Глава 10
Фармбой
Ферма меня разочаровала – это был обычный форт в духе Дикого Запада. Крепкий частокол окружал возвышенность, на которой покоился мощный сруб – хозяйский дом. С одной стороны его продолжал барак для фармбоев – в плане это смотрелось как буква «Г». С другой стороны вставали склад и гараж, превращая «Г» в «П», а могучий забор с воротами замыкал «П» в квадрат.
Конечно, против зверья или дикарей такое укрепление выстоит, но вот для буффалодона здешняя «крепостная стена» – хлипкая оградка. Да и бандоса с РПГ она не остановит.
Вся надежда на часового, что должен днем и ночью стоять в дозоре на верху наблюдательной вышки, чья конструкция поднималась над главным зданием фермы.
Народу тут было немного, человек десять от силы, но все с огнестрелами. Прибытие каравана вызвало немалое оживление. Все машины просто не помещались во внутреннем дворе, и их оставили во внешнем.
Конец пути.
Саул вразвалочку направился к воротам, и его выбежала встречать дочка – грудастая деваха, очень даже не хрупкая. Фермер, завидев ее, мигом заулыбался, а та налетела и чуть не сшибла батю. Отцовская порода.
Вместе с вернувшимися народу хватало, так что обедать всей ораве накрыли во дворе, за длинным столом под навесом.
В меню было жаркое из маха с каким-то местным гарниром, похожим на мокрую вату. Вкусом он напоминал тот же ватин, но подлива придавала гарниру смачности.
Как потом оказалось, «вата» была разновидностью местного планктона. Его добывали на берегу океана во время отлива. Конечно, вкусняшкой «вату» не назовешь, зато о-очень питательна.
Почивать и пищеварить после обеда нам не дали, сразу повели на плантацию. Фармбои толкали перед собой ручные тележки с пилами, топорами, лопатами и прочим шанцевым инструментом, а «стража» с бригадирами шла в конвое, охраняя работничков.
Деляны с ровными рядами махов были светлыми и чистыми, как дачный сад. Мясные деревья были невысокими и не шибко раскидистыми – все для блага человека, все во имя человека.
Природа подобный вид точно не создавала.
– Пришли, – бодро сказал Саул и указал нам верный путь. Верный путь лежал в дебри.
– Это бывшая топь, мы ее осушили, а болотные древолисты сохнут очень быстро. Да и не прочные они. Саня, испробуй.
Я ухватился за топор и приблизился к здоровенному дереву в два обхвата. Размахнулся, как следует, и рубанул – лезвие ушло в древесину по самый обух.
– Ого!
– А я что говорил! – гордо сказал фермер. – Надо его по кругу подрубить, тогда древолист сам рухнет. Внутри он пустой, чем-то вроде поролона набит.
Через полчаса я свалил громадный древолист и оставил его сохнуть. Пень корчевать – это я троице Губошлепа поручил.
Так мы и вкалывали до самого заката – обрубали лианы, валили деревья то с волосатой, шерстистой корой, то с чешуйчатой; сжигали древолисты, заготовленные с прошлой недели; корчевали пни, копали ямы, возили в тележках навоз с брошенного лежбища местных травоядных – судя по кучам мне по пояс, зверюги были в габаритах буффалодонов. Пересаживали молоденькие махи и броты и шли дальше, на следующую деляну.
Вернулись мы на ферму до первой луны и смели ужин в охотку – даже вата показалась мне вкусной.
– По закону Архиме-еда после сытного обе-еда полагается поспа-ать… – раззевался Кузьмич. – Айда в барак.
В бараке стояли двухъярусные кровати, как в казарме. Бедненько, но чистенько.
Я забил место ближе ко входу, полагая, что здесь не будет душно, и залег спать. Моя вторая ночь «под открытым небом» прошла спокойно, без происшествий.
Утро было ясным, но не жарким – свежий ветер с океана сдувал духоту и даже лесную чащу проветривал.
