Глава 19
Back to the USSR
Опытный водила пинает шину, определяя давление в шинах, и на слух диагностирует мотор. Сказать про себя, что заделался продвинутым юзером порталов, я не мог, но кое-что мне все же давалось. Например, угадать, куда именно открывались «каменные врата».
Из той крайне однобокой и неполной инфы, что передалась мне при посвящении, я слепил кой-какую теорийку «для внутреннего пользования».
При срабатывании портала сильно искривлялось пространство. Ощутить это я был не в силах, зато вторичные признаки перехода – всплеск электрического поля, ионизацию, озонирование, тепловое излучение – вполне.
Сделав пассы руками, как заправский факир, я коварно улыбнулся – товарищам моим предстояло знакомство с планетой-сюрпризом. Я назвал ее Майя, но не в честь какой-то девушки.
Майя – это термин из индуистской замысловатой философии, встречающийся еще в «Упанишадах». Майю жрецы-брахманы толковали как иллюзорность, как заблуждение, как мировую силу, скрывавшую истинный мир под своим покровом.
Впрочем, товарищам я ничего объяснять не стал. Мне самому было интересно, что же я увижу на этот раз, пройдя на Майю через портал.
– Нам сюда, – сказал я, вкладывая ладонь в отпечаток. – Вы первые.
Портал открылся почти сразу, и Бунша с Лахиным послушно шагнули вперед – на улицу Кирова.
Да, это была московская улица! И именно Кирова, а не какая-нибудь Мясницкая, как ныне. По тротуару спешили люди, одетые по моде 70-х, может, и 80-х. Да, скорее всего, Олимпиада уже прошла – на углу виднелась реклама «Фанты», а этот «буржуазный» напиток появился на прилавках где-то в 82-м.
Мимо проезжали «Волги» и «Жигули», их изредка разбавляли залетные иномарки. Пропыхтел коробчатый «Икарус», красный, с белой надписью по борту – «Intourist».
Кузьмич с Эдиком изображали скульптурную группу «Обалдение». Я подошел и встал рядом. Оглянулся – портал выступал этакой аркой и не казался чуждым элементом, он очень хорошо вписался в стиль «позднего СССР».
– Эт-то… что? – выдавил Бунша.
– Москва, – ухмыльнулся я, – столица нашей прародины. Да вы не пугайтесь, с психикой у вас все в порядке – это планета такая.
– А-а… – взбодрился Лахин. – Так это все как бы мираж?
– Именно, что как бы. Вон, видишь, написано – «Блины»? Если мы туда зайдем, то отведаем тутошних блинков. Как бы миражных. Кстати, почему бы и нет? Пошли! Деньги-то у нас советские!
И я повел своих спутников в блинную, рассказывая по дороге:
– Да вы не тушуйтесь, у меня у самого был такой же вид, как у вас сейчас, когда я сюда впервые попал. Этот переход у меня четвертый. Я понял так, что реальность, которая нам тут открывается, создается по образу и подобию воспоминаний того существа, которое миновало портал. Кто это делает и как – понятия не имею. Может, какие-то майяне так забавляются, или техника работает, фантоматическая? Одно знаю – всему этому «миражу» положен четкий предел, где-то в радиусе пары километров. А дальше как бы стена, край света. Да и что я могу узнать вообще? Здесь работы хватит для десятка институтов!
Я вошел в блинную – запахло очень аппетитно. Взяв поднос, я встал в очередь. Добродушная тетка в белом халате вопросительно посмотрела на меня.
– Пару блинчиков со сметаной, – сделал я заказ, – один беляш и чай.
– С лимоном? – осведомилась кассирша, набивая чек.
– Без.
Мелочи в карманах не было, но несколько пятерок и десяток лежали во внутреннем кармане куртки. Я расплатился за всех троих, и мы чинно понесли подносы за столик в углу.
Бедный Бунша просто рухнул на жалобно скрипнувший стул. Эдик, наоборот, присел очень медленно, словно боясь: дунет ветер – и развеет видимый мир.
Блинчики были удивительные – не большие и не тоненькие, но очень вкусные. И беляш был сделан на славу – горячий, сочный.
Уплетая яства, я негромко рассказывал:
– Вряд ли то, что мы видим, «смонтировано» из памяти Наташки. Сейчас 1982-й год – вон, за соседним столиком «Комсомолку» читает гражданин. Октябрь 82-го. Наталья тогда не родилась еще. Скорее всего, вместе с нею сюда прошел кто-то пожилой, кому сейчас, по крайней мере, шестой десяток пошел…
Эдик, энергично жуя, кивнул.
