Чего только ему стоило убедить начальника госпиталя Красного Креста отправить небольшую бригаду вслед за наступающими войсками. В итоге сошлись на том, что Кондратьев развернет полевой пункт медицинской помощи и станет принимать раненых солдат противника. Ну и оказывать помощь местному населению. Но только ни в коем случае не легионерам. У них и своя медицина имеется. Клим обещал. Хотя и не был уверен, что сможет выполнить данное требование.

Впрочем, медслужба легиона вполне справлялась и без помощников. А вот наличию подразделения, на которое можно свалить заботу о раненых пленных, медики были откровенно рады. Поэтому стоило бригаде Клима появиться в Шакисо, большом селении близ прииска Адола, как ее тут же озадачили работой. И едва ли не основными их пациентами должны были стать бывшие подневольные работники прииска.

Хм. Вообще-то они и сейчас не больно свободны. Императору нужно золото, поэтому старатели не могли покинуть прииск и должны были продолжать трудиться с еще большей отдачей. Но теперь уже на благо Эфиопии.

Правда, их положение значительно улучшилось. Им увеличили паек, в рационе появилось мясо. Согласно указу Хайле Селассие, любой попавшийся на воровстве или неправомерном притеснении рабочих прииска подлежал военно-полевому суду. А там только два пути – либо оправдают за отсутствием состава преступления, либо расстреляют. А могли еще и повесить.

Не менее важным было и предоставление рабочим медицинской помощи. Иное дело, что с кадрами у эфиопского правителя было худо. Поэтому на прииске появился фельдшер, рьяно взявшийся за выполнение своих обязанностей, компенсируя свою некомпетентность кипучей энергией. Но отдельный фельдшер на прииск… В условиях слаборазвитой и разоренной страны это показатель. И по прошествии времени положительная динамика непременно даст о себе знать.

Но бригада Красного Креста – это, конечно, куда лучше. И главное, даже не из-за квалификации персонала, а из-за наличия медикаментов. Обычные лекарства оказывали на туземцев буквально волшебное воздействие. А потому и результаты должны были сказаться в самое ближайшее время.

Клим поправил пробковый шлем, взял со складного столика букетик цветов и направился на выход. Они прибыли только вчера. Едва успели разбить палатки, как ему тут же пришлось браться за оказание помощи раненым итальянцам. Благо их было немного. Но не здесь, а в бараках, где содержались пленные. Ему предстоит их лечение путем посещений. Иначе никак: война.

Прием больных должен был начаться ближе к обеду. Оно бы и с утра, но ему было недосуг. Легион наступал и в любой момент мог вновь сорваться с места, чтобы продолжить развивать свой успех. В погоне за нужной ему сводной ротой бронеходов Кондратьев проделал довольно большой путь. Но гнаться и дальше попросту не мог. Вчерашний же день был потерян.

Зорин, начальник госпиталя Красного Креста, не определил ему конкретного населенного пункта. Но это не значило, что он отпустил Клима в свободное плавание. И весь возможный лимит Кондратьев уже выбрал. Впрочем, радовало уже то, что он все же нагнал нужное ему подразделение. Все, чего он хотел, – это встретиться с ней и обменяться парой фраз. И пускай она опять фыркает, как рассерженный котенок, он от своего не отступится.

При выходе из палатки задержался, хлопнув себя по лбу, и повесил на плечо сумку с противогазом. Итальянцы вроде как поумерили свой пыл в применении газов, но кто его знает, на что они пойдут в условиях, когда их бьют в хвост и в гриву. Маршал Бадольо с первого дня своего появления здесь не стеснялся в средствах. Так что лучше не расслабляться.

– Господин, вы куда?

Стоило Кондратьеву выйти из палатки, как тут же рядом с ним материализовался Тарику. Этот высокий эфиоп испытывал к доктору искреннюю благодарность за спасение весьма уважаемого и почитаемого старосты их деревни, у которого воспалился аппендицит. Он приходился парню не таким уж и дальним родственником. В селах вообще хватает родственных связей, и чем менее цивилизованно общество, тем эти узы крепче.

По просьбе старосты Клим взял Тарику на службу в госпиталь. Зорин с готовностью принимал местных жителей, в той или иной мере владеющих русским. Что на подконтрольных императору территориях за последние годы стало явлением если не повсеместным, то распространенным. Зачастую эти помощники трудились только за еду. И жадность тут совершенно ни при чем. Просто начальник госпиталя был ограничен финансированием. С продовольствием же вопрос худо-бедно решаем.

Причина такого раздутия штата персонала – в желании Зорина подготовить из этих помощников если не фельдшеров, то хотя бы квалифицированных санитаров. Что в местных условиях уже немало. Ведь люди здесь могли умереть даже от банального пореза, а перелом – практически гарантированный приговор: если не смерть, то инвалидность. При обучении начальник госпиталя делал упор именно на природную аптеку, потому что понимал: другим медикаментам тут взяться неоткуда.

Так что Тарику вот уже несколько месяцев обучался медицине. И, надо сказать, был весьма прилежным учеником, схватывающим все на лету. Работал за еду, но при этом был исполнителен, трудолюбив и проявлял разумную инициативу. А еще всегда и по любому поводу опекал белого доктора. То ли был искренне благодарен за спасение родича, то ли выполнял наказ рода.

