Часть вторая
Узловатый корень

По водостоку душевой Готорнов с тела Вайолет ржавой спиралью стекали кровь и грязь. Она старалась стереть с кожи ужас последних часов, но пусть вода уже стала прозрачной, от правды не отмыться было невозможно.

Она воскресила мертвого.

И вернулась в Серость.

А сбежала оттуда только благодаря мальчишке, который все это время был к ней настроен враждебно.

Вайолет натянула не подходящие по размеру белые джинсы, любезно предоставленные сестрой Джастина – Мэй, так ее звали, – и гигантскую толстовку с эмблемой команды по бегу Четверки Дорог, от которой пахло дымом костра и дезодорантом. Девушка сморщила нос от запаха. Но ее собственная одежда была безнадежно испачкана.

Она не могла перестать думать о том мгновении, когда Джастин застыл на месте.

Вайолет могла бы бросить его, оставить блекнуть среди этих темных пепельных деревьев. Харпер советовала ей не доверять Готорнам. Но теперь Вайолет решила для начала составить собственное мнение об этих людях.

С той самой секунды, как Орфей вновь встал на лапы, ей не давала покоя одна беспокойная мысль. Если она смогла вернуть кота, что ей мешает вернуть Роузи? Она не упустит решения всех своих проблем из-за одного-единственного предупреждения. Поэтому Вайолет позволила Джастину с Айзеком проводить ее в дом Готорнов и согласилась их выслушать.

Готорны сказали ей после душа идти в комнату для чтения. Но когда Вайолет открыла дверь, там было пусто. В комнате для чтения не было книг. Полки вдоль стен полнились разнообразными безделушками, и, кажется, они имели большую ценность. Окаменелая ветка лежала рядом с чрезвычайно реалистичной скульптурой кролика. Сломанный кинжал, сверкающий серебром в тусклом свете, покоился около пыльной карты. На ней был вырезан мрачный шут, а внизу выведено: «Дурак».

Единственным предметом мебели в комнате был исцарапанный деревянный столик, стоящий прямо под окном.

Внимание Вайолет привлекла гравюра на стене с текстом, выведенным каллиграфическим почерком. Слова сверху гласили: «Наследие основателей».

Она зачитала текст, как поэму:

Гравюра разворошила в ней какое-то необъяснимое чувство. Словно впервые раскрывшийся цветок.

Словно что-то в ней начало пробуждаться.

– Что вынюхиваешь?

Голос был низким и едким. Даже не поворачивая головы, Вайолет знала, что он принадлежит Айзеку. Он смотрел на гравюру. Так, как будто хотел разломать ее на части, – удивительно.

– Мне велели сюда прийти. – Слова прозвучали как оправдание, хотя Вайолет скорее хотела защититься. – Не моя вина, что Джастин с Мэй опаздывают.

– Они не рассчитали время. – Айзек оказался выше, чем она помнила; широкоплечим, долговязым. Фланелевая рубашка была застегнута на все пуговицы, воротник закрывал шею. – Обычно люди отходят от Серости дольше нескольких минут.

Айзек изучал лицо Вайолет, пока она прожигала его взглядом. Если он пытался обнаружить страх, то напрасно. Серость, несомненно, пугала. Но все это ничто по сравнению с потерей Роузи.

– Нужно сильно постараться, чтобы меня напугать, – ответила Вайолет. Этот разговор напомнил ей о портале. Как Айзек развел руки, словно поддерживал Вселенную. – Ты тоже можешь открывать дверь в Серость. Как?

– Я все ждал, когда ты начнешь задавать настоящие вопросы. – Айзек показал на гравюру. Вайолет уже видела медальоны на его запястьях, но сейчас впервые заметила, что один из них весь в трещинах. – Я Салливан. Все, как и говорится здесь – мы поднимаем руки и разрушаем мир.

Вайолет снова посмотрела на гравюру, и по ее спине прошла дрожь. Ветви и камни, кинжалы и кости…

– И что ты ломаешь?

– Кости, стены, сверхъестественные барьеры, – ответил Айзек. – А еще я разбиваю сердца. Но для этого мне не нужна магия.

– Очень смешно, – протянула Вайолет, будто он не бросился с пренебрежением словом «магия», в существование которой еще месяц назад она бы не поверила. – Так это манифест? Символ веры? Во что?

Айзек покачал головой:

– Ты действительно ничего не знаешь. А Джастин уверен, что ты нам поможешь.

