Глава шестая

Во второй половине дня понедельника я позвонила Кати и рассказала, что со мной приключилось. Мне непременно нужно было услышать ее нежный успокаивающий голос. Я была в состоянии разговаривать только с ней.

– Разве ты сейчас не должна быть на занятиях? – без всякого вступления, в лоб спросила она.

Она выслушала повествование о моих злоключениях, ни разу не перебив. И долго молчала после того, как я закончила.

– Бедняжка, как ты все это выдерживаешь? Небось полный сумбур в душе, – мягко сказала она.

– Есть немного, не скрою.

– Хочешь, я приеду? Матье сумеет обойтись без меня несколько дней.

Звучало соблазнительно, однако я не могла просить ее оставить мужа и ребенка, чтобы побыть моей сиделкой, в особенности из-за “простого” разрыва связок. В сорок лет я способна сама позаботиться о себе…

– Нет! Я отлично справлюсь. Не волнуйся. Я кажусь подавленной, но это потому, что сегодня первый рабочий день. Завтра все будет лучше!

– Ну-ну… Но Эмерик сможет хоть немного помочь?

Судя по тону, она была настроена весьма скептически. Как ей объяснить, не пугая ее и не вызвав раздражения, что его забота обо мне сегодня свелась к вызову эсэмэской на вечер в ресторан?

– Конечно! Мы с ним вот-вот встретимся!

В нашем всегдашнем ресторане ко мне бросился официант:

– Что с вами приключилось? Могу я вам помочь?

– Спасибо. Я сама. Налейте мне что-нибудь, мне надо взбодриться! – попросила я с натянутой улыбкой.

Спуск по лестнице от квартиры съел всю мою энергию, так как я изо всех сил старалась не рухнуть и не разбиться. Я была почти готова съехать вниз на попе, и только остатки чувства собственного достоинства удержали меня. Придется максимально урезать свои перемещения, и даже если мне вдруг захочется зайти в школу, я не рискну, чтобы не преодолевать полосу препятствий. Сегодня вечером испытание усугубилось выматывающей болью в щиколотке. Я нарушила предписание. Это была плохая идея – снять лонгетку и изогнуть ногу, чтобы натянуть узкие джинсы. Но что-то мне подсказывало, что спортивные штаны не во вкусе Эмерика.

– Задержали на работе, – коротко объяснил Эмерик, появившийся, когда я допивала второй бокал вина.

Он сел и первым делом потянулся за меню. До того как углубиться в него, осмотрел меня и довольно кивнул, явно удовлетворенный увиденным:

– Похоже, ты в форме!

Через пару минут он подозвал официанта, чтобы сделать заказ.

– Мне показалось, тебе полезно выйти из дома, ты же, наверное, с выходных сидишь взаперти.

– Ты прав. Спасибо, что подумал об этом.

За ужином ко мне как будто вернулся тот, кто когда-то покорил меня. Он много болтал, посмеивался, был обаятельным и соблазнительным. Меня забавлял его взгляд, который неизбежно соскальзывал в мое декольте, радовало настойчивое поглаживание моей ладони. В общем, он вел себя так, будто ничего не случилось. Если бы я ждала извинений за его поведение в пятницу, я была бы разочарована. Но я хорошо знала Эмерика – слишком он гордый, чтобы просить прощения.

Когда мы ехали ко мне, он все время клал руку на мое бедро. Мне было хорошо от его ласки, она придавала уверенности. Обида понемногу забывалась. Быть может, прав как раз он? Какой смысл возвращаться к нашей ссоре? А что до моего состояния, я сама многократно убеждала его, что со мной ничего серьезного, и было бы смешно требовать сегодня, чтобы он сдувал с меня пылинки в ожидании улучшения.

– Давно пора, – попыталась я пошутить, когда мы вошли в квартиру.

Эмерик прислонил к стенке костыли, пока я избавлялась от куртки и сумки. Когда, опершись на спинку дивана, чтобы поберечь щиколотку, я обернулась к нему, я наткнулась на пустой взгляд, который до сих пор был мне незнаком.

– Иди ко мне. – Я протянула к нему руки.

Мне показалось, что на его лице я уловила скептическое выражение, однако я постаралась поскорее прогнать это впечатление. С другой стороны, обычно он бывал более предприимчивым. Он подошел ко мне, и как только оказался рядом, я вцепилась в его талию и просунула руки под пиджак. Я гладила его по спине, его тепло, его аромат пробудили желание, я хотела почувствовать прикосновение его тела к своей коже. Я целовала его, все сильнее прижимаясь к нему. Он отвечал на поцелуи без особого энтузиазма. Потом провел ладонью по моим волосам и оторвался от моих губ:

– Ортанс, ты едва держишься на ногах.

Он высвободился из моих рук и отодвинулся. Я похолодела. Он не хотел меня и поставил об этом в известность, не особо деликатничая.

– Давай будем благоразумны.

Хватило бы пальцев одной руки, чтобы пересчитать все случаи за три года, когда мы, встретившись, не занимались любовью. Я вдруг почувствовала себя жалкой уродиной, неспособной вызвать влечение, полным ничтожеством. Мне пришлось призвать на помощь все свое умение притворяться, чтобы он не заметил, как сильно ранил меня.

– Отдыхай, а я пойду.

– Как скажешь.

И чтобы окончательно добить меня, он прижался губами к моему лбу:

– До четверга, спокойной тебе ночи.

Эмерик послал мне воздушный поцелуй и ушел, захлопнув дверь. Зерно сомнения понемногу прорастало, напоминая о беспокойстве, зародившемся несколько дней назад. Эмерик изменился. Мне казалось, что он потерял интерес ко мне из-за этой мелкой, пустяковой травмы. Нет, это невозможно. Он любит меня, он же все время это повторяет. Но как избавиться от неприятного чувства, тем более что он отказал мне даже в минимальной поддержке?

