, а неделю спустя умерли.
– Нет, – качает головой Оги. – Это не так. По крайней мере, если эти события и связаны между собой, то не так, как говоришь ты.
– Вы это серьезно? Думаете, такое гигантское совпадение?
Оги смотрит в стакан так, словно на его дне ответ на мой вопрос.
– Ты выдающийся следователь, Нап. И я это говорю не потому, что сам готовил тебя. Твой ум… у тебя блестящие, разносторонние способности. Ты видишь то, чего не замечают другие. Но иногда тебе не мешает возвращаться к основам, к тому, что известно наверняка. Прекрати двигаться рывками. Посмотри на факты. Посмотри на то, что нам известно на сто процентов.
Я жду.
– Во-первых, Лео и Дайану нашли мертвыми у железнодорожных путей в нескольких милях от военной базы.
– Это я могу объяснить.
Оги поднимает руку, останавливая меня:
– Не сомневаюсь. Ты скажешь мне, что их могли перевезти на чем угодно. Но пока давай говорить о фактах, без всяких «быть может». – Он выставляет палец. – Факт первый: их тела найдены в нескольких милях от базы. Факт второй, – другой палец, – коронер установил, что причиной смерти стала тупая травма, нанесенная движущимся локомотивом. И ничем другим. Прежде чем мы продолжим, с этим ты согласен?
Я киваю. Не потому, что полностью согласен, – удар локомотива настолько сокрушителен, что может скрыть все предыдущие травмы, – а потому, что хочу услышать другие аргументы.
– Теперь посмотрим на эту найденную тобой запись. Если она подлинная, а у меня нет оснований думать, что она сфальсифицирована, то за неделю до их смерти один из погибших – Лео – видел вертолет над базой. Как я полагаю, твоя гипотеза состоит в том, что это и привело к его смерти. Не забывай, что Дайаны не было с ними, когда они снимали это видео.
– Лео мог ей сказать, – возражаю я.
– Нет.
– Нет?
– И опять: придерживайся фактов, Нап. Если ты будешь исходить из них, то придешь к выводу, как пришел я, что Дайана ничего не знала.
– Я потерял нить ваших рассуждений, – говорю я.
– Все просто. – Оги смотрит мне в глаза. – Лео сказал тебе о вертолете?
Я открываю рот и молчу. Понимаю, к чему он клонит. Задумчиво покачиваю головой.
– А твоя подружка Маура? Она присутствует на записи?
– Да.
– Маура тебе сказала?
– Нет, – отвечаю я.
– Теперь у нас имеются данные токсикологических анализов.
Я знаю, о чем говорят данные анализов: в организмах погибших обнаружены галлюциногены, алкоголь и марихуана.
– И что с этими данными? – спрашиваю я.
Оги пытается говорить убедительно, «только факты, мадам», но от боли в его голосе появляется хрипотца.
– Ты много лет знал мою дочь.
– Да.
– Ты бы, наверное, мог даже сказать, что вы дружили.
– Да.
– Фактически, – теперь он говорит, как адвокат при перекрестном допросе, – ты свел Дайану и Лео.
Это не совсем точно. Да, я поучаствовал в их сближении, но никак их не сводил, но сейчас неподходящее время заниматься толкованием слов.
– Вы что хотите сказать, Оги?
– Все отцы наивны, когда речь идет об их дочерях. Я, вероятно, ничем не отличался от других отцов. Я думал, солнце всходит и заходит для этой девочки. Дайана осенью играла в футбол. Она была чирлидером зимой. Она активно участвовала во всех мероприятиях за пределами программы. – Оги подается ближе к свету. – Я – коп, а не глупец. Я понимаю: ничто из этого не может гарантировать, что мой ребенок не попробует наркотики, не попадет в беду. Но скажи мне, Дайана так уж любила вечеринки?
Мне даже не нужно обдумывать его вопрос.
– Нет.
– Нет, – повторяет Оги. – А спроси Элли. Спроси ее, как часто Дайана употребляла наркотики или выпивала до… – Он замолкает. Закрывает глаза. – Но тем вечером, когда за ней приходит Лео, я здесь. Открываю ему дверь. Пожимаю ему руку, и я вижу это.
– Что?
– Он накурился. И уже не в первый раз. Я хочу сказать что-нибудь. Не выпускать ее за дверь. Но Дайана смотрит на меня умоляющим взглядом. Ты знаешь каким – что-то вроде: «Не устраивай сцену, папа». И я не устраиваю. Отпускаю ее.
