Первая кровь Реформации
За те семнадцать лет, что Иоганн фон Штаупиц занимал должность генерального викария августинского ордена, множество монахов-августинцев приезжали в Виттенберг, поскольку здесь располагался его университет. Если бы не Штаупиц, как мы помним, не оказался бы здесь и сам Лютер. Время викариата Штаупица (1503–1520) совпало с пребыванием здесь Лютера, и в результате многие августинцы, приезжавшие в Виттенберг, познакомились с Лютером и его богословием. Один монастырь, с которым у Штаупица были особенно тесные связи, находился в Антверпене, в Нидерландах. Тамошние монахи очень рано приняли учение Лютера – и в результате, вернувшись на родину, подверглись жестоким преследованиям. Связано это было с тем, что в то время Нидерланды находились под регентством королевы Маргариты Австрийской, тетки императора Карла. После того как в 1521 году ее племянник выпустил Вормсский эдикт, она – с помощью Джироламо Алеандро – начала яростно искоренять еретическое учение Лютера на своих землях. Так и вышло, что первые трое мучеников Реформации были преданы огню в ее владениях.
Уже в 1519 году августинцы в Антверпене проповедовали против индульгенций – и этим и другими добрыми делами начали привлекать внимание как друзей (в том числе Дюрера и Эразма), так и врагов. Эразм написал Лютеру дружеское письмо, в котором говорил: «В Антверпене есть аббат [августинской] обители – подлинный христианин, нет в нем никакого лукавства, – который пылает к вам любовью; он бывший ваш студент и хвалится этим. Можно сказать, он здесь единственный, кто проповедует Христа. Почти все остальные болтают сами не зная что и думают лишь о своей выгоде». Эразм имел в виду Якоба Пропста, который учился в Виттенберге в 1505–1509 годах, а в 1520 году вернулся туда, чтобы получить степень по богословию. В то время в Антверпене жил Альбрехт Дюрер: он так заинтересовался Пропстом, что написал его портрет и подарил ему перед отъездом. Однако едва Пропст вернулся из Виттенберга, как в Брюсселе его схватили и бросили в тюрьму. Не выдержав тяжелых условий заключения и допросов, он в конце концов публично отрекся – и был отослан в августинский монастырь в Ипре. Однако, едва оказавшись там, Пропст во всеуслышание отрекся от своего отречения и продолжил проповедовать лютеранские идеи, за что был арестован вторично. Как ни удивительно, ему удалось бежать – и скоро он снова появился в Виттенберге.
Следующим аббатом в Антверпене стал Генрих фон Цютфен: он также два года учился в Виттенберге и жил в это время в том же августинском монастыре, что и Лютер. Цютфен начал прямо с того же, чем закончил Пропст, – смело принялся учить антверпенских августинцев лютеровому богословию. Однако 29 сентября 1522 года, в день святого Михаила, Цютфена обманом, под ложным предлогом выманили из монастыря и арестовали, а антверпенской обители учинили форменный разгром. Вот как описывал это Лютер в письме к Венцесласу Линку:
Братию изгнали из монастыря; некоторых схватили и держали в разных местах; нескольких после того, как они отреклись от Христа, отпустили из-под стражи, другие же стоят твердо и по сей день… Все монастырское имущество продано. Церковь и монастырь закрыты и запечатаны, говорят даже, что их снесут с лица земли. Тело Христово с великой торжественностью, словно спасенное из рук еретиков, перенесли в церковь Пресвятой Девы, где его с великим почтением приняла госпожа Маргарита [Австрийская]. Позорили и наказывали также некоторых горожан, мужчин и женщин (3).
Цютфена должны были отправить в Брюссель, но в тот же вечер возбужденная толпа, услышав об его аресте, разгромила тюрьму и освободила его. Он бежал в Бремен, желая оттуда добраться до Виттенберга. Однако, когда его уговорили произнести в Бремене проповедь, он настолько поразил умы и сердца слушателей, что они не захотели его отпускать. Бременцы убедили Цютфена остаться и регулярно проповедовать в часовне святого Ансгара; так он и поступил – и на проповеди его неизменно собиралась толпа. Велико было и число его противников: его называли еретиком и строили против него всяческие козни – однако Генрих продолжал проповедовать, привлекая к себе людские сердца отвагой и добротой.
