История женитьбы Лютера началась с того, как он спланировал и организовал дерзкий побег двенадцати монахинь из монастыря в Нимбшене. Лютер не только предоставил им убежище в Виттенберге, но и помог бежать. В этом он видел свой нравственный долг. Поступок был смелый – ведь бегство из монастыря или помощь в таком бегстве в герцогской Саксонии карались смертью. Жениться Лютер не собирался – ни в то время, ни позже. Он был убежден (и не без оснований), что умрет смертью мученика, так что радости семейной жизни в его планы не входили, – хоть он и очень активно сватал других.

Однако, чтобы рассказать о побеге из Нимбшена, вернемся немного назад и для начала спросим, откуда монахини, безвыходно запертые в монастыре, узнали о революционном движении за его стенами. Ответ на этот вопрос покажет нам, что, несмотря на все попытки подавить распространение Реформации, учение и писания Лютера разлетались вольными птицами по всей стране.

Одним из мест, где эти птицы свили себе гнездо, стал августинский монастырь в городе Гримма. Аббат этого монастыря, саксонский дворянин по имени Вольфганг фон Цешау, рано познакомился с виттенбергскими идеями и проникся к ним большой симпатией. Уже в 1522 году он сложил с себя обязанности настоятеля и ушел из монастыря, уведя с собой множество сочувствующих новым идеям монахов. Из Гриммы не уехал, но нашел себе в городе новое место – стал капелланом при иоаннитской больнице Святого Креста. По всей видимости, мысль о возможности сложить с себя обеты и вернуться к светской жизни перелетела стены нимбшенского женского монастыря с его помощью: известно, что две из двенадцати монахинь, бежавших во тьме ночной в Страстную Субботу, сестры Вероника и Маргарита фон Цешау, приходились ему родственницами, скорее всего, племянницами. По всей видимости, как их родственник и настоятель соседнего монастыря, он имел доступ в женскую обитель.

Итак, семена восстания были посеяны, возросли и принесли плод – несколько монахинь захотели уйти и прежде всего, как и любой в подобных обстоятельствах, написали об этом своим родным. Однако семьи им помогать отказались. Выйти из женского монастыря – в то время это было примерно то же, что сейчас бежать из федеральной тюрьмы: неправильно, незаконно, влечет за собой суровое наказание. Тогда монахини обратились к Лютеру. Как-то сумели с ним списаться, – хоть мы и не знаем, кто послужил курьером. Узнав о тяжелом положении сестер, Лютер ощутил нравственную обязанность их освободить. Но как?

В 1519-м, а затем в 1522 году Лютер не раз бывал в Торгау – и, должно быть, в это время познакомился там с одним из видных жителей города, неким Леонгардом Коппе. Коппе, пожилой человек из уважаемой местной семьи, получил образование в Лейпциге и Эрфурте, затем служил в городском совете Торгау, а в последнее время занимал должность сборщика налогов для курфюрста. Размышляя о том, как организовать побег нимбшенской дюжине, Лютер понимал, как важно соблюсти все приличия. Ничто в этой истории не должно вызывать подозрений в каких-либо неподобающих намерениях монахинь или вольном с ними обращении. А кто вызовет меньше подозрений, чем герр Коппе, почтенный горожанин пятидесяти девяти лет от роду? К предприятию Коппе привлек также своего племянника и еще одного уважаемого бюргера из Торгау по имени Вольф Доммицш.

Подробности «спасательной операции» нам неизвестны. Например, мы не знаем, как именно монахиням сообщили, что они должны быть готовы к побегу поздно вечером в Страстную Субботу, когда все тихо и Христос еще в гробу, или – где должны встретиться с Коппе и его людьми. Версий множество, и все носят явно легендарный характер. В одной истории, например, рассказывается, что монахиням пришлось сделать подкоп под монастырскую стену.

Все, что мы можем сказать точно, – что бесчисленное множество раз пересказанная история о вонючих рыбных бочках, в которых спаслись монахини, апокрифична. Эта красочная выдумка восходит к некоему мемуаристу, жившему около 1600 года, вспоминавшему, что Коппе провернул все «с удивительной хитростью и ловкостью, как будто в рыбных бочках вывез». Однако никакие реальные бочки в этой поездке точно не участвовали, – так что перед нами лишь еще одна из легенд, прилипших к Лютеру цепко, словно репей. Пора уже от них отказаться. Нам известно только, что для побега использовалась большая крытая телега. Скорее всего, она даже не въезжала в монастырь. Возможно, телега ждала монахинь в близлежащем лесу, где они скрылись, незаметно ускользнув из монастыря.