Утром четверга я села в такси и поехала в школу. Огюст развил устрашающую активность и невероятно помог в предварительном отборе претендентов. Нам с Сандро и Бертий был отведен день на то, чтобы окончательно утвердить идеальную замену. По дороге я тренировалась – привыкала максимально убедительно демонстрировать хорошее настроение. Я не имела права отравлять атмосферу, я и так была виновата в сложившейся ситуации.

Школа без учеников была непривычно тихой, с пустыми коридорами. Меня радовало, что не придется быть сторонней наблюдательницей активной школьной жизни. Веселый гомон, девичья разноголосица раздражали бы меня, прожившую последние дни затворницей. Услышав вдали, в репетиционном зале, голоса Бертий и Сандро, я пошла на них, не глядя по сторонам. Сохраняй концентрацию. Не обращай ни на что внимания, чтобы не дрогнуть. Сегодня перед тобой стоит задача, и ты обязана ее выполнить. Почему коридор такой длинный? Не смей думать о том, как раньше ты преодолевала его вприпрыжку. Сохраняй концентрацию. Ну вот я и пришла…

– Ку-ку!

Они как раз расставляли в углу стол и стулья.

– Эй! Привет!

Я подошла к ним, не слишком уверенно чувствуя себя на костылях, которые скользили на паркете. Они расцеловали меня, и Сандро очень осторожно помог мне сесть. Я была тронута его заботой, но снова почувствовала себя бесполезной развалиной.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Бертий.

– Прекрасно! Как велел вчера мой физиотерапевт-реабилитолог, я даю своему телу передышку!

– Вижу-вижу, как тебе это нравится, – подколола она.

Я искренне рассмеялась, потому что накануне я и впрямь чуть не вцепилась в глотку врачу, когда он это сказал. Но он не знал и никогда не узнает, что я всерьез намеревалась делать дополнительные упражнения для своей здоровой ноги, рук и брюшного пресса, чтобы компенсировать недостатки его дурацкого массажа. Я не имею права окончательно потерять форму. А сброс лишней энергии заодно даст разрядку нервам.

– Кофе? – предложил Сандро.

– Да, спасибо. А я могу быть чем-то полезной? Не хочу сидеть с приклеенной к стулу задницей, пока вы тут суетитесь!

– Не беспокойся, мы выпьем кофе вместе с тобой.

Сандро не было пять минут, после чего он пришел с нашим кофе и заодно протянул мне большой пластиковый пакет, появившийся у него в руке, словно по взмаху волшебной палочки. Узнав в понедельник о моей травме, ученицы стали приносить письма, открытки, самые маленькие несли свои рисунки, а кто-то притащил даже шоколад Galak – им была известна моя маленькая слабость.

– Какие же они милые… У них все хорошо? – спросила я, взволнованная до слез.

– Они полны сил и энергии, но им тебя будет не хватать… Видела бы ты, какую истерику нам закатили девочки постарше, когда до них дошла новость! Мы чуть не оглохли!

Я отвела глаза, почувствовав, что окончательно пала духом, не могу больше бороться с тоской и отчаянно скучаю по своим девчонкам.

– Все наладится, Ортанс, – мягко сказала Бертий, стараясь успокоить меня. – Извини, но нам пора приниматься за работу.

– Ты права, рассмотрю их подарки позже.

Я задышала медленно и глубоко и постаралась взять себя в руки.

– Знаешь, мы хотим рассказать тебе кое о чем, что мы придумали, – объявила Бертий.

И я стала слушать: им с Сандро пришло в голову, что это, возможно, как раз удобный случай, чтобы взять кого-то на работу, планируя расширение в дальнейшем нашей танцевальной школы. Я не произнесла ни слова: машина уже завертелась, и я ничего не могла с этим поделать.

– Как ты к этому относишься? – спросил в конце концов Сандро.

Я взяла себя в руки.

– Вы совершенно правы… Даже странно, как мы раньше об этом не подумали! Надо воспользоваться случаем… И вообще, кто его знает, вдруг я не восстановлюсь окончательно к летним курсам, у вас тогда будет человек под рукой…

Моя последняя фраза, похоже, совсем сбила их с толку. Я сама с трудом верила в то, что произнесла ее.

– Как это? – заорал Сандро. – Ты же должна вернуться на работу через два месяца или чуть больше! К лету будешь в полной форме.

– А если нет? Надо быть предусмотрительными.

День промчался на световой скорости, претенденты являлись один за другим, но нам никак не удавалось найти того, кто нужен, – всем им не хватало того душевного отклика, который помог бы установить между нами полное взаимопонимание. А это было важно, даже если новый педагог должен лишь ненадолго подменить меня. Раздражение Бертий становилось все ощутимее. Нам осталось встретиться с последним кандидатом.

– Никогда не думала, что будет так трудно кого-то найти! – нервничала Бертий.

Нам не хотелось в этом признаваться даже себе, но мы подрастеряли нашу прекрасную уверенность. Тут в зал вошла молодая женщина:

– Извините за опоздание, я Фиона.

Мы все повернули головы к нашей последней претендентке. Она была растрепанная, вся в поту, совсем не готовая производить впечатление на потенциальных работодателей. Тем не менее от нее исходила какая-то свежесть и непосредственность, которые мне сразу понравились. Когда она появилась, даже Бертий вдруг как будто успокоилась. Девушка представилась и стала рассказывать о себе. У нее это получалось забавно, потому что она перескакивала с одной темы на другую, выплескивала на нас идеи, признавала, что еще молода – ей двадцать пять, – но демонстрировала искреннее желание развиваться. Новое видение самых разных вещей и динамизм Фионы зацепили моих партнеров, которые завязали с ней настоящую беседу. Я самоустранилась, наблюдала за ними, будто спрятавшись за стеклянной ширмой, и меня охватило странное чувство непричастности. Очаровательная Фиона была идеальной кандидаткой и на временную замену, и на постоянную работу в школе. Танец, который она показала, подтвердил, что она и есть та, кого мы искали. Она была потрясающе эмоциональна и глубоко тронула меня. Причиной моего волнения был во многом ее талант, но, кроме того, мне безумно хотелось оказаться на ее месте. Закончив танцевать, она широко улыбнулась нам и произнесла только “ну вот”. Потом, сражаясь со своими сумками и пакетами, вышла в коридор ожидать нашего решения. Я перегнулась через стол, обменялась взглядом с Бертий, у которой на лице появилась редкая для нее кривая усмешка.

