Глава 37

Многоножка была лишь насекомым. Город – лишь площадкой для наблюдений Тайной полиции, как и всегда. Ни то ни другое не являло собой причину возникновения ям или исчезновения людей.

Ее гипотеза стала рабочей теорией. С этой теорией она пробежала по лаборатории и забарабанила в дверь кабинета.

– Выключите, выключите эту штуку, Карлос!

Он открыл дверь, обеспокоенный ее тревогой. Пол нагревался все сильнее.

– Не сейчас, Нилс. Речь о безопасности моей семьи. Ее может спасти только наука.

– Это все машина, Карлос. Все дело в экспериментах.

– Что значит – машина? Вы о чем?

– Карлос, – Ниланджана понизила голос, заставив себя говорить спокойнее, чтобы он не принял все сказанное ею за следствие эмоционального срыва, – ваши эксперименты – причина появления ям. Ваши эксперименты разрушают город. Не город и не кто-то еще порождает трагедии, чтобы вам помешать. Всякий раз, когда вы начинаете эксперимент, происходят разрушения. Мы с самого начала путали причину со следствием.

Оборонительное поведение – это естественная защитная реакция. Главная задача любого существа – самосохранение. Брошенные кем-то слова о том, что ваши действия неправильны, могут быть восприняты как угроза вашему благополучию, они способны подорвать вашу репутацию, уязвить ваше чувство собственного достоинства, подставить вас под ответный удар, возможно, стать причиной потери работы, являющейся для вас источником средств к существованию, обеспечивая вам кров, пищу и саму жизнь. Момент отрицательной обратной связи, сколь бы катастрофичным он ни был, мгновенно обрабатывается в глубинах подсознания. Все эти мыслительные процессы остаются незаметными для сознания, которое не разговаривает само с собой ни на одном из человеческих языков и не использует четко выстроенные доводы «за» и «против». Для подсознания не существует «Правил регламента Роберта». Подсознание управляется нейронами, синапсами и глубокими, древними инстинктами.

Поэтому, несмотря на то что реакция Карлоса на заявление Ниланджаны была сложной и многогранной с точки зрения физиологии и представляла огромный интерес с точки зрения неврологии, он сказал лишь:

– Ой, да ладно вам. – И долгим взглядом посмотрел на свой аппарат.

Ниланджана положила руку ему на плечо. Он стряхнул ее.

Медики скажут, что в основе человеческой злобы по большей части лежит чувство вины, что причина злобы одного человека по отношению к другому есть отражение его собственных изъянов и недостатков. «Терпеть не могу, когда люди агрессивно ведут себя на дороге», – говорит агрессивный водитель. Или же человека заставляет злиться обычное чувство вины. «Терпеть не могу, когда люди агрессивно ведут себя на дороге», – говорит человек, вспомнив, что забыл позвонить дочери в день ее рождения.

– Уходите, – сказал Карлос.

– Просто выслушайте меня. – Ниланджана пыталась говорить как можно мягче, чтобы не вызвать в нем агрессии, но она слышала скрежет в аппарате Карлоса и чувствовала, как дрожит под ногами пол. И слова, которые задумывались как убедительная просьба, вырвались у нее резкой, лающей командой.

Перед дневным сеансом в кинотеатре Найт-Вэйла собралась толпа зрителей, пришедших на субботнюю премьеру фильма «Супермен против Себя», в котором бессмертная легенда экрана Ли Марвин играет обоих Суперменов. Среди собравшихся был и Джош, с человеческим лицом, длинными птичьими ногами и поджатыми крыльями. Теперь ему нравилось принимать облик существ, умеющих летать, однако, несмотря на постоянные настойчивые просьбы друзей и подруг (и его сестры Джеки), он обнаружил, что может поднять в воздух лишь самого себя и пассажиры для него были уже слишком. Он никогда не пропускал фильмы с Ли Марвином и с нетерпением ждал начала сеанса. Ребенком он ходил в кино с мамой, но теперь предпочитал делать это один. Не то чтобы он плохо относился к матери, которую на самом деле искренне любил, – просто хорошо относился к одиночеству, которое глубоко ценил. Поэтому сейчас, когда «Большой Рико» снова закрылся, а Рико и Арни соображали, как решить проблему останков гигантской многоножки, Джош воспользовался возможностью устроиться в заднем ряду подальше от остальных зрителей.

