Глава 39
Ничего не получилось.
Это упрощение. Если что-то не получилось в данный момент, это вовсе не означает, что это не получается вообще. Это могло получаться раньше, может получиться немного позже или не получится никогда.
Счастье не перечеркивается несчастьем. Отношения не перечеркиваются их окончанием.
Но попробуйте сказать это каждому из них. Они, по-прежнему неуверенно и осторожно оставаясь друзьями, рассматривали свою связь как аномалию, как близость, порожденную совместно преодолеваемой опасностью и ошибочно принятую за настоящие длительные отношения.
Минуло несколько недель, в течение которых казалось, что все действительно получится. Секс был прекрасен, разговоры были интересными и включали в себя массу упоительных разногласий относительно природы науки, религии и самой жизни. Они ходили на свидания или, что было гораздо интимнее, не ходили на свидания, а сидели на его или ее диване и смотрели дрянные, но увлекательные реалити-шоу вроде «Сферы!» или «Так вы думаете, что можете медленно замерзнуть насмерть?». Она клала ему голову на плечо, или он клал ей голову на плечо, и один из них засыпал на другом, и оба они были теплыми, поддерживая постоянную температуру тела, что очень напоминает любовь.
Затем последовали несколько недель, когда казалось, что, может, что-то и получится. Секс был по-прежнему прекрасен, но упоительные разногласия теперь превратились в простые споры, вращавшиеся вокруг одних и тех же тем и распылявшиеся по множеству их ответвлений, охватывая предметы, которые не относились к разговору, пока вокруг них внезапно не возникал конфликт, и никто из них не знал, почему все так происходит. Они посмотрели все сезоны «Сферы!», после чего ему захотелось переключиться на «Сферо-зону», но она считала, что это лишь скучный сиквел. Однако все же оставались теплота и поддержка, и казалось неправильным обрывать то, что представлялось таким многообещающим, что недавно было таким сильным чувством, просто потому, что сильное чувство труднее найти.
А потом наступила неделя, когда уже ничего не получалось. Они старались, чтобы получалось, но безуспешно. Разногласия возникали всегда и везде, куда бы ни поворачивался разговор, и эти разногласия так ее раздражали, что ей не хотелось смотреть с ним телевизор. Диван все еще хранил их тепло, но тепло это, наверное, уже не ощущалось как любовь, а лишь как близость двух людей, когда иногда ей хотелось побыть одной. Секс по-прежнему был прекрасен, но этого было недостаточно. И она ему именно так и сказала. Это произошло после того, как они закончили заниматься сексом, и время, конечно, было выбрано не совсем удачно, но это была правда, и он знал, что это правда. Он сказал, что знает, что это правда, и они оба согласились, что это правда, а потом поняли: это означает, что они больше не будут встречаться. Они обнаженные лежали рядом на кровати, уже больше не пара, и это было очень странно. Он оделся и ушел.
– Как там, ммм, движется наука? – спросил он.
Они пили кофе в «Остроконечном молотке». Прошло несколько месяцев, и им обоим хотелось быть друзьями, и они изо всех сил к этому стремились. Поскольку это уже давно не было свиданием, им больше не нужно было отправляться в изысканные места со сбивающими с толку напитками. Вместо этого они могли зайти в свою любимую кофейню и заказать то, что обычно заказывали. Дэррил даже заставил бариста ему улыбнуться, похвалив сваренный им кофе искренними и теплыми словами.
– Наука движется лучше некуда, – ответила Ниланджана. И тут она поняла, что наука и вправду идет неплохо, хотя ее ответ был чисто машинальным, поэтому повторила: – Она и вправду идет неплохо. Меня повысили до первого ассистента Карлоса. Он говорит, что больше не может позволить себе упускать из виду контекст науки, которой он занимается. Наука – всего лишь инструмент, и, не зная, для чего ты используешь этот инструмент, можно по чистой случайности натворить ужасных дел. Он хочет, чтобы я помогла ему не натворить ужасных дел. Это просто чудесная работа. К тому же я могу по-прежнему заниматься своими любимыми проектами. Вроде фармацевтики и пестицидов. Не хочу закончить разочарованием в картофелинах, пытаясь получать премии и думая, что в этом-то и заключается жизнь ученого.
– Просто фантастика, Ниланджана, – сказал Дэррил и повертел в воздухе кулаком, отчасти выражая торжество, а отчасти сознательно пародируя свое привычное движение.