– А ты?

Айзек встретился с ней взглядом; его глаза напоминали обгоревшие спички.

– Честно? Я думаю, от тебя одни неприятности.

Вайолет ощетинилась, но, прежде чем она успела ответить, в двери появились Джастин и Мэй. Они сюда вписывались так же хорошо, как Дарья в кресло-качалку. Как они с Роузи в старую арт-студию. В таких местах люди были самими собой.

– Вижу, вы уже подружились, – сказала Мэй, держа чашку, от которой поднимался пар, и Вайолет втянула носом воздух: корица и что-то лесное. Конечно, они были в помещении, но Вайолет не могла избавиться от чувства, будто комната является частью леса. – Кофе?

– Определенно.

Вайолет поднесла чашку к губам и с благодарностью отпила; компания расположилась за столом у окна. Единственным источником света служил канделябр с бронзовыми ручками в форме ветвей. Он отбрасывал на лица Готорнов тусклое желтое сияние, очерчивая их высокие скулы.

– Ты в порядке? – начал Джастин. – То, что с тобой сегодня произошло… этого вообще не должно было случиться.

– Значит, в Четверке Дорог… не всегда так? – осторожно поинтересовалась Вайолет, вновь вспоминая Фрэнка Андерса.

Джастин покачал головой:

– Нет. Я не знаю, как много тебе известно об этом городе, но наша семья посвятила себя защите Четверки Дорог.

– Она определенно знает достаточно, если способна на то, о чем ты говорил. – Багровый кулон на шее Мэй блеснул в слабом свете, и Вайолет подметила, что это то же красное стекло, что в браслетах Айзека и значке шерифа.

Айзек, сидящий напротив, кивнул:

– Я согласен с Мэй. Она бы ни за что не смогла кого-то воскресить, если бы не прошла ритуал.

– Ритуал? – растерялась Вайолет. – Какой ритуал?

Мэй громко и недоверчиво фыркнула.

– Вайолет, я искал тебя, поскольку думал, что ты сможешь нам помочь, – сказал Джастин, угрюмо покосившись на Мэй с Айзеком, в его взгляде читалось предупреждение. – Но теперь мне кажется, что мы сможем помочь друг другу. Мы втроем знаем почти все об этом городе. Так почему бы тебе не рассказать, что тебя интересует, и не позволить нам заполнить пробелы?

Это Вайолет и хотела от них услышать.

Она поведала Готорнам и Айзеку все, что сочла нужным. Девушка сомневалась, что сможет объяснить ситуацию с Роузи и ее призраком, не расплакавшись. Еще ей показалось неразумным делиться тем фактом, что о городе она узнала от Харпер, а давно умерший дядя Стивен – тем более лишняя информация. Но вот Серость, Орфей, провалы в памяти… про это она рассказала.

– Если я действительно воскресила Орфея… – подытожила Вайолет. – Что это значит? Кто я? Как все это вообще работает? – Ее голос задрожал под тяжестью слов – она ничего не могла с собой поделать. Произнеся их вслух, она сделала их реальными. А если они реальны, возможно, только возможно, Вайолет все-таки спасет Роузи.

Она не могла перестать вспоминать, как сестра возникла перед ней, только на этот раз Роузи вернется по-настоящему. Вайолет сможет ее обнять. И тогда Роузи, по-доброму ухмыльнувшись, прикажет ей прекратить драму, поскольку все наконец-то хорошо.

– Кажется, теперь я все понял. – На стене над головой Джастина плясали тени, спиралью бесновались на каменных плитах, словно из-за его шеи вырастали ветви, все в листьях. – Ты уже догадалась, что Четверка Дорог – не простой город. Фактически это тюрьма.

В голове Вайолет всплыл образ Фрэнка Андерса с белесыми глазами. В животе затянулся тугой узел.

– Тюрьма? Для той… для той твари в Серости? Тогда почему мы тоже здесь?

– Дело в нашей родословной, – пояснил Джастин, что не особо утешило Вайолет. – Будет проще, если мы тебе покажем.

Джастин подошел к полкам и вернулся с пожелтевшим свитком. Только когда он развернул его на столе и придавил уголки гладкими красными камнями, Вайолет поняла, что это карта.

