Глава 8. Убийца с дефектом речи
В далеком 1980 году в местной газете я как-то вычитал, что неизвестный вломился домой к пожилой женщине, изнасиловал ее, жестоко избил и оставил умирать, по пути заколов двух ее собак. Полиция была уверена, что нападавший провел на месте преступления уйму времени. Это событие спровоцировало тогда волну общественного резонанса.
Пару месяцев спустя по дороге домой я спросил Пэм, не было ли в последнее время новостей по этому делу. Не оказалось не только новостей, но даже четкого круга подозреваемых. На мой взгляд, полиция действовала хуже некуда, потому что из того, что я читал и слышал, дело казалось мне вполне решаемым. Оно не входило в федеральную юрисдикцию, и нас не пригласили к его расследованию, поэтому я решил выступить неофициально, как местный житель, и по мере сил помочь в расследовании.
Я отправился в полицейский участок, представился, рассказал начальнику о том, чем занимаюсь, и предложил следователям помощь. Они с радостью согласились.
Ведущего следователя звали Дин Мартин. Не помню точно, удалось ли мне сдержаться и не отпустить пару шуток в стиле Джерри Льюиса. Наверное, не удалось. Мартин показал мне все документы по делу, включая фото с места преступления. Той женщине и правда изрядно досталось. Я углубился в материалы дела, и в голове постепенно сформировалась четкая умозрительная картина преступления и образ самого преступника.
И наконец я изложил следователям, которые внимательно, хотя и скептически слушали меня, свои предположения. Это подросток шестнадцати-семнадцати лет. Если жертвой сексуального насилия становится пожилая женщина, то искать следует юного, неуверенного в себе человека, имеющего скромный опыт или же не имеющий такового совсем. Молодой, крепкой или более уверенной в себе жертвы он попросту испугается. Юноша будет растрепанный, взъерошенный, скорее всего, плохо за собой следит. В ту самую ночь мать или отец вышвырнули его из дому и ему было некуда деваться. В такой ситуации он далеко и не пойдет. Напротив, он как раз станет искать себе самое доступное пристанище где-нибудь неподалеку. У него нет таких отношений с девушкой или друзьями, чтобы просто завалиться к ним домой и переждать, пока буря не уляжется. И вот несчастный, обессилевший и злой на судьбу юнец шастает по округе, как вдруг натыкается на дом той самой пожилой дамы. Он знает, что она живет одна, потому что когда-то был у нее на побегушках или просто подрабатывал. Он знает, что она не представляет для него особой опасности.
И вот он вламывается к ней. Возможно, она возмутилась и стала на него кричать или просто испугалась. Как бы она ни реагировала, в ответ он лишь сильнее распалился и возбудился. Он хочет доказать самому себе, да и всему миру, что он мужчина. Он совершает попытку изнасилования, но у него ничего не получается. Тогда он начинает со всей дури избивать несчастную и в какой-то момент решает, что дело нужно довести до конца, иначе она его опознает. Маску он не предусмотрел; преступление совершает импульсивно, без четкого плана. Однако жертва получила столь серьезные травмы, что, даже если выживет, все равно не сумеет припомнить никаких примет нападавшего.
После нападения он решает полакомиться тем, что найдется у нее в холодильнике, потому что уже изрядно проголодался. Ему все равно некуда податься. Жертва больше не представляет для него опасности, а еще он знает, что посетителей у нее по ночам не бывает.
На этом месте я прервался и сказал, что по городу бродит некто, подходящий под это описание. Найдут его — найдут и преступника.
Следователи переглянулись. Лицо одного из них вдруг расплылось в довольной улыбке:
— Дуглас, ты что, ясновидец?
— Нет, — ответил я. — Иначе работать мне было бы куда легче.
— Просто мы пару недель назад приглашали одну гадалку, Беверли Ньютон. Она сказала примерно то же самое.
Более того: описание отлично подходило к одному из молодых людей, проживавших неподалеку, который уже был под подозрением. После встречи со мной полиция снова его допросила, но для задержания улик не хватало, а добиться признательных показаний им тоже не удалось. Вскоре после этого юноша уехал из города.
Шефу полиции и следователям хотелось знать, как я, не будучи медиумом или гадалкой, смог столь точно предугадать события того дня. Частично мне это удалось благодаря тому, что на тот момент я уже повидал достаточно примеров насилия против самых разных людей, сопоставил друг с другом целый ворох деталей по ним и побеседовал с уймой преступников, чтобы уметь сложить в голове представление о том, какие преступления совершают люди того или иного типа. Конечно, если бы все было так просто, мы бы преподавали психоанализ по учебнику или уже давно разработали для полиции какую-нибудь компьютерную программу, которая сразу выдавала бы подходящий список подозреваемых по набору введенных характеристик. Но, как ни странно, хотя в работе мы часто используем компьютеры, способные выполнять сложнейшие операции, нашу задачу машина выполнить не может физически, да и никогда не сможет. Провести психоанализ — все равно что создать литературный шедевр. Можно научить компьютер всем правилам грамматики и правописания, но он все равно не сможет написать книгу.
Рассматривая дело, я собираю все документы и свидетельства, с которыми буду работать: отчеты, описания, фотографии с места преступления, показания жертв, протоколы вскрытия, — а затем стараюсь умственно и эмоционально проникнуть в голову преступника. Я пытаюсь думать, как он. Не знаю, как именно это происходит, как наверняка не знают и знаменитые писатели вроде Тома Харриса, откуда у них в голове берутся персонажи их произведений. Если в этом и есть доля мистики, я не стану ее избегать, хотя сам склонен списывать результат на креативное мышление.
