– Ты уверен, что это то самое место? – спросил Бьёрн.

– Если верить GPS, то да, – кивнул Харри, прикрывая телефон курткой: не только с целью защитить его от дождя, сменившего снег, но и для того, чтобы источник света не выдал их в случае, если Бор наблюдает за окрестностями. Потому что если он находился сейчас в доме, то царившая внутри темнота свидетельствовала, что именно этим он и занимается.

Харри прищурился. Они нашли тропинку, проходившую частично по голой земле; и коричневые следы в тех местах, где тропинку укрывал снег, указывали, что по ней недавно ходили. Они отыскали дом всего за каких-нибудь пятнадцать минут. Снег на земле отражал свет, и все же было так темно, что определить цвет здания не представлялось возможным. Харри предположил, что оно красное. Дождь поглотил звук их шагов, и если из дома доносились какие-то звуки, то стук капель теперь заглушал и их.

– Я войду внутрь, а ты жди здесь, – сказал Харри.

– Мне нужны более точные указания, я слишком давно не занимался оперативной работой.

– Стреляй, когда увидишь стреляющего человека, если только этим человеком буду не я, – ответил Харри, выбрался из-под мокрых низких веток и помчался к дому.

Существуют определенные правила проникновения в помещения, где можно столкнуться с вооруженным сопротивлением. Харри знал кое-какие из них. А Руар Бор наверняка знал все. Поэтому причин размышлять слишком долго не было. Харри подошел к двери и подергал ручку. Заперто. Он отступил в сторону и два раза стукнул по двери кулаком:

– Откройте, полиция!

Он прислушивался, прижавшись спиной к стене дома, но до него доносился только непрекращающийся шум дождя. Где-то хрустнула ветка. Харри вглядывался в темноту, но она казалась ему неподвижной черной стеной. Он сосчитал до пяти, а потом ударил рукояткой пистолета по оконному стеклу рядом с дверью. Стекло разбилось. Он просунул руку внутрь и отодвинул шпингалеты. Но рама разбухла, и Харри пришлось полностью высадить ее. Он забрался внутрь и втянул в себя похожий на запах специй аромат свежих березовых дров и пепла. Харри включил карманный фонарик и отвел руку в сторону, чтобы нельзя было воспользоваться светом для того, чтобы прицелиться. Луч света перемещался по комнате, пока не выхватил из темноты выключатель возле двери. Харри нажал на него, зажглась люстра, и он поспешил встать спиной к стене между двумя окнами. Он осматривал комнату слева направо, как полагается делать на месте преступления. Харри находился в гостиной, две двери из которой вели в спальни с двухъярусными кроватями. В другом конце гостиной – оборудованный под кухню уголок с раковиной и радиоприемником. Открытый камин. Типичная для норвежских загородных домов мебель из сосны, сундук с орнаментом в виде роз, к стене прислонены автомат и винтовка. На столе, покрытом вязаной скатертью, подсвечник и спортивный журнал, рядом лежат пистолет «Хай Стандард HD 22» с глушителем, два сверкающих охотничьих ножа и настольная игра яцзы. Все стены увешаны распечатанными на принтере листами формата А4. Харри затаил дыхание, увидев рядом с камином фото Ракели. Она была запечатлена возле зарешеченного окна. У кухонного окна в Хольменколлене. Этот снимок сделали, стоя прямо перед фотоловушкой.

Харри заставил себя перевести взгляд дальше.

Над обеденным столом висели портреты нескольких женщин, под некоторыми из них были пришпилены вырезки из газет. А когда Харри повернулся, то увидел на противоположной стене также и другие фото. Фотографии мужчин. Около дюжины снимков, вроде как пронумерованных по рангу. Троих мужчин Харри узнал сразу. Номер один – Антон Бликс, осужденный за несколько изнасилований и двойное убийство десять лет назад. Номер два – Свейн Финне. А ниже, под номером шесть, – Валентин Йертсен. А потом Харри узнал и нескольких других. Знаменитые насильники, как минимум один из них умер, а парочка отбывала срок за решеткой, насколько ему было известно. Харри прищурился, чтобы разглядеть вырезки под портретами на другой стене. Ему удалось прочитать один заголовок, напечатанный жирным шрифтом: «Изнасилование в парке». На остальных вырезках шрифт был слишком мелкий.