Карта Четверки Дорог, определенно нарисованная от руки. Повсюду лес, сотни крошечных зелено-коричневых полос обрамляли извилистую главную улицу, огибающую городскую площадь. Вайолет давно заметила, что Четверка Дорог больше похожа на лес, чем на город, но сверху численное превосходство деревьев сильнее бросалось в глаза.

Ее взгляд прошелся по маленьким колоннам ратуши и остановился на пугающе реалистичном рисунке ее нового дома. Под поместьем были выведены чернилами слова: «Территория Сондерсов». На карте было отмечено еще три такие «территории». Взглянув на каменный сельский домик семьи Карлайлов на востоке и Готорнов на юге, она узнала и другие имена. В западной части города не было дома, только кусочек карты со словами «Территория Салливанов». Вайолет с трудом разобрала очертание усадьбы под чернильным пятном: кто-то очень постарался вычеркнуть Салливанов из жизни города.

Вайолет покосилась на Айзека, чье лицо стало совершенно каменным.

– Что тогда произошло?

Мэй хотела ответить, но Айзек резко произнес:

– Ничего хорошего.

– И ничего, что относилось бы к нашему разговору, – резко добавила Мэй. – На самом деле важно только это. – Ее бледно-розовый ноготок постучал по словам, написанным сверху: «Карта основателей».

Вайолет вспомнила, как ее назвали те женщины в имении Сондерсов. Как Джастин назвал ее в Закусочной. Как все в школе смотрели на него, Мэй и Айзека.

– Мы – потомки основателей города? – спросила она, поднимая взгляд на Джастина. – Поэтому на карте наши фамилии? И на предписании? И поэтому на меня постоянно все так смотрят?

Удивление на лице Джастина подтвердило ее правоту.

– Понятия не имею, как ты можешь этого не знать, – ответил он. – Но да. В сороковых годах девятнадцатого века этот город был основан четырьмя людьми – Хетти Готорн, Лидией Сондерс, Ричардом Салливаном и Томасом Карлайлом.

Вайолет уловила благоговение в его голосе. Как и то, что Харпер тоже из семьи основателей.

– И почему это так для всех важно?

– Потому что в Четверке Дорог основатели – нечто большее, чем просто люди, – сказала Мэй. – В годы возведения города им поклонялись. Жители звали их Четверкой Богов. Они предлагали четыре пути к спасению – отсюда и название.

Значит, Вайолет не показалось, что на них смотрят по-особенному. К ним действительно относились как к богам.

Девушка не знала, почему это так ее смущало. Она крепче сжала в руках кофейную чашку.

– И что конкретно они сделали, чтобы люди начали им поклоняться?

Лесной аромат в комнате словно усилился. Свет за окном потускнел, и тени от предметов на полках удлинились и вытянулись, растекаясь по стене за Готорнами.

Мэй улыбнулась:

– Они победили монстра.

– Ты имеешь в виду ту тварь, что живет в Серости? – спросила Вайолет. – Что-то мне она совсем не показалась побежденной.

– Это чудище давно живет в Четверке Дорог. Оно было – и остается – существом, не похожим ни на что, что тебе доводилось видеть раньше, – пояснил Айзек, – обычным оружием ему не навредить. Ему хватило ума пробраться к тебе в голову, прочитать твои мысли, даже твое будущее. Оно может уничтожить одним касанием. – Он снова встретился с Вайолет взглядом, и ей вспомнились его способности к разрушению. – И его было трудно – скорее даже невозможно – убить.

Он говорил с низкой, непринужденной интонацией человека, рассказывающего историю, которую слышал тысячи раз. Как басню. Или колыбельную.

– Так они не смогли его убить, – кивнула Вайолет. – И?

Джастин провел пальцем по изгибу карты – жест интимный, как ласка возлюбленного.

– Обхитрили его. Согласились отдать частички себя в обмен на частички магии монстра. А затем использовали эти силы, чтобы связать его с городом. С версией города. То место, в которое ты попала, его тюрьма – это другая Четверка Дорог, проецированная на наш город и застывшая на том самом моменте его заточения. Серость.

Вайолет подумала о рядах странных старых домов. О статичном небе и тех ужасных скрюченных деревьях.

– Значит, люди поклонялись им… нам… за это, – медленно произнесла она, переваривая информацию.

– Да, – кивнул Джастин. – Эту религию назвали Церковью Четверки Богов. Она давно исчезла, но… следы остались. Мы по-прежнему защищаем город. И люди по-прежнему нас за это уважают.