– Сандро, верни ее, это точно она, наша училка, – распорядилась я.

Через пятнадцать секунд он вернулся, держа за талию так понравившуюся нам Фиону, у которой лицо было как у маленькой девочки рождественским утром. Мы с Сандро доверили Бертий объяснение наших условий, в том числе финансовых, потом Бертий дала слово мне.

– Вы готовы приступить? – спросила я Фиону.

Та от радости переминалась с ноги на ногу. Я коротко познакомила ее с моими методами работы, а также с общими характеристиками каждой из моих групп, она слушала внимательно, сосредоточенно и серьезно и делала разумные замечания по поводу того, что я ей объясняла.

– Я вам доверяю, Фиона, вы как следует позаботитесь о моих девочках. Не забывайте о моих любимицах из группы, занимающейся по четвергам, они для меня очень важны. Обязательно звоните, если появятся какие-то вопросы.

– Спасибо, Ортанс…

Бертий снова подключилась к обсуждению, чтобы урегулировать вопросы расписания, после чего Фиона бурно поблагодарила нас за доверие и ушла. Она безоговорочно понравилась мне, я тоже поддалась ее обаянию. У Бертий и Сандро будет отличная партнерша на ближайшие месяцы.

– О лучшем мы и не мечтали, – провозгласила Бертий. – Свежая кровь будет полезна! Забавно, она мне напомнила тебя тех времен, когда мы только познакомились…

Я так устала, что, вернувшись домой, сразу рухнула на кровать. Я совсем пала духом, хотя и была довольна, что удалось подыскать хорошую замену. Школа менялась. Я притворилась, будто полна воодушевления, но меня все сильнее пугал риск разрушения механизма, который до сих пор безупречно функционировал. Новые, возросшие амбиции Бертий объяснялись ее желанием полностью посвятить себя школе, ведь близнецы уже подростки и меньше нуждаются в ней, бизнес Стефана процветает, и она хочет полнее реализоваться. Это нормально. Нам обеим почти по сорок, но нетрудно прийти к выводу, что у нас разные ситуации и что мы с ней неодинаково переживаем кризис сорокалетия. Как я должна поступить? Как справиться с печалью, которая все чаще охватывает меня, как бороться с ощущением застоя? Я без сил распласталась на кровати, понимая, что я на пределе как физически, так и морально. Чем мне занять свою голову и где отыскать необходимую мотивацию для выздоровления теперь, когда я не уверена, что найду свое место в этой новой школе? Смогу ли я вписаться в нее? Хочу ли я этого? Звонок Эмерика прервал мои черные мысли.

– Привет, – выдохнула я. – Как дела?

– Все в порядке, просто хотел тебя предупредить, что сегодня вечером встречаемся в другом ресторане, я заказал столик в новом симпатичном месте, незаметном и спокойном. Подумал, тебе понравится.

От слов “незаметном и спокойном” мне стало не по себе.

– Прикольно, что ты решил сменить ресторан, но…

– Но что?

На новое испытание лестницей мне вряд хватит духа, однако, едва начав это объяснять, я сразу почувствовала его недовольство.

– С чего это ты вдруг так устала? – возмутился он. – Ты же целыми днями ничего не делаешь!

От агрессивности Эмерика и его полной бесцеремонности у меня перехватило дыхание, и я изо всех сил зажмурилась.

– Ну да, по сравнению с тобой я сейчас не вкалываю в поте лица! – съязвила я.

Он помолчал несколько секунд, вздохнул:

– Ладно, сделаем, как скажешь.

– До скорого.

Дрожащей рукой я выключила телефон. Мне понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. Да что же с нами такое, в конце концов? Страх опять сдавил мне горло, но мне не хотелось верить в плохое. Я обязана сделать все, чтобы вечер прошел хорошо. Волоча ногу, я немного прибрала в комнате, потом нашла легкое платье, в котором можно было оставаться босиком, правда, теперь в глаза бросалась лонгетка, отвратительная штуковина, уродующая ногу. Затем я занялась собой с обычной тщательностью и сделала все, как любит Эмерик.

Надежда вернулась ко мне, когда он перешагнул порог квартиры с охапкой роз.

– Прости, я вел себя с тобой как последняя свинья…

Я не ответила, схватила букет и укрылась в его объятиях. Я могла сколько угодно обижаться на него или ждать от него большего, но единственное, чего я хотела, – это чтобы он вернулся. Чтобы мы снова начали нашу жизнь с того момента, на котором она остановилась, когда я упала. Он взял меня на руки и подошел к дивану.

– Я ошибаюсь или ты говорила, что устала? Тебе лучше прилечь.

Эмерик положил меня на диван, потом склонился надо мной и легонько поцеловал, и я не успела привлечь его к себе, потому что он сразу отошел от меня.

– Отличный выбор, – похвалил он, заметив на низком столике поднос с японскими блюдами, которые я заказала.

Мы поужинали в молчании, а потом я вытянула ноги на диване и прижалась к нему. Он рассеянно потрепал меня по плечу.

– Хочешь знать, почему я поленилась сегодня идти в ресторан? Или тебе неинтересно?

– Что ты, очень даже интересно! Я тебя слушаю.

– Я была днем в школе.

– Ух ты! Возвращаешься на работу? – Он вдруг резко повеселел.

