– Все это ерунда, господа. Узаконенный российский Дуэльный кодекс превратился в какую-то профанацию и стал отдавать опереточностью, как оно долгое время было в Европе. Стреляться с тридцати метров – абсурд. То ли дело хотя бы сотню лет назад. Тридцать шагов. Шагов, господа, а не метров. И не стрелялись, а начинали сходиться. Барьеры же могли выставляться и вовсе на шести шагах. Чуть больше четырех метров, господа. Как там говорится у Лермонтова, погибшего, кстати, именно на такой дуэли: «Да, были люди в наше время. Не то что нынешнее племя. Богатыри – не вы».

– Брось, Саня. Пустое это все. Ты еще о дуэли через платок помяни. Когда спасение могло случиться только от осечки, – отмахнулся от слов поручика пребывавший в том же звании Бабичев.

– Но согласитесь, в этом есть воля провидения, господа. Божий суд, как в древнюю старину.

– Если уж на то пошло, то в средневековую, – поправил сидевший с ними за одним столом их командир взвода капитан Гринев.

Конец служебного дня, конец недели – так отчего бы и не расслабиться в ресторане при гвардейском офицерском собрании. Правда, гульнуть от души тут не получится. Не принято подобное в этих стенах. Посидят, выпьют в меру, а там, если вдруг появится желание, продолжат в более непринужденном месте.

Сделав это уточнение, капитан потянулся за бутылкой армянского коньяка и разлил по рюмкам. В гвардейском офицерском собрании подавали только отечественные спиртные напитки. И никак иначе. Заграничные вина, виски, джин, ром и даже пиво – все это здесь не приветствовалось. Не сказать, что таким образом выказывали свой патриотизм и в других частях. Напротив, напитки там могли быть самыми разнообразными. Как говорится, по кошельку и интересам. Это был чисто гвардейский бзик.

Признаться, некой особой изюминкой грешили не только они. К примеру, во флотском собрании можно было получить чистейший неразбавленный медицинский спирт. В собрании Петроградского гарнизона подавали самый настоящий самогон. Очищенный и прозрачный как слеза, но выгнанный служителями самым что ни на есть кустарным способом.

– Без разницы. Пусть будет средневековье. Суть от этого не меняется, – продолжал вещать слегка захмелевший поручик. – Сегодняшний кодекс предписывает драться на тридцати метрах. Да с такого расстояния можно попасть только благодаря случайности. Вот, Леша, скажи, только честно, ты, когда дрался на дуэли, попал в своего противника случайно или намеренно?

– Нет, Саша, мой пример не годится. Я вообще выстрелил не целясь, просто в сторону соперника. И каким образом пуля задела Клима Сергеевича, просто ума не приложу. Лучше бы уж я целился. Тогда бы точно промазал.

– Вот! А я о чем. Это чистой воды случайность. А значит, сегодняшние дуэли не что иное, как фарс.

– А вот не соглашусь с тобой, – вмешался молоденький подпоручик, как видно, выпускник этого года. – Коли ты поминал про провидение, то случай князя указывает на то, что оно тут как раз и имеет решающую роль. Ведь ни для кого не секрет, что в Чехословакии именно Кондратьев спас Алексея.

– Саша, это было туше, – трижды легонько похлопав в ладоши, заключил спор капитан.

– Все одно ерунда это. Практика показывает, что восемьдесят процентов дуэлей проходят вообще без пролития даже капли крови. Число поединков с серьезными ранениями ничтожно мало. Смертельные же исходы и вовсе единичны. Разве это не отдает фарсом?

– Напрасно вы так-то, Александр Данилович, – вдруг послышался звонкий голос Дробышевой.

– Сударыни… – Офицеры дружно поднялись, раскланиваясь с четырьмя девушками, капитаном и тремя поручиками.

Плевать, что они такие же пилоты и офицеры. Женщина – она всегда и везде женщина, а потому и отношение к ним соответствующее. А к бронеходчицам так еще и с уважением. Тем более когда на кителе красуется эдакий иконостас боевых наград, коими сверкали трое девушек.

– Я прошу прощения, господа. Ни в коей мере не хотела мешать вашему застолью. Но совершенно случайно услышала последнюю фразу Александра Даниловича. Не сдержалась ввиду несомненной ошибочности его мнения, – едва не потупив глазки, с самым безвинным видом произнесла Алина.

– Мое ошибочное мнение основывается на цифрах. Разумеется, я не поручусь за точность, но в общем и целом тенденция укладывается в описываемую мною картину.

– По столь же грубым прикидкам подавляющее большинство населения Земли верит в то, что она плоская. Но ведь вы не станете придавать значение подобной глупости. Вы просто скажете, что это вопрос образования. Не правда ли?

– Что вы хотите этим сказать?

– Стрелять нужно уметь, только и всего. За тридцать метров не скажу, но с двадцати я из дуэльного пистолета смогу разбить бутылку шампанского.

