С той ночи, как Вайолет воскресила тело и обнаружила труп у лестницы, ее жизнь превратилась в застывшую, тихую дымку.

Она помнила все отрывками – как Дарью поместили в машину «скорой помощи». Как медики качали головами, пока общались с Джунипер. Как лицо ее матери съежилось, словно мятый кусок бумаги. Кровь Дарьи на своих руках, запекшуюся медно-коричневыми пятнами. Как лицо Августы Готорн расслабилось от облегчения, когда она увидела Джунипер у лестницы. И, наконец, как они с Джунипер, более одинокие, чем когда-либо, сидели друг с другом на ее кровати. Орфей свернулся у их ног, его желтые глаза печально смотрели на дверь.

Ее мать выглядела такой крошечной, укутанная в гигантский махровый халат и со спешно надетыми на ноги потрепанными кроссовками. Вайолет наблюдала, как она наматывает на палец кусочек красной пряжи. Должно быть, она сохранила его после того, как «скорая» увезла Дарью. Прямо как Вайолет сохранила браслет Роузи.

– Знаешь, – начала Джунипер, – я вернулась сюда из-за тебя.

Вайолет взглянула в лицо матери. Без макияжа она выглядела моложе. Больше походила на ту девушку с фотографии.

– Почему?

– Глядя на тебя… после всего случившегося… я вспомнила, до чего больно мне было от потери Стивена. И я поняла, что буду сильно сожалеть, если больше никогда не увижу Дарью. – Она покачала головой. – Я не могла с этим жить.

Вайолет вздрогнула:

– После всего случившегося? Ты имела в виду после смерти Роузи, мам. Ты можешь это сказать. Я не сломаюсь.

– Ты – нет, – тихо ответила Джунипер. Внезапно ее глаза наполнились скорбью, которую Вайолет пыталась разглядеть последние пять месяцев. – А вот я – да.

Этого не хватало, чтобы наладить их отношения. Но Вайолет была слишком испуганной и усталой, чтобы спорить. Поэтому она не противилась, когда Джунипер взяла ее за руку, и они сидели так долгое время.

Следующим утром Джунипер снова выглядела полностью собранной. И уже организовывала первую телефонную конференцию. Будто и не было прошлой ночи. Вайолет знала, что все попытки это обсудить приведут только к очередной боли. Поэтому они справятся со своими чувствами так, как умеют: самостоятельно.

Тем утром Вайолет часами изучала свои ладони, пытаясь найти хоть какое-то доказательство того, что это она, а не тот труп, столкнула Дарью с лестницы. А если это сделал воскрешенный – разве кровь тети опять же была не на ее руках?

Над таким не стоило размышлять в одиночку. Так что она впустила Харпер.

Но в ту же секунду, как Вайолет увидела Джастина, Мэй и Айзека, она поняла, что совершила ошибку. Ей не хотелось слушать их споры о том, кто кого сильнее обидел. Она и так знала, чем это закончится: все будут настаивать, что безмерно о ней заботятся, когда на самом деле их заботило лишь то, как доказать, что их семья лучше. Вайолет надоели их мелочные стычки. Она могла скорбеть и без чужой помощи.

Но теперь Айзек стоял перед одной из коробок с вещами Роузи и расстегивал верхние пуговицы рубашки.

– Я же попросила тебя уйти, – сказала Вайолет, укутываясь в одеяло. – Не представляю, почему ты истолковал это как просьбу раздеться.

– Раньше у меня было три брата, – спокойно ответил Айзек, оттягивая воротник и оголяя шею. – Два дяди. Мама, тетя, двоюродные сестры. Но их больше нет, и те, кто скончался, принесли мне меньше боли, чем те, кто уехал.

– А шрам? – спросила Вайолет. Тот светился серебристо-серым в тусклом освещении, будто по его шее извивалась тень.

– Он появился в день, когда это произошло.

– Как?

Она ожидала, что он закроет тему. Вместо этого Айзек подошел ближе:

– Некоторые Салливаны склонны к разрушению. Другие – к восстановлению. Но у меня не осталось никого, кто хотел бы мне помочь.

Вайолет опустила одеяло к талии. Мимолетно подумала, что не потрудилась привести себя в порядок сегодня. Но ее мешковатая футболка и отсутствие макияжа не имели сейчас значения.

– Как их звали? – тихо поинтересовалась она. – Твоих братьев.

Айзек сжал ладонь на столбике кровати.

– Калеб. Исайя. – Юноша сделал паузу. – Габриэль.

– Габриэль уехал, верно?

Быстрый кивок:

– Как ты узнала?

– Ты сказал, что те, кто уехал, причинили тебе больше боли. Это имя ранило тебя больше всего.