Гадалки и в самом деле время от времени помогают расследованиям. Некоторые из них способны на уровне подсознания сосредоточиться на каких-то неприметных деталях на месте преступления и сделать из них логические выводы. Именно этому я учу своих слушателей, да и сам придерживаюсь такого подхода. И все же я считаю обращение к экстрасенсам крайней мерой, когда расследование уже окончательно зашло в тупик. И если уж вы обратились к гадалке, лучше ограничить ее контакт с офицерами полиции и следователями, знакомыми с материалами дела. Помните: хорошая гадалка — мастер ориентироваться по мельчайшим невербальным сигналам. Она может поразить своим «могуществом» и втереться в доверие, сообщая те факты по делу, которые уже давно известны, при этом не имея ни малейшего понятия о том, что действительно поможет найти преступника. Во времена атлантского детоубийцы в город хлынули всякие мистики и предсказатели, так и рвущиеся навязать свои услуги полиции. Они рисовали самые разные портреты убийцы, рассказывали о его методах, но, как в итоге оказалось, все они были весьма далеко от истины.
Примерно в то время, когда я работал с местной полицией, отделения со всего залива Сан-Франциско стали зазывать меня на расследование серии убийств в лесистых зонах, которые полиция связала воедино и приписывала тому, кого пресса нарекла «убийцей из чащи».
Все началось в августе 1979-го, когда спортивная, подтянутая женщина сорока четырех лет по имени Эдда Кейн, занимавшая высокую должность в банке, пропала во время одинокой пробежки. Кейн выбрала восточный склон красивейшей горы Тамалпаис, с которой открывается великолепный вид на мост Золотые Ворота; в народе эту гору еще называют Спящей Леди. Когда Кейн не вернулась затемно, обеспокоенный муж позвонил в полицию. Следующим вечером ее тело нашли поисковые собаки — без одежды, не считая единственного носка, лицом вниз, как будто она молила о пощаде, стоя на коленях. Медицинская экспертиза показала, что смерть была вызвана единственной пулей, пущенной прямо в затылок, но не обнаружила никаких следов изнасилования. Убийца забрал три кредитные карточки и 10 долларов наличными, однако оставил обручальное кольцо и другие украшения.
В марте следующего года в парке на горе Тамалпаис нашли тело двадцатитрехлетней Барбары Шварц. Ее несколько раз ударили ножом в грудь, и она, очевидно, тоже стояла на коленях. В октябре с пробежки по отдаленным тропинкам парка не вернулась двадцатишестилетняя Энн Олдерсон. Ее тело также обнаружили вечером второго дня с пулевым ранением в правом виске. В отличие от предыдущих жертв, Олдерсон была полностью одета и лежала лицом вверх, опираясь на камень. У нее недоставало одной золотой сережки. Проживающий в парке смотритель Джон Генри сказал, что видел, как она совершенно одна сидела в темноте на склоне горы и встречала свой последний рассвет. Еще двое свидетелей видели ее меньше чем в километре от того места, где нашли тело Эдды Кейн.
На роль подозреваемого отлично подходил Марк Макдерманд. Тела его матери и брата-шизофреника с пулевыми ранениями нашли в их убогой хижине на горе Тамалпаис. Макдерманд провел в бегах одиннадцать дней, после чего сдался следователю округа Мэрин капитану полиции Роберту Гаддини. Следователям удалось доказать вину Марка в убийстве членов своей семьи, однако, несмотря на внушительный арсенал, у него не оказалось оружия 44-го или 38-го калибра, которому соответствовали раны на телах жертв «убийцы из чащи». А затем резня продолжилась.
В ноябре двадцатипятилетняя Шона Мэй собиралась встретиться со своими компаньонами по пешему туризму в парке Пойнт-Рейес, что немного севернее Сан-Франциско, но так до них и не добралась. Спустя два дня ее тело нашли в неглубокой могиле вместе с разлагающимися останками еще одной туристки. То была двадцатидвухлетняя Диана О'Коннелл, уже месяц как числившаяся пропавшей без вести в том же парке. Обеих девушек застрелили в голову. Тем же днем в парке было обнаружено еще два тела. В убитых опознали девятнадцатилетнего Ричарда Стауэрса и его восемнадцатилетнюю невесту Синтию Мурлэнд, которые пропали еще в середине октября. Следователи определили, что их убили в один из выходных дней, посвященных празднованию Дня Колумба, как и Энн Олдерсон.
Первые же убийства посеяли страх в сердца любителей прогулок на природе. Повсюду появились плакаты, советующие не ходить по лесу в одиночку, особенно девушкам. Когда же за один день обнаружили сразу четыре трупа, все словно посходили с ума. Шериф округа Мэрин Дж. Альберт Ховенштейн-младший собрал показания свидетелей, видевших жертв перед их смертью в обществе подозрительных мужчин, но описания спутников противоречили друг другу по ряду ключевых признаков, включая возраст и черты лица. Кстати, это неудивительно даже в отношении единичного преступления, не говоря уже о множестве убийств, совершенных в течение месяца. На месте смерти Барбары Шварц полиция наткнулась на пару необычных очков, которые, ясное дело, принадлежали убийце. В попытке выяснить, кому они выписаны, Ховенштейн разослал запросы каждому офтальмологу в округе. Дужкой очки, без сомнения, походили на тюремные. Заметив это, капитан Гаддини связался с Департаментом юстиции штата Калифорния и получил исчерпывающий список недавно выпущенных заключенных, осужденных за преступления на сексуальной почве против женщин. Множество правоохранительных органов самой разной юрисдикции теперь сообща не покладая рук работали над этим делом, включая региональное отделение ФБР в Сан-Франциско.
В прессе попадались заметки о том, что «убийца из чащи» — это на самом деле Зодиак из Лос-Анджелеса, по-прежнему неизвестный и не объявлявшийся аж с 1969-го. Скорее всего, Зодиак все это время сидел в тюрьме за какое-нибудь другое преступление, а теперь оказался на свободе благодаря ничего не подозревающим офицерам по УДО. Но, в отличие от Зодиака, «убийца из чащи» не нуждался в том, чтобы подначивать полицию или контактировать с ней.
Шериф Ховенштейн попросил проанализировать это дело психолога из Напы доктора Р. Уильяма Мэтиса. Отметив ритуальный характер убийств, доктор Мэтис заявил, что убийца, скорее всего, забирает с трупов какие-нибудь трофеи. Поэтому за любым подозреваемым следует понаблюдать хотя бы неделю в надежде на то, что он приведет полицию к орудию убийства или другой улике. Говоря о внешности и личности убийцы, Мэтис описал его как привлекательного мужчину-победителя.