– Господи, да вы его в руках-то удержите? – не сдержавшись, хмыкнул Панин.

– Трижды, из трех выстрелов. И на том готова биться об заклад, – с милой улыбкой припечатала она.

– А что в закладе?

– Хотелось бы услышать вашу версию.

– Совместный вечер, – с предвкушающей улыбкой предположил он.

– Ах, Александр Данилович, Александр Данилович. Ну сколько раз вам намекать и говорить в лоб? Я девочка порядочная, и вам ничего не обломится. Ни кусочка. Ни капельки. Однако у меня есть встречное предложение.

– Готов выслушать.

– Мы сейчас же направляемся в открытый тир при офицерском собрании. Если выиграю я, то вы выпьете две бутылки армянского – без закуски, заедки и запивки. После чего пройдете по периметру плаца полка, печатая строевой шаг. Если проиграю, то я, с вашего позволения и учитывая мое сложение, выпиваю бутылку коньяку и прохожу тем же маршрутом.

– Ну, коль скоро вы считаете подобный размен полноценным, – пожал плечами Панин. – Только у меня есть дополнительное условие.

– Готова выслушать.

– Пистолеты должны быть новыми. Как оно и положено при дуэлях.

– Справедливо. Приобретем в оружейном здесь, в собрании. И если вы не возражаете, вскладчину. Пистолеты, как трофей, достанутся победителю, – предложила она.

– Разумеется, – легко согласился поручик.

– Саша, остановись, – одернул давнего товарища и, чего уж там, прихлебателя княжич Бабичев. – Дробышева отличный стрелок. И уж точно знает, что делает. Уверен, что здесь есть некая закавыка, пока ускользающая от нашего внимания. Не так ли, Алина Владимировна?

– Глупо было бы утверждать, что я надеюсь на банальную удачу, – пожав плечами, согласилась она. – Но ведь я хотела только сказать, что все зависит от умений стрелка, и фарс тут совершенно ни при чем. Что и готова доказать. Когда я сказала, что являюсь плохим стрелком?

Угу. Все так. Все справедливо. Но ударивший в голову коньяк плюс мужское самолюбие и уверенность в своей правоте… А еще само оружие, из которого щупленькой девице предстояло совершить три метких выстрела кряду.

– Господа, будьте свидетелями нашего пари, – с нарочито любезной улыбкой произнес Панин.

Откладывать дело в долгий ящик не стали. Три бутылки шампанского и две армянского коньяка прихватили здесь же, в ресторане. Спустились в оружейную лавку, где приобрели пару дуэльных пистолей. Причем выбирал сам Александр. Впрочем, разницы особо никакой. Стандарт. Разве только отличия в отделке. Да и в наличии было только четыре комплекта.

При собрании имелось два тира. Один – в подвале, второй – под открытым небом. Стрелять в закрытом помещении по бутылкам с шампанским смотритель не позволил бы ни за что. А вот здесь, в эдаком капонире, – пожалуйста. Тут прибраться никаких проблем. Тем более что офицеры уж не впервой палят по бутылкам. И непременно шампанского. Больно уж оно потешно взрывается. Можно, конечно, использовать и пиво, и газировку, но… Господам гвардейцам приличествует только шампанское. И никак иначе.

Первая бутылка разлетелась на мелкие осколки, с характерным пенным фейерверком. Вторая последовала за ней. Разве только, взорвавшись, опрокинула третью, легшую дном в сторону стрелка.

Наталья, с которой Алина воевала вместе в Чехословакии, бросилась было поправить мишень, но была остановлена Паниным, заявившим, что подобное условиями не оговаривалось. Вот если бы бутылка не была видна, тогда другое дело. А так все в пределах.

Алина только покачала головой и попросила Наталью не беспокоиться по данному вопросу, а лучше открыть коньяк, которому не суждено выветриться. Так или иначе, но минимум одна бутылка скоро будет опустошена.

Без суеты, но сноровисто, что выдавало большую практику, Дробышева зарядила пистолет в третий раз. Вскинула удобное, но тяжелое оружие. Уверенно взяла прицел и нажала на спуск. Выстрел, а мгновением позже – глухой звон битого стекла и шипящий пенный фейерверк…

– Алина Владимировна, к чему этот цирк? – поинтересовался находившийся рядом с ней Бабичев.

Все семеро стояли на краю плаца и наблюдали за тем, как пьяный в дым Панин пытался вышагивать по периметру плаца. При этом исполняемое им никак нельзя было назвать строевым шагом. Даже отдаленно. Литр коньяка для него был все же чересчур.

– Хотели его унизить? Так ведь этим гвардейца не задеть. Еще и не то вытворяли.

– Вытворяли – это да, Алексей Иванович. Но не на плацу перед штабом во время дежурства подполковника Моторина.

– Что? – даже поперхнулся Бабичев.

При этом его взгляд непроизвольно скользнул в сторону парадной штаба, в которой как раз появилось означенное лицо. Службист, аккуратист, ходячий параграф, придерживающийся одного-единственного принципа: «Живи по уставу – завоюешь честь и славу».