– Не говори ерунды, – возразила я, бросив на него недовольный взгляд. – Как я могу снова начать танцевать? Нет, я была там как раз в связи с моей заменой…

– А-а-а… ну и?

Впервые он проявил интерес к тому, что я рассказывала о расширении школы и о Фионе. Заметив мое раздосадованное выражение лица, он спросил:

– Похоже, ты не в восторге?

– Сама толком не понимаю…

Я выпрямилась, чтобы заглянуть ему в глаза, у него на лице было написано недоумение.

– Да в чем дело?

– Тебе пора взять себя в руки, – заявил он через секунду. – Масштабно мыслить – это правильно, надо уметь поймать шанс… А ты утратила нюх, потому что перестала танцевать…

– Но это же временно… Ты как будто забыл.

– Да, ты права… Извини, когда я вижу, что тебе так плохо, я просто о тебе беспокоюсь, вот и все.

Чего он добивается? Хочет сунуть меня головой под холодную воду? Намерен окончательно подорвать мой дух? Он даже не обратил внимания на мое замешательство и спокойно посмотрел на часы. Я окаменела, не решаясь поверить в то, что он скажет.

– Ортанс, мне пора.

Я прикусила язык, не позволив себе крикнуть “Нет! Не сейчас!”. Он встал с дивана, не поцеловав, не приласкав меня, и выпил большой стакан воды.

– В последние две недели я сильно запустил работу, – произнес он в свое оправдание.

– Ну да…

– Мне надо ехать, поработаю дома.

Дома… Никогда раньше он не произносил этого слова. Оно ударило меня, как внезапная пощечина, как коварная и болезненная оплеуха. Мои кулаки сжались так сильно, что ногти впились в ладони. Эмерик ничего не заметил, он в это время надевал пиджак и доставал из кармана ключи от машины. И вот он уже готов к выходу, в ванную ему ни к чему, он ведь толком даже не дотронулся до меня, практически не поцеловал, так что нет опасности сохранить на теле следы наших объятий. Не считая замеченного на плече волоска, который он сбил щелчком, словно жалкую пылинку.

– Понимаю, – с трудом выдавила я.

Опершись ладонями о диван, я сумела встать. Он подошел с удовлетворенной улыбкой на губах, обнял меня за талию.

– Спасибо, – поблагодарил он.

Спасибо за что? – едва не рявкнула я. Спасибо за ужин? За то, что не устроила истерику? Спасибо, что позволила спокойно, без заморочек вернуться домой? Он погладил меня по щеке и поцеловал, слегка мазнув губами. Куда делись наши страстные, пылкие, ненасытные, обжигающие поцелуи?

– Спокойной ночи, – пробормотал он. – До понедельника, столик я закажу.

Значит, мы опять пойдем в ресторан, потому что он этого хочет. Еще один рассеянный поцелуй, и он меня отпустил. И вышел не оборачиваясь. Мои руки бессильно повисли, я сохраняла самообладание, а может, просто оставалась оглушенной несколько долгих секунд. А потом разозлилась, мне захотелось все крушить, вопить так, чтобы напугать соседей и порвать голосовые связки, колотить по всему, что попадется под руку, разбивать, уничтожать. Хотелось прокричать о своем одиночестве, о своей боли. А еще – танцевать, чтобы выразить все, что разрывало мою душу. Выплеснуть то, что грызло меня изнутри, предъявить миру все свои страдания. Почему я не могу вернуться назад? Нет, не для того, чтобы избежать падения, а чтобы не пойти на поводу у Эмерика, никогда не влюбляться в него, не отдавать свою жизнь в его руки и никогда ничем не жертвовать ради него. Что же он сейчас со мной делает? Он бросает меня, оставляет на обочине, потому что я теперь не такая, как ему хочется. Я чувствовала, что становлюсь ему в тягость, превращаюсь в обузу, от которой ему не удается отделаться. Он капризен, как ребенок. Может, он считал меня своей игрушкой? Из меня вытащили батарейки, и я тут же стала ему неинтересна. Любил ли он меня по-настоящему? Или ему нравилось то, чем я была? Неужели я для него всего лишь учительница танцев, которая украшает его жизнь, потому что дома она скучна и лишена сексуальности?

Следующие несколько дней я провела взаперти, с задернутыми шторами, отменив даже визиты к реабилитологу – невелика потеря, от него не много толку, – я не хотела никого видеть. Кати я регулярно отправляла эсэмэски, чтобы она ничего не заподозрила. Во время нашего последнего разговора я почувствовала, что подруга о чем-то догадывается, а мне совсем не хотелось, чтобы она неожиданно ко мне заявилась, на что Кати вполне способна.

Я снова и снова прокручивала весь сценарий нашей любовной истории. Мои опасения подтверждались: впервые в дополнение к трудностям с организацией встреч и невозможности открытых отношений, возникло мелкое осложнение, и его оказалось достаточно, чтобы сломать привычную жизнь нашей грешной пары. Эмерик не готов к таким помехам и не справляется с ситуацией. Он категорически не способен поддержать меня, позаботиться обо мне. Такое впечатление, что я действую ему на нервы. Мне казалось, будто я схожу с ума, живу бессмысленной жизнью, задыхаюсь. Когда меня накрывала очередная волна гнева, я хватала телефон, чтобы немедленно позвонить ему, потребовать объяснений и чтобы он все бросил и тут же примчался. К счастью, в такие минуты срабатывал рефлекс безумно влюбленной женщины, и я понимала, что должна его защитить, да-да, именно защитить и именно его. Подумать о его интересах. Не подвергать риску. Дать ему возможность выполнять свои обязательства перед семьей. А как же я? Да ладно, я, как обычно, на втором месте. Очередное доказательство моей второстепенности подоспело уже в понедельник, когда пришло лаконичное сообщение:

Утром четверга я проснулась в тревоге; ночь была тяжелой – меня преследовали кошмары, и хотя я не помнила, что именно мне снилось, горький привкус сохранился. На телефоне высветилось сообщение Эмерика: он уверенно назначал мне свидание в нашем обычном ресторане в 20.30. Так-то лучше.