Девушка убрала одеяло и положила руки на колени в легинсах, после чего встретилась взглядом с Айзеком.

– Я сожалею о Дарье, – тихо сказал он. – И о Розе.

– Ты знал?

– Загуглил.

– Мог бы просто спросить, – проворчала Вайолет, но в то же время в ее груди затрепетало что-то похожее на облегчение. Кто-то заметил ее страдания и нашел им причину. Айзек знал, что однажды у нее была Роузи, а теперь Вайолет осталась совсем одна. – Но если будешь говорить о ней, называй ее Роузи.

Айзек кивнул:

– Как пожелаешь.

– Я сожалею о твоей семье. Обо всем. Это просто… несправедливо. – На последнем слове голос Вайолет сломался. Слезы было больше невозможно сдерживать, и она с ужасом осознала, что они начали скатываться по щекам. Ну вот, она расплакалась. На глазах у парня, которого почти не знала. Парня, который поделился с ней худшими моментами своей жизни – просто для того, чтобы показать, что она все-таки не одинока. Парня, который смотрел на нее прямо сейчас, но не с жалостью или тревогой, а с пониманием.

– Ты права, – сказал он, осторожно протягивая руку и вытирая слезы с ее щек. – Это несправедливо. Но их уже не вернуть.

– Ты не понимаешь, – сипло произнесла Вайолет, вспоминая труп и возникшую между ними связь. – Я практически уверена, что могла бы это сделать.

Айзек резко отдернул руку.

– С помощью своих сил?

А вот и тревога. И беспокойство.

Вайолет фыркнула и сама вытерла слезы:

– Слушай, для этого мне и дали силы, верно? Чтобы воскрешать. И я подумала, что, если привезти сюда тело Роузи, я смогла бы ее вернуть. Но я не стану этого делать. Уже нет. Они не такие, какими были при жизни, и я бы не хотела, чтобы она стала… стала похожей на…

– На твоего кота? – спросил Айзек, и Орфей, словно по команде, выполз из-под кровати.

Вайолет выдержала паузу. Она слишком долго хранила в себе тайны. Теперь она была готова к разговору.

– Скажи остальным, что они могут перестать подслушивать – а я уверена, что этим они и заняты, – и войти. А вообще-то стой… Сначала я хочу пообщаться с Готорнами.

Айзек распахнул дверь, за которой по-прежнему стояли Джастин, Мэй и Харпер, очень неубедительно делая вид, что они не подслушивали.

– Ты хотела поговорить с нами? – радостно спросил Джастин.

Вайолет вздохнула:

– Это не комплимент. У меня есть вопросы к вам обоим.

Она показала жестом, чтобы Айзек вышел, а Готорны зашли, чувствуя себя необычайно властной.

По пути Мэй включила свет.

– Без обид, – сказала она. – Но здесь было мегадепрессивно.

Вайолет провела рукой по спутанным волосам.

– В этом и смысле?

Девушка пожала плечами:

– Каждый раз, когда у Айзека начинается эмофаза, мы приходим и заставляем его выйти на улицу. Если придется, мы так же поступим и с тобой.

Вайолет подавилась едва сдерживаемым смешком.

– Так уж случилось, что перед вашим приходом Харпер упомянула, что ты провалил свой ритуал, – обратилась она к Джастину. – Объяснись.

– Так и есть, – тихо ответил он. – Прости.

По правде говоря, Вайолет было плевать, что Джастин не обладал силами. Она понимала, почему он держал это в тайне. Но еще она понимала, кто на самом деле пострадал от этой информации.

– Не передо мной тебе нужно извиняться.

Если изначально Джастин выглядел раздраженным, то теперь он казался встревоженным:

– Я знаю. Просто… с Харпер… все сложно.

Мэй сдирала свой лак с ногтей, ее губы, накрашенные коралловой помадой, поджались в неодобрении:

– Да уж, полный бардак.

Вайолет сомневалась, что хочет вмешиваться в эту историю о несчастных возлюбленных с Харпер и Джастином в главных ролях, но ей нужно было знать, можно ли доверять Готорнам.

– Она сказала, что вы оба ее игнорировали после того, как она провалила свой ритуал. Это правда?

Со времени ее приезда в Четверку Дорог Джастин проявлял к ней только доброту. Вайолет было трудно сопоставить образ этого юноши с тем, кто отвернулся от Харпер в момент слабости, и еще труднее после того, как она узнала, что у него тоже нет сил.

– Мама нас заставила, – хрипло и вымученно ответил Джастин. – Она сказала, что нам нет смысла тратить время на того, кто не может помочь защитить город. Мы были так юны… И мне казалось, что мама знает все. А еще я был напуган.

– Из-за чего?