Если он подойдет ближе, то превратится в прекрасную мишень для стрелка на улице. Правда, можно выключить люстру и рассмотреть фотографии с помощью фонарика. Взгляд Харри стал искать выключатель, но снова наткнулся на Ракель.

Он не видел лица женщины, но было что-то странное в ее осанке. Как у хищника, поднявшего голову и навострившего уши. Она словно бы чуяла опасность, там, за окном. И выглядела страшно одинокой.

«Она ждала меня, – подумал Харри. – А я ждал ее. Мы оба ждали друг друга».

Харри обнаружил, что, задумавшись, сделал несколько шагов вглубь комнаты, вышел на свет и теперь был прекрасно виден всем и вся. Какого черта он творит? Он закрыл глаза.

Харри ждал.

Руар Бор держал на мушке спину человека в освещенной комнате. Он отключил лазерный прицел, выдавший его, когда Пиа и Холе сидели на скамейке возле пруда Сместаддаммен. Капли дождя падали на деревья у него над головой, стекали с шапки. Он ждал.

Ничего не происходило.

Харри открыл глаза и снова начал дышать.

Он читал газетные вырезки.

Некоторые из них уже пожелтели, другие были сравнительно свежими. Репортажи об изнасилованиях. Имена женщин не упоминаются, только возраст, место преступления, приблизительный ход событий. Осло. Восточная Норвегия. Один случай в Ставангере. Бог знает, как Бору удалось раздобыть снимки, но Харри не сомневался, что на них были изображены жертвы насилия. А напротив – фотографии мужчин. Что это? Некий рейтинг худших – или лучших – насильников Норвегии? Источники вдохновения для Руара Бора, люди, на которых он может равняться?

Харри повернул замок и открыл дверь:

– Бьёрн! Здесь все чисто!

И тут он увидел фотографию, прикрепленную к стене возле двери. Прищуренные от яркого солнца зеленые глаза, изящная рука, убирающая с лица медового цвета пряди, белый жилет с красным крестом, а в качестве фона – пустынный пейзаж. Кайя Сульнес улыбается, обнажив острые зубы.

Харри посмотрел вниз и увидел те же самые черные армейские сапоги, что стояли в коридоре городской квартиры Боров.

Куча камней. Воины талибана, ждущие, когда второй человек выйдет из пуленепробиваемого автомобиля.

– О господи, Бьёрн, только этого еще не хватало!

– Кайя Сульнес? – повторил в трубке глубокий, какой-то неестественно низкий голос.

– Я работаю в Полицейском управлении Осло, – сказала Кайя. Она включила громкую связь и сейчас осматривала полки холодильника в тщетной попытке отыскать что-нибудь съедобное.

– И чем я могу помочь вам?

– Мы ловим преступника, серийного убийцу и насильника. – Кайя налила себе яблочного сока, надеясь немного поднять уровень сахара в крови, и посмотрела на часы. Вернувшись из очередной командировки, она обнаружила, что неподалеку, на улице Вибе, открыли небольшой симпатичный ресторанчик. Можно там перекусить. – Разумеется, я знаю, что вы как психиатр не имеете права разглашать сведения о своих пациентах, но в данном случае речь идет об уже умершей женщине…

– И что? Правила для всех одинаковы.

– …и ее, как мы подозреваем, мог изнасиловать человек, которому мы хотим помешать совершить новые преступления.

На другом конце провода наступила тишина.

– Сообщите, когда закончите свои раздумья, доктор Лондон. – Кайя не знала, почему эта фамилия, название одного из крупнейших городов мира, вызывала у нее ассоциации с одиночеством. Она отключила громкую связь и отправилась с трубкой и стаканом сока в гостиную.