– Это не просто воспоминания, – сказал он серьезно. – И не сон, не «инкапсулированная память», как в «Солярисе». Смотрите, какая четкая проработка!
Бунша допил чай – пальцы у него подрагивали – и шумно выдохнул.
– Карты на стол, – криво усмехнулся он. – Я ведь не зря агентом Совета заделался, меня еще в студенчестве КГБ привлекло.
Зря я полагал, что меня нечем удивить.
– Ты хочешь сказать, что в КГБ знали о Манге?!
– А то! Конечно, в очень и очень узком кругу, но знали. А моя задача была – наблюдать за ходом дел и сообщать, кому надо, если события в Ново-Сталинке пойдут не тем путем. Вот и все. Когда эти суки СССР развалили, я остался один, без связи, и… Что дальше было, ты знаешь. – Он поглядел в окно. – Все, как было… Я сюда приезжал, в Москву. В 79-м, когда вовсю «Пепси-колой» торговали, а потом в 82-м, когда «Фанта» подошла. Тут ты прав был… И я все это помню! Эти дома, этих людей… Все было именно так! Нет, Эдька, – покачал он головой, – тут никакая проработка не поможет…
– А что тогда?
– Да черт его знает…
– Кстати, о черте, – привстал я. – Заморочили вы меня, я даже надписи Наташкины не посмотрел.
– Мы, главное! – возмутился Лахин.
– Пошли, пошли, – придал ему импульс движения Кузьмич.
Мы покинули гостеприимный общепит и вернулись к порталу. Надпись была, даже целых три.
«Это совершенно невероятно! СССР! – начиналась первая запись. – Николай Кириллович утвержд., что портал сработал, как маш. времени, но это не так. Мы прошли всю Красную площадь и за собором Василия Блаженного уперлись в «небо». Где искать второй портал, непонятно».
Вторая записка была сделана, судя по дате, два дня спустя:
«По улице Горького не смогли подняться даже до станции «Горьковская». Ромка решил проехаться в ту сторону на метро от ст. «Просп. Маркса», но его «перенесло» обратно на перрон. И он не помнил, что случилось в дороге. Ромка снимал свое «путешествие» на смартфон – поезд разогнался, поехал по туннелю, но даже до «Горьковской» не доехал, а потом помехи. Портал не нашли. Завтра сходим на экскурсию в Кремль. Может, он там».
«Не там!» – вздохнул я и прочел последнюю запись. Ого! Наташка сделала ее всего неделю назад!
«Николай Кириллович отправ. на Кузнецкий мост, Рома – на Никольскую, я поднималась по Кирова. Искали портал, не нашли. Пишу на глазах у всех, но на меня ноль внимания. Деньги кончились, Николай Кириллович устроился дворником, содержит нас. Отзовитесь же, хоть кто-нибудь!»
– Искали портал… – прочитал вслух Лахин. – А ты знаешь, где он?
– Я-то знаю, – вздохнул я. – Вот что, пошли-ка к нему! Надо убедиться, что вся группа переместилась с Майи. Или осталась тут.
– Или кто-то остался, а кто-то ушел, – добавил Бунша.
– Тоже вариант, – согласился я. – А ты сам бы ушел?
Кузьмич помолчал.
– Не знаю, – сказал он серьезно.
– Так именно…
Мы прошагали мимо «Книжного мира» к площади Дзержинского и спустились в подземный переход. Народу хватало, но публика была совсем иной, нежели в привычной мне Москве «образца 2016 года». Тетки с авоськами, деловитые мужики в плащах и шляпах, студенты со свитерками, небрежно накинутыми на плечи, пацанва…
Я прислушался: в множественное шарканье и говор вплеталось приглушенное вытье метропоезда.
– Нам туда.
Сложно сказать, как я находил портал. Наверное, по памяти. Вторые «врата» всегда находились недалеко от первых – и пониже. Ну, хоть что-то незыблемое в текучем, непостоянном мире Майи.
Свернув за угол, я толкнул дверь со строгой табличкой «Служебное помещение» и оказался в обширной зальце, где были навалены какие-то ящики, ведра, бидоны с карбидом, а из стены напротив, тоже облицованной кафелем, как переходы за дверью, выдавался портал, совершенно теряясь в скудном интерьере.
Быстро пройдя к «вратам», я убедился, что Натальи здесь не было. По крайней мере, никто ничего не писал, оставляя за собой след.
– Их здесь не было, – сказал я, водя руками над пирамидками. – Все холодное. Наверное, я был последним, кто здесь проходил, а это случилось года два назад. Пошли.