– Знаешь, тебе очень повезло. – Голос Мэй уже не звучал так пронзительно. – Большинство людей, попавших в Серость, не возвращаются. Особенно не прошедшие ритуал.

Вайолет заметила, что в конце фразы ее взгляд переместился на Джастина.

– Вы уже упоминали о ритуале. Что это?

Джастин ответил:

– Каждый основатель по-своему связал себя с монстром. Как наследники Хетти Готорн, мы должны пройти через то же испытание, что и она, чтобы заслужить свою силу. У каждой семьи свой ритуал, который проходят в разном возрасте, но всегда где-то между тринадцатью и шестнадцатью годами.

– Так вы оба уже исполнили свой ритуал? – спросила Вайолет.

Готорны переглянулись. Это напомнило ей о безмолвных разговорах между ней и Роузи, и от этого зрелища внутри нее все сжалось.

– Да, – ответил Джастин после короткой паузы. – Ты выпускница… тебе семнадцать, верно?

Вайолет кивнула.

– Значит, ты уже должна была пройти ритуал, и до этого момента ты уязвима. Силы у тебя есть, но ты не сможешь полностью их контролировать. И Серость будет держать тебя в городе, пока не выполнишь ее условия.

– Держать меня? – Вайолет начинала паниковать. – Но я же могу уехать, верно?

– Нет, – мрачно ответила Мэй. – Не можешь.

Дыхание Вайолет стало частым и порывистым. Роузи была в Уэстчестере. Не здесь. Здесь не было ничего, кроме смерти, странных богоподобных семей и Серости. Но Вайолет не могла показаться слабой на глазах у этих незнакомцев.

– Мне казалось, вы назвали это тюрьмой для монстра.

– Так и есть. – Джастин определенно пытался успокоить ее плавной речью, но это лишь усилило тревогу. – Но твоя семья связана с этим монстром. А значит, пока ты не пройдешь ритуал, останешься привязана.

– То есть ты хочешь сказать, что ни один из вас не мог уехать, пока вы не прошли ритуал?

Джастин помотал головой:

– Разумеется, мы могли уехать. Я имел в виду, что, если ты не проходишь ритуал в положенном возрасте, город либо удерживает тебя здесь до тех пор, пока ты его не пройдешь… либо…

Он смущенно замолк.

Айзек закончил его мысль с легкой улыбкой:

– Либо пока ты не умрешь.

Вайолет в полной мере не осознала сказанное, потому что была ошарашена внезапным озарением.

– Стойте. Мои мама с тетей должны были пройти этот ритуал. – Ее голос стал выше от медленно поднимающегося гнева. – Джунипер обязана знать об этом. Она снова солгала мне.

Девушка горько усмехнулась. Джастин накрыл ее ладонь своей, но Вайолет быстро отдернула руку.

– Не думаю, – мягко произнесла Мэй. – Основатели могут покинуть Четверку Дорог, но это им тяжело дается. Наши силы за пределами города не действуют.

Сердце Вайолет ухнуло вниз. У нее имелись все средства, чтобы воскресить Роузи, но проблема в том, как добраться до сестры. В этом крылась такая жестокая ирония, что слова Мэй еле долетали до сознания.

– Оставаться здесь – наш священный долг. Чтобы почтить предков и защитить город. Возможно, ценой ее отъезда стала память об истинной истории Четверки Дорог.

Джастин согласно закивал, его взгляд прошелся над головой Вайолет.

– Это место даже на такое способно? – с сомнением поинтересовалась девушка. Ей до сих пор было трудно усвоить все, что она только что узнала. – Стирать чьи-то воспоминания?

– Ты себе даже не представляешь, на что в реальности способна Чертверка Дорог, – мрачно произнесла Мэй.

– Ладно, – вздохнула Вайолет. – Итак, если предположить, что моя мама ничего не знает, а тетя – не совсем надежный источник информации, расскажите, каким должен быть мой ритуал. Я пройду его и смогу уехать.

Джастин нахмурился.

– Семья Сондерс не появлялась со времени окончания нашими родителями школы. Мы даже не знаем возможности твоих способностей.

Вайолет ощутила, как внутри зарождается истерический смех.

– Вы не знаете, как мне пройти ритуал. И вы просто привели меня сюда, чтобы сказать, что я застряла? И все? Вы ничего не можете сделать?