Он зачерпывал крылом попкорн и ловко отправлял его в рот. Он улыбнулся, удивленный сноровкой, которую развивал в своих новых обликах, но его улыбка сменилась любопытным прищуром, когда он ощутил под когтями какое-то странное тепло. Он внимательно посмотрел на пол, который выглядел, как и раньше, но с каждой секундой становился все теплее и теплее.

Карлос обернулся, впившись в нее глубоким сердитым взглядом.

– Памела лгала. Она останавливала нас на каждом повороте и следила за нами на каждом углу. Мы убили чудовище, которое они пытались не пустить в нашу реальность, и все же… И все же им этого недостаточно. Если они хотят драки, я покажу им, что значит драка. Я буду защищать свой город. Свою лабораторию. Нашу лабораторию, Ниланджана. Я буду защищать вас и всех остальных.

– Разрушив город?

– Я не… – Он фыркнул и посмотрел Ниланджане прямо в глаза. – Я не разрушаю город. Я занимаюсь наукой. Наука – благо. Эта идиотская церковь и религиозные фанатики-идиоты – это они пытались разрушить город. А я его спасу.

– Ларри Лерой вернулся, – сказала Ниланджана. – Его не съели, как мы думали. Причиной всему вовсе не многоножка. Многоножка никого не трогала, пока мы не начали на нее нападать.

– Вон! – крикнул Карлос, и взгляд его сделался еще суровее.

Ниланджана инстинктивно попятилась назад. Воспользовавшись тем, что она освободила некоторое пространство, Карлос закрыл перед ней дверь. Она услышала, как щелкнул замок.

У Джоша не было времени переживать из-за исходящего от пола тепла, потому что начинался фильм. Или, скорее, новости и реклама. Появились обычные объявления с предложением купить в торговом киоске разные лакомства или взять симпатичного щенка, чтобы во время сеанса было что пожевать и погладить. Джош немного пожалел, что не додумался взять собаку вместо того, чтобы просто купить попкорн, но побоялся, что если сейчас выйдет, то к тому времени, когда все необходимые бумаги будут заполнены и осмотр его дома, необходимый для того, чтобы показать, что собака будет жить в надлежащих условиях, завершится, фильм уже начнется. Так что вместо этого он смотрел анонс последней документальной картины Вернера Херцога о вторжении инопланетян, изобилующую полагающимися в таких случаях взрывами и отпускающими шутки спасающими землю хорошими парнями, а также трейлер следующего фильма о супергерое с Ли Марвином под названием «Супермен против Никого», в котором Супермен наконец обретает покой.

Пол из теплого стал уже прямо-таки горячим, но от этого Джоша отвлекало кое-что еще более неприятное. Он думал, что кинотеатр перед субботней премьерой главного блокбастера перенастроил аудиосистему, но поверх рекламных роликов зрители в зале слышали глухой рокот и раздражающий металлический скрежет. А поскольку Джош увеличил уши, чтобы лучше слышать фильм, проблема звука его особенно беспокоила. Тем временем пол делался все горячее и горячее, и ему пришлось поднять ноги, чтобы не обжечься. Он вдруг почувствовал, что все происходящее ему до ужаса знакомо, но, прежде чем он смог в этом разобраться, начался фильм.

– Ниланджана, ты жива! – В лабораторию ввалился Дэррил. – Я так волновался. – Он приблизился к ней и заключил ее в объятия. В его усталых глазах стояли слезы.

Ниланджана замерла между яростно захлопнутой дверью кабинета, с одной стороны, и сочувствием Дэррила – с другой. Зажатая между двумя этими столь различными сильными чувствами, она испытывала огромное желание упасть на пол.