Ориентируясь на советы Мэтиса, Ховенштейн и Гад-дини расставили упреждающие ловушки. Например, они выдавали парковых рейнджеров-мужчин за девушек-туристок, но все было тщетно. Полиция испытывала колоссальное давление общественности. Шериф выступил с публичным заявлением: убийца терпеливо выжидает свою жертву, а потом подвергает психологической пытке, заставляя умолять о пощаде.
Агентура в Сан-Рафаэле прислала в Куантико запрос по делу, изначально адресованный нашему главному эксперту по насилию против женщин — Рою Хейзелвуду. Рой, всегда чуткий и внимательный, был потрясен этими убийствами. Помню, как он рассказывал мне о них по пути в офис, когда мы возвращались с занятий в Национальной академии. Мне даже почудилось, что Рой чувствовал себя лично ответственным, как будто совместных усилий ФБР и десятка местных агентств недостаточно; он считал, что обязан лично раскрыть дело и привести убийцу к ответу.
В отличие от меня, Рой работал преподавателем на полную ставку. Я же сложил с себя почти все обучающие обязанности и оставался единственным сотрудником отдела поведенческого анализа, который всецело посвятил себя профайлингу. Так что Рой попросил меня съездить в Сан-Франциско и поработать с полицией на месте.
Как мы отмечали ранее, к участию ФБР в расследовании полиция относится с некоторой неприязнью. Отчасти такое отношение восходит к дням Гувера, когда зачастую казалось, что Бюро вторгается в расследование и отнимает у полиции какое-нибудь резонансное преступление. Мой отдел так поступить не может без прямого обращения ведомства, имеющего старшую юрисдикцию, будь то местное отделение полиции или же само ФБР. Однако к расследованию дела «убийцы из чащи» шериф округа Мэрин почти сразу пригласил ФБР, а с учетом всей шумихи в СМИ он был бы только рад, чтобы поскорее объявился кто-нибудь вроде меня и хотя бы ненадолго переключил на себя внимание разъяренной общественности. Во всяком случае, так мне показалось.
В подчиненных шерифу отделениях полиции я ознакомился с материалами по делу и взглянул на фотографии с мест преступлений. Особенно меня заинтересовали наблюдения следователя округа Мэрин сержанта Рича Китона. Он заметил, что убийства совершались в самой глубине леса, там, где небо едва виднеется за густой кроной деревьев и куда на машине добраться совершенно нереально, разве что пешком, да и то топать пришлось бы с целую милю. Энн Олдерсон убили относительно недалеко от технической дороги, прямиком ведущей к склону горы. Все это буквально кричало о том, что убийца живет или работает неподалеку и знает местность как свои пять пальцев.
Свои мысли я изложил перед обширной аудиторией в просторном учебном зале Департамента шерифа округа Мэрин. Слушатели расселись полукругом, словно студенты в лекционном зале какого-нибудь медицинского училища. Из пятидесяти-шестидесяти присутствовавших было десять агентов ФБР, а остальные — офицеры полиции и следователи. Я окинул их взглядом и заметил пару седых голов — к расследованию дела с пенсии выдернули даже нескольких прожженных ветеранов.
Перво-наперво я подверг критике уже имевшийся психологический портрет преступника. Я считал, что наш клиент далеко не очаровательный, симпатичный и искушенный обольститель. Множественные колотые раны и неожиданные нападения со спины указывали на то, что мы имеем дело с асоциальным (хотя не обязательно антисоциальным), неуверенным в себе типом, чувствовавшим себя изгоем, неспособным вовлечь жертву в беседу, убедить, уболтать или обманом заставить выполнять свою волю. Пешие туристы, как правило, отличаются атлетическим телосложением. Поэтому нападения исподтишка ясно свидетельствовали о том, что получить контроль над жертвой преступник мог только одним способом: нанеся ей тяжелые увечья, пока она не успела опомнится.
Человек, хорошо знакомый со своими жертвами, не совершает подобных преступлений. Места выбирались исключительно изолированные и сокрытые от случайных свидетелей. Это означает, что убийце хватало времени, чтобы от начала и до конца претворить в жизнь свою фантазию с каждой жертвой. И тем не менее потребность в неожиданном нападении у него сохранялась. Изнасилований не было. После убийства он лишь избавлялся от трупов. Может, он мастурбировал, но без полового акта. Возраст и телосложение его жертв сильно варьировались, в отличие от тех, кого выбирал бойкий и искушенный убийца Тед Банди: симпатичных студенток с длинными темными волосами и прямым пробором. «Убийца из чащи» был непривередлив, словно паук, ожидающий, когда очередная мошка залетит в его паутину. Своей аудитории я сообщил, что искать надо убийцу с темным прошлым. Я согласился с капитаном Гаддини в том, что субъект уже мог отсидеть в тюрьме за изнасилование или, вернее, за попытку изнасилования, но не за убийство. Он пережил некий стресс-фактор, сподвигнувший его на новые зверства. Я считал, что мы ищем белого мужчину — коль скоро все его жертвы тоже белые, — чернорабочего или механика на заводе. По способности незаметно совершить убийство и скрыться от преследования, я оценил его возраст: тридцать — тридцать пять лет. Я также считал, что он весьма умен. Тест на IQ, без сомнений, показал бы результат куда выше среднего. А если порыться в прошлом субъекта, найдутся и примеры того, как он мочился в постель, устраивал поджоги и жестоко обращался с животными. Во всяком случае, два из трех точно.
— Еще кое-что, — произнес я, выдержав многозначительную паузу. — Ищите убийцу с дефектом речи.
Выражения лиц и жесты присутствовавших говорили сами за себя. И говорили то, что каждый из них уже давно думал про себя: «Какая чушь!»
— С чего вы взяли? — саркастично спросил один коп. — По-вашему, именно так выглядят «заикающиеся ножевые»? — И он ухмыльнулся своей шутке, на ходу выдумав новый способ убийства.