После ареста и побега Цютфена все монахи Антверпенского монастыря были арестованы, вывезены за пятьдесят миль к югу, в Брюссель, и заточены в тюрьме Вилворде. Известно, что всех их содержали в очень суровых условиях и допрашивали с пристрастием. Когда стало ясно, что, не отрекшись, они будут сожжены, большая часть монахов отреклась и получила свободу. Но трое отказались отречься. Имена их были: Иоганн Эш, Генрих Вос и Ламберт Торн. Всех их снова допросила инквизиция – и снова они отказались покаяться. Наконец они были переданы светскому суду, и тот приговорил их к смертной казни через сожжение 1 июля. В последний раз спросили их, не желают ли они отречься. Эш и Фос сразу отказались, но Торн попросил дать ему еще четыре дня, чтобы проконсультироваться с Писанием. Его не казнили, но и не выпустили – и пять лет спустя он умер в темнице. Что же до Эша и Воса – в назначенный день их привели на брюссельскую рыночную площадь и сожгли на костре.
Эта ужасная весть дошла до Лютера, когда он был вместе с Иоганном Кесслером, одним из тех студентов, с которыми познакомился в гостинице «Черный медведь». Кесслер рассказывал, что Лютер «молча заплакал», а потом сказал: «Я думал, что стану первым из мучеников за святое благовестие, – но, видно, я этого недостоин». А затем – с типичным для него, по словам многих, быстрым переходом от горя к радости – начал благодарить Христа, который наконец «начал создавать плоды нашего или, вернее, Его слова – новых мучеников». Почти мгновенно Лютер перешел от частного к общему, увидел, так сказать, ситуацию с точки зрения Бога – и понял, что, несмотря на весь ужас и горе от такого известия на человеческом уровне, за это стоит славить и благодарить Господа.
Печальная весть о казни мужественных молодых людей, отдавших жизнь за веру, подвигла Лютера сделать нечто такое, чего он никогда прежде не делал, – а в будущем сделает еще не раз, – и что станет одним из важнейших его вкладов в христианское богослужение, не потерявшим свою актуальность и полтысячелетия спустя. Лютер написал гимн.
В гимне из десяти или двенадцати строф рассказана история этого мученичества. Вот первая строфа:
[Воспоем новую песнь Господу
О том, что совершила Его истина;
Воздадим великую славу и хвалу
Одержанной Им победе.
В Брюсселе, в Нидерландах,
Он показал Свою мощь;
На двоих юношах, любивших заповеди Господни,
Явилась сила истины;
Великая вера в Господа небес
Была дана этим двум христианским юношам].
Лютер ясно чувствовал историческое и духовное значение того, что совершилось в Брюсселе. Дело, для которого избрал его Господь, ныне увенчалось величайшей честью и славой. Бог подтвердил истинность этого дела, позволив двоим невинным умереть так же, как умер Христос; зло, сотворенное людьми и дьяволом, Бог обратил в добро. Теперь весть о мужестве мучеников распространится повсюду, о них запоют в церквях, и пример их будет наставлять и ободрять других верующих. Такие моменты в жизни возрожденного народа Божьего заслуживают величайшей славы и хвалы – и Лютер постарался достойно восхвалить мучеников, рассказав их историю в гимне. Их мученичество, в глазах Лютера, вывело все движение, начатое Богом, на новую ступень. Эта мысль ясно выражена в последних словах гимна:
[Лето уже у дверей,
Окончились зимние морозы;
Повсюду цветущая зелень,
Настали теплые, ясные дни:
Сам Бог начал это дело —
И доведет его до конца].
Смерть этих двоих молодых людей и жестокое обращение с другими монахами из августинской обители в Антверпене снова напоминает нам: Лютер знал, что может принести за свои убеждения самую страшную жертву, – и был к этому готов.