Небо было пронзительно синим, индиговым, как бывает на Земле осенью, и его часто полосовали метеориты – тут я угадал.
После того как красный гигант ужался до белого карлика, в системе остались сброшенные звездой покровы – газы, пыль и обломки. Они растянулись в планетарную туманность и каждую ночь устраивали звездопады. А днем после сгоравших метеоритов оставались вот такие белые прочерки. Наверняка и пылюки космической валится с неба до фига и больше.
Завтракали мы в семь. И на работу.
Выйдя за ворота внешнего двора, я резко остановился – Эдик, везущий тачку следом, ударил мне под коленки. Но я не обратил на это внимания – под стенами все было истоптано знакомыми «утюгами».
– Он был здесь ночью, – сказал я. – Ходил вокруг.
Саул матюкнулся и сказал с растяжечкой:
– Сейчас я этому часовому…
– Он не виноват! – вступился за дежурного Эдик. – У боевых роботов, которых мы находили на базах рептилоидов, стоит специальная маск-система, так что глазами его не увидишь.
– Ты ж говорил, что это семи-гуманоидов работа!
– Говорил, – кивнул Лахин с готовностью. – А с чего вы взяли, что у них киберы хуже, чем у рептилоидов?
– Ладно! – оборвал его Ручин с легким раздражением. – Пошли!
И мы пошли.
Деляна, где нам, фармбоям недоделанным, надо было высаживать махи, и впрямь была болотиста. Но вода уже сошла – это еще до нас постарались, осушили, прорыв канавы. Лишь изредка почва поддавалась под ногами, чавкая, но не налипая на ботинки. И то хлеб, как говаривал Кириллыч.
И началась в колхозе пахота…
Мы рубили древолисты, валили их, потом окапывали по кругу пугающего размера пни, обрубали тем корни, выкорчевывали – и шли дальше. «Отработчики» дружно расширяли плацдарм для наступления на джунгли – деляна росла, увеличивалась плантация.
За нами приглядывал или Саул, или его дочь Лиза – отец звал свое чадо Лизаветкой.
Лизаветка не вмешивалась в нашу работу, не лезла с советами, а на плотоядные взгляды Губошлепа и Ко не обращала ровно никакого внимания, только свой курносый нос задирала – дескать, не таковские мы, чтобы со всякими, там, знаться.
Лишь однажды она окликнула меня и махнула рукой, подзывая.
– Саня! Иди глянь.
Я подошел, а девушка осторожно раздвинула плети лиан и сказала негромко:
– Видишь во-он те деревья?
Я присмотрелся. «Во-он те деревья» были не похожи на привычные мне древолисты. Не слишком высокие, метров пять в вышину, они стояли рядком, перегораживая широкую тропу, оставленную, вероятно, буффалодонами или гиппозаврами – здоровенными бегемотинами с рогами вокруг башки, до смешного напоминающими статую Свободы.
– Это вилофиты, они очень и очень опасны. Мы их жрунами зовем…
Недоверчиво покосившись на Лизавету, я глянул на вилофиты пристальней. Почему «вило», ясно – стволы у них, у всех, раздваивались, не поражая пышностью крон, зато были истыканы иглами в локоть и увешаны забавными скрутками лиан, словно кто смотал толстые канаты в аккуратные бухты и повесил сушиться. У земли стволы вилофитов тоже расходились, погружаясь в рыхлую почву двумя-тремя воздушными корнями.
Неожиданно один из вилофитов пошевелился.
– Что за…
– Мы его спугнули. Видишь, как корненогами сучит?
Дерево вяло шатнулось, вытягивая из земли корни… то есть, тьфу, корненоги, – и медленно побрело прочь, раскачиваясь и мотая лианами. За ним двинулись остальные.
Вдруг из зарослей выскочил детеныш гиппозавра с венцом из прорезавшихся рожек. Мыча, он повел башкой, принюхиваясь, потоптался и решил, от греха подальше, вернуться в лес. Не тут-то было.