Конечно нет. Я объяснил, что использовал комбинацию индуктивного и дедуктивного мышления, приняв во внимание все возможные факторы комплекса дел в совокупности; аналогичные детали я видел и раньше. Отдаленные места, где убийца вряд ли столкнется со случайным прохожим; тот факт, что он не выцеплял жертву из толпы и не убеждал пойти с ним; необходимость нападать неожиданно даже в такой глуши, — все это говорило о том, что мы имеем дело с субъектом, ощущающим стыд или неловкость за некое событие в его прошлом. Поэтому единственный способ преодолеть комплекс неполноценности состоял для него в том, чтобы наброситься на ничего не подозревающую жертву, получая возможность доминировать над ней и контролировать ее.
Кроме того, я полагал, что субъект страдает от физического недостатка или уродства. С точки зрения психологии и науки о поведении, наш кандидат мог быть отмечен следами прыщей на лице, последствиями полиомиелита, отсутствием руки или ноги. Впрочем, с учетом характера нападения, версию тяжелой инвалидности или нехватки конечности мы вынуждены отбросить, но нам нужен человек с явно выраженным уродством. С другой стороны, субъект вполне мог стыдиться дефекта речи, который мешал ему выстраивать нормальные человеческие отношения, но при этом не выделял его из толпы. Никто ведь не узнает о его недостатке, пока он не откроет рот.
Конечно, мне было страшновато столь безапелляционно поучать целую толпу матерых копов, которым есть что терять и которым как пресса, так и общественность жарко дышат в затылок. Подобные условия очень эффективны во время допроса, но сам я обычно стремлюсь избегать такого напряга любой ценой. Но полностью избавиться от сомнений, конечно, невозможно. Вас будет постоянно преследовать мысль, очень точно выраженная тем вечером одним из следователей:
— А что, если ты ошибся, Дуглас?
— Я могу ошибиться в деталях. — Я старался отвечать как можно честнее. — Пусть я промахнусь с возрастом, местом работы или уровнем IQ, но в том, какой он расы и пола, а также в том, что он простой работяга, ошибки быть не может. И в данном конкретном случае я готов поручиться, что перед нами обладатель некоего физического недостатка, который его сильно тревожит. Может, и не дефекта речи, но он подходит лучше всего.
Закончив свою речь, я не знал, удалось ли мне произвести хоть какой-то эффект, а если удалось, то насколько. Однако потом ко мне и в самом деле подошел один полицейский и сказал:
— Не знаю, прав ты или нет, Джон. Но ты, по крайней мере, дал расследованию хоть какой-то толчок.
Всегда приятно такое слышать, но до завершения расследования сердце все равно не на месте. Я вернулся в Куантико, а шериф округа и местная полиция совместными усилиями продолжили работу.
29 марта убийца снова нанес удар, на сей раз застрелив молодую пару в национальном парке Редвудс имени Генри Кауэлла близ Санта-Круза. Двадцатилетней студентке-второкурснице Эллен Мари Хансен, учившейся в Калифорнийском университете Дэвиса, он сказал, что собирается ее изнасиловать, а когда та начала упираться, пустил в ход пистолет 38-го калибра, убив девушку на месте и тяжело ранив ее спутника Стивена Хертла. Будучи при смерти, Хертл все-таки смог частично припомнить внешность мужчины с кривыми желтыми зубами. Полиция сопоставила эти данные с показаниями других свидетелей и связала подозреваемого со старой иномаркой красного цвета — вероятно, убийца водил «фиат». Впрочем, получившийся образ все равно сильно отличался от имевшихся до сих пор. Еще Хертл отметил, что на вид нападавшему было лет пятьдесят-шестьдесят и он лысел. Результаты баллистической экспертизы указали на сходство с предыдущими убийствами в лесопарке.
1 мая пропала очаровательная двадцатилетняя блондинка по имени Хезер Роксанн Скэггс. Она обучалась в колледже торговли и печати в Сан-Хосе. Все ее близкие — молодой человек, мать и соседка по общежитию — как один сказали, что в тот день она уехала с преподавателем по промышленному дизайну Дэвидом Карпентером. Оказывается, девушка собиралась приобрести автомобиль, и он любезно согласился ей в этом помочь, якобы договорившись со своим знакомым. Карпентеру уже стукнуло пятьдесят, что весьма необычно для преступлений подобного рода.
С этого момента кусочки пазла сложились воедино, и кольцо вокруг преступника начало сжиматься. Карпентер водил красный «фиат» с помятой выхлопной трубой. Последнюю деталь полиция сразу мне не сообщила, придержав ее «на потом».
Дэвида Карпентера можно было идентифицировать и поймать гораздо раньше, чем это на самом деле произошло. А беда в том, что он был чертовски удачлив и к тому же колесил по нескольким полицейским юрисдикциям, что значительно усложняло его поимку. Он сидел шесть раз за преступления сексуального характера. И вот что весьма иронично: причина, по которой в записях по условно-досрочному он не проходил по части сексуальных преступлений, состояла в том, что власти Калифорнии выпустили его с тем, чтобы он отбывал срок уже на федеральном уровне. Так что чисто технически, будучи на свободе, он находился под федеральным надзором. Вот так легко он проскочил у полиции под носом. А еще Карпентер и его вторая жертва Барбара Шварц, на месте убийства которой и нашли примечательные очки, ходили к одному и тому же офтальмологу! К несчастью, листовка с запросом шерифа к нему так и не попала.
Объявились и другие свидетели. Так, одна пожилая женщина, увидев по телевизору фоторобот Карпентера, узнала в нем стюарда с корабля, на котором путешествовала с детьми в Японию двадцать лет назад. Мужчина насторожил ее тем, что постоянно проявлял к ее младшей дочери повышенный интерес.