Чуть позже я пила кофе, сидя в кресле у окна, глядя на парижские крыши и дрожа от страха при мысли о том, что меня может ожидать сегодня вечером. Углубившаяся пропасть между нами? Молчание? Упреки? Равнодушие? Новое унижение? Подал голос телефон. У него прорезались угрызения совести или нашлось занятие на вечер поинтереснее? Я с облегчением увидела фотографию сада “Бастиды”, которую мне прислала Кати. Цвела сирень и фруктовые деревья. Сама о том не догадываясь, она подарила мне глоток кислорода. Я не раздумывая позвонила ей.

– Я была уверена, что тебе не устоять против сирени!

Ее замечание развеселило меня, она знала меня как облупленную.

– Как у тебя дела, Кати, дорогая?

– У нас все хорошо, у нас всегда все хорошо, ты же знаешь. А ты как?

Я ругала себя последними словами за чертову импульсивность. Теперь придется ей врать, а я этого не выношу.

– Трудно выполнять все предписания… А как там “Бастида”?

– Ничего нового. Я зашла сегодня утром и открыла окна, ведь стоит такая прекрасная погода. Сезон стартовал! Можно мы у тебя поживем на выходных?

– Ну сколько раз повторять?! Дом ваш – когда хотите и на сколько хотите.

– Спасибо, я знаю, но мне там как-то неловко без тебя.

– Как поживают Матье и Макс?

– Отлично…

Я слушала рассказ о ее семье рассеянно, но не потому, что мне было неинтересно, как раз наоборот, мне их безумно не хватало, просто я как будто ощущала некий зов, которому не могла сопротивляться.

– А что ты скажешь, если я приеду? – перебила я Кати.

Она помолчала несколько мгновений, а потом:

– Ты это серьезно?!

– Пока не знаю, только что пришло в голову, если честно. Мне будет легче дотерпеть до конца больничного в родном доме, чем взаперти в моих сорока квадратных метрах. Я загибаюсь от скуки, рискую свихнуться, если не вдохну свежего воздуха!

– Вот уж не буду возражать! Давай, приезжай!

Я едва сдержала смех: нетерпение в мгновение ока охватило нас обеих.

– Когда ты появишься? – полным энтузиазма голосом спросила Кати.

– Не имею представления… Посмотрю расписание поездов, и есть две-три вещи, которые мне надо сделать до отъезда.

– Как хорошо, что я забежала в “Бастиду”! Воспользуюсь случаем и приготовлю для тебя комнату.

– Нет! Я сама все сделаю, когда приеду. Не лишай меня этого удовольствия.

– Конечно-конечно, но я так рада, что скоро ты будешь с нами!

– Я тоже.

Пролетел тихий ангел.

– Ортанс?

– Что?

– Ты правда приедешь?

Я на пару секунд задумалась:

– Думаю, да! Целую тебя.

Мы распрощались. Я дрожала как осиновый лист от возбуждения и сомнений и не могла успокоиться. Хватило одного звонка, и я сразу послала все к черту и вдруг подумала о себе. Мне захотелось, чтобы чемодан был уже собран, а я сама очутилась в поезде, нет, прямо там… на месте, в своем доме. С самого начала я тосковала по родителям, мне их мучительно не хватало, поездка в “Бастиду”, понятное дело, их не вернет, но там я буду рядом с ними. Я должна трезво оценить свою жизнь, расставить все точки над і и, главное, оказаться подальше от Эмерика, даже если мысль о расстоянии между нами приводит меня в ужас. Но уехать, не побывав перед этим в школе, я не могла.

В час дня я приехала в школу, чтобы пообедать вместе со всеми. Я услышала голос Сандро и музыку Бертий, каждый из них, значит, был в своем классе, и меня передернуло от зависти. Пока я была поглощена переменой в отношении ко мне Эмерика, я на время забыла, как мне недостает танцев. Но жгучее желание танцевать, следовать ритму, выражать эмоции движениями, порывами всего тела, чувствовать напряжение мышц, передавать ученикам свое искусство, видеть, как они растут, и получать от этого удовольствие – это желание никуда не делось, оно жило во мне. Не успела я глазом моргнуть, как у меня все это отняли, оставив внутри пустоту. Я зашла в кабинет и отшатнулась: там находилась моя заместительница. Отныне она имеет на это полное право. Скоро она не просто будет заменять меня, а станет моей партнершей.

– Добрый день, Фиона, – тихо сказала я.

Она оторвалась от расписания, которое внимательно изучала, и ее рот раскрылся от удивления.

– Ортанс!

Она весело вскочила со стула:

– Садитесь! Поберегите ногу.

– Спасибо, все нормально, пойду гляну на занятия.

– Понятно!

Я оставила в кабинете сумку, куртку и костыли. Они мне были нужны, но я их просто не выносила и уж тем более не хотела идти с ними по школе, я и так чувствовала себя достаточно приниженной. О риске я предпочла не думать… Перед тем как выйти из кабинета, я обернулась к Фионе:

– Расскажете за обедом о моих девочках?

– С удовольствием!

Я шла по коридору и рассматривала развешанные на стенах фотографии – память о концертах последних пяти лет, о часах славы Огюста, – потом я сделала крюк, завернула в раздевалку и присела на скамейку. Еще вчера это была моя повседневная жизнь, а сама школа – как бы продолжение моей квартиры. На утренние занятия приходят взрослые ученики, поэтому сейчас здесь не было обычного бардака. Тем не менее повсюду валялись вещи подростков – трико, пуанты, гетры. Когда я снова надену танцевальный костюм и включусь в школьную суету? Я отдавала себе отчет в том, что даже с выпускным концертом вряд ли что-то получится, поскольку я подрастеряла навыки. От этих мыслей усилилось ощущение, что я приняла правильное решение, отстранившись от школьных проблем, ведь мазохизм меня никогда не привлекал. Возможно, я стану спокойнее ко всему относиться?