Сначала вместе с Эшем и Восом казненным называли и Торна; потом пришло более точное известие, что он еще в тюрьме. В январе 1524 года Лютер писал ему:
Благодати и мира во Господе. Христос послал мне столь обильные свидетельства о вас, дорогой брат Ламберт, что в моих словах вы не нуждаетесь, ибо Он Сам страдает и прославляется в вас. Он вместе с вами пленен и с вами царствует, Он в вас угнетен и в вас побеждает, ибо Он даровал вам святое познание Себя, сокрытое от мира сего. И не только это: Он укрепляет вас изнутри Духом Своим во внешних испытаниях и утешает двойным примером Генриха и Иоганна. И они, и вы – мне величайшее утешение и сила, миру сладкое благоухание, Благовестию Христову – особая слава. Так что едва ли вы нуждаетесь в моих утешениях. Кто знает, почему Господь не захотел вашей смерти вместе с теми двумя? Быть может, Он сохранит вас для иного чуда.
…Итак, брат мой, молитесь обо мне, как я о вас молюсь, помня, что страдаете вы не один: с вами Тот, Кто сказал: «Я с ним в испытаниях; он надеялся на Меня, и Я освобожу его; буду защищать его, ибо он знает Мое имя». С вами мы, с вами и Господь, и ни Он, ни мы вас не оставим. Будьте мужественны, укрепите сердце свое и ждите Господа.
Знать, что другие находятся в тюрьме в ужасных условиях, терпят жестокое обращение, пытки и угрозы смертью, понимать, что рано или поздно некоторые пожертвуют жизнью за веру, – все это, без сомнения, было для Лютера куда тяжелее, чем если бы он претерпевал все это сам. Однако несомненно и то, что все это лишь приближало его к Богу и заставляло с еще большей страстью проповедовать истину, доверенную ему Богом. Так воплотилось в жизнь знаменитое изречение Тертуллиана: «Кровь мучеников есть семя Церкви».
История преследования антверпенской братии продолжилась в истории друга Лютера Генриха фон Цютфена, который осел в Бремене и регулярно проповедовал там, несмотря на серьезное противостояние. Лютер всегда с радостью узнавал, что слово Божие звучит и вдали от Виттенберга: осенью 1524 года он написал Цютфену, желая поддерживать с ним связь. Отважная проповедь Цютфена в Бремене очень ободряла его и вдохновляла. Однако вскоре после того, как Цютфен получил письмо Лютера, его пригласили произнести проповедь в деревне Мельдорф в отдаленном Дитмаршене. Братья в Бремене не хотели его отпускать, чувствуя, что работа его с ними еще не завершена, однако Генрих отвечал: если его зовут на проповедь – тем более в такое место, где таких проповедей никогда еще не слышали – это зов Божий, и противиться нельзя. Бедные души в Мельдорфе заслуживают услышать слово Божие. Он обещал бременцам, что, утвердив Слово в Мельдорфе, немедленно вернется. Итак, Цютфен отправился в отдаленный Мельдорф, за сто миль к северу от Бремена, произнес там проповедь 4 декабря и еще две проповеди двумя днями позже. Но местные доминиканцы, обнаружив, что и в их отдаленный край проникла Реформация, пришли в такую ярость, что сговорились схватить его и убить без суда.
То, что произошло с другом Лютера далее, было ужасно: подробности известны нам, поскольку Лютер сам описал в их в душераздирающем сочинении «Сожжение брата Генриха». Рассказ Лютера о том, как свирепая толпа, разгоряченная вином, подстрекаемая неразлучными «близнецами» – Церковью и государством, схватила, жестоко мучала, а затем убила Генриха фон Цютфена, имел ту же цель, что и гимн, рассказывающий историю сожжения Эша и Воса. Лютер верил, что такая публикация укрепит дух верующих, научит не сдаваться – а также навлечет справедливый позор и бесчестье на тех, кто совершил это злодеяние. «В наши дни, – писал он, – вновь явился образец истинно христианской жизни: ужасный в глазах мира, ибо он означает гонения и страдания, но драгоценный, даже бесценный в глазах Бога».