А Питер Берест, менеджер отделения сберегательного и кредитного банка «Глен-парк континентал» в Дэли-сити, с тоской вспоминал милую, внимательную и доверчивую девушку-кассира, устроившуюся к нему на полставки, студентку Анну Келли Менхивар. Анна пропала еще в прошлом декабре. Хотя изначально ее исчезновение не связывали с бойней в лесу, тело девушки также обнаружили в парке на горе Тамалпаис. Берест вспоминал, насколько приветливо и вежливо Анна общалась с одним рядовым клиентом, который страшно заикался. Менеджер отметил, что позже, в 1960-м, того самого клиента арестовали за нападение на девушку в парке Пресидио, у военной инсталляции, расположенной в самой северной части Сан-Франциско.
Полиция Сан-Хосе и ФБР установили за Дэвидом Карпентером слежку и в конце концов арестовали его. Выяснилось, что физическое насилие со стороны властной матери и по меньшей мере психологическое давление отца не прошли для него бесследно. Над мальчиком издевались из-за сильного заикания. В детстве он хронически мочился в постель и срывал зло на животных. В зрелом возрасте его агрессия обернулась непредсказуемыми вспышками гнева и на первый взгляд неутолимым сексуальным желанием.
Первый срок Дэвид отсидел за нападение с ножом и молотком на женщину в Пресидио. Преступление он совершил вскоре после того, как в и без того шатком браке появился ребенок. По словам жертвы, во время акта насилия и еще некоторое время после него Карпентер совсем не заикался.
В 1978 году, из-за наплыва самых разных запросов от выпускников Национальной академии, директор ФБР Уильям Уэбстер дал инструкторам отдела поведенческого анализа официальную санкцию на проведение консультаций по вопросам психологического профайлинга. К началу 1980-х наши услуги стали чрезвычайно востребованными. Делами я занимался на полную ставку, а другие инструкторы, включая Боба Ресслера и Роя Хейзелвуда, давали консультации по мере возможности, когда позволяло расписание занятий. Но, хотя мы были преисполнены позитива относительно своего труда и его плодов, наверху не испытывали особой уверенности в том, что такое использование финансовых и трудовых ресурсов Бюро достаточно эффективно. Поэтому в 1981-м отдел организационного развития и планирования — тогда возглавляемый Говардом Тетеном, перебравшимся туда прямиком из поведенческого отдела, — впервые провел углубленный анализ соотношения издержек и прибыли того, что тогда называлось программой психологического профайлинга. Учитывая, что история началась совершенно случайно именно с его неформальных консультаций, Тетену хотелось лично проверить, дает ли программа какие-нибудь всходы и стоит ли руководству ее поддерживать.
Организационный отдел разработал опросник и направил его нашим клиентам-следователям и их руководителям в различных правоохранительных органах, уже прибегавших к нашим профайлинговым услугам. Среди них были полицейские отделения городов, округов и штатов, департаменты шерифов, региональные отделения ФБР, дорожные патрули и сыскные агентства. Хотя большинство полученных нами запросов касались исключительно убийств, наш научный отдел также собрал данные по консультациям, проведенным в области изнасилований, похищений, вымогательств, угроз, растления малолетних, захвата заложников, случайных смертей и попыток суицида.
Категория профайлинга по-прежнему оставалась туманной и недоступной понимаю большинства сотрудников Бюро. Многие считали его колдовством или темной магией, другие же — простой показухой. Так что все мы понимали, что покуда исследование не будет подтверждено убедительными практическими успехами, вся работа отдела, не имеющая отношения к преподаванию, может в любой момент покатиться в тартарары.
Вот почему мы вздохнули с благодарностью и облегчением, когда организационный отдел наконец объявил результаты своей проверки. Следователи со всех уголков страны с настоящим энтузиазмом вступились за нас, требуя поддержать программу. Вот что было написано в конце сопроводительного письма: «По результатам оценки программа показала куда более высокую эффективность, чем ожидалось. Рекомендуется поощрить сотрудников отдела поведенческого анализа за их выдающиеся успехи».
Сыщики в целом сошлись во мнении, что наши услуги особенно полезны в том, чтобы сузить круг подозреваемых и направить расследование в нужном направлении. Возьмем, к примеру, жестокое и ужасающее своей бессмысленностью убийство Франсин Элвесон в Бронксе в октябре 1979-го, недалеко ушедшее от зверств Дэвида Берковица. Полиция Нью-Йорка даже подозревала, что это дело рук одного из последователей «сына Сэма», вдохновленного его преступлениями. Это дело мы приводим в Куантико в качестве отличного примера того, как разработанный нами психологический портрет обеспечил полиции ощутимый толчок в запутанном и зависшем деле.
Франсин Элвесон работала преподавателем в местном заведении для детей-калек. При весе всего 40 килограммов и крохотном росте менее полутора метров она производила впечатление необыкновенно чуткой и внимательной женщины, тем более что и сама была чуточку калекой, страдая от искривления позвоночника. Застенчивая и не особо общительная, она жила вместе со своими родителями в квартирке комплекса Пелхэм-Парквэй-хаус-апартментс.
Франсин ушла на работу, как обычно, в шесть тридцать утра. Около восьми двадцати пятнадцатилетний мальчишка, живший в том же доме, нашел ее кошелек на лестнице между третьим и четвертым этажами. Он не успел ничего предпринять, потому что торопился в школу, так что забрал бумажник с собой и только в обед отдал отцу. Тот постучался к Элвесонам незадолго до трех часов пополудни и передал находку матери Франсин, которая тут же позвонила в детский сад, чтобы сообщить дочери о пропаже. Миссис Элвесон сообщили, что ее дочь вообще не явилась на работу. Не на шутку встревоженные, мать с дочерью и соседом решила обойти здание в поисках следов Франсин.