Мэй оторвалась от своих ногтей, ее голубые глаза стали предельно серьезными:

– Ты никогда не видела Августу в гневе.

– Мой ритуал прошел только в прошлом году, – добавил Джастин. – Так что я долгое время жил в неведении о своем бессилии. Большинство людей до сих пор ничего не знают.

Вайолет внимательно слушала. Мэй смущенно заерзала, когда ее брат рассказал, что его просят уехать из Четверки Дорог и как отчаянно он хочет остаться.

Горечь в его голосе была Вайолет хорошо знакома. Как и ощущения от жизни с родителем, который настолько от тебя далек, что ты даже не знаешь, кто он на самом деле. Который ставит свои интересы превыше ребенка, как бы это ему ни вредило.

Вайолет с трудом сглотнула:

– И ты перестал ей доверять.

Джастин кивнул:

– Я долгое время считал, что мама во всем права, но чем старше я становлюсь, тем больше понимаю, что она не всегда принимает верное решение. Я не могу исправить того, что сделал с Харпер. Но я надеюсь, что смогу помочь тебе.

– Мы оба, – тихо добавила Мэй.

Вайолет поверила, увидев их серьезные лица.

– Спасибо, – ответила она, с удивлением отметив, что действительно была от души им благодарна. – Ладно. Теперь я в самом деле готова поговорить со всеми вами.

Вайолет изо всех сил старалась выглядеть пугающе, пока Харпер и Айзек заходили в комнату.

– Вы можете остаться, но только если пообещаете, что воздержитесь от попыток убить друг друга, пока я говорю.

– Я очень постараюсь, – вздохнула Харпер, плюхаясь на кровать рядом с ней.

– Да, хорошо, – пробормотал Джастин.

Вайолет обвела их взглядом – Мэй изучала свои ногти, Айзек прислонился к стене, Харпер и Джастин отчаянно делали вид, что не смотрят друг на друга – и поняла, что не чувствовала себя подобным образом с тех самых пор, как умерла Роузи.

У нее вновь появились люди, которые придут к ней и останутся, даже когда она зла. Даже когда это трудно.

– Кажется, я что-то сделала, – начала она. – Что-то ужасное.

А затем все им рассказала. О трупе, с которым Вайолет ощутила странную связь. О том, что случилось с Дарьей. Какой бессильной она себя чувствовала. Какой напуганной. Но когда она закончила, все просто пялились на нее. Но не ушли. Они заговорили одновременно, их голоса перекрикивали друг друга, но в каждом слышались озабоченность и тревога.

– Я хочу увидеть этот дневник, – сказала Мэй, дергая за медальон на своей шее. – Уверена, что не знаешь, где может быть вторая половина?

– Ты обязана рассказать нам, если снова потеряешь память, – ласково произнесла Харпер, сжимая руку Вайолет, в то время как с другой стороны к ней прижался Орфей со своими блестящими желтыми глазами.

– Или если увидишь новые признаки воскресшего, – добавил Айзек, нахмурившись. – Джастин, как думаешь, в патрульных отчетах есть что-нибудь о таком?

– В Четверке Дорог довольно сложно найти нетронутое тело, – ответил Джастин, и Вайолет вспомнила о мавзолее. Разумеется, город, в котором люди могли оживлять мертвых, нашел способ с этим разобраться. – Если об этом есть хоть слово в отчетах, мы его найдем.

– Мы все выясним, – сказала Харпер, положив голову ей на плечо.

И вопреки всему Вайолет улыбнулась.

Погода в день следующего соревнования Джастина в пятницу перед равноденствием выдалась облачной и туманной. Джастин и сам был как в тумане, пока шел к стартовой линии, окруженный толпой болтающих бегунов. Струйки тумана обволакивали верхушки деревьев, растущих за спортивным полем, и на секунду от этого вида он напрягся и вспомнил о Серости.

Последние несколько дней были тихими и спокойными, но Джастин знал, что это иллюзия. В воздухе вокруг него застыла тысяча разных проблем, как кегли для жонглирования, падающие в замедленной съемке.

Им больше не нужно было искать ритуал Вайолет. Важнее было понять, что произошло с трупом, которого она воскресила. Имелась небольшая вероятность, что Августа знала правду, но Джастин не представлял, как у нее об этом спросить, не попавшись на том, что они с Мэй нарушили запрет.

А еще была Харпер, которая последние несколько дней прекрасно делала вид, будто его не существует. Вдобавок ко всему в субботу будет отмечаться День основателей и равноденствие. Одна из самых опасных ночей в году. Джастин шагал взад-вперед по стартовой линии, пытаясь не думать о том, что ничем не сможет помочь городу, когда Серость будет наиболее сильна.