Она рассмеялась, отчего он тоже рассмеялся. Разговор пошел легче.
– Ну, а как ты? – поинтересовалась она. – По-прежнему думаешь занять должность Гордона?
– Да, – ответил он, задумчиво помешивая гальку и мох в своем американо. – Накопилась масса административной текучки. В том смысле, что пастор сбилась с пути истинного, но у нее хорошо получалось приводить в движение весь механизм. Церковь – это бизнес, который не кажется бизнесом никому, кроме тех, кто им заправляет. Это очень хитрая штука. Хотя Стефани просто прекрасно проводит службы. Мы с ней… – Он запнулся, внимательно следя за реакцией Ниланджаны. – Мы с ней на самом деле встречаемся.
– Это же здорово, – сказала Ниланджана, нисколько не кривя душой. – Вы с ней идеально подходите друг другу. А это не… – Вопрос мог оказаться ужасным. – А это не странно – молиться Улыбающемуся Богу, когда знаешь, что мы убили Улыбающегося Бога? – Вопрос оказался ужасным. – Прости.
– Нет, все нормально, – ответил он, и так оно и было. Вера его была крепка, так что не существовало вопросов, которые могли бы его смутить. – Да, я сказал, что мой Бог мертв, но это было сразу же после его смерти. В голове у меня была такая каша. Теперь я понимаю, что мы убили не Улыбающегося Бога. Мы убили гигантского жука. Возможно, некоторые наши пророки, вроде Кевина, по ошибке приняли жука за Улыбающегося Бога. Но в глубине души я знаю, что наш Бог – не голодная многоножка.
Ниланджана кивнула. Теперь, когда вера Дэррила ее не интересовала и его жизнь никак не пересекалась с ее жизнью, она могла искренне сказать:
– Это хорошо. Это классно.
– Я хочу сказать, посмотри на пастора: она верила в буквальность Бога, и он ее съел. Мы не собираемся повторять ее ошибки.
– Мы с Карлосом прямо-таки поспорили насчет Улыбающегося Бога. Потому что я была там, когда он его вызвал. Я видела, как проходила церемония Призыва. Он говорит, что это совпадение, что его аппарат проделал вход в параллельный мир, откуда появилась многоножка, и лишь по чистой случайности это случилось тогда, когда мы проводили этот бессмысленный ритуал.
– Может, он и прав, – произнес Дэррил, пожимая плечами. – Я, конечно, в этом ничего не понимаю, но твоя наука гораздо чаще получает правильные ответы, чем неправильные, даже если ей неизвестно, что с этими ответами делать.
– Есть масса данных, подтверждающих его точку зрения. Ну, не знаю. – Она потыкала ложечкой в металлическую стружку и корицу у себя в кофе. – Я отчасти верю, что ритуал удался. У меня нет никаких цифр, но я там была. Я просто в глубине души уверена, что все это сделали мы.
– Похоже, моя вера слегка пошатнулась. В любом случае трудно сказать с уверенностью, прошел ли ритуал одновременно с экспериментом Карлоса. – Он подмигнул ей. – Время – странная штука, верно?
Она не знала, то ли улыбнуться и принять его попытку флирта, то ли закатить глаза и сделать вид, что это шутка, поэтому обезопасила себя, сделав и то, и другое. В разговоре повисла долгая пауза. Поскольку они осваивали совершенно новую динамику отношений, это молчание казалось особенно давящим.
За соседним столиком сидела Памела Уинчелл и слушала их разговор. Она по-прежнему следила за ними, но теперь в качестве дружественного жеста. Дружественные жесты – вещи чрезвычайно субъективные. Она подняла свою кружку.
– За луну, – сказала она в усилитель. Никогда нельзя было понять, что она имеет в виду.
Они ответили ей, подняв кружки, потом посмотрели друг на друга и снова рассмеялись. И именно в этот момент оба поняли, что, хотя отношения у них не сложились, вот теперь начинает складываться их дружба.
– Чужачка! – крикнул мужчина в желтой кепке дальнобойщика, сидевший у окна и тихо пивший свой латте. Он не показывал на Ниланджану пальцем и улыбался вроде бы естественной улыбкой.
– Рада снова тебя видеть, Карим, – сказала она.