– Ладно, спрашивайте, – разрешил психиатр. – А там видно будет.

– Спасибо. Вы помните свою бывшую пациентку Бьянку Бор?

– Да. – Врач произнес это таким тоном, что Кайя поняла: он также помнит, как она закончила свои дни.

– Когда она была вашей пациенткой, не сложилось ли у вас впечатления, что она подверглась насилию?

– Я не знаю.

– Хорошо, спрошу иначе. Демонстрировала ли фрёкен Бор поведение, которое может указывать на…

– Поведение пациента, страдающего психозом, может указывать на многое. И я не исключаю насилия. Или нападения. А также других травм. Но это всё домыслы.

– Ее отец также лежал в больнице, поскольку имел проблемы с психикой. Она об этом рассказывала?

– В беседе с пациентами мы обычно затрагиваем отношения с родителями, но я не припоминаю, чтобы в данном случае обратил внимание на что-то особенное.

– Понятно. – Кайя нажала на кнопку клавиатуры стоявшего на столе ноутбука, и его монитор снова загорелся. На застывшем кадре был виден силуэт человека, выходящего из двери дома Ракели. – А как насчет ее старшего брата, Руара?

Снова возникла продолжительная пауза. Кайя сделала глоток сока и посмотрела в сад.

– Вы говорите, что речь идет о поимке серийного убийцы и насильника?

– Да, – подтвердила Кайя.

– Когда Бьянку положили к нам, то дежурная медсестра сказала мне, что она во сне несколько раз выкрикивала одно имя. Это то же самое имя, которое вы только что назвали.

– Как вы считаете, Бьянка могла быть изнасилована не отцом, а старшим братом?

– Чего только в жизни не случается…

– Неужели вы не задумывались об этом?

Кайя прислушивалась к дыханию собеседника, чтобы попытаться истолковать его настроение, но до ее ушей доносился только шум дождя за окном.

– Бьянка рассказывала мне кое-что, но я подчеркиваю: у нее был психоз, а в таком состоянии пациент может сказать все, что угодно.

– И что именно она сказала?

– Что они с братом отправились в принадлежавший их семье загородный дом и он там сделал ей аборт.

Кайя содрогнулась.

– Конечно, это вполне могло быть лишь болезненной фантазией, – добавил доктор Лондон. – Но я помню, что она повесила над своей кроватью рисунок. Огромный орел, парящий над маленьким мальчиком. А из клюва хищной птицы торчат буквы: ROAR.

– В переводе с английского это, кажется, обозначает «рев», да?

– Поначалу я тоже именно так истолковал эту надпись.

– А впоследствии?

Кайя услышала, как врач тяжело вздохнул.

– Когда пациент неожиданно лишает себя жизни, то невольно начинаешь заниматься самоедством. Ты думаешь, что допустил роковую ошибку, все понял абсолютно неправильно. Незадолго до смерти Бьянки мне показалось, что ее состояние улучшается. Я поднял свои старые записи, чтобы понять, где же именно дал маху, и обнаружил: она дважды сказала мне, что они убили ее старшего брата, а я списал это на бредни психопатки.

– А «они» – это кто?

– Она сама и ее старший брат.

– Как это понимать? Руар помогал убить самого себя?

Руар Бор опустил приклад винтовки, оставив дуло на ветке.

Человек, которого он держал на прицеле, скрылся из освещенного окна.

Бор прислушивался к звукам окружавшей его темноты.