Это соревнование проводилось между местными командами, и его снова посещали скауты. Они пытались поговорить с Джастином перед началом забега, и тот улыбался и кивал, пока они не исчезли.

Прошлым вечером мать вручила ему уже заполненное заявление о предоставлении стипендии. «Это хорошая возможность, – сказала она. – Ты хоть представляешь, сколько людей убили бы ради того, чтобы уехать из этого города?» Оно по-прежнему лежало на тумбочке. Если сегодня он хорошо себя проявит, то получит стипендию. Стипендию, которая не факт, что ему нужна.

– Бегуны, стройтесь!

Остальные спортсмены автоматически подвинулись, позволяя Джастину встать на место и перешептываясь за его спиной. В конце концов, он Готорн, а это значит, что он должен хорошо бежать, не задирать высоко голову и делать вид, что все совершенно нормально.

Юноша вздохнул и сосредоточился на маршруте. И именно в эту секунду из толпы зрителей выбежало розовое размытое пятно и впилось идеальными ноготками в его руку.

– Джастин! – крикнула Мэй, потянув его подальше от людей.

– Что? – уставился на нее он. Остальные бегуны позади них недоуменно забормотали.

– Джастин, – повторила она. Ее рука дрожала. Юноша взял сестру за запястье в попытке ее успокоить. – Это Айзек. Она потянула его прочь от площадки в распростертые объятья деревьев. Позади нее Джастин увидел вспышку стартового пистолета, поднятого в воздух. Он мог остаться и, возможно, заслужить себе билет из города. Или же помочь Айзеку. Выбор был очевиден.

Он отвернулся от трэка и звука выстрела, от бегунов, промчавшихся мимо них, и от удивленного, обвинительного взгляда тренера Лоуэлла.

Это его город. Его наследие. Его лучший друг. И он не уедет – никуда.

– Что произошло?

– Он потерял над собой контроль на работе. Кто-то уже вызвал маму. Ты должен утихомирить его до того, как она приедет.

За Закусочной собралась кучка напряженных, взволнованных людей. Джастин услышал их паническое бормотание, которое заглушало даже рев двигателя серебряного пикапа Мэй, который она припарковала в спешке, заняв сразу два места. Джастин открыл дверь прежде, чем она успела остановить машину.

Он заставил себя замедлить шаг, приближаясь к толпе, и изобразил на лице нейтральное, слегка встревоженное выражение. Достаточно придать ситуации вид обычного неудобства, и полдела будет сделано. Если он будет раздраженным, а не испуганным, люди последуют его примеру.

Джастин попытался заглянуть в Закусочную, но внутри было темно, а окна покрылись паутинкой трещин.

– Я ждала шерифа. – Из пореза на щеке матушки Бернэм сочилась кровь, ее круглое лицо было пепельно-бледным. Но больше всего Джастина напугала злость в ее голосе и отвращение во взгляде. Она смотрела на него так же, как Харпер. Будто он подвел ее, и этого уже не исправить.

– Мама скоро приедет. – На плечи и шею Джастина брызнули капли дождя, но он почти их не заметил. Ему нужно было все уладить. – Расскажите мне, что произошло. – Юноша сглотнул. – Пожалуйста.

– Будто твоей семье не плевать на нас. – Голос принадлежал одному из людей, собравшихся вокруг матушки Бернэм. Толпа разделилась, и Джастин мысленно выругался, когда вперед вышел мальчик, который провоцировал Айзека на вечеринке. Он по-прежнему не мог вспомнить его имя, но в этой щербинке между зубов, челке и густых бровях было что-то знакомое.

– Конечно, мне не плевать, – сказал Джастин. – Я здесь, потому что хочу уберечь вас.

– Мой брат умер на патрулировании, – ответил мальчишка. Сердце Джастина ухнуло вниз, когда он понял, где видел его лицо: на фотографиях Хэпа Уитли в «Газете Четверки Дорог». – И я знаю, что ты приехал не из беспокойства о нас. Ты беспокоишься о нем.

Он ткнул пальцем на разбитые окна, и толпа вокруг согласно зароптала. Джастину всегда нравилось, как он умел управлять вниманием группы. Но впервые за всю жизнь ему этого не хотелось. Поскольку брат Хэпа Уитли был прав. Он пропустил соревнование не потому, что боялся за родной город. А потому, что боялся за Айзека.

Джастин отошел от толпы, его сердце выбивалось из груди. И вдруг понял, что Мэй заняла место рядом с ним.

– Разумеется, мы волнуемся за Айзека, – обратилась она не только к мальчику, но и ко всей толпе. – Он наш друг. Но мы серьезно относимся к своей фамилии. Ты Брайан, верно? Брайан Уитли?

Мальчишка кивнул.