Стоило гиппозавренку оказаться рядом с вилофитом, как лианы, упруго покачивавшиеся наверху, мгновенно раскрутились, охватывая упитанную тушку, как щупальцами, стискивая и легко поднимая в воздух.
Детеныш пронзительно заверещал, но корнеруки уже накололи его на иглы.
– Все! – выдохнула Лиза. – Он ему вколол пищеварительный сок. Еще полчаса, и все мясо, вместе с требухой, превратятся в жижу…
– И вилофит пообедает… – медленно проговорил я, глаз не отводя от хищного растения, качавшего свою добычу в кольцах лиан.
– Да. Говорят, вилофиты не отсюда, они совсем другие. Наверное, их какие-нибудь пришельцы занесли. В чаще их нет, вилофиты только на тропах попадаются или на полянах. На берегах лесных речек, где водопои.
– Уже хорошо.
– Ну да. И еще. Сейчас как раз сезон, созревают грибы-бомбовики. Они такие здоровые, куба на три, красные с белыми нашлепками, как мухоморы. Если бомбовик кирпичного цвета, то он безопасен, а вот если алеть начинает, то все – обходи его шагов за двадцать. Приблизишься, и он взорвется. Прямо как бомба или снаряд! Осколки человеку ребра проламывают, живот раздирают – и споры прорастают тут же.
– Неприятно, наверное, – серьезно сказал я.
– Ну, я думаю! – фыркнула Лизаветка. – Это тоже что-то инопланетное. Учитель в школе рассказывал, что геномы у бомбовиков и вилофитов совсем-совсем другие, чем у здешнего био… как же это он говорил… А! У биоценоза.
– Ладно, – улыбнулся я, – буду бояться. И своих не дам на откорм жрунам.
– Во-во… – проворчала девушка.
Копия – папа.
Так мы и вкалывали всю неделю. Втянулись. Даже Димон не особо вредничал, слушался ЦУ. А что делать?
Правила тут простые – кто не работает, тот не ест.
Хочешь жрать? Паши! Неохота? Тогда уматывай! А куда? В лес? Стра-ашно…
Деляну мы расширили основательно. Оглянешься – и брови домиком. Когда ж это мы столько успели? А вот, успели как-то.
Отработали, как полагается.
За неделю я многих узнал, друзей не обрел, да я и не стремился особо.
Никаких происшествий за это время не случилось, только разок бомбовик рванул. В самом деле, как здоровый фугас грохнул.
Сразу на то место сходить нельзя было – споры, как дым от реального взрыва, реяли между деревьев. Вдохнешь такую гадость, легкие как грибница станут.
На другой день с утра заявились поглядеть, на кого гриб «навелся», чье тепло учуял. Думали, лесной житель какой, да только не нашли никаких останков, хотя все деревья вокруг полянки были истыканы белыми осколками, похожими на черепки толстого, пористого фарфора.
Зато обнаружились знакомые следы, того самого робота. У него в корпусе микрореактор греется, вот бомбовик и сработал.
Обманулся, да откуда ж грибу знать? А от самого взрывоопасного растения лишь проплешина осталась, метра три квадратных, твердая, словно бетоном залитая, раковистым таким, и с зазубринами по краю. Страшное дело.
Прошла еще неделя, целый месяц прополз, и до нас добрался новый караван, еще два кунга выпустили человек десять отработчиков. Милости просим, ишачьте на здоровье.
Я уже чувствовал себя немножко старожилом. Не привыкшим еще к здешней жизни, как Бунша, но начавшим помаленьку вырабатывать эту самую привычку.
Помню, как кружило голову в первые дни – уж больно много всего, и сразу! Да такого, что расскажи о том на Земле, мигом в смирительную рубашку упакуют.
Могущественная раса, оснастившая движками родную планету… Целая толпа пришельцев из космоса… Чудовища, боевые роботы и хищные дерева… Чокнуться можно!