Оги говорит эти слова, а сам весь там. Пожимает тебе руку, смотрит на свою дочь, видит гримаску на ее лице. Это «что, если», это самобичевание никогда не покидает его.
– И вот теперь, когда нам известны все факты, скажи мне, Нап: что вероятнее – огромный заговор с участием агентов ЦРУ, которые… ну, не знаю, похищают двух подростков, потому что один из них неделей раньше снял на пленку вертолет, – и если в ЦРУ знали об этом, то почему ждали неделю, а не убили их сразу? – тащат их обоих через весь город на железнодорожные пути и толкают под несущийся мимо поезд? Или, скорее, девушка пошла погулять с мальчиком, которому нравилось напиваться и обкуриваться. Они перебрали. Вспомнили легенду про Джимми Риччио и вместе, счастливые, попытались перепрыгнуть через пути перед идущим поездом, но чуть просчитались? – Он смотрит на меня и ждет.
– Вы многое опускаете, – говорю я.
– Нет, Нап, это ты привносишь много чего лишнего.
– У нас есть Рекс. У нас есть Хэнк…
– Пятнадцать лет спустя.
– …и вы знаете, что Маура спряталась в ту ночь, Элли говорила вам об этом. Почему вы мне не сказали?
– Когда я должен был сказать тебе? Ты был восемнадцатилетним мальчишкой. Сказать, когда тебе исполнилось девятнадцать? Когда ты закончил академию? Или когда тебя повысили и перевели в округ? Ни к селу ни к городу я должен был сказать тебе: твоя прежняя подружка не хотела возвращаться домой, а потому осталась у Элли?
Неужели он это серьезно?
– Маура была напугана и пряталась. – Я пытаюсь не кричать. – Пряталась от того, что случилось той ночью, когда были убиты Лео и Дайана.
– Ты должен оставить это дело, – качает головой Оги. – Ради всех нас.
– Да, я все время слышу это.
– Я люблю тебя, Нап, – говорю искренно. Я тебя люблю… нет, не скажу «как сына». Это было бы слишком самонадеянно. А еще оскорбительно для тех отношений, которые были у тебя с отцом, замечательным парнем, его мне очень не хватает. И это было бы оскорбительно для моей маленькой девочки. Но я тебя люблю. Я изо всех сил старался быть для тебя хорошим наставником, хорошим другом.
– Вы были тем и другим, и даже больше.
Оги откидывается на спинку стула. Его стакан пуст. Он отодвигает его от себя.
– У всех нас не так много людей, которые нам по-настоящему дороги. Я бы не вынес, если бы что-то случилось… Ты молод, Нап. Ты умен. Ты добр и щедр, ты… черт, я говорю, как на онлайновой службе знакомств.
Теперь он улыбается. Я улыбаюсь ему в ответ.
– Ты должен жить дальше. Независимо от ответа, ты встал на пути у очень опасных людей. Они прикончат тебя, меня. Ты слышал Ривза? Он убьет всех, кто тебе дорог. Скажем, ты прав, а я ошибаюсь. Скажем, они видели что-то и – не знаю – они убили Дайану и Лео. За что? Думаю, чтобы заткнуть им рот. А теперь, скажем, они ждали пятнадцать лет – почему они ждали? И опять не знаю, но они наняли киллера, и тот всадил две пули в затылок Рексу. Они растерзали Хэнка и удобненько списали это на интернет-ролик. Это тебе кажется более логичным, чем моя теория о том, что ребята накололись и напились? Не знаю, может быть. Но, скажем, Ривз и его люди и в самом деле такие ужасные и опасные, они поубивали столько народа. Скажем, твоя гипотеза верна.
Я киваю.
– Забудь про себя и меня, Нап. Ты не думаешь, что они придут за Элли, чтобы остановить нас? Или за двумя ее девочками?
Я представляю себе Ли и Келси. Вижу их улыбающиеся мордашки, слышу их, чувствую, как они обнимают меня.
Это заставляет меня притормозить. Я несся вниз по склону с головоломной скоростью, но после слов Оги я чуть натягиваю поводья. Пытаюсь вспомнить, что говорил себе прежде. Не действовать поспешно. Думать и взвешивать.
– Уже поздно, – говорит Оги. – Сегодня уже ничего не случится. Иди спать. Поговорим утром.