– Я сожалею о твоем брате, – голос Мэй казался безупречным и формальным, будто она тренировалась перед презентацией, а руки упирались в бока вельветовой юбки. Но чем дольше она говорила, тем увереннее звучала, и Джастин осознал, что толпа внимала каждому ее слову. – Клянусь тебе, мы скорбим по каждому потерянному человеку. Но если ты не дашь матушке Бернэм объяснить, что здесь происходит, может пострадать больше людей. Ты этого хочешь?

Брайан задумался:

– Наверное, нет.

– Спасибо, – чуть ли не ласково ответила Мэй, а затем повернулась к миссис Бернэм: – Расскажите нам всё.

– Это был Брайан, – ответила женщина, тыча пальцем в его сторону. – Он что-то сказал о Салливанах, точно не вспомню, но это вызвало у Айзека ярость, а затем повсюду взорвалось стекло и закричали люди.

– Понятно, – кивнул Джастин. Он так и знал, что дело в семье Айзека. Все всегда сводилось к его семье. – Все вышли?

Миссис Бернэм покачала головой, на ее подбородок струйкой стекала кровь. Джастин прикусил язык, чтобы воздержаться от брани.

– Мои сыновья отказались уходить, – сказала она. – Я пыталась их предупредить, но они решили, что он должен ответить за свои поступки.

– Вашим сыновьям стоило прислушаться к вашим словам, – ответил Джастин, отчаянно надеясь, что они еще не потеряли все конечности. Затем он повернулся к толпе и одарил ее обнадеживающей улыбкой.

– Простите за эти неудобства, – добавила Мэй. – Но я обещаю, что все будет в порядке.

Джастин не знал, как он мог одновременно чувствовать гордость за Мэй, облегчение от того, что она нашла, что сказать, и зависть, что он – нет. Но как-то чувствовал.

Единственная сила, которая у него осталась, – это обаяние и уважение города. А теперь Мэй показала, что тоже умеет орудовать этими инструментами. Это – его шанс доказать, что он все еще имеет значение.

– Я пойду внутрь, – сказал он, игнорируя все инстинкты.

Уютные столики и тусклые светильники, которые он так хорошо знал, пропали. На их месте возникло дымное, огромное помещение с перевернутыми стульями, облицованное желтым пенопластом. Под потухшей неоновой вывеской стояли два человека, а перед ними Айзек – он сидел спиной к стене, руки и ноги прижимал к себе и в целом напоминал скомканный клочок бумаги.

Ритуалы не должны быть легкими. Джастин всегда знал, что ценой за нежелание боярышника поклониться скорее всего будет его жизнь.

Но Ричард Салливан избрал иной путь к могуществу. Город любил сплетничать об их насыщенной, грязной семейной истории, запятнанной исчезновениями и несчастными случаями. Тем не менее еще три года назад Джастин не обращал внимания на эти россказни, пока не проснулся посреди ночи с привкусом крови на языке и ярким чувством, что Айзек в беде. Он доверился своим инстинктам и пошел в лес. То, что он там обнаружил, навсегда его изменило.

– Айзек? – Кроссовки Джастина с хрустом давили осколки стекла, пока он осторожно подходил к нему. – Ты как?

Айзек не шевелился.

– Эй! – крикнул один из парней, стоящий напротив юноши. – Вставай!

– Да, вставай, черт тебя подери! – поддакнул второй, но за его словами не чувствовалось реальной угрозы. Они были парой стервятников, кружащих около раненого тигра.

– Ребята, – обратился Джастин низким и твердым голосом. Ему нужно было вывести отсюда Айзека до прибытия Августы. Прежде чем она позаботится о нем, как позаботилась о Харпер или как позаботилась бы о Вайолет, если бы знала о ее реальных способностях. – Вам лучше уйти.

– О, чудесно, вот и гребаная кавалерия, – сказал тот, что справа, скрестив руки. Свет, проникавший через окна, блестел на его лысой голове, и Джастин узнал Пита. – Прекрасный принц спешит на помощь.

– Вот только ты опоздал, – добавил Тео, играя мышцами. Братья выглядели почти идентичными, но если Пит предпочел сбрить волосы, сияя белой макушкой, то Тео позволил темно-каштановым волосам отрасти на достаточную длину для конского хвоста. – Он разгромил нашу Закусочную. И обязан заплатить.

– Послушайте, – сказал Джастин, пытаясь скопировать их сутулую позу, басовитый голос и манеру растягивать слова. – Вы уверены, что оно того стоит? Он же просто сидит.

– Он довел маму до слез, – насупленно ответит Пит. – А мы никому не позволим обижать маму.