– Пошли, – кивнул Бунша.
– Будем искать? – бодро спросил Лахин.
– Будем, – кивнул я.
Первым делом я черканул записку для Наташки, вложив бумажку в углубление над ее «письменами». А потом Эдик уговорил двух взрослых дядек, то есть меня с Кузьмичом, повторить эксперимент незнакомого мне Ромки.
Мы спустились на станцию метро, кинув по пятачку в автоматы, и вышли на перрон.
– Для чистоты опыта доедем до проспекта Маркса, – важно сказал Лахин.
Тут как раз завыл поезд, нагоняя воздуху из туннеля, и выбежали вагончики. Мы вошли.
– Осторожно, двери закрываются, – проговорил заботливый женский голос. – Следующая станция – «Проспект Маркса».
Там мы и вышли.
Я специально заговаривал с людьми, и они отвечали мне, принимая за приезжего. Объясняли, как пройти к ГУМу и где тут «Детский мир». Но вот когда мы просто шли в толпе, заметно выделяясь своими рюкзаками, да и одеждой, никто, как будто, нас не видел. В упор. Даже бдительные милиционеры, которых вокруг было достаточно.
Перейдя на станцию «Площадь Свердлова», мы дождались поезда и сели.
– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – «Горьковская».
Моторы, пускавшие дрожь по полу, завыли, сначала медленно, потом все быстрее раскручивая колеса, и поезд втянулся в туннель.
Поругивая (про себя) Лахина с его опытами, я ждал, когда же нас перебросит обратно. Страх был – а вдруг я снова потеряю память? Тот Ромка, видать, забыл пару минут своей жизни. А вдруг у меня снова пропадут годы?..
Внезапно стук колес и вой моторов сменили тон – поезд подъезжал к станции. И вот она ворвалась, понеслась мимо, замелькали пилоны, выложенные светло-серым мрамором.
– Станция «Горьковская». Переход на станцию «Пушкинская».
– Доехали, – разлепил губы Лахин.
– Выходим? – глянул на меня Бунша.
– Потерпим, – процедил я.
– Осторожно, двери закрываются…
Зашипело, задренчало, завыло, застучало… Унеслось.
И снова темнота, мелькающие огни, вязки кабелей на бетонных стенах…
Поезд убавил ход. Я посмотрел на пассажиров. Они сидели, покачиваясь, дремля или сосредоточенно уставясь перед собой. Некоторые читали. И они что же – живые? Настоящие?
Выйдут сейчас, разойдутся по своим делам – кто домой, кто в театр, кто еще куда…
Мне стало немного не по себе. Это же не тени вокруг ходили, бесплотные, выдуманные, а люди! Думают же они сейчас о чем-то? Ну не куклы же это, не биороботы какие!
Неприятное, тяжелое и поганое чувство поселилось во мне.
– Станция «Маяковская».
Замелькали рифленые колонны и мозаики.
– Выходим, – буркнул я и поднялся, хватаясь за поручень – рюкзак тянул вниз.
Мы вышли на перрон, и вдруг как будто стало тише. Пассажиры торопливо расходились, и среди редеющей толпы были хорошо видны несколько человек, шедших «против течения». Но я видел только одного. Только одну. Свою бывшую жену.
Наташка была в обычных джинсах и кофточке, в кроссовках – весьма модно для 82-года. Проходившие мимо студентки завистливо поглядели на нее. Наталья шла неторопливо, по старой привычке погруженная в себя – голова ее была немного наклонена, она словно думала о чем-то. Раньше я всегда узнавал ее по этой походке.
– Ну, здравствуй, – сказал я.
Наташа сильно вздрогнула, подняла голову, и ее большие глаза стали еще больше.
– Ты!? – охнула она.
– Я, – признался я.
Бывшая моя буквально кинулась ко мне, вцепилась, обняла, прижалась, дрожа, – и бурно заревела. А я стоял, улыбаясь, и ласково гладил ее вздрагивавшую спину.
На нас оглядывались, но я никакого внимания не обращал на окружающих. Я нашел ту, которую искал.
– Это действительно ты? – спросила Наташка, оторвавшись от рыданий.
– Я, я…
– Санька – посвященный, – внес толику ясности Бунша. – Привет, Наталья.