И все же постепенно, файл за файлом, все уложилось в моей бедной голове. Старой памяти лишился, зато новую обрел, да еще какую – любой уфолог застрелится от зависти.
На Манге год длиннее земного, но не намного – втиснулся в тринадцать месяцев привычного мне числа дней, только февралю не повезло, он тут не самый короткий, как на Земле, а самый длинный – 33 дня. А лишний месяц запихнули между апрелем и маем. Назвали – квинтябрь.
Дескать, если «сентябрь» – это, в переводе с латинского, «седьмой месяц», то пусть будет и пятый, строго по счету.
Напутали, конечно, и сильно. У римлян-то месяцам счет вели с 1 марта, древнего Нового года, вот и выходил сентябрь седьмым.
И было у них всего-то десять месяцев в году. Потом царь Нума Помпилий, полуреальный-полумифический правитель Рима, второй после Ромула, добавил еще одиннадцатый месяц – январь, и двенадцатый – февраль, постановив, что новый год будет заканчиваться в десятом месяце – декабре, но не объяснив толком, почему так, почему посреди зимы.
В общем, запутал все Нума, а здешние звездочеты, выходит, еще более намудрили.
Ну, так или иначе, а попал я в этот мир в ноябре, шестнадцатого, а сегодня с утра восьмое квинтября. Полгода, как я здесь.
И почти все это время добывал «полезные ископаемые» или лес валил.
Окреп, надо сказать. Поработаешь топором да лопатой – окрепнешь, ежели нормально питаться станешь. А кормили нас, фармбоев, неплохо, хоть и однообразно.
Жаркое из маха подавали, в основном, то с местными бобами (каждый с шарик от пинг-понга), то с молодыми побегами полидендрона – средним арифметическим между тушеным папоротником и спаржей. «Вата» бывала в меню редко, уж больно далеко мы от океана, а отрываться от базы опасались, помня об участи Длинного Глеба.
Кстати, наследница Глебова, племянница его, что ли, сама добралась до фермы Саула и предложила объединить оба хозяйства. Они долго и нудно торговались с Ручиным, но договорились-таки, устроили небольшой праздник по такому случаю (фармбоям тоже перепало) и стали расширять плантацию на запад, на стыковку с делянами Длинного Глеба.
А вот о бандосах ничего не слыхать. Не слыхать, не видать.
Сплошное благоволение во целовецех.
Привычно поднявшись в семь, я натянул штаны, нацепил пояс с кобурой, после чего обулся, накинул необычайно мягкую и приятную рубашку домотканую – совковую – и отправился совершать водные процедуры. Проще говоря, умылся из бочки с водой, остывшей за ночь, – это меня лучше всякого кофе бодрит.
Вытер лицо и задумался. Как только жизнь моя стала привычной, перестав меня отвлекать кудесами и диковинами, я стал чаще задумываться о будущем.
Что мне дальше-то делать? Как быть и кем быть? А что я умею? На Земле грузчиком был да сторожем – для этого никаких дипломов не надо. На Манге я рудокоп и фармбой. И что теперь?
Тоже ферму завести? Не хочу, скучно это. В сталкеры бы я пошел… Нет, лучше в путешественники податься – бродить по Манге, время от времени разглядывая сокровища на инопланетных базах…
Да, это интересно, это захватило бы меня по-настоящему, вот только туристу деньги нужны. Не тащиться же пешком до западного побережья! Машина нужна своя, да еще и набить ее желательно оружием и прочими девайсами под завязку. Пригодится в хозяйстве.
А деньги у тебя есть? То-то.
Следовательно, не дури, а работай, сажай эти чертовы махи, пока отработка не пройдет. Выдадут тебе расчет, вот тогда и думай, чего да как…
Вздохнув, я направился в столовую. Замешкавшись, стал ботинки чистить острой палочкой, отколупывая грязь, чтобы не насвинячить.