На верхней лестничной клетке, под самой крышей, их ожидал сущий кошмар: тело Франсин со множеством увечий и кровоподтеков, оставленных тупым предметом. Как показала медицинская экспертиза, девушку так избили, что челюсть, скулы и нос были раздроблены, а зубы сильно шатались. Раскинутые в стороны руки и ноги привязали за кисти и лодыжки собственным поясом девушки и ее нейлоновыми колготками. Впрочем, как выяснилось, связали ее уже после смерти. Уже мертвой Франсин убийца отрезал соски и положил на грудь. Трусики он натянул ей на голову, чтобы закрыть лицо. На бедрах и коленях остались следы укусов, на теле — несколько мелких порезов, сделанных, очевидно, перочинным ножиком. Из вагинального отверстия торчали зонтик и авторучка, а расческа лежала в волосах на лобке. Сережки были на полу, симметрично по обе стороны от головы. Смерть наступила от удушья, вызванного пережатием шейных сосудов. Девушку задушили ремнем ее же собственной сумочки. На бедре насильник нацарапал: «Меня не остановить», а на животе: «Идите к черту» — той самой ручкой, которую потом загнал жертве между ног. В завершение он дополнил место преступления кучей испражнений, которую прикрыл одеждой Франсин.
Миссис Элвесон рассказала полиции, что с шеи дочери пропал золотой кулон в форме буквы «хей» на иврите, символа удачи. Когда же она описала сам кулон, следователи поняли, что убийца церемониально воспроизвел его форму, положив девушку именно в такой позе.
На теле жертвы судмедэксперты обнаружили следы спермы, но тогда, в 1979-м, анализ ДНК еще не был взят на вооружение. Отсутствие следов борьбы на руках, крови и фрагментов кожи под ногтями свидетельствовало о том, что Франсин не сопротивлялась. Медицинская экспертиза дала только одну вещественную улику: волос афроамериканца, найденный на теле девушки во время вскрытия.
Изучая место преступления и собирая факты воедино, следователи пришли к выводу, что изначально преступник напал на Франсин, когда та спускалась по лестнице. После сильного удара по голове девушка потеряла сознание, и он оттащил ее наверх. Однако по результатам вскрытия выяснилось, что изнасилования не было.
Из-за крайней степени жестокости преступление вызвало мощную волну общественного резонанса. Для расследования собрали оперативную группу из двадцати шести следователей, которые опросили более двух тысяч потенциальных свидетелей и подозреваемых в черте Нью-Йорка. Но даже спустя месяц напряженной работы дело, казалось, совсем не двигалось с места.
Полагая, что сыщикам совсем не повредит еще одна версия, следователь управления жилищного строительства Нью-Йорка Том Фоули и лейтенант Джо Д'Амико связались с Куантико, то бишь с нами, и буквально завалили нас документами, отчетами, фотографиями с места преступления и протоколами вскрытия. Мы с Роем Хейзелвудом, Диком Олтом и Тони Райдером (он потом станет начальником отдела поведенческого анализа) назначали им встречу в приемной руководства.
Изучив все улики и материалы дела, я попытался влезть в шкуру как жертвы, так и нападавшего. Наконец у меня родился психологический портрет убийцы. Я предположил, что полиции следует искать ничем не примечательного белого мужчину от двадцати пяти до тридцати пяти лет, а скорее всего, около тридцати. Он безработный, неопрятен и холост, ведет ночной образ жизни. Обитает в пределах полумили от места убийства со своими родителями или старшей родственницей. Не имеет ни друзей, ни отношений с женщинами. Из школы или университета его, скорее всего, исключили, в армии не служил. Самооценка низкая. Автомобиль не водит и прав не имеет. В данный момент проходит или недавно проходил курс лечения рецептурными препаратами в психиатрической клинике. Пытался совершить суицид через удушение (асфиксию). Алкоголем и наркотиками не увлекается. Располагает целой коллекцией БДСМ-порнографии. Это, видимо, его первое убийство, а вернее, первое тяжкое преступление, но далеко не последнее, если его не поймать.
— Далеко ходить не нужно, — сообщил я следователям, — вы с ним уже беседовали.
Раз он жил в том же районе, значит, полиция уже успела допросить и субъекта, и его домашних. Наверняка полиции он показался излишне активным в своем желании помочь. Возможно, он даже названивал им и напрашивался поспособствовать расследованию, стараясь не подпускать сыщиков слишком близко к себе.
Для большинства обывателей, далеких от нашей методики, я только что совершил нечто похожее на фокус-покус. И все же, если с должным тщанием изучить все материалы, вы поймете, как мы приходим к тем или иным заключениям и как формируем наши рекомендации.
Во-первых, мы сразу поняли, что преступление совершено по воле случая, спонтанно. Родители Франсин сказали нам, что она иногда вызывала лифт, а иногда решала пройтись по лестнице. Невозможно предугадать, как девушка поступит в конкретное утро. Если бы убийца нарочно дожидался ее на лестнице, он с таким же успехом мог ее прозевать, да и вообще рисковал столкнуться со случайными свидетелями.
Все вещи, использованные при нападении и обнаруженные на теле жертвы, принадлежали ей самой. Убийца пришел с голыми руками, не считая небольшого перочинного ножика. Ни оружия, ни орудий изнасилования у него при себе не было. Он не преследовал Франсин и не заявился на место преступления с конкретными намерениями. В свою очередь, из этого мы сделали следующий вывод. Если субъект зашел в здание не для того, чтобы убить, значит, он направлялся туда с какой-то другой целью. А зайти в дом в семь утра и столкнуться с Франсин на лестнице мог только тот, кто там живет или работает, то есть человек, четко знающий, куда ему идти, — почтальон, служащий телефонной компании и так далее. Впрочем, в данном случае я считал, что это маловероятно, поскольку тогда преступник не располагал бы тем временем, которое провел за расправой, да и свидетели никого похожего не видели. Однако убийца знал, что, оглушив жертву, сможет отнести ее на верхний этаж, не боясь незваных гостей. Кроме того, поскольку никто из жильцов дома не видел и не слышал ничего необычного, должно быть, они хорошо знали нападавшего. Франсин не кричала и не боролась, то есть она тоже узнала нападавшего, во всяком случае, в лицо. Кроме того, тем утром никто не видел, чтобы в дом входил человек подозрительной или угрожающей наружности.