– У тебя все в порядке? Когда я проснулся, ты уже ушла, и я нисколько не испугался, просто удивился, что тебя нет, но потом включился телевизор, и…

– Дэррил! – Ниланджана поднесла ладонь к его рту. – Замолчи. – Она поцеловала его. Быстро и нежно. Когда они оторвались друг от друга, она произнесла: – Теперь дело не в тебе и не во мне. Теперь дело в Карлосе.

– Не знаю, о чем ты, – сказал он, поморщившись.

– Сейчас тебе не надо ничего понимать, – ответила она вслух.

Скрежет аппарата сделался громче. Ниланджана забарабанила в дверь.

– Прошу вас, Карлос, впустите меня. – Ее яростные удары слабели. Она чувствовала, что силы тоже начинают ее покидать. – Карлос, можете вы хоть на секунду приостановить свой эксперимент? Можете вы просто меня выслушать? Выслушайте мою гипотезу. По-моему, как только вы увидите научный аспект ситуации, вы…

Карлос открыл дверь. Он плакал. Она никогда не видела его плачущим. Он был потрясен и не знал, как выражать свои эмоции, поскольку всегда облекал их лишь в тщательно построенные предложения, а не изливал жидкостью из тела.

– Научный аспект ситуации? – прорычал он. – Этот параллельный мир! Я оказался в ловушке, Ниланджана. Я не видел Сесила десять долгих одиноких лет. Меня удерживали вдали от тех, кого я люблю, в том безрадостном и безлюдном месте, где нет голода, где никогда не хочется пить и где невозможно выжить. Это место, которое поглощает. Это место, где царит пустота. Вот в чем научный аспект ситуации. И я ее изучаю. Чтобы разрешить ее. Лишь я способен это сделать. И только эти эксперименты смогут это сделать. Простите меня, Ниланджана. Я не собираюсь останавливаться для того, чтобы вы рассказали мне, что такое наука.

Джош не сразу сообразил, что происходит, когда зрители в первых рядах стали вскакивать и кричать. В кинотеатре так себя не ведут, но ему не хотелось из-за этого спорить. Он озабоченно поднялся с места лишь тогда, когда люди побежали в его сторону. Он посмотрел на пол, сделавшийся невыносимо горячим, и вспомнил, как все было в спортзале. Крики зрителей, крики баскетболистов…

Прямо перед экраном образовалась дыра. Сначала она была небольшой – подскакивая, в нее провалился пустой стаканчик, – но быстро увеличивалась в размерах. В панике Джош повис в воздухе и попытался оценить положение. Когда зрители попятились от края ямы, ее глубокая бездна отрезала их от всех выходов. Люди могли отступать лишь к задней стене зала – до тех пор, пока отступать будет уже некуда. Дыра тем временем превратилась в расселину. Ряд за рядом пустые кресла с попкорном и сумочками, брошенными разбегавшимися людьми, сдвигались вперед и исчезали во тьме.

Джош посмотрел в сторону выхода. Он все еще мог пролететь туда, выбраться за дверь и очутиться в безопасности. Но он оглянулся на охваченную паникой толпу, где люди толкали друг друга, словно им было куда идти, устремился вниз и опустился среди толпы.

– Я знаю, как глубоко вы верите в то, что делаете, – говорила Ниланджана. – Но пастор тоже верила в то, что делала. И все остальные радостные последователи. Одной веры недостаточно – ни в бога, ни в науку. Вы ошиблись, Карлос. Наука по сути своей не есть добро. Это лишь образ мышления, призванный находить истину. Но заключенные внутри этого образа мысли могут привести как к хорошему, так и к плохому. Недостаточно верить в науку. Нужно еще и слушать. Слушать других. Прошу вас, позвольте мне рассказать, что произошло с Ларри.

– Прошу вас, позвольте мне рассказать, что со мной произошло, – попросил Ларри. Он отбежал на несколько кварталов, но потом вернулся обратно. Ноги у него дрожали от ужаса, но он был из тех людей, которых оставляемое их наследие заботит больше, нежели возраст, в котором они оставят это наследие. А без Найт-Вэйла ему некому будет передать свое искусство. Его забудут, и не через два поколения, а сразу же, моментально. Так что ему пришлось вернуться, чтобы сделать все, что было в его силах.