Гомоня, подошла целая толпа народу. В первых рядах шагал Димон, он же Губошлеп, он же Резаный, и что-то доказывал Пахе Строюку, новичку.
– Да полюбас, он это! – убеждал он, сопровождая свою речь распальцовкой.
– Базара нет, – вяло кивал Стройка, не строя козюльки. – А… этот ваш, его еще Бомжом гонят, что за кент?
Резаный оглянулся, меня не заметил, и ответил вполголоса:
– Крученый он и резкий.
Я усмехнулся – респект мне и уважуха! Как-то незаметно я заработал кликуху Бомж, хотя тот же Полторашка заслуживал ее не меньше. Но этот бичара уже носил погоняло, а я нет.
Переживем.
– Привет, – сказал я, усаживаясь за стол.
– Здорово, – ответил Кузьмич, не отрываясь от записной книжки. – Санек, возьмешь своих и прогуляешься к Сухому логу, Димон там хорошие махи видел.
– Угу…
– Колян, тебе сегодня наряд на кухню – Лизке будешь помогать и теть Клаве.
– Ага!
Полторашка резко потер ладонями лицо, потом сами ладони, громко шурша загрубевшей кожей. У меня, в принципе, такая же.
Мозолистые руки, обветренное лицо – первопроходец анфас и в профиль.
Дежурные уже тащили подносы, так что раскомандировка затихла, сменившись сосредоточенным жором.
А потом я собрал своих, и мы потопали на деляну. От леса, который разделял плантацию и ферму, осталась жидкая полоска, которая просматривалась насквозь, а за ней открывались стройные ряды махов и бротов.
Выйдя к деляне, я зашагал по серому слою золы, стараясь не шаркать, а то весь в сером пепле будешь.
– Ройте ямы, сгребайте золу, – велел я Димону с Кащеем. – Эдик! Федька! Дуйте за навозом.
Прикинув, что удобрения понадобится много, я тоже взялся за тачку и догнал Лахина со Спицыным, каковым Федор значился по паспорту.
Солнце уже поднялось достаточно высоко, чтобы греть.
– Плохо, что тут осени нет, – сказал я, толкая тележку, – люблю унылую пору. Зато и зимы не бывает, а я ее терпеть не могу.
– Зимы нет, – подтвердил Спицын, – а винтер есть.
– Что еще за винтер?
– Типа, зима, – обрисовал ситуацию Эдик. – Тут между солнцем и Мангой имеется плотное пылевое облако, его называют Тучей. Каждый год на месяц, а то и на все полтора Туча застит белого карлика. Сразу темнеет и холодает, начинаются дожди, бывает, что и снег выпадает. А потом опять солнце.
– Ага… – переварил я новую информацию. – Винтер, значит. Ага… И когда он… того… катит в глаза?
– Да нескоро еще, в конце августа или в начале сентября.
– Ну, хоть не душно будет.
– Эт-точно!
Так, за разговором, мы и вышли на Вонючие Поляны. Те кучи навоза, что были поближе, мы уже давно перетаскали на плантацию, но этого добра здесь хватало.
Дружно поработав лопатами, мы нагрузили тачки и направили их обратно. Ямы под саженцы уже были готовы, и золу в них нагребли, и воды ливанули, не жалея. Сейчас удобрим, и готово, можно сажать.
Нас охраняли трое «ганменов». Они стояли в сторонке, в тени старого полидендрона, чьи листья, похожие на зеленые ленточки, обвисли в полном безветрии, и смолили самокрутки.
Автоматы по-прежнему были только у них, но и половина фармбоев ходила вооруженной, иначе тут нельзя. Из «моих» Кузьмич не расставался с винтовкой, плюс Кащей. Говорят, прапорщиком был, да проворовался. Этот таскал с собой «Сайгу».
Я опрокинул тачку, вываливая кучу между двумя ямами, и Димон, кряхтя, стал ее перебрасывать лопатой.
В это самое время и раздался выстрел.
