В бегах
26 апреля, в девять утра, в карете, предоставленной ему городским советом и ювелиром Дерингом, Лютер выехал из Вормса. С ним были его прежние спутники: Амсдорф, Йонас, померанец Швауэ и Петценштейнер. Присоединился к ним и Шурфф – он тоже направлялся в Виттенберг. Алеандр считал, что Лютер в Виттенберг не поедет – и в этом был прав: однако он полагал, что Лютер собирается бежать в Данию или в Богемию, возможно, к своим «дружкам»-гуситам.
Лютер и его спутники двигались в точности тем же путем, каким прибыли в Вормс. В первый день путешествия они проехали шестнадцать миль на север, к Оппенгейму, там пересекли Рейн и направились на северо-восток, чтобы попасть в Виттенберг через Франкфурт. При выезде из Вормса имперского герольда с ними не было: он присоединился позже. Однако за воротами Вормса поджидала их компания из двадцати всадников – по всей видимости, снаряженных воинственным рыцарем Францем фон Зикингеном, который, как и фон Гуттен, сочувствовал Лютеру и мечтал сокрушить власть императора и папы. Земли Зикингена находились на Рейне; надо полагать, что до Рейна его кавалерия и проводила Лютера и его товарищей. В Оппенгейме их нагнал имперский герольд и поехал с ними в сторону Франкфурта.
Из Франкфурта на Майне, на второй день путешествия – 28 апреля – Лютер отправил письмо в Виттенберг своему другу Лукасу Кранаху. Именно в этом письме Лютер рассказал о том, что ждет его дальше. «Я подчинюсь “пленению”, – писал он, – и буду спрятан, хотя пока не знаю, где и как». Мы помним, что в вечер перед отъездом из Вормса Фридрих через своих людей заверил Лютера, что следует ожидать чего-то подобного, – однако подробностей ни Фридрих, ни сам Лютер не знали. Известно было только, что Лютера отвезут в какое-то укрытие, где он будет в безопасности. Но куда, и как долго продлится его «заточение», и все прочие детали оставались неизвестны.
Лютер продолжал: «Сам я предпочел бы смерть от рук тиранов, особенно герцога Георга Саксонского, яростно меня ненавидящего, – однако не могу пренебрегать советом добрых людей. [Придется мне подождать] времени, установленного Богом». Он понимал, что находится в большой опасности, и решил во всем положиться на Бога: делать то, что должен, и без страха встречать любые последствия. Он по-прежнему был убежден, что вслед за Вербным воскресеньем торжественного въезда в Вормс ждет его Страстная пятница. Однако понимал Лютер и то, что не следует опрометчиво торопить события. Необходимо играть роль, предписанную ему Богом, пока Бог сам не откроет для Лютера двери к мученичеству. Поэтому он покорился планам своего князя, Фридриха Мудрого, – планам, которых и сам не знал. Странные события в Вормсе Лютер объяснял Кранаху так:
Я полагал, Его Императорское Величество призовет ученого – а может, и пятьдесят ученых, – и опровергнет мнения этого монаха. Однако произошло лишь вот что: твои ли это книги? Да. Отрекаешься ли от них? Нет. Раз так, то пошел вон! О, слепые немцы: как по-ребячески мы ведем себя, как жалко позволяем римлянам себя обманывать и дурачить!
Далее Лютер писал о том, с какими чувствами едет навстречу тому, что считал своей Голгофой:
Скоро, скоро иудеи закричат: «Распни Его!» Однако придет для нас и Светлое Воскресенье, и тогда уже мы запоем: «Аллилуйя!» Некоторое же время надлежит молчать и страдать. Будет время, когда не увидите Меня, и будет время, когда увидите снова, – так сказал Христос. Надеюсь, так же будет [и со мной]. Но да будет воля Божья как на небесах, так и на земле. Аминь.
Можно лишь воображать себе, какие мысли, какие чувства кипели в душе и сердце Лютера на этом пути. Он не был настолько предан миру духовному, чтобы совсем не дорожить жизнью, – и не только размышлял о возможности мученичества, но и признавал, что, по заповеди Иисусовой, кесарю следует отдавать кесарево. Он уважал власти предержащие – и раздумывал над тем, не стоит ли написать императору, который, несомненно, сейчас страшно на него зол.
Позднее в тот же день, из Фридберга к северу от Франкфурта Лютер написал императору большое письмо. Письмо было выдержано в самом смиренном и уважительном тоне, однако в нем Лютер высказал новую, поистине поразительную для тогдашнего мира идею, почерпнутую им из Евангелия: ни папа, ни император не обладают властью помимо той, что дарована им Богом. В этом звучало эхо диалога Иисуса с Пилатом, когда тот спросил: «Не знаешь ли, что я имею власть распять тебя?», а Иисус ответил: «Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было даровано тебе свыше». Лютер заново открыл рычаг, способный перевернуть мир – рычаг, ставящий всех наравне перед Богом. Это и есть то, что делает нас свободными, – равенство подданных Царя царей.
На следующий день, 29 апреля, еще во Фридберге, Лютер сказал Каспару Штурму, имперскому герольду, что теперь он в безопасности и Штурм может оставить его и возвращаться к своим обязанностям. Дело было серьезное – Лютеру пришлось даже написать письменный отказ от услуг герольда; к этому документу он присовокупил письмо, которое попросил Штурма передать Спалатину. В письме к Спалатину он передавал привет и наилучшие пожелания Паппенгейму, имперскому маршалу. Кроме того – и это, пожалуй, всего важнее, – сюда же он присовокупил пространное письмо к императору. Насколько все это было спланировано заранее, мы не знаем – но точно знаем, почему Лютер отпустил Штурма: он ожидал того, что вскоре и последовало.