– Ларри, – сказала Ниланджана. Она очень обрадовалась, увидев того, кого уже не надеялась увидеть. Она уже во второй раз всего за несколько минут испытала это чувство по отношению к Ларри. – Расскажите Карлосу, что происходит.

– Я знаю, что происходит, – отрезал Карлос. – Не надо мне читать лекций о…

Ларри осторожно шагнул к двери, и Карлос умолк, удивленный его спокойным поведением. Руки у Ларри были старческие: морщинистая кожа собиралась в складки на истонченных костях, костяшки пальцев были пепельного цвета, а ногти длинные и желтоватые возле кутикул.

– Вы меня не знаете, молодой человек, – произнес Ларри все еще немного слабым голосом, и Ниланджана едва расслышала его за шумом аппарата. – Меня зовут Ларри Лерой, и, по-моему, вы можете кое-что знать о маяке. На вершине горы.

В зале уже почти не осталось места, где можно было стоять. Перед зрителями зияло широкое ничто, которое разрасталось, а перед этой пустотой Ли Марвин нараспев говорил, что Супермена необходимо остановить и что единственный, кто способен его остановить, – это Супермен. Джош ощутил напор, а потом настоящую давку, когда все пытались удержаться на уменьшавшемся с каждым мгновением островке безопасности. Затем он услышал крики и краем глаза увидел, как какой-то мужчина – возможно, отец семейства, уважаемый член общества, или просто человек, довольный жизнью, просто обычный человек, не подозревавший, что сегодня жизнь его оборвется, покачнулся и с пронзительным воплем исчез в бездне.

Джош снова подумал было улететь, но понял, что не сможет это сделать. Он подумал, как бы на его месте поступила Джеки, его сестра, самая храбрая из всех, кого он знал. Возможно, она упала бы в яму и погибла. Иногда одной храбрости недостаточно. Порой в сложившейся ситуации необходимы соответствующие средства. Он попробовал помахать крыльями: может, ничего и не выйдет, но надо попытаться. Потом повернулся к стоявшей рядом с ним женщине по имени Морин, которую узнал – она частенько бывала на фирме звукозаписи «Дарк оул рекордз».

– По-моему, я смогу нас поднять, – сказал ей Джош, и рядом с крыльями у него выросли человеческие руки. – Дайте-ка я попробую. – Он выставил вперед свои новые руки и пошевелил крыльями, чтобы показать, что он хочет сделать.

– Ни за что, – отказалась Морин.

В яму с визгом упали еще двое. Арифметика была простая: численность толпы оставалась неизменной, а площадь пола уменьшалась.

– Хорошо, ладно, – согласилась она.

Джош и Морин обхватили друг друга руками, и он изо всех сил захлопал крыльями. Джош хлопал крыльями, пока плечи у него не стали гореть. От напряжения он закусил губу и ощутил вкус крови. Он пытался собрать все силы, но сил больше не оставалось. Ничего не получалось. Ничего у него не выйдет. И когда он обо всем этом думал, он понял, что ноги его больше не касаются пола.

– О господи! – воскликнула Морин.

Джош поднялся не высоко, но выше и не нужно.

– Ладно, я ее вытащу, а потом вернусь за вами, – сказал он.

Но, когда он осторожно опустил Морин у выхода, в расселину свалились еще двое. Он понял, что ему не хватит времени, чтобы спасти всех остальных.

– На вершине горы стоит маяк, – тем временем говорил Ларри. – Оттуда видна вся пустыня – не эта, а другая. И в той пустыне стоит совсем иная конструкция. Это дом. Дом с фотографией того же самого маяка. – Ларри наклонил голову. – Вы там были, не правда ли? – спросил он.

Карлос протянул руку и выключил аппарат. Скрежет стих до слабого гудения.