– «Отутюжен и наглажен. На боку пистоль прилажен. Не какой-нибудь там хер, а дежурный офицер». Как-то так, господа. Как-то так, – ровным, совершенно ничего не выражающим тоном произнесла она.

– Это было подло, – скрипнув зубами, произнес капитан Гринев.

– Было бы подло, – наблюдая за тем, как подполковник в сопровождении двух нижних чинов направляется к пьяному офицеру, равнодушно возразила она. – Но ведь в случае моего проигрыша я сейчас выхаживала бы там не в лучшей форме. И меня непременно списали бы со службы, потому что даже Чехословакия не смогла столь уж катастрофически уменьшить численность нашего батальона. Панину же максимум грозит отчисление из гвардии. Но на службе он все же останется. Так что ставка с моей стороны была даже повыше. Да. Когда он помешал выставить мишень, как положено, вы все дружно промолчали. Так что чья бы корова мычала, господа, только не ваша.

– Прошу прощения за свою несдержанность. Я был не прав, – все же был вынужден скрепя сердце признать Гринев.

– Извинения принимаются, господин капитан, – с самым серьезным видом произнесла Алина.

Развернулась и, держа подмышкой тяжелый футляр с пистолетами, в сопровождении подруг направилась в сторону КПП. Здесь все кончено. Теперь можно и в ресторане посидеть. Н-да. Ну это если там теперь найдется место. Что сомнительно, учитывая, какой сегодня день недели.

Подумав об этом, Алина решила, что, коль скоро не будет мест, отправится домой. Не на свою квартирку, где проживала сама, а к отцу. Неделю не видела семью, соскучилась – жуть. А особенно по младшему братику, в котором души не чаяла.

– Алина, а нужно было так-то круто? – поинтересовалась у нее Наталья, когда они отдалились от мужчин.

– Я т-тебя умоляю. Ничего с ним не станется. Ну загонят в какой-нибудь заштатный гарнизон у черта на куличках. Послужит годик в глухомани.

– Это если его из гвардии не попрут. О подполковнике Моторине легенды слагают.

– Ну так пускай и погонят. Я бы этого придурка уже давно вызвала на поединок за его вечные сальные шуточки и намеки. Но он, сволочь такая, за грань не переступал. А намеки… Мы ведь не честные девицы, а лейб-гвардии потаскухи. Надеюсь, это будет не Туркестан, а Монголия, – со злорадной ухмылкой предположила Алина.

– Отчего так? – удивилась их взводная.

– А там сейчас тихо, как на кладбище. Скука смертная.

– Какая ты коварная, – не удержавшись, хмыкнула Наталья.

– Невиноватая я, он сам начал, – картинно разведя одной рукой, так как вторая была занята футляром с пистолетами, возразила девушка.

В ресторане посидеть ей так и не довелось. Нет, несмотря на вечернее время, столик нашелся. И она даже успела за ним присесть. Только не успели еще принести заказ, как появился посыльный с приказом явиться ей в штаб батальона. Быстро же вести разлетаются по гвардии. И ладно бы вызвали ее одну, но для чего-то понадобилась и Наталья.

Едва явились в штаб, как их тут же направили в кабинет командира батальона. Даже так? Время вообще-то неурочное, и подполковнику Крашенинниковой следовало бы убыть. Если только не случилось чего-то важного. Алина очень хотела надеяться на то, что причина не в ее выходке. Она, разумеется, считала себя правой. Но их комбат отличалась крутым нравом и была скора на расправу. Хотя, справедливости ради, своих подчиненных никому в обиду не давала.

– Госпожа подполковник, подпоручик Дробышева по вашему приказанию прибыла.

– Госпожа подполковник, поручик Бочкарева по вашему приказанию прибыла.

Н-да. Все страньше и страньше. А ведь комбат не одна. За приставным столиком сидит капитан особого отдела, курирующий в том числе и их батальон. Этому-то что здесь понадобилось? Вот по части его дел Алина точно ничего не натворила.

– Господа офицеры, прошу вас ознакомиться и подписать, – подвинув к ним по столу пару листков, произнес он.

– Что это? – не удержалась от вопроса Алина.

– Подписка о неразглашении. Читайте и подписывайте, – подтолкнул капитан листки еще на пару сантиметров.

– Это не обсуждается, сударыни, – поймав вопросительные взгляды девушек, произнесла подполковник.

А что тут скажешь? Пока не поставят подписи, в курс дела их не введут. И коль скоро это приказ… В конце концов, они давали присягу и служат в армии, а не на гражданском поприще. А значит, лишены выбора априори. Сейчас возжелай они даже написать рапорт об увольнении со службы – его могли с легкостью завернуть. До той поры, пока на твоих плечах погоны, на тебе больше обязанностей, чем прав. Такова суть армии. Такова судьба, которую они себе выбрали на ближайшие годы. Алина решительно взяла перьевую ручку…