– В точку! – взревел Тео. – Мы дали ему работу, и вот чем он нам отплатил? Нельзя относиться к этому городу, как к мусору, только потому, что ты основатель. Больше мы не позволим вам по нам топтаться.

– Вы же знаете, что основатели защищают город, – вкрадчиво сказал Джастин, пытаясь сохранить твердость в голосе.

– Неужели? – спросил Тео. – Ну, взгляни, что натворил этот парень. Может, это от вас нам нужна защита?

– Может, пришло время самим себя защищать, – сказал Пит, а затем проковылял вперед и легонько пнул Айзека по ноге. Джастин напрягся, но Айзек не двигался.

Ему вспомнились слова из найденного Вайолет дневника: «Ветви и камни, кинжалы и кости. Судный день стучится в гости».

– Прекратите, – приказал он.

Но они продолжили и осмелели. Джастин снова попросил их перестать, когда к Айзеку подошел Тео.

– Ты. Маленький. Кусок. Дерьма. – Каждое слово подчеркивалось очередным пинком, и каждый был немного сильнее предыдущего. И каждый раз гнев Джастина вскипал больше и больше, но тело Айзека оставалось таким же вялым, как у тряпичной куклы.

В ту ночь, когда Джастин нашел Айзека в лесу, тот был без сознания, его руки и ноги заковали, а цепи с колышками вбили в землю. Джастин прошелся по обугленным кусочкам костей и пеплу и присел рядом с другом, давясь всхлипами. Между ключицами Айзека собиралась испачканная сажей кровь, и Джастин подумал, что опоздал, что он уже мертв. Но когда он опустил руку на плечо друга, Айзек пошевелился.

Тогда их нашла Августа – кто-то из ближайших домов услышал крики – и забрала обоих домой. Но к тому времени пальцы Джастина были стерты до крови от попыток освободить Айзека.

Позже мать объяснила ему, что ритуалом Салливанов было кровопускание – испытание на силу и стойкость, которое доказывало, что они заслуживают своего могущества. Но во время ритуала Айзека что-то пошло не так. Четыре Салливана, включая двоих братьев Айзека, были мертвы. Их тела обратились пеплом и обугленными костями – больше ничего не осталось. А его мать впала в кому.

Через пару недель выжившие Салливаны уехали, оставив Айзека на попечении Августы.

Джастин смирился с правдой в словах матери, но была и иная правда – в шраме на шее Айзека, в доказательствах, которые он увидел в ту ужасную ночь. У других Салливанов были шрамы на плечах, груди, спинах. Никто не перерезал человеку горло, испытывая его на стойкость.

– Отойдите от него! – крикнул Джастин, становясь между Питом и Тео.

Айзек лежал на полу рядом с ними. Джастин мельком заволновался, что тот потерял сознание.

– Если ты должен защищать нас, – едко произнес Пит. – Почему мне кажется, будто ты печешься только о нем?

А затем в лицо Джастина прилетел первый кулак. И он слишком поздно понял, что сейчас статус основателя его не защитит. Сейчас статус основателя превратил его в мишень. Удар пришелся по челюсти, и голова откинулась назад, а перед глазами поплыли пятна, пока он пытался прийти в себя. Но когда Джастин врезался в стену, глаза Айзека резко открылись.

Он ухмыльнулся:

– Плохое решение.

Лица братьев вытянулись от удивления, когда Айзек встал в полный рост, его руки и ноги потянулись к потолку, как чернильные струйки, стекающие по холсту. Он по-прежнему был в фартуке.

– Бегите, – прохрипел им Джастин.

Но они продолжали стоять; воздух у рук Айзека уже замерцал. Через пару секунд вся Закусочная засияла; водоворот из красных, синих и фиолетовых пятен отражался от осколков стекла неистовыми, разрозненными узорами. Айзек встал перед Джастином, его вытянутые руки полностью закрывали друга. Пит с Тео недоуменно переглянулись, их взгляд нервно забегал между основателями перед ними и дверью позади.

– Вы что, не слышали меня? – взревел Джастин. – Бегите!

Но он опоздал. Руки Айзека сомкнулись на запястьях Бернэмов. Секунду спустя раздались крики, затем Пит и Тео с воем упали на колени.

Джастин с ужасом наблюдал за ними. Словами здесь было не помочь. Все, о чем он думал, – это о том, что сказал Пит: «Может, это от вас нам нужна защита». Он не мог позволить этому случиться.

Джастин обошел руки Айзека, кривясь при виде отслаивающейся кожи Бернэмов, и шагнул в центр мерцающего воздуха.

– Какого черта ты творишь? – прорычал Айзек, его голос был едва различим среди криков.