– Мы не знаем ритуала, но это не значит, что мы не поможем тебе узнать, – возмущенно ответил Джастин. – У нас есть свои источники. И нам известны законы этого города.

Вайолет подавила нарастающую панику. Сейчас было не время сердиться – нужен был холодный рассудок.

– Ты сказал, мы можем помочь друг другу. Если вы поможете мне, то чего потребуете взамен?

Троица переглянулась.

– Уверены, ты заметила, – осторожно начал Джастин. – Что в городе сейчас… довольно напряженная обстановка. Основателей стало меньше, чем когда-либо, и все мы работаем на износ, чтобы защитить город. Нам нужна твоя помощь в защите Четверки Дорог – особенно в канун равноденствия.

– Равноденствия? – переспросила Вайолет.

– Когда лето сменяется осенью, а зима – весной, Серость становится сильнее, – пояснила Мэй. – Как правило, нам удавалось ее сдержать. Но в этом году все не так радостно. И до осеннего равноденствия осталось полторы недели.

– Ты видела Фрэнка Андерса, – встрял Айзек. – Больше основателей на страже – меньше смертей. Мы поможем тебе научиться владеть силами, если ты пообещаешь использовать их во благо города.

– И это большая честь, – добавила Мэй. – Тебе стоило бы гордиться своим наследием.

Вайолет так не думала. Она всегда мечтала почувствовать себя частью настоящей семьи. Приезд сюда натолкнул ее на мысль, что барьеры Джунипер наконец начали опускаться. Но пока все, что касалось наследия ее матери, сводилось к боли и тайнам. А семья отца по-прежнему оставалась загадкой. Вайолет хотелось сбежать обратно в Оссининг.

Неужели она действительно в ловушке? Или Готорны просто умело нагнетают обстановку?

– Для начала мне нужно убедиться, что вы говорите правду, – сказала она, встретившись взглядом с Джастином. – Что я действительно застряла здесь. Что мне нужен ритуал, чтобы уехать.

Но за него ответила Мэй:

– Я это предвидела.

Она встала и взяла деревянную шкатулку с одной из полок, осторожно поставила ее на стол. В центре был выжжен символ, который Вайолет уже встречала: круг с пересекающими его, почти соприкасающимися четырьмя линиями. Мэй добавила:

– И могу ответить на твои вопросы.

Лесной запах в комнате для чтения стал невыносим. Вайолет перевела взгляд со шкатулки на Мэй: ее лицо в тускнеющем свете стало пугающе белым, как у призрака, под глазами залегли темные тени.

– Что в шкатулке? – хрипло произнесла Вайолет.

Мэй широко улыбнулась, Вайолет увидела клыки, слишком острые для кого-то так оберегающего свой внешний лоск.

– Семейная реликвия.

Внутри оказалась колода карт размером с ладонь. На рубашке был нарисован контур белого, как кость, глаза.

– Карты Таро?

Вайолет могла поклясться, что портрет на стене за Мэй возмутился; она присмотрелась, картина была неподвижна. Девушка вздрогнула и посмотрела на Мэй, та глубоко вздохнула.

– Это колода Предзнаменований, – ответила она, доставая карты из шкатулки и с легкостью тасуя их своими тощими, костлявыми руками. Джастин, сидящий рядом с ней, смотрел на колоду с благоговением, Айзек, напротив, отодвинулся ближе к стене, словно хотел раствориться в тенях. – Созданная Хетти Готорн, первой великой Провидицей. Она использовала Таро в качестве образца. – Мэй кивнула на полку, где лежал серебряный Дурак. – Но это – ее собственная колода. Здесь четыре масти. Ветви, кости, кинжалы и камни, каждая с девятью номерными картами, двумя козырями и двумя джокерами.

– Джокерами?

Тени ветвей за спиной Мэй будто приблизились, когда она ухмыльнулась.

– Появляются, когда захотят. Итак, моя сила связана с корнями этого города. Я использую карты в качестве посредников, чтобы ответить на любые твои вопросы. Они могут рассказать, что угодно – о твоем прошлом, настоящем и будущем.

– А если они скажут то, что тебе не понравится, ты сможешь солгать?

Мэй невесело рассмеялась:

– Не могу. Таков мой договор с колодой – она скажет правду, я обязана ее передать. Если солгу… – Ее лицо помрачнело. – Карты замолчат.