Несколько минут спустя я зашла в репетиционный зал Бертий. Осторожно проскользнула в уголок. Она была сконцентрирована на занятиях, однако заметила меня и сдержанно улыбнулась. Давно я не любовалась ее работой. Грациозность и изящество Бертий гипнотизировали. Она предложила ученицам перейти к растяжкам, а потом подошла ко мне:

– Присоединяйся к нам, тебе будет полезно.

– Нет, не хочу мешать…

– Дамы, у нас почетная гостья.

Все танцовщицы обернулись к нам, они знали меня и постарались подбодрить, приглашая жестами.

– Не заставляй себя упрашивать!

– О’кей!

Я сдалась и несколько секунд постояла у станка, не шевелясь, вытянув руки вдоль тела ладонями вниз, покрываясь гусиной кожей. Удовольствие в чистом виде. Я представляла себе глухой стук ног, соприкасающихся с полом после прыжка. Я отдала бы все, лишь бы как следует поработать у станка, поднимать поочередно ноги, тянуть стопы, усиленно разминать, а потом закружиться в вихре пируэтов и снова испытать чувство невесомости, когда ты уже не касаешься пола. Мои кулаки сжались, губы вздрогнули. Я почувствовала на талии руки Бертий. Не произнося ни слова, она стала направлять мои движения, ощущения были волшебными, узлы развязывались, мышцы оживали. Мое тело радостно подчинялось аккуратным, но четким подсказкам Бертий и одновременно наполнялось жизнью. Продолжая заниматься мной, она назначила своим ученицам встречу на следующей неделе.

– Как мило, что ты навестила нас, – сказала она, когда зал опустел. – Как у тебя дела?

– Скорее хорошо…

– Но вид у тебя все же не ахти.

– Я не часто выхожу из дома.

– Тебе не хватает ультрафиолета! А как настроение?

– Справляюсь…

– Как всегда, гордая и независимая…

Я посмотрела на Бертий, оценив ее проницательность.

– А почему ты не пришла ко мне? – заорал Сандро, перебив наш диалог. – Сегодня днем я тебя похищаю!

– Не думаю! – засмеялась я с облегчением.

За обедом мы искренне веселились. Я решила вести себя так, будто в присутствии Фионы нет ничего экстраординарного и оно никак не влияет на привычные ритуалы и не нарушает наше взаимопонимание. Странно, но у меня не было чувства соперничества, мне казалось, что она всегда была с нами или что за столом напротив сижу я сама, но только гораздо более мотивированная. Когда-то во мне тоже горел этот огонь. Свежее восприятие Фионы помогало многое увидеть по-новому и подсказывало идеи, которые без нее никогда бы не пришли нам в голову. Несмотря на то что мы неизбежно чувствуем себя старше в присутствии молодежи, есть в их появлении и нечто хорошее! Мы обсудили тему нового учебного года, стартующего в сентябре. Они планировали отремонтировать старые репетиционные классы в глубине двора. В период бурной деятельности Огюста эти помещения были рабочими, а мы их никогда не использовали. Попросту не нуждались в них. Я вдруг вспомнила о предостережении Эмерика. Если я буду продолжать жаловаться на жестокую судьбу и скромно стоять в сторонке, не останусь ли я в результате с носом? Разумно ли уезжать? Я быстро прогнала эти сомнения – из-за Эмерика меня одолевает паранойя. Почему общение с ним вдруг стало так вредить мне? Фиона ушла, когда нам принесли кофе, – ее ждали ученицы. Я попросила передать привет, но отказалась от предложения зайти на урок. Мне не хватило смелости с ними встретиться.

– Она и впрямь хороша, – сказала я своим друзьям, когда Фиона ушла.

Бертий заявила столь же решительно, сколь и бестактно:

– Ладно, хватит тебе ходить вокруг да около, ты наверняка хочешь что-то нам сказать, иначе бы не явилась! Ты выступаешь типа “у меня все хорошо, все такие милые, все прекрасно”, но я тебе ни капельки не верю.

Я натянуто улыбнулась:

– Не так все просто. Время еле-еле ползет… вот я и решила побыть пока в Провансе, потому что нуждаюсь в солнце. Но я хочу быть уверена, что это никак не нарушит ваши планы.

– Конечно, не нарушит! – ответила она.

– Обидно не воспользоваться такой возможностью, – поддержал Сандро. – На твоем месте я бы уже давно был там!

– Ты собираешься туда до конца больничного? – поинтересовалась Бертий.

– Может быть.

Не дав мне время обеспокоиться легкостью, с которой они меня отпустили, Бертий продолжила:

– А как к этому отнесся Эмерик?

Я мигом ощетинилась.

– Ортанс? – забеспокоился Сандро.

– Он еще не знает… сообщу ему сегодня вечером. Посмотрим, что он мне скажет. – Я пожала плечами, делая вид, будто мне все равно.

– У вас с ним все в порядке? – спросила Бертий, и ирония в ее голосе была густой, хоть ножом режь.

Она явно приготовилась ужалить. Еще мгновение, и она выложит все, что у нее на душе, а ведь последнее, в чем я нуждалась сегодня, – это сцепиться с ней и ждать, пока она одержит легко предсказуемую победу.

– С какой стати что-то должно быть не так?

Бертий покачала головой, похоже, она была огорчена больше обычного.

– Не знаю, кого ты хочешь убедить, но со мной можешь не стараться, я про него все уже решила, причем давно.

– Мне это хорошо известно, – в том же тоне ответила я.

Мы с вызовом уставились друг на друга.

– Ну вы и зануды, девчонки, какого черта вы ссоритесь?! – остановил нас Сандро.