– Я тоже рад тебя видеть, Ниланджана, – отозвался он, снова переключаясь на кофе. Он симпатичный. Надо будет поговорить с ним после ухода Дэррила.
Она представила огромное множество возможных вариантов развития событий – от дружеского восклицания «Чужачка!» и приветливой улыбки до обзаведения спутником вроде Сесила, который будет спать рядом с ней, беспокоиться о ней, держать ее за руку, варить обед, работать по дому, ездить вместе с ней в отпуск, растить собак или детей и принимать все грани ее жизни. Глядя на Карима, она ни на что не рассчитывала, просто теперь знала, что с людьми стоит встречаться. Все в кофейне были такими же, как и она, жителями города, – города, до понимания которого ей было еще очень далеко, но чьи странности и несуразности она уже начала принимать.
Не все верят в горы, но они все же существуют в пределах прямой видимости. Горы обрамляют пустыню, словно кайма на пустой большой тарелке. Посередине находятся разбросанные по равнине города с названиями вроде Красная Столовая Гора и Сосновый Утес, а прямо в центре располагается Найт-Вэйл, не верящий ни во что из этого.
Как говорится, видеть – не значит верить. Ощущать запах и касаться – тоже не значит верить. Но, как это ни странно, слышать – частенько означает верить.
Трудно поверить большей части этой истории – даже тем, кто сам был ее частью. В конце концов, поверить в черные вертолеты, кружащие над головой и фиксирующие все, что мы делаем, – довольно легко. Поверить в далекие мелькающие НЛО, которые используют наш мир как лабораторию или, что было бы более жуткой вероятностью, как игровую площадку – тоже просто. Но поверить в огромную многоножку, которой поклоняются как божеству, явившемуся из какого-то иного пустынного мира? Слишком много хотите.
Конечно, тем немногим, кто к ней причастен, легко поверить в эту историю. Они выросли с верой в нее, и потому она стала лишь проявлением того, чего они уже ожидали от мира.
То, что испытываешь, и то, во что веришь, не всегда совпадают. Как мог бы сказать вам ученый вроде Ниланджаны, корреляция не указывает на причинно-следственные связи. Она также могла бы сказать вам, что чувство близости с кем-то не есть любовь. И то всеобъемлющее, что ощущается в один момент, в следующее мгновение превращается в тусклое воспоминание об этом ощущении, которое легко вызвать, но тяжело воссоздать. И для того, чтобы она могла это сказать, ей вовсе не обязательно быть ученым.
Дэррил мог бы заявить, что опыт не соотносится с верой. Поскольку опыт есть всего лишь жизнь, в то время как вера есть счастье. В конечном итоге, что плохого в самых причудливых верованиях, если они дают человеку ощущение счастья, сопровождающее его от начала до самого конца? Если он умрет, ошибочно полагая, что мир был добр по отношению к нему, было ли бы для него лучше умереть, зная, что мир был к нему безразличен? В чем, спросил бы он, самый веский аргумент в пользу того, чтобы видеть мир таким, каков он есть, если можно видеть мир таким, каким он не является? А потом покрутил бы в воздухе поднятым кулаком.
И вот тут Ниланджана вздохнула бы, допила свою чашку или бокал и ушла.
Возьмите любого из жителей Найт-Вэйла и попытайтесь убедить его в существовании гор. Расскажите ему, что такое высота. Постарайтесь ему объяснить, что такое холодный воздух, пар изо рта при дыхании, покрасневшие щеки и носы. Расскажите ему истории о людях, которые по веским или дурацким причинам забирались высоко в горы. Расскажите истории о людях, всю жизнь проживших среди высочайших вершин, и о тех, кто преодолел огромные расстояния, чтобы погибнуть на вершине горы, которой прежде никогда не видел. Расскажите ему о горных перевалах, о преодолевающих их армиях, о завоеваниях и сменах цивилизаций. Приведите ему примеры из мировой истории, показывающие, как часто она меняла свой ход из-за вполне конкретных вершин и долин. Покажите ему гору. Укажите на нее и скажите: «Она стояла здесь до тебя, и она останется тут стоять после тебя, ты не нужен для ее существования, а когда ты умрешь, очертания ее уступов ничуточки не изменятся».
Будьте жестоки или милосердны. Откройте ему больше, чем нужно. Говорите ему все, что захотите.
Это не имеет значения. Все равно вам никто не поверит.
notes