Отуда телега отправилась в Торгау: всего тридцать миль – но, когда трясешься на телеге по немощеным сельским дорогам, путь неблизкий. Часть Пасхального Воскресенья и весь Светлый понедельник монахини провели в Торгау, несомненно отдыхая и приходя в себя после побега. Скорее всего, в один или оба из этих дней побывали на службе в местной церкви. Расстояние от Торгау до Виттенберга было примерно такое же, как от Нимбшена до Торгау. Мы не совсем уверены, доехали ли они за один день или где-то останавливались по пути – но точно знаем, что в среду, 8 апреля, телега с монахинями наконец въехала в ворота Виттенберга.

Так это смелое предприятие увенчалось успехом. Лютер так ясно чувствовал, что выполнил волю Божью, что решил немедленно поведать эту новость миру. С обычной для себя быстротой, на следующий же день он написал об этом отчет в форме открытого письма к Коппе, храброму человеку, рискнувшему ради этого благородного дела и добрым именем, и жизнью. Свое послание Лютер озаглавил так: «Почему монахини могут, не теряя благочестия, покидать монастыри: основание и ответ». Он хотел, чтобы весь мир узнал, как удалось не только помочь монахиням бежать, но и защитить доброе имя этих молодых женщин от сплетников и клеветников, разумеется, готовых слететься на такую историю, как стервятники на мертвое тело. Кроме того, Лютер хотел, чтобы этот случай стал ободрением и примером другим, – и, без сомнения, так оно и вышло. О центральной роли Лютера во всем предприятии часто забывают. Он не просто принял девятерых беглых монахинь (и одну из них – «пока смерть не разлучит их»); он спланировал во всех деталях этот опасный побег, зная, что, если он удастся, – это будет славная победа над силами тьмы, жестокий удар дьяволу и разным его приспешникам вроде герцога Георга, который, узнав о том, что произошло, должно быть, рвал и метал от ярости.

Проблему монахов и особенно монахинь, запертых в монастырях, Лютер принимал очень близко к сердцу. Он знал: многие монахини попали в монастыри еще детьми – и никто никогда не спрашивал их, хотят ли они там оставаться. Многие никогда не приняли бы монашеских обетов по доброй воле и в монастыре глубоко несчастны; так что мысль о том, что им нельзя оттуда выйти, поражала Лютера несправедливостью и жестокостью. Лютер далеко опередил свое время, в том числе и в том, что серьезно и с уважением относился к женской сексуальности: он верил и исповедовал, что женщины призваны к семейной жизни и к сексуальным отношениям с мужьями. Принуждение женщин к безбрачию – грех против Бога, сотворившего мужчин, женщин и их взаимное влечение друг к другу, создающее семью. Кому-то в этом отказывать – само по себе грех.

Во многом в результате нимбшенского побега и широкого «пиара», который обеспечил этому событию Лютер, в последующие годы покинули монастыри еще немало монахинь. Одна из них, Урсула фон Мюнстерберг, была кузиной самого герцога Георга. Она сумела привлечь в свой монастырь во Фрайбурге капеллана, открытого для идей Лютера, и даже достать и распространить в монастыре некоторые лютеровы сочинения. В 1528 году ей пришлось бежать из монастыря; она приехала в Виттенберг и поселилась вместе с семьей Лютеров в местной августинской обители.

В 1524 году, через год после нимбшенской истории, женщина по имени Флорентина фон Обервеймар бежала из-за стен монастыря в Айслебене и приехала в Виттенберг. Она написала рассказ о своей истории – поведала том, как ее привезли в монастырь в шесть лет и насильно заставили принять святые обеты, как она пыталась уйти, но встречала лишь жестокое сопротивление. В отчаянии она написала Лютеру, попросила о помощи – и была за это жестоко наказана аббатисой, вплоть до порки. Стоит добавить, что аббатиса приходилась ей родной теткой. После ее побега Лютер написал письма пяти графам Мансфельдским, объясняя им, что никто не может и не должен быть принуждаем служить Богу против воли. История Флорентины вышла в свет под заглавием: «История о том, как Бог выручил из беды достойную монахиню, вместе с письмом Мартина Лютера к графам Мансфельдским»; Лютер сам написал к ней предисловие.

Теперь, когда девять нимбшенских монахинь прибыли в Виттенберг и оказались в безопасности, предстояло решить, как и на что им жить дальше. Старшая из них была сестрой наставника Лютера, Иоганна фон Штаупица. Стоит вспомнить, что у монахинь не было ни гроша, – да и у самого Лютера тоже. Девушкам, например, не на что было купить новую одежду – и пришлось еще долго ходить в монашеских одеяниях. На любые расходы Лютер должен был просить денег у знати. В ту же пятницу он написал Спалатину, прося о помощи. На следующий день написал Спалатину и Амсдорф. «Мне жаль этих девушек, – говорил он, – им не во что одеться и обуться». Он просил Спалатина обратиться за пожертвованиями, денежными или вещевыми, к своим богатым друзьям. Не удержался он в этом письме и от того, чтобы поддразнить друга:

Дальше каждой монахине предстояло найти свой собственный путь в мире. Сестра Иоганна фон Штаупица какое-то время жила с другим своим братом, Гюнтером, несколько лет спустя открыла в Гримме школу для девочек, а в конце концов вышла замуж за кого-то из жителей Гриммы. Еще одну из девяти беглянок, Лонату фон Гохлис, забрала к себе сестра; в конце концов она тоже вышла замуж. Две сестры, Ава и Маргарита фон Шонфельд, жили с Кранахами в их роскошном доме, пока также не вышли замуж. Похоже, Лютер поначалу выделял Аву среди прочих и говорил, что, если бы вообще был расположен жениться, женился бы на ней; однако она быстро отдала свое сердце одному из сотрудников Кранаха, молодому доктору медицины по имени Базилиус Акст, который заведовал принадлежащей Кранаху аптечной лавкой. Сестра Авы Маргарита чуть позже вышла замуж за дворянина из Брауншвейга.

Катарина фон Бора, больше известная как Кати, также была благородного происхождения, однако Лютер ее как вариант для себя не рассматривал, говоря, что он не заинтересован в браке, а кроме того, она «слишком горда». Вначале она жила с семьей Филиппа Рейхенбаха, видного юриста, в следующем году ставшего начальником городской канцелярии Виттенберга. Много времени Кати проводила и у Кранахов, у которых жила первое время после своего бегства, и в конце концов переехала к ним. Дом Кранахов в те годы так славился своей просторностью и богатством обстановки, что у него, например, гостил изгнанный король Швеции Христиан II, зять императора. Король познакомился с Кати и в знак приязни подарил ей золотое кольцо: в те дни короли раздаривали кольца с той же легкостью, как сейчас раздают значки.

Немало времени проводила Кати фон Бора и у Меланхтона – и, скорее всего, именно там познакомилась с молодым дворянином по имени Иероним Баумгартнер, который ранее учился в Виттенберге у Меланхтона и вскоре после появления Кати вернулся его навестить. Молодые люди сразу полюбили друг друга. Виттенбергские друзья Баумгартнера тоже хорошо приняли Кати – настолько, что прозвали ее, по-видимому, за благочестие «Екатериной Сиенской». В Виттенберге Баумгартнер оставался два месяца – и все ждали, что в конце этого срока он сделает Кати предложение. Однако ему пришлось неожиданно уехать. Все ждали, что он скоро вернется, – но отлучка его затянулась и начала вызывать толки. Чего он ждет? – спрашивали друзья. Может быть, какой-то внезапный случай или неожиданное препятствие мешают ему жениться на Кати? Лето сменилось осенью, а от него все не было вестей. Прошла зима, весна и снова лето. Лютер, высоко ценивший Баумгартнера, писал ему в октябре 1524 года: «Если хочешь сохранить для себя Кати фон Бора, поспеши сюда, прежде чем ее не просватали за другого, что произойдет неизбежно. Она все еще тебя любит. Я был бы очень рад вашему союзу. Будь здоров!» Под «другим» Лютер здесь имел в виду доктора Каспара Глатца, немолодого господина, в этот период активно ухаживавшего за Кати. Возможно, ухаживанию его содействовал и сам Лютер – он всегда страстно стремился поскорее выдать замуж монахинь, с его помощью вырвавшихся на свободу. Глатц был доктором богословия и носил латинское гуманистическое имя Глациус. В 1524 году он стал ректором Виттенбергского университета – и проявлял большой интерес к умной, образованной и жизнерадостной девушке; но Кати все ждала своего потерянного Баумгартнера и надеялась на его возвращение. А прожить остаток жизни с Глатцем, которого коллеги между собой называли «старым скрягой», ей вовсе не хотелось.

В сентябре 1524 года Лютер отправил Глатца в Орламюнде, где возникли проблемы с его старым соперником Карлштадтом. Воспользовавшись его отсутствием, Кати пришла к Амсдорфу, чтобы откровенно объясниться на этот счет. Она сказала, что решительно не хочет замуж за Глатца, однако вовсе не питает отвращения к браку как таковому; и дальше прямо и смело заявила, что вполне готова выйти замуж либо за самого Амсдорфа, либо, быть может, за доктора Мартина. Так гордая и волевая девушка сама решила и свою судьбу, и судьбу своего избранника.

Амсдорф к браку был склонен еще менее Лютера; до конца жизни он остался убежденным холостяком. Оставался вопрос: готов ли достопочтенный доктор Лютер сам прыгнуть очертя голову туда, куда столь рьяно подталкивал других?

Однако в это время проблемы осаждали Лютера со всех сторон, едва ли позволяя ему сосредоточиться на делах личного свойства. В первую очередь беспокоили его Томас Мюнцер и закипающий бунт немецких крестьян. Бунт вскоре разразился – и погрузил страну в кровавый кошмар, от которого, казалось, померкло и солнце на небесах; и понятно, что среди этих ужасов Лютеру было не до любви и брака.