Дождь. Шорох шин по мокрому асфальту совсем близко. Он предположил, что это «вольво». Тут, на улице Лидера Сагена, любят «вольво». И «фольксвагены». Универсалы. Дорогие модели. В Сместаде предпочитали «ауди» и «БМВ». Сады здесь не были так вылизаны, как в его районе, но их немного небрежный вид, вполне возможно, требовал ничуть не меньших усилий. Исключение составлял дикий сад Кайи, где царила полнейшая анархия. В защиту хозяйки можно было сказать, что в последние годы она не так уж много времени проводила дома. Да Бор и не жаловался: буйно разросшиеся кусты и деревья скрывали его лучше, чем в Кабуле. Однажды ему пришлось прятаться за сгоревшим остовом автомобиля на крыше гаража, где он находился практически на всеобщем обозрении, но выбора не было: только с этого места открывался обзор на все здание, где жили девушки. Он провел там немало часов, разглядывая Кайю Сульнес сквозь оптический прицел, и понимал, что она не позволила бы саду зарасти, не будь у нее более важных дел. И он даже знал, чем именно она так занята. Люди порой ведут себя странно, когда думают, что их никто не видит, поэтому Руар Бор знал о Кайе Сульнес такое, о чем остальные даже не догадывались. Например, что ей нравилось читать книги в Интернете. Через прицел от «Сваровски» он легко мог разглядеть текст на мониторе ее ноутбука, если тот стоял на столе. И вот как раз сейчас Кайя нажала на клавишу, и монитор включился. На нем появилась явно сделанная ночью фотография какого-то дома со светящимся окном.

Только через несколько секунд Бор понял, что это вилла Ракели.

Он подкрутил прицел так, чтобы монитор оказался в фокусе. И понял, что видит не фотографию, а стоп-кадр. Съемка наверняка производилась примерно с того места, где обычно находился он сам. Какого черта? Дверь в дом Ракели открылась, в просвете стоял силуэт. Бор задержал дыхание, чтобы случайно не сбить прицел, и умудрился прочитать внизу кадра время и дату.

Видео было сделано в ночь убийства.

Руар Бор выпустил воздух из легких и прислонил винтовку к стволу дерева.

Насколько качественное это изображение? Можно ли по нему идентифицировать человека?

Он провел левой рукой по бедру, нащупав керамбит.

Надо подумать. Хорошенько подумать, прежде чем действовать.

Кончик пальца коснулся холодной стали в форме когтя. Вверх и вниз. Вверх и вниз.

– Осторожно, – предостерег Харри. – Там наверняка скользко.

– Я вижу, – сказал Бьёрн, аккуратно тормозя перед поворотом на мост.

Дождь прекратился, но асфальт перед ними покрылся блестящей ледяной коркой.

– Что дальше? – спросил Бьёрн.

Было ясно, что прокатились они напрасно: Руара Бора в загородном доме не оказалось.

Дорога выпрямилась после того, как они переехали реку, и Бьёрн увеличил скорость. Знак сообщал, что до Осло осталось 85 километров. Машин на дороге было немного, и, если бы у них под колесами был сухой асфальт, они запросто добрались бы до города за час с небольшим.

– Может, все-таки объявить его в розыск? – предложил Бьёрн.

Харри в ответ неопределенно хмыкнул и закрыл глаза. Он размышлял. Руар Бор приезжал на дачу совсем недавно: газета, лежавшая ведре с дровами, вышла шесть дней назад. Но сейчас его там не было. Никаких следов на снегу перед дверью. Никакой еды. Лишь плесень на остатках кофе в чашке на журнальном столике. Армейские сапоги у дверей были сухими, – наверное, у него несколько пар таких.

– Знаешь, – произнес Харри, – я позвонил тому эксперту по трехмерным технологиям, Фройнду. Кстати, его имя Сигурд.

– Почти Зигмунд Фрейд. – Бьёрн хихикнул. – Прикинь, Катрина предлагала назвать нашего малыша Бреттом – в честь вокалиста группы «Свейд». Бретт Братт. Так что сказал тебе этот Фройнд?