– Я этого не знал, – тихо произнес Айзек. Он смотрел на колоду, как будто она его обожжет, если к ней прикоснуться.

Мэй одарила его неприветливым взглядом.

– Узнал бы, если бы хоть раз позволил тебе погадать.

– Сосредоточьтесь, вы, оба, – хмуро посмотрел на них Джастин.

– Верно. Вайолет, задавай вопрос.

Вайолет выпрямилась, ее мозг судорожно перебирал возможности.

– Могу я спросить, каков мой ритуал?

– Ты должна задать вопрос, связанный с тобой лично, – ответила Мэй. – Ты не придумывала ритуал, так что нет.

Вайолет нахмурилась. Она по-прежнему так мало знала и так много хотела узнать. Этот вопрос нужно сформулировать правильно.

– Правда ли, что я не могу покинуть город? – медленно произнесла девушка. – И как мне узнать правила своего ритуала?

– Я сказала, один вопрос, – проворчала Мэй, но тут же принялась тасовать колоду.

К изумлению Вайолет, карты начали одна за другой исчезать из рук Мэй.

Когда она закончила, их осталось всего три. Девушка разложила их на столе и недовольно вздохнула.

– Теперь мы должны взяться за руки, – сказала она крайне смущенно. – Все наши силы нуждаются в тактильном контакте.

Вайолет неохотно взяла бледную, липкую ладонь Мэй, затем Айзека. Некомфортно: намеренно она не прикасалась к кому-либо со смерти Роузи. У них были сильные мозолистые ладони, хватка Мэй казалась небрежной, Айзека – на удивление нежной. Но последовавшее ощущение было в сотни раз хуже, чем прикосновение чужих рук: как будто их пальцы достигли ее черепа.

– Какого черта?! – ахнула Вайолет, отдергивая руки. – Что это такое?

– Наверное, стоило тебя предупредить, – ответила Мэй. – Это особенность Готорнов. Мы можем проникать в твою голову.

– Да! О таком следует предупреждать! – Вайолет окинула ее испепеляющим взглядом. – Я не хочу, чтобы ты читала мои мысли.

– Я и не читаю, – сердито процедила Мэй, но ей хотя бы хватило совести выглядеть при этом пристыженно. – Я не вижу ничего важного. Таким способом я связываю тебя с картами. Они используют меня в качестве посредника, объединяя твои поступки в прошлом и наиболее вероятный исход твоего вопроса. Просто это вызывает немного странное ощущение, ничего более.

– Немного странное?!

Мэй пожала плечами:

– Ты хочешь получить ответы или нет?

Вайолет нахмурилась, ведь она уже так далеко зашла… Девушка снова взяла Мэй за руку и провела следующие тридцать секунд в мучительной, вибрирующей тишине.

– Ладно, – наконец произнесла Мэй. – Достаточно.

Вайолет убрала руки и сжала их в кулаки на коленях, облегченно сутулясь. Единственное утешение – Мэй выглядела такой же радостной от разрыва контакта.

– Хорошо, – вздохнула она. – Начнем.

Она перевернула карты. Вайолет удивленно ахнула, увидев центральную карту.

Это было все равно что смотреть в другой мир – мир, который она, к глубочайшему сожалению, узнала. Из мазков краски выступал человек, скрытый тенями; он стоял посреди поляны, которую окружали тонкие серые деревья. Единственный луч падал на его руку, а от его тела остался только скелет. В верхнем правом углу был расположен контур кости с пятеркой внутри.

– Вижу, ты узнаешь свою карту. – Мэй показала кончиком розового ноготка на разрисованное дерево. – Пятерка Костей.

– Я не одна из козырей? – поинтересовалась Вайолет.

– Твое счастье, – в унисон выпалили Готорны.

– В таких гаданиях часто попадается карта человека, задавшего вопрос, – продолжила Мэй. – Итак, справа от тебя Волк.

На карте был нарисован зверь, шерсть которого сперва показалась Вайолет черной, но после на ней стали различимы тысячи крошечных переливающихся разноцветных точек. Художник определенно был безумно талантлив. Вайолет могла поклясться, что дикий, ищущий взгляд зверя был направлен прямо на нее.

– Волк не подразумевает буквальное дикое животное. Это непредсказуемый источник силы – твоей. Становится интереснее, если вспомнить про твой вопрос.