Теперь, без огня уверенности в научном разрешении кризиса, который его подпитывал, он выглядел опустошенным. Наука ничего не могла поделать с тем фактом, что, хотя его метод не был неверным и все логические построения были правильными, результаты, с моральной точки зрения, оказались неутешительны. Это было уравнение, которое он по-прежнему не мог понять.

– Рад с вами познакомиться, – произнес Ларри.

– Здравствуйте, я Карлос, – ответил он тихим, но твердым голосом. – Я ученый, хорошо это или плохо.

– Вы слышите? – спросил Ларри.

– Что? – не понял Карлос. – Я ничего не слышу.

– Я тоже, – согласился Ларри, теперь уже улыбаясь.

– Как ваше…

– Погоди-ка, сынок, – сказал Ларри. – Просто прислушайся.

Ничего не было – ни скрежета, ни жара. Широкая расселина на том месте, где стоял кинотеатр, осталась, но больше уже не расширялась. Сбившиеся в толпу люди обрели твердую опору под ногами в виде оставшегося от пола участка. Шли секунды, ничего не происходило, и они поняли, что останутся живы. Почти все заплакали. Одна женщина принялась ругаться, выплевывая все грязные слова, какие только могла припомнить. Она даже не знала, почему ругается. Возможно, это была запоздалая реакция на страх. Или это праздновали свое спасение ее уцелевшие легкие.

Джош огляделся по сторонам. Он смог переместить в безопасное место всего несколько человек, но теперь, когда кризис миновал или, по крайней мере, приостановился, он ощутил прилив радости оттого, что ему удалось сделать хотя бы это.

– Давайте продолжим, – произнес он, проверяя мощь своих крыльев. Все нормально. Они у него достаточно сильные. – За один раз я могу взять только одного, но вытащу отсюда всех вас.

Ничего не было. Или же было множество звуков: вертолетов и сирен, вдали и вблизи. Были еще ветер, шелест листьев и шум машин. Тихие звуки восхода, переходящего в утро. Дыхание и биение сердец людей в комнате. Тихое ворчание реактивного лайнера где-то на краю стратосферы, когда тот выпускал полезные психотропные выхлопы. Мерное щелканье фотоаппарата в руках сотрудника неназванного, но грозного правительственного агентства, стоявшего в комнате и фиксировавшего их действия. Звуки повседневной жизни. Звуки всего. И ничего.

Карлос порождал катастрофы, пытаясь покончить с катастрофами, которые он порождал. Порочный круг, который можно было разорвать, просто остановившись в каком-то месте. И теперь он слышал звуки собственного бездействия, и они, похоже, говорили о безопасности его семьи.

– Сейчас тихо, Карлос. Вы слышите? – Ниланджана медленно шагнула к нему, стараясь не нарушить его личное пространство, но Карлос все же попятился к кабинету. – Прислушайтесь.

– Прислушайтесь, – повторила Луиза.

– Прислушайтесь – поддержал ее Марк.

– Прислушайтесь, – присоединился к ним Дэррил.

Ниланджана улыбнулась и тронула Карлоса за руку. Он вздрогнул, но продолжал смотреть ей в глаза.

– Идите сюда, – сказала она.

Карлос оглядел всех по очереди. Все улыбались, пусть и неуверенно, за исключением Дэррила, растянувшего губы чуть ли не до ушей и выставив зубы, как его учили в церкви. Карлос на мгновение задержал взгляд на Дэрриле, но потом, наконец, перевел его на Ниланджану.

Карлос все плакал и плакал. Из него выходили долгие годы эмоционального напряжения, которое он не сумел выразить. Это походило на болезнь, но было всего лишь существованием. Ниланджана тоже плакала, плакала по своему городу, который оказался очень близко от уничтожения. И по своему учителю, который все делал правильно, но у которого все получилось неправильно. Она притянула его к себе и обняла. К ней присоединились Луиза и Марк, за ними Дэррил и Ларри. Они сделали то, что делают все ученые, следуя научному методу: 1. Гипотеза. 2. Спор. 3. Перебранка. 4. Плач. 5. Объятия.

И хотя это мгновение не помогло городу, оно его спасло.