«Я не женюсь»
Предыдущей осенью, когда крестьянский мятеж еще не развернулся в полную силу, Лютер начал задумываться о браке – прежде всего потому, что немало друзей спрашивали, не собирается ли он жениться. Впрочем, в ноябре он был еще решительно против. В этом месяце Аргула фон Грумбах, убежденная сторонница Лютера и одна из нескольких известных женщин-деятельниц Реформации, написала Спалатину, настойчиво спрашивая, не женился ли Лютер и не собирается ли. Ей казалось, что ему давно пора двигаться вперед. Узнав об этом письме, Лютер написал Спалатину:
Благодарю за то, что пишет Аргула о моей возможной женитьбе. Нимало не удивлен подобными слухами – мало ли вообще слухов вокруг меня ходит! Так или иначе, передай ей мою благодарность и скажи: я в руках Божьих, я Его создание, и Он властен в любой миг изменить и переменить, убить и вновь оживить мое сердце. Однако, по нынешним своим ощущениям (и так думается мне уже довольно долго) – я не женюсь. Дело не в том, чтобы я не ощущал своей плоти или пола, – я ведь не из дерева и не из камня; но ум мой далек от брака, ибо каждодневно я ожидаю преследований и казни как «еретик». Впрочем, не полагаюсь на собственное сердце и не хочу ограничивать Бога в Его трудах надо мной. Однако надеюсь, что Бог не даст мне жить долго.
Похоже, эта черта – отчуждение от мира и мысли о скорой смерти – не изменилась в Лютере с 1505 года, когда он со Штаупицем сидел под грушевым деревом: по-прежнему Лютер ждал скорой встречи со своим Создателем и даже этого желал. Очевидно, что в 1524 году он еще не представлял себя человеком семейным. Кажется, не переменилось это настроение и за зиму. Однако 16 апреля 1525 года, перед самым отъездом из Виттенберга в Айслебен, где Лютер написал знаменитое «Увещание к миру», и прежде чем увидел собственными глазами масштаб происходящего, он написал Спалатину. В этом письме чувствуются новые нотки: Лютер по-прежнему уверяет, что семья ему не нужна, – но в то же время намекает, что мнение его скоро может измениться:
Кстати сказать, по поводу того, что пишешь ты о моем браке, [позволь сказать тебе вот что]: не хочу, чтобы ты удивлялся, почему это блестящий кавалер вроде меня все не женится. В самом деле, странно, что я, хотя и часто пишу о семейной жизни и много общаюсь с женщинами, все еще ни одну из них не полюбил, не говоря уже о том, чтобы какой-нибудь стать мужем… Однако посмотри на себя: ты-то сам чего медлишь? Смотри, как бы я, и мыслей о браке не имеющий, в один прекрасный день тебя не обскакал, – Бог ведь всегда решает дело так, как мы менее всего ожидаем. Говорю об этом серьезно, чтобы побудить тебя скорее исполнить свое намерение.
Менее чем через три недели, среди ужасов Крестьянской войны, по дороге домой Лютер написал письмо Иоганну Рюгелю – то самое, в котором советовал не отговаривать графа Альбрехта от подавления мятежа силой. Однако в этом письме, отправленном 4 мая, проскальзывает одна фраза, составляющая яркий контраст с общим его мрачным тоном: «Если все будет хорошо и я буду жив – непременно женюсь на моей Кати, чтобы посрамить дьявола». Такая фраза, брошенная вскользь посреди письма, в прочих отношениях серьезного и даже мрачного, ясно показывает: и Рюгель, и другие друзья Лютера к этому времени прекрасно знали и о том, кто такая Кати, и о том, что Лютер может на ней жениться. Самое удивительное здесь, что он называет ее «моя Кати», – ясный знак, что дело зашло уже очень далеко, хоть ни одно другое из дошедших до нас писем не дает на это и намека. По-видимому, постоянные мысли Лютера об этом – столь постоянные, что он не мог не думать о предстоящей женитьбе даже перед лицом «кровожадных орд», – были связаны с недавней поездкой к родителям. Объезжая Саксонию с проповедями, он побывал и у них; и упоминание «моей Кати» почти безусловно доказывает, что и с родителями о ней поговорил. Быть может, для того и заезжал к ним, чтобы рассказать о Кати и о скорой свадьбе. Родители его, без сомнения, всем сердцем одобрили мысль, что сын их наконец-то обзаведется семьей, – ведь ему было уже почти сорок два.