Я выдавила из себя смешок и взглянула на часы:

– Вы опаздываете! Бегите, готовьтесь! Сегодня я угощаю.

Я встала и похромала к стойке, чтобы оплатить счет.

– Может, вернешься в школу? – предложил Сандро.

– Нет, я домой.

Он обнял меня, крепко прижал к себе:

– Отдохни как следует! Набирай форму и возвращайся!

– Обязательно.

Потом пришла очередь Бертий.

– Нельзя же обо всем думать одинаково.

– Я давно поняла, что ты недолюбливаешь Эмерика. Но вот чего я не понимаю, так это зачем ты так долго ждала, чтобы поделиться со мной своими сомнениями…

– Как только речь заходит о нем, ты становишься глухой и слепой… Просто будь осторожнее. Ты права, что решила вырваться на волю, отдыхай, сколько захочешь. Школа будет ждать тебя.

Я обняла ее и поцеловала:

– Скоро позвоню.

– Обязательно звони.

И они ушли. В школу, к своим ученикам. А я снова осознанно сделала шаг в сторону.

Я понимала, что веду себя глупо. Подвергаю себя пытке, безрассудно рискую, но мне нужно было проверить Эмерика, а главное, я стремилась заставить его страдать, излить на него яд. Поэтому я тщательно причесалась и накрасилась, надела платье с обнаженной спиной, взяла босоножки на высоком каблуке и выпила максимальную дозу обезболивающего. Потом оставила дома костыли, но не сняла лонгетку и босиком, чтобы хоть на время пощадить щиколотку, вышла из квартиры и захлопнула за собой дверь. Осторожно спустилась по лестнице и дохромала до такси.

Лонгетку я отстегнула только возле ресторана, сунула ее в свою огромную сумку и, наплевав на опасность, застегнула ремешки босоножек. Первый шаг – и я с трудом сдержала стон. Ярость и решимость помогли сделать второй шаг. Меня приветствовал наш официант:

– Вам уже значительно лучше, это прекрасно! И у меня для вас сюрприз, представьте себе!

– Какой такой сюрприз?

– Он уже пришел и ждет вас.

Я была ошеломлена. Он пришел раньше? Такого никогда не случалось. Я быстро взяла себя в руки, сообразив, что с нашего привычного места он меня видит.

– Спасибо! Пойду к нему, можете меня не провожать.

Я направилась к нашей нише, улыбаясь и изо всех сил стараясь нормально идти, что оказалось гораздо труднее, чем я себе представляла. И все же мне это удалось. Но я показалась себе такой нелепой. Я пала так низко, что перестала уважать свое тело. Зачем? Я же делаю невероятную глупость! Я встретила обжигающий взгляд Эмерика. Мне показалось, что в нем проскочила искра желания. Я подошла, и он встал, осмотрелся по сторонам, проверяя, нет ли в поле зрения какого-нибудь знакомого, и сделал два шага по направлению ко мне. Когда наши тела соприкоснулись, он наклонился и дотронулся губами до моей шеи. Я не сумела удержаться, вцепилась в него и не отпускала несколько секунд. Свою слабость я восприняла как пощечину. Мне захотелось плакать, я разжала пальцы и села. Голеностоп получил заслуженный отдых.

– Ортанс, что с тобой? – обеспокоенно прошептал он.

– Ничего. – Я уткнулась носом в меню. – Я по тебе скучала, вот и все.

Я почувствовала его пристальное внимание.

– Ты сумела выбраться из дома, мне кажется, будто я вновь обретаю тебя. Тебе настолько лучше, просто не верится! Еще две недели назад ты не могла ходить!

Он подумал, что в игрушку вставили новые батарейки. Но нет, он ошибается, мне не лучше, и я бы предпочла, чтобы он наорал на меня, сказал, что я не должна рисковать своим здоровьем ради него. А он даже не подумал об этом. Мне полагалось быть стопроцентно прочной, красивой, чувственной и всегда готовой ответить на его зов. Я решила сыграть до конца роль, которую сама себе назначила на этот вечер, и окинула его самым зазывным взглядом:

– Надо бы мне чаще к тебе прислушиваться. Ты всегда прав.

Он самодовольно ухмыльнулся. Пока официант принимал у нас заказ, Эмерик продолжал пожирать меня глазами. Он хотел меня, и я была готова поверить, что моя власть над ним ничуть не ослабела. Эмерик гладил мою руку, и в этом жесте явственно сквозило чувство собственника, разбавленное изрядной дозой желания, однако временами какие-то мысли отвлекали его, и он тогда выглядел озабоченным. Я насторожилась. Что он собирается мне сказать? На его лице проступила извиняющаяся улыбка.

– Я… Я хотел бы попросить прощения за вчерашнее, я никак не мог освободиться. – Он сокрушенно покачал головой и продолжал: – Меня это очень расстроило, клянусь тебе… Не представляешь, как мне жаль, но мы не сможем увидеться в ближайшие десять дней. У меня командировка на следующей неделе, а потом пасхальные выходные с нерабочим понедельником.

– Без проблем, возражений нет.

Он озадаченно нахмурился. Такого он не ожидал.

– На самом деле все складывается очень удачно, – подчеркнуто небрежно бросила я.

– Почему?

– Я уезжаю на некоторое время в “Бастиду”.

Он отпустил мою руку и откинулся на спинку банкетки.

– Надолго?

В его голосе явственно слышалась легкая паника.

– Еще не знаю… Но не могу же я ничего не делать и сидеть взаперти. Лучше мне пожить там, пока с ногой не будет все в порядке.

Он бледнел с каждой секундой, я сделала ему больно. Как раз как задумала. Подманить его с помощью своих чар, а потом быстро все отобрать.

– До конца твоего больничного? То есть ты можешь уехать на целых два месяца?

– Да! Да, это будет потрясающе, я смогу в полной мере насладиться отдыхом.

Он облокотился о стол и обхватил голову руками.