Из-за сексуальной природы преступления мы были убеждены, что имеем дело с мужчиной примерно той же возрастной категории, что и жертва. Мы считали, что его возраст колеблется от двадцати пяти до тридцати пяти лет, ближе к среднему показателю. На основании одного этого заключения я мог откинуть пятнадцатилетнего парнишку, который нашел бумажник (и его сорокачетырехлетнего отца). Как показывал мой опыт, в их возрасте человек просто не способен вот так обойтись с трупом. Даже Монте Риссел, «развитый не по годам» серийный убийца, не показывал столь жестокого поведения. Иными словами, подобная сексуальная фантазия развивалась у нашего убийцы годами. Кстати, пятнадцатилетний парнишка был черным.
Хотя на теле девушки судмедэксперты нашли волос, принадлежащий афроамериканцу, я был абсолютно уверен, что наш клиент белый. Крайне редко нам попадались преступления, переходившие расовые границы, а если и попадались, то обычно их подкрепляли куда более весомые улики. В нашем случае оных не было, да и к тому же я не помнил ни одного случая, чтобы чернокожий субъект действовал с такой чудовищной жестокостью. На роль подозреваемого вполне годился бывший чернокожий уборщик, который после увольнения так и не отдал ключи от дома, но я не думал, что преступление совершил он, поскольку его наверняка приметил бы кто-нибудь из жильцов, да и к тому моменту я уже выстроил некоторые умозаключения о поведении нападавшего.
«А как же черный волос, явно указывающий на чернокожего субъекта?» — спрашивали в полиции. По правде говоря, я и сам не знал, откуда он взялся, и испытывал некоторое замешательство, но все равно настаивал на своем, чувствуя собственную правоту.
Это пример «высокорискового» преступления с «низкорисковой» жертвой. Франсин — свободная от отношений девушка, но не проститутка, не наркоманка, не прекрасное дитя в чистом поле и уж тем более не любительница погулять в криминальном районе вдали от дома. Половина жильцов — белые, процентов сорок — черные, и еще десять процентов латиноамериканцев. Ни в ее доме, ни в районе ранее не совершалось подобных преступлений. Любой нападавший мог бы выбрать куда более «безопасное» место для совершения нападения на сексуальной почве. Все это, вкупе с отсутствием предварительной подготовки, указывало на неорганизованного преступника.
Совокупность других факторов дала мне еще более ясную картину того, что за человек убил Франсин Элвесон. Он тяжело изувечил гениталии девушки, мастурбировал на ее труп, но не вступал с ней в половой контакт. Проникновение зонтом и авторучкой служили тому заменой. Ясно как белый день, что взрослый мужчина, которого мы искали, был глубоко закомплексованным, сексуально незрелым и неполноценным. Мастурбация указывала на совершение некоего ритуала, составляющего часть взлелеянной им фантазии. Фантазия с мастурбацией подпитывалась еще одной отличительной чертой мужчины с чувством неполноценности: жесткой порнографией со связыванием и садомазо. Напомню, он связал жертву после того, как она потеряла сознание или умерла, то есть испытывал необходимость неожиданно напасть и быстро обезвредить маленькую хрупкую девушку, чтобы претворить в жизнь свои грязные фантазии. Это лишь подтверждало мои догадки о его характере. Если бы он совершил акт садизма над еще живой жертвой, это в корне поменяло бы его психологический портрет. Но в отношениях с женщинами наш убийца имел большие сложности. На свидания, в наличии каковых в его жизни лично я сильно сомневался, он ходил с девушками значительно моложе его, чтобы иметь более высокие шансы подчинять и контролировать их.
Поскольку субъект слонялся по зданию в то время, когда другие люди, как та же Франсин, обычно выходят на работу, говорил о том, что он трудоустроен не на полную ставку. Если он и работал, то на месте с частичной занятостью, возможно, в ночную смену, с невысокой зарплатой.
Отсюда я сделал вывод, что он живет не один. Но, в отличие от более умелых и организованных убийц, этому парню не удалось бы скрыть свои странности от сотоварищей, а значит, большим количеством друзей он похвастаться не мог, как не мог и делить комнату с соседом. Скорее всего, он склонялся к ночному образу жизни, а потому не особенно следил за своим внешним видом. Поскольку с друзьями он не жил, а позволить себе отдельную квартиру тоже не мог, оставалось поселиться вместе с родителями или, что более вероятно, с одним родителем или пожилой родственницей, например с мамой или тетей. На машину ему тоже не хватало, а потому он либо воспользовался общественным транспортом, либо дошел пешком, либо вовсе жил неподалеку от места преступления. Версия с автобусом в столь ранний час представлялась мне маловероятной, а значит, оставался лишь один вариант: убийца живет поблизости, скажем, не более чем в километре от дома Франсин.
К тому же он особым образом разместил ритуальные предметы — отсеченные соски и кольца; сюда же относилась поза самой девушки. Навязчивое влечение к некоему порядку посреди неорганизованного буйства и кровопролития указывало, что я выслеживаю добычу с глубокими психологическими и психиатрическими проблемами. Я ожидал, что субъект все еще принимает либо до недавнего времени принимал рецептурные лекарства. Вкупе с ранним часом убийства это исключало алкоголизм. От какого расстройства или психоза ни страдал насильник, его состояние быстро ухудшалось и рано или поздно стало бы заметным для окружающих. Взять хотя бы его попытки суицида, в особенности путем удушения, — тот же самый прием он применил на Франсин. Я также считал, что он либо находился, либо по-прежнему числится в одной из психиатрических клиник. По этой причине в армию его не взяли бы. Вероятнее всего, из школы или института его тоже вышвырнули, и от прежнего человека остался лишь ворох неудовлетворенных амбиций. Кроме того, я был почти уверен, что это первое убийство субъекта, но если оно сойдет ему с рук, то окажется далеко не последним. Конечно, он бы не стал сразу наносить еще один удар. Первая жертва удовлетворит его на несколько недель или даже месяцев. Однако в конце концов, когда обстоятельства будут играть ему на руку и подвернется подходящая жертва, он, без сомнения, проявит себя вновь. Сей вывод весьма красноречиво следовал из сообщений, выцарапанных на теле Франсин.