Рука Мэй передвинулась к третьей карте, Восьмерке Костей. Два черепа лежали прижатыми нос к носу на суглинистом грунте. Один был гладким и целым, а второй – сильно изуродованным, с трещинами и сломанной пополам челюстной костью.

– Карты – это целая наука, – сказала Мэй. – Четыре масти представляют каждую семью основателей Четверки Дорог. Ветви – Готорнов. Кинжалы – Салливанов, камни – Карлайлов… – ее голос изменился при упоминании последних, – а кости соответственно твою. Поэтому все так странно. Эта карта должна представлять кого-то из твоей семьи, и она отвечает на твой вопрос. Вот что держит тебя в этом городе, что мешает тебе завершить ритуал. Или же, возможно, она причина, по которой ты вообще оказалась здесь. Ответы, которые ты ищешь, кроются в ней.

Сердце Вайолет больно сжалось, ее пальцы бессознательно скользнули к розе на запястье.

Она не могла говорить или думать, и все за ней наблюдали, Айзек – особенно пристально.

– Ты знаешь, о ком говорит эта карта, – сказал он. И это был не вопрос.

Вайолет отпрянула от него, словно ее ударили – но даже удар причинил бы меньше боли. Поскольку ни одни слова не помогут ей ответить так, чтобы не начать плакать, а она не станет… не перед ними. Пускай считают бессердечной или черствой. Пускай считают лгуньей. Да кем угодно, только не слабой!

– Черт, – произнесла Мэй, и Вайолет подняла на нее взгляд.

В уголке глаза Мэй начало расцветать красное пятнышко, растекаясь по склере. Вайолет с ужасом наблюдала, как та моргнула, и по ее щеке скатилась алая капля.

– Ты в порядке? – прошептала Вайолет.

– Не смотри на меня, – прорычала Мэй, вытирая кровь дрожащим кулаком. – Смотри на карты.

Вайолет опустила взгляд. На четвертую карту, появившуюся в центре стола.

На темном фоне проступала корона с четырьмя шпилями. Каждый из них был из материала масти: сплетенные ветви, выбеленная кость, сверкающий клинок и неровный обломок камня. Каждое острие обволакивала кровь, под короной горела пара зловещих желтых глаз. Под ними – забрызганное чернилами и выведенное трясущейся рукой неразборчивое слово «Зверь».

Она поняла без пояснений – это монстр из Серости. И в ту же секунду осознала, что верит, верит беспрекословно, не сомневаясь, что он смотрит на нее с этого кусочка дерева. В голове всплыл образ скелетообразных деревьев. Вайолет отшатнулась от стола, и кофе разлился по полу.

Айзек тут же рванул к Джастину, который сидел слишком неподвижно в паре сантиметров от карты. Выражение его лица было таким же, как в Серости: в его глазах как будто погас свет.

Айзек резко встряхнул его за плечо, а Мэй быстро собрала карты.

Стоило ей захлопнуть крышку шкатулки, как в комнату для чтения словно вновь впустили воздух. Айзек медленно убрал руку с плеча Джастина. На его лице так отчетливо читалось беспокойство и нежность, что Вайолет пришлось отвести взгляд. Она не могла вспомнить, когда в последний раз кто-то смотрел так на нее.

– Ладно, – сказала она, вытирая мокрые от кофе ладони о джинсы. – Кто-нибудь объяснит, что это была за чертовщина?

Окровавленные пальцы Мэй так крепко сжимали шкатулку, что у нее побелели костяшки. К первой струйке крови на щеке добавились еще две, багровые полосы запачкали фарфоровую бледность ее кожи.

– Доказательство. Ты должна пройти ритуал, – ответила она. – Иначе и дальше будешь призывать это.

У Вайолет пересохло во рту.

– Хочешь сказать, что появление этой карты – моя вина?

– Это было твое предсказание, – пожала плечами Мэй.

– Ты во всем разберешься, – сипло произнес Джастин. Его загорелая кожа по-прежнему казалась слегка бледной, на висках выступили капельки пота. Но он все равно выглядел лучше, чем несколько секунд назад. – Мы тебе поможем. А затем сделаем так, чтобы этот монстр больше никогда никого не убил.

– Что ж, – вздохнула Вайолет. – Похоже, у меня нет выбора.

Айзек, стоящий в другой части комнаты, издал глубокий гортанный смешок.

– Добро пожаловать в Четверку Дорог, – сказал он. – Здесь никто бы не остался добровольно.