– Что посмотрит карту памяти и даст мне ответ после выходных. Я объяснил ему, насколько это важно, но он предупредил, что с недостаточным освещением мало что можно сделать. Однако, зная высоту дверного проема и ширину крыльца дома на Хольменколлвейене, он сумеет определить рост человека на записи с точностью до сантиметра. Если я заявлю, что Бора необходимо объявить в розыск на основании того, что мы нашли, вломившись в его загородный дом без ордера на обыск, то у тебя тоже будут проблемы, Бьёрн. Поэтому лучше использовать тот факт, что рост человека в дверном проеме совпадает с ростом Бора, – тут уж никто не сможет сказать, что ты имеешь какое-то отношение к тем записям. Я позвоню в Крипос, объясню, что у меня есть фотографии, свидетельствующие, что Бор мог находиться на месте преступления, и предложу им обыскать его загородный дом. Конечно, они обнаружат разбитое стекло, но ведь разбить его мог кто угодно.

Харри увидел мигающий синий свет в конце прямого отрезка дороги перед ними. Они проехали мимо знака аварийной остановки. Бьёрн сбросил скорость.

На обочине с их стороны дороги стоял трейлер. А напротив, возле ограждения вдоль реки, виднелись остатки легковой машины. То, что некогда было автомобилем, показалось Харри похожим на смятую жестяную банку.

Полицейский подал им сигнал ехать дальше.

– Подожди, – сказал Харри, опуская стекло. – Судя по номеру, эта машина из Осло.

Бьёрн остановил «вольво» рядом с полицейским: бульдожье лицо, бычья шея и руки, которые казались слишком короткими для столь большого и тренированного торса.

– Что случилось? – спросил Харри, предъявляя ему удостоверение.

Полицейский посмотрел на него, кивнул и ответил:

– Водителя трейлера допрашивают, так что скоро узнаем. Скользко, это вполне мог быть несчастный случай.

– Не слишком ли прямая дорога для несчастного случая?

– Тут просто заколдованное место какое-то, – удрученно пояснил полицейский. – Каждый месяц случается как минимум одна авария. Мы называем этот участок дороги the green mile. Ну, вы знаете: последний отрезок пути, который в Америке проходят приговоренные к смерти по дороге на электрический стул.

– Ясно. Видите ли, мы ищем мужчину, проживающего в Осло, поэтому нам интересно знать, кто был за рулем этой машины, – сказал Харри.

Его собеседник тяжело вздохнул:

– Только представьте, что происходит, когда автомобиль весом около тысячи трехсот килограммов на скорости восемьдесят-девяносто километров в час въезжает в лоб пятидесятитонному трейлеру. Здесь никакие ремни и подушки безопасности не помогут. Даже если бы за рулем этого автомобиля был мой родной брат, я бы его не узнал. Могу лишь сообщить, что машина зарегистрирована на некоего Стейна Хансена.

– Спасибо, – поблагодарил его Харри и поднял стекло.

Дальше они ехали в молчании.

– У тебя словно гора с плеч свалилась, когда ты услышал имя, – заметил Бьёрн через некоторое время.

– Правда? – удивился Харри.

– Ты считаешь, что Бор слишком легко отделался бы, если бы таким образом избежал ответственности, да?

– Погибнув в автокатастрофе?

– Я хочу сказать – оставив тебя в этом мире, где ты день за днем должен страдать в одиночестве. Это же несправедливо, да? Ты хочешь, чтобы он страдал так же, как и ты сам.

Харри выглянул в окно. Через щель в плотной завесе туч пробивался лунный свет, окрашивая серебром лед на реке.

Бьёрн включил радио.

«The Highway Men».

Харри немного послушал, а потом достал телефон и набрал номер Кайи.

Ответа не последовало.

Странно.

Он позвонил еще раз.

Харри дождался, когда включится автоответчик. Ее голос. Напоминает голос Ракели. Гудок. Харри кашлянул.

– Это я. Перезвони.

Наверняка она снова сидит в наушниках и слушает музыку, врубив ее на полную громкость.

Дворники чистили стекло. Туда-сюда. Новое начало, чистый лист каждые три секунды. Вечное отпущение грехов.

По радио пели йодль на два голоса под аккомпанемент банджо.