Джастин протянул руку и взял Айзека за голое предплечье. Поначалу жар был приятным, как будто греешься на солнце. Но потом тепло начало невыносимо жечь нос и щеки. Джастин не отступал. Не шевелился. Его взгляд скрестился со взглядом Айзека, пока он не отвернулся. И комната резко погрузилась во тьму. Айзек скорее умрет, чем причинит ему боль. Джастин знал это так же точно, как свое имя.

Пит с Тео рухнули на пол, взвыв от боли, их запястья кровоточили, но, быстро глянув на братьев, Джастин понял, что раны поверхностные. Айзек не добрался до мышц.

Джастин по-прежнему держал его за руку. Он быстро отошел назад. Айзек посмотрел на то место, где Джастин его держал, затем снова на друга, и на его лице отразилось странное разочарование.

– Валите отсюда, – грубо сказал он Питу с Тео. Те с трудом поднялись на ноги и убежали, по ноге Тео стекала моча.

Джастин и Айзек стояли одни в руинах Закусочной и смотрели друг на друга.

– Он назвал тебя Прекрасным принцем, – наконец сказал Айзек, когда молчание между ними затянулось.

– Что?

– Тот, который с мерзким хвостиком. Прекрасный принц. Ты! Разве не забавно, что они считают, будто это ты всегда всех спасаешь?

Джастин пнул осколок:

– Ну… А разве не так?

Айзек вытащил вездесущую книгу из заднего кармана и покачал головой, увидев подпаленные страницы.

– Я тебе не какой-то иждивенец с трагическим прошлым, которого тебе приходится спасать от неприятностей, – сказал он, размахивая романом, как оружием.

– А я – не какой-то младенец, с которым тебе нужно нянчиться.

– Я ни разу не говорил…

– Как и я.

Вот такими и были их отношения с тех пор, как Джастин провалил свой ритуал. Постоянная борьба за то, кого спасать, а кому быть спасителем, раз за разом. Их роли постоянно менялись, и со временем Джастин начал чувствовать, что прилагает все меньше усилий, чтобы оттащить Айзека от края пропасти.

– Итак, – Айзек спрятал книгу обратно в карман и рывком снял с себя фартук, – я уволен, верно?

– О, определенно, – кивнул Джастин, отмахиваясь от своих мыслей. – А еще наверняка пожизненно занесен в черный список.

Они вышли через заднюю дверь на парковку, и, когда их шаги приглушил внезапно обрушившийся ливень, Айзек снова заговорил:

– Не понимаю, почему ты на меня еще не плюнул. Разве так не было бы проще?

Джастин посмотрел на него, на капли дождя, стекающие с его темных волос на переносицу.

– Я сдамся тогда, когда и ты.

Уголки губ Айзека как-то забавно приподнялись, будто он забыл, как улыбаться.

Они так отчаянно пытались поддерживать друг друга, потому что это придавало им сил. Часть Джастина всегда хотела, чтобы Айзек потерял самообладание и он смог его успокоить. В такие моменты он чувствовал себя нужным. И он знал, что часть Айзека была рада, что он провалил свой ритуал, ведь теперь ему было кого оберегать. Джастин ненавидел эту его часть почти так же, как ненавидел часть себя.

На секунду Айзек прикоснулся к нему плечом, словно опираясь на Джастина, а затем они пошли под дождем по парковке, ожидая, когда их найдут помощники Августы.

День основателей выдался ярким и солнечным, вчерашние тучи давно улетучились, но Джастин был не в том положении, чтобы наслаждаться погодой. Вместо этого он застрял в полицейском участке и смотрел сверху вниз на свою мать, сидя напротив нее за полированным деревянным столом.

Он боялся этого разговора с того самого момента, как Августа нашла их с Айзеком за Закусочной. Его мать была слишком занята подсчетом ущерба и подготовкой ко Дню основателей, чтобы прижать его к стенке прошлым вечером. Но Джастин был не настолько наивен, чтобы полагать, будто эта беседа выйдет приятной лишь потому, что у Августы было время успокоиться. Ее злость всегда становилась только сильнее, если ей давали распалиться.

– Мне любопытно, как ты оправдаешь Айзека на сей раз, – сказала она. – После каждой жалобы о нанесении ущерба, каждой разъяренной матери, я все больше убеждаюсь, что ему нельзя позволять бесконтрольно разгуливать по городу.

Джастин не врал, когда говорил Вайолет, что отсутствие у матери веры в него привело к тому, что он начал сомневаться в ее лидерских способностях. Но, по правде, его доверие ослабло еще задолго до этого. Из-за того что она сделала с Харпер, Джастин постоянно беспокоился, что она поступит так же и с Айзеком. Поначалу Августа была к нему добра – она приняла его в семью, позволила жить в ратуше. Но Джастин знал, что это все ради выгоды: как и все остальное в ее жизни, люди имели значение для Августы только в том случае, если могли быть ей полезными.