Были и еще две причины, облегчившие для Лютера вступление в брак. Одну мы уже знаем – это смерть Фридриха. Взгляды Фридриха на возможность брака для монахов и священников были скорее традиционными, и Лютер, несомненно, понимал: если он женится, это осложнит его отношения с человеком, которого он так уважает и который столько для него сделал. Кроме того, недавно умер и Штаупиц – и это, пожалуй, еще серьезнее расчистило Лютеру путь к браку. Он прекрасно понимал: известие о том, что его бывший протеже и духовный сын женился, чрезвычайно обеспокоит Штаупица – тем более что жениться он решил на монахине.
Странным образом, Лютер особенно радовался тому, что женится именно на монахине, создавая тем самым большой скандал и повод для возмущения. Он говорил, что этим хочет посрамить дьявола и папу. Но, конечно, делал это не только кому-то из них «назло». Духовная война для Лютера была вполне реальна, и во вступлении в брак с монахиней он видел важный духовный смысл, своего рода удар ногой с разворота в челюсть дьяволу. Он считал, что в духовной плоскости такое событие имеет огромное значение. Это глубокий и смелый акт почитания Бога. Душой и телом, всем своим существом Лютер отрицал ложно-«благочестивую» неприязнь ко всему материальному и особенно к эротике. Бог создал человека существом из плоти и крови, разделил на два пола, наделил сексуальным желанием – и все это было хорошо весьма; а от греха, связанного с сексуальностью, человека освобождает и искупает брак. В этом не просто нет ничего грязного – напротив, это чисто и свято. Лютер считал, что противоестественное безбрачие – от дьявола, а естественный, здоровый секс в браке славит Бога.
Кто стыдится брака – тот, значит, стыдится бытия и того, что он человек, и пытается улучшить творение Божье. Дети Адамовы – люди и остаются людьми; они должны порождать новых людей. Боже мой, взгляните только, какого труда стоит благочестиво жить в браке и соблюдать брачные обеты! А мы пытаемся обещать целомудрие – так, словно мы не люди, словно не имеем ни плоти, ни крови.
Это бог мира сего, дьявол клевещет на брачное состояние человека, внушает нам, что оно постыдно, – а сам позволяет прелюбодеям, блудницам, самым грязным развратникам жить спокойно и в великих почестях. Достойно будет жениться, чтобы плюнуть в лицо ему и миру сему, и принять его поношение, и нести его во славу Божью.
В 1522 году в трактате «Против так называемого духовного сословия» он писал:
Молодая женщина, если только не дана ей высокая и редкая добродетель девственности, может обойтись без мужчины не более, чем без еды, питья, сна и прочих естественных потребностей. И равно так же и мужчина не может обойтись без женщины. И вот причина этого: желание размножаться укоренено в нашей природе так же глубоко, как желание есть и пить. Вот почему Бог снабдил наше тело членами, кровеносными сосудами, извержением семени и всем прочим. Если же кто-то хочет все это остановить и запретить природе делать то, что она делает, – не то же ли это, что пытаться запретить природе быть природой, огню гореть, воде быть мокрой, человеку есть, пить и спать?
За три дня до свадьбы Лютер получил письмо от друга Спалатина, обдумывавшего собственную свадьбу. В письме Спалатин спрашивал, что думает Лютер о долгих помолвках, – и тот дал ему обычный для себя остроумный ответ: «Когда покупаешь поросенка, держи наготове мешок». Дальше он писал:
Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня. Ганнибал не поторопился – и потерял Рим; Исав не поторопился – и лишился своего первородства. Христос сказал: «Будете искать Меня, и не найдете». Так Писание, опыт и все творение свидетельствуют об одном: дары Божьи следует принимать, не медля».