– Ой, здравствуйте! – Наташа и обрадовалась, и засмущалась. – А как вы нас нашли? Мы… Ох, ну да, если посвященный… Ты что, и вправду…
– Вправду, – уверил я ее. – Вы прошли через нестабильный портал, и вам открылась «зеленая улица». Я и сам так пробовал, чтобы добраться до материнской планеты строителей порталов, но не получилось ни разу. Постоянно то заблокировано, то выключено. Вам самим оставался всего один переход или парочка, после чего вы уперлись бы в закрытые «ворота». Хорошо еще, что мы вас на Майе перехватили.
– Где? A-а… А мы эту планету сначала Морганой назвали, а потом передумали. Все так сложно…
– А остальные где? – поинтересовался Лахин.
– Николай Кириллович работает, а Ромка подрабатывает, студента изображает. Одна я неустроенная пока. Пойдемте со мной! Так здорово…
Мы покинули метро и всей толпой направились домой к «космическим робинзонам». Я шагал по улице Горького, и меня мурашки пробирали.
Я чего угодно ожидал – борьбы с чудовищами, жаждущими крови Наташкиной, или погони за негуманоидами-похитителями, или еще какой голливудщины, но вот попасть в доперестроечную Москву не рассчитывал никак.
У меня даже эмоции «подсели», я воспринимал все происходящее словно через толстое стекло, пришибленный и обалдевающий.
– Наталья, а чего это мы аж до «Маяковской» доехали, и ничего? – поинтересовался Бунша.
В отличие от меня, Кузьмич пребывал в отличном настроении.
– Сфера расширяется! – выдохнула Наташка. – Мы тут уже больше месяца, за это время нам стала доступна вся Москва!
– Не может быть, – вяло запротестовал я.
– Может! – с жаром парировала бывшая. Ром ка доезжал до «Черкизовской», а я – до «Юго-Западной»!
Я вздохнул.
– Не знаю… Я, хоть и посвященный, мало что понять могу во всех этих инопланетных делах.
– А почему вы дальше не пошли? – осторожно спросил Кузьмич. – Портал не нашли?
– Честно? – произнесла Наталья нерешительно.
– А то!
– Мы решили тут остаться!
– О как!
– Да! Сначала мы искали портал, это правда, а потом бросили. Мы поняли, что наше присутствие расширяет границы этого мира, и потом… Это же наша родная страна! Я тоже ничегошеньки не понимаю в том, что происходит, но здешний СССР ничем, абсолютно ничем не отличается от того, что был нами потерян. Мы как будто вернулись домой! Понимаете?
– Понимаю, – вздохнул я. – Но это все-таки Майя. Я бывал здесь трижды. Первый раз попал в реальность, на которую, наверное, какой-то транзитный гуманоид повлиял. А потом я, во второй свой приход, оказался в мире, созданном по моим собственным воспоминаниям. Понимаешь? Мир Майи очень пластичен, и реальность постоянно корректируется, подстраиваясь под каждого нового «проходимца».
– Ты хочешь сказать…
– Сколько лет Николаю Кирилловичу?
– Семьдесят два, кажется. А что?
– Это по его памяти сотворен новый мир, вот эта вот реальность. Конечно, Николаю Кирилловичу вашему не упомнить в подробностях даже один дом на Горького, и я не знаю, откуда майяне – или кто тут всем рулит – берут недостающую инфу. Но главное – это наша память, она – первоисточник.
– Значит, теперь, когда пришли вы, – медленно проговорила Наташа, – все тут скорректируется? И реальность станет другой?
– Честно? Мне бы этого не хотелось. Но я понятия не имею, как тут все работает. Раньше – да, коррекция была, но ведь никто не задерживался в этом мире надолго, а вы тут уже месяц обитаете. Может, и не будет никакой коррекции! Может, эта ваша Сфера только и ждала терпеливого гуманоида, чтобы он сформировал реальность полностью, чтобы, так сказать, «закрепил» ее в пространстве и времени!
– Господи, – махнул рукой Кузьмич, – да гадать можно сколько угодно! А толку? Поживем – увидим. Знаешь, как все может обернуться? А так, что мы, вот только усилим тутошнюю реальность! И никаких тебе коррекций! Вот и все.
– Хорошо бы… – вздохнула Наташка.
Переулками мы добрались до кирпичной пятиэтажки, затерявшейся в глубине дворов, и вошли в подъезд. Женушка моя бывшая сначала постучала в дверь квартиры на первом этаже, а потом толкнула кулачком в дерматин. Дверь и открылась.
– Ромка, ты? – донесся мужской голос из кухни.
– Это я! – слабо откликнулась Наташа. – Николай Кириллович, у нас гости!
Из кухни, вытирая руки о фартук, выглянул Кириллыч…