А чаша весов с полезным Айзеком медленно уступала чаше с ним же опасным.

– Он единственный Салливан, оставшийся в Четверке Дорог, – заметил юноша.

– Остальные вернутся, – спокойно ответила Августа. – В конечном счете все возвращаются.

– И сколько тебе потребуется времени, чтобы заслужить их доверие, когда это случится? – спросил Джастин. – Айзек обязан тебе всем. Я не говорю, что его совесть чиста. Но он никогда не причинял вред невинному человеку. И никогда не причинит.

– Братья Бернэмы с тобой бы не согласились.

– Они спровоцировали его, – возразил Джастин. – То, что они говорили о нем, обо мне…

– Не оправдывает того, что сделал с ними Айзек.

– Мама, – вздохнул Джастин. – Они в порядке.

На самом деле Тео с Питом были даже лучше, чем в порядке. После того как им наложили пару повязок в клинике, они стали как новенькие. По пути в полицейский участок Джастин видел, как они рассказывали свою версию событий каждой встречной девушке. Они даже попытались провернуть это с Вайолет, после чего выглядели так растерянно, что Джастин не смог сдержать улыбки.

Но Айзек все равно навредил им. И это было важно.

– Они думают подать на него в суд, – сказала Августа, облокачиваясь на стол. – Вандализм, нападение при отягчающих обстоятельствах.

– Это же просто смешно! Его спровоцировали!

Августа растопырила пальцы на столе.

– Ты не улавливаешь общей картины. Город нами недоволен. Им нужен козел отпущения. И Айзек – легкая мишень.

Джастин подавил желание ответить, что он прекрасно заметил, насколько город недоволен – но не хватало еще больше рассердить Августу.

– Так убеди Бернэмов не выдвигать обвинения, – сказал он, пытаясь сохранять спокойствие. – Ты и раньше защищала людей. Я сам это видел.

– И что мне делать в следующий раз?

– Его не будет.

– Ты говорил то же самое после инцидента в бакалейной лавке.

Джастин знал, что должен предложить ей сделку – сделку, от которой откажется только глупец. Когда дело касалось Августы Готорн, все сводилось к торгам.

– Следующего раза не будет, – сказал он. – Потому что, если это снова произойдет, ты сможешь использовать на нем свои силы.

Его мать было непросто удивить, но Джастину удалось. Он видел, как она застыла в изумлении; тело оцепенело, но затем расслабилось.

– Ладно, – наконец сказала Августа. – Передай ему, что он может участвовать в Церемонии основателей, но вечером пусть остается дома. Неуравновешенный патрульный, разгуливающий в ночь равноденствия, может привести к смертельным последствиям.

– Но мы и так на пределе! – Джастин подался вперед. – Это небезопасно.

– Я знаю, – ответила Августа, встречаясь с ним взглядом. – И именно поэтому я возвращаю тебя в список патрульных. Считай это моей проверкой, чтобы узнать, было ли решение снять тебя с патрулирования ошибкой.

– О, – Джастин попытался не гордиться собой, а затем попытался не судить себя слишком строго за это, – спасибо. Я тебя не подведу.

– Уверена, это так, – сказала Августа. – И, Джастин?

– Да, мама?

– Надеюсь, ты понимаешь, что наше соглашение исключает любые сожаления. Не как с Харпер Карлайл.

Джастин выдавил из себя улыбку:

– Я понимаю.

А затем незнакомый офицер провел его в карцер.

Айзек выглядел лучше, чем ожидалось, если вспомнить о произошедшем. В полицейском медпункте ему обработали раны, нанесенные Бернэмами.

– Ты пришел, чтобы вытащить меня из тюряги? – ехидно поинтересовался Айзек, растянувшись на лавке в задней части одной-единственной камеры в Четверке Дорог.

– Не-а, – ухмыльнулся Джастин. – Просто хотел поиздеваться над заключенными.

– И даже не прихватил с собой фрукты, чтобы закидать меня? Стыд-позор.

Офицер начал вбивать код на замке с другой стороны камеры. Айзек встал, зевнул и демонстративно вытянул руки над головой.

– Ты знаешь, что нам тут даже книги не положены? – спросил он, когда красноватая каменная решетка скользнула вверх. – До чего бесчеловечно!

– Ты должен размышлять над своими проступками. – Джастин определенно не знал этого офицера – очевидно, его мать отчаянно нуждалась в сотрудниках после смерти Андерса.

– Похоже, что я размышляю? – спросил Айзек, выходя из камеры.

Смуглый лоб офицера сморщился от раздражения, и Джастин показал на дверь наружу:

– Пошли, пока тебя не упекли обратно.