– Когда ты это решила? – выдохнул он.

– Сегодня утром.

Нас прервал официант, который принес заказ. Эмерик выпрямился, лицо его стало замкнутым, он сделал глоток вина.

– Правильно делаешь, что уезжаешь, – выдавил он, съев несколько кусочков с тарелки и глядя мне прямо в глаза. – Мне сейчас придется уделять больше времени работе и всему остальному… В последнее время я все запустил.

Мы закончили ужин в молчании, каждый из нас погрузился в свои мысли, которые наверняка были не самыми позитивными. Эмерик страдал, и его страдания доставляли мне удовольствие. Он же в ответ, словно чтобы отомстить, выдал мне свое “все остальное”, прекрасно зная, как это меня ранит. Почему мы с таким упорством мучаем друг друга? Зачем, в конце концов?

К тому моменту, когда Эмерик нашел место для парковки рядом с моим домом, мы успели обменяться лишь несколькими банальными фразами. Он выключил двигатель, и настал момент истины.

– Ты спешишь, тебе пора возвращаться или поднимешься?

Вместо ответа он открыл свою дверцу. Да, сегодня вечером все спровоцировала я, но наша история и сама по себе становилась грязной, уродливой. Перед лестницей я сняла босоножки, потому что нога причиняла мне нестерпимую боль, которую я больше не могла скрывать. Он обнял меня за талию:

– Обопрись на меня.

Закрыв за нами дверь, я не стала включать свет. Он прижался к моей спине и крепко обнял меня, уткнувшись лицом в шею. Я цеплялась за державшие меня руки.

– Когда ты уезжаешь? – прошептал он.

– Завтра утром, – так же шепотом ответила я.

Это вырвалось у меня само собой. Нужно было уезжать быстро, как можно быстрее. Он сжал меня еще крепче, мне даже стало трудно дышать. Губы тронули мой затылок, легонько куснули, я застонала. Я знала его достаточно хорошо, чтобы догадаться, что, разжигая мое желание, он пытается заставить меня изменить решение. Он развернул меня лицом к себе и положил ладони на щеки:

– Помни, я люблю тебя.

Этими словами он как будто просил меня остаться, быть всегда у него под рукой. Но я ему не поддамся. Потому что уверена: я права, надо уехать. Это вопрос выживания. Продолжая целовать Эмерика со всей силой своих противоречивых желаний, я потянула его к постели. Мне хотелось оттолкнуть его, но при этом я ждала, что он будет меня любить. Эмерик не торопясь раздел меня, нежно касаясь моей кожи – он отлично знал, как разжечь во мне желание. Он занимался со мной любовью так, будто хотел оставить на мне несмываемую печать, чтобы я не забывала его и продолжала сходить по нему с ума. Он был хозяином моего тела и моего удовольствия, и сегодня вечером он играл ими, использовал их и не щадил меня. Он демонстрировал мне размах своей власти надо мной и моими чувствами. Я улетала, теряла остатки разума и ненавидела себя за свою слабость. Я сдавалась, покорялась ему, подталкиваемая надеждой на искренность его любви.

Он изучал меня в темноте, и на его лице была написана грусть.

– О чем ты думаешь? – совсем тихо спросила я.

– Мне будет не хватать тебя…

Он сейчас был искренним, я это чувствовала.

– А мне тебя. Но ты настолько занят и озабочен разными проблемами, что тебе просто некогда будет скучать по мне.

– Не говори глупости… я не выношу, когда ты далеко.

Несколько секунд он нежно дотрагивался губами до моих губ, а потом поцеловал так, что у меня закружилась голова.

– Мне пора.

Он оторвался от меня и заперся в ванной. Я сдерживала слезы, мне хотелось поскорее одеться, нагота нервировала меня, из-за нее мне казалось, что я для него всего лишь тело. Я скользнула под одеяло и свернулась клубочком. Моя отвага ослабевала, я сомневалась в себе. Во что выльется расставание, которое я затеяла? Не следствие ли это случившегося в последние дни полного затмения моего разума? Сегодня-то он любил меня, я снова существовала для него и все еще дрожала от наслаждения, которое он мне дал. Не создаю ли я сейчас проблемы на пустом месте? Возможно, я сама протягиваю палку, которой меня побьют? Но сегодня вечером я показала ему себя такой, какой он хотел меня видеть. К тому же он сам упомянул “все остальное”, которое временно забросил. Конечно, он специально сказал это, чтобы ранить меня, но не крылась ли в этих словах доля правды? Откуда это неожиданное беспокойство о жене и семье? Не происходит ли в его жизни нечто, что он от меня скрывает? Я почувствовала на своей щеке ладонь Эмерика и подняла глаза. Он присел на корточки передо мной и улыбался. Недавняя грусть как будто покинула его лицо. Я огорчилась, мне бы хотелось, чтобы его грызла тоска.

– Ты права, что уезжаешь, Ортанс, судя по твоему лицу, ты в этом нуждаешься. Возвращайся, когда окончательно придешь в норму. И у нас все снова будет так, как было раньше… до твоего падения.

– Постараюсь, – пробормотала я.

Он наклонился ко мне, я уцепилась за его шею и в последний раз прижалась к нему:

– Я люблю тебя, Эмерик. Мне будет тяжело без тебя.

Я сдавалась самым жалким образом, не могла я отпустить его, не сказав напоследок о своей любви.

– Ничего не обещаю, но постараюсь приехать к тебе.

– Договорились, – едва слышно прошелестела я.

Я немного разжала объятия, а он придвинул свой лоб к моему и легонько поцеловал меня в губы. Тут я окончательно отпустила его.

– Засыпай поскорее.

Эмерик медленно отошел от кровати, продолжая всматриваться в меня. Кивнул и повернулся к двери. В последний раз обернулся, перед тем как выйти из квартиры.

– Я позвоню тебе.

Он бесшумно закрыл за собой дверь.