Он расположил жертву в унижающей ритуальной позе, из чего я заключил, что о содеянном он нисколько не сожалеет. Если бы он прикрыл ее тело, я бы еще подумал, что и трусики, натянутые девушке на голову, свидетельствуют о желании сохранить хотя бы толику достоинства жертвы. Но тело убийца оставил абсолютно голым. Поэтому закрытое лицо означает скорее попытку обезличить и унизить объект насилия, нежели выразить свое раскаяние.
Интересно другое. Одеждой Франсин он прикрыл свои испражнения. А вот если бы, справив нужду, он оставил все как есть, мы интерпретировали бы его действия как очередной элемент ритуала или дальнейшее выражение отвращения к жертве в частности и ко всем женщинам в целом. Однако он все же прикрыл кучу. Это означает, что на месте преступления он находился достаточно долго и ему попросту было некуда больше сходить, либо он перенервничал, либо и то и другое. Из прошлого опыта я знал, что неспособность сдержать естественную нужду также может являться побочным эффектом принимаемых лекарств.
Получив составленный мной портрет, полиция снова принялась за свой километровый список подозреваемых и свидетелей. Тут же отбросили одного кандидата, в прошлом известного сексуального преступника, но ныне женатого и с детьми. После первого захода в списке оставалось лишь двадцать имен, а среди них одно вписывалось в психологический портрет особенно хорошо.
Его звали Кармайн Калабро. Белый, тридцатилетний, безработный актер, он сидел на шее у отца. Мать умерла. Оба жили в том же доме и на том же четвертом этаже, что и Элвесоны. Холостой Калабро с большим затруднением выстраивал отношения с женщинами. Из школы его исключили, в армии он так и не отслужил. При обыске в его комнате полиция наткнулась на огромную коллекцию БДСМ-порно. Как до, так и после убийства Франсин он уже предпринимал попытки самоубийства через повешение или асфиксию.
Но у Кармайна было алиби. Полиция допросила его отца вместе со всеми остальными жильцами. Как я и предсказывал, мистер Калабро сообщил, что Кармайн в указанное время находился на лечении в местной психиатрической клинике, борясь с депрессией. Вот почему поначалу следователи исключили его кандидатуру.
Однако, вооруженные психологическим портретом, полицейские мигом взяли его в оборот и вскоре обнаружили, что охрана клиники не отличалась особой строгостью. Они установили, что Кармайн, все еще числясь пациентом, отсутствовал на территории лечебницы вечером перед убийством Франсин — он просто вышел за ворота.
Через тринадцать месяцев после убийства полиция арестовала Кармайна Калабро и сняла оттиск его зубов. Трое судмедэкспертов-дантистов подтвердили, что строение челюсти совпадает с укусами на теле Франсин. Их заключение определило исход судебного разбирательства. Кармайн отказался признать свою вину, однако суд приговорил его к пожизненному заключению плюс еще двадцати пяти годам тюрьмы.
Кстати, оказалось, что волос афроамериканца попал на тело совершенно случайно. Отдел медицинской экспертизы тщательно проанализировал события и выяснил, что в мешке, в котором тело Франсин перевозили в морг, до этого находился чернокожий мужчина. Мешок просто недостаточно хорошо отмыли. Но это само по себе показывает, что материалы медицинской экспертизы способны пустить расследование по ложному следу. Если они не вписываются в общее представление следователя о характере дела, следует тщательно все взвесить, прежде чем принимать их за чистую монету.
Раскрытие этого дела доставило нам немало радости, в особенности потому, что мы добились доверия со стороны ньюйоркцев, с которыми работали. А ведь они считаются самыми профессиональными и искушенными мастерами своего дела. В статье, опубликованной в апрельском выпуске журнала «Психология сегодня», лейтенант Д'Амико отмечал: «Ребята из ФБР настолько точно описали подозреваемого, что я даже спросил, не завалялся ли у них его телефончик».
Хотя имена Кармайна и Франсин в статье не упоминалось, после публикации Калабро написал нам из камеры исправительной колонии Клинтона в Даннеморе, штат Нью-Йорк. В пространном послании с кучей грамматических и лексических ошибок, написанном корявым почерком, он в целом положительно отзывался о полиции Нью-Йорка и ФБР, еще раз подчеркнул свою невиновность и поставил себя в один ряд с Дэвидом Берковицем и Джорджем Метески, «маньяком-подрывником». Он отмечал: «Я не оспариваю психологический портрет убийцы, который вы разработали. Собственно говоря, в двух вещах я искренне с вами согласен».
Затем он спрашивал, знаем ли мы о наличии на теле волоска, который, как считал Калабро, мог бы его оправдать (мои слова, не его). Далее он интересовался, когда именно мы разработали портрет и точно ли все улики собрали. Если да, то он оставит это дело в покое, а если нет — снова нам напишет.
Я счел письмо возможностью включить Калабро в наше исследование. Поэтому в июле 1983-го Билл Хагмайер в компании Розанн Руссо, одной из первых женщин-агентов в отделе поведенческого анализа, отправились в Клинтон на беседу с ним. Они описывали убийцу как беспокойного, но вежливого и готового сотрудничать человека — таким он был и в полиции. Кармайн все нажимал на свою невиновность и обжалование приговора, назначенное на ближайшее время. Он утверждал, что его несправедливо обвинили только на основании заключения по следам укусов. Поэтому он удалил все зубы, чтобы «меня не могли обвинить повторно», с гордостью обнажив зияющий пустотой рот. Не считая этого, интервью во многом повторяло содержание его письма, хотя Хагмайер и Руссо заметили, что Калабро очень заинтересовался их работой и не хотел их отпускать. Даже за решеткой он оставался все тем же одиночкой.
Я нисколько не сомневаюсь, что Кармайн Калабро страдает от тяжелой формы психологического расстройства. Ничто в его деле, истории его жизни или нашей с ним беседе даже и близко нельзя назвать нормальным. И все же я уверен: как и многие другие люди с отклонениями, он прекрасно понимал разницу между «плохо» и «хорошо». Странные и дикие фантазии — это не преступление. Преступление — принять осознанное решение претворить их в жизнь.