– Прогуляюсь по Шакисо, – ответил Клим молодому эфиопу.

– Я с вами.

– Тарику…

– Нет-нет, господин. Здесь вас не знают. Там, – жест рукой на запад, – мой народ, сидамо, мы христиане. Здесь – оромо, они мусульмане. И языка вы не знаете. Беда может быть, – сильно коверкая слова, страстно возразил парень.

Все четверо санитаров в той или иной степени владели языком оромо, именно поэтому он их и отобрал. Нужно же как-то общаться с местным населением. От языка жестов в медицинском деле пользы мало.

– Послушай, по всему селу патрули легиона, – возразил Клим.

– Нет, господин. Нельзя одному, – стоял на своем эфиоп.

Ну вот куда его девать! Этот если что втемяшил себе в голову, так бульдозером не выкорчуешь. Но с другой-то стороны…

– Ты можешь понять, что я хочу навестить девушку?

– Госпожа Мария очень красивая. Господину она будет хорошей женой, – расплывшись в счастливой улыбке, резюмировал тот.

– Ну и как мне идти на свидание, если ты все время рядом?

– Я буду в стороне, – пожав плечами, просто пояснил парень.

Бесполезно. Клим махнул рукой и двинулся вперед. Эфиоп стрелой сорвался с места к своей палатке. Всего их было четыре. В одной помещался Клим, там же был склад медикаментов. Во второй – две сестры милосердия, русские девушки-добровольцы. В третьей четверо санитаров из местных. Ну и в последней, самой большой, перегороженной на две части, располагалось рабочее место доктора и несколько раскладных коек для лежачих больных.

Ну и в качестве подвижного состава грузовик ВАЗ-37, что стоит в сторонке. В его потрохах, по обыкновению, копошился Никодим Архипович. Паровая машина вообще любит уход. Да что там, она его буквально требует. Вот и возятся механики все время. Там подкрутят, тут подтянут, здесь подмажут, а оттого и вечно чумазые. Но при этом, несмотря на извечную грязь, животами никогда не маялись. Грязь – она грязи рознь. Так-то.

Не успел выйти с пустующего подворья, выделенного им комендатурой, как его догнал Тарику. На плече кавалерийский карабин Мосина, на поясе патронные сумки. Оружие туземцев разнилось от луков до автоматов. Поэтому в этих краях оно рассматривалось как статусный показатель. Чем современней образец, тем весомей в глазах окружающих выглядел его владелец. Все поступившие на службу в госпиталь получили по мосинке. Пусть они и не новые, но в хорошем состоянии.

С установлением дружеских отношений русским оружием тут никого не удивить. Хм. Как, впрочем, и на сопредельных территориях. Англичане уже пару раз заявляли Алексею Второму ноту протеста по поводу вооружения повстанцев в их колониях. Но император только разводил руками – мол, мы продаем оружие только официальным властям. А уж от кого и куда оно попадает, вопрос не к нему.

Клим невольно провел рукой по кобуре с маузером. Ясно, что он представитель Красного Креста. Но такие уж места, что нужно быть готовым при случае защитить себя. И от зверей, и от лихого народца. Кстати, по пути сюда, во время остановки для обслуживания котла, их обстреляли какие-то бандиты. А кто же еще-то? Не рассмотреть белого полотнища с красным крестом мог только слепой. Но дружный ответный огонь поубавил пыл любителей легкой наживы. При этом Клима слегка царапнуло по плечу, чему он не придал значения. Сестра обработала рану, наложила повязку, вот и все.

Вообще-то карабин в здешних реалиях подошел бы куда больше. Но Клим посчитал его слишком громоздким, и носить постоянно с собой неудобно. А вот пистолет, трансформирующийся в мини-карабин, – то, что нужно. К тому же немецкая модель под парабеллумовский патрон, с хорошим останавливающим действием. Впрочем, Клим предпочел посидеть немного над их модернизацией, сделав на наконечнике пули крестообразные надрезы. Все же хищники тут встречались серьезные.

Нарушение Гаагской конвенции? Ничего подобного. Она распространяется на использование подобных боеприпасов только вооруженными силами. На частных лиц и охотников запрета нет. Он вполне мог бы приобрести и заводские патроны с экспансивной пулей. Но до общения со здешними старожилами даже не знал об их существовании.

На сегодняшний день Кондратьев уже вполне сносно владел оружием. Сделав правильные выводы из своей дуэли и чехословацких похождений, он стал уделять внимание тренировкам в стрельбе. И тот вызов испанцу – не столь уж и отчаянный шаг, как в случае с Бабичевым. Майор Перес рисковал встретиться с неплохим стрелком. Во всяком случае, на стрельбище Кондратьев выдавал хороший результат…

До расположения бронеходчиков дошли довольно быстро. Шакисо, по российским меркам, среднее село и расположено компактно. Тарику, подчинившись требованию часового, остался при входе на территорию батальона. Клима же здесь уже хорошо знали, и боец пропустил доктора без лишних вопросов. Правда, взгляд его Кондратьеву совсем не понравился. Вот так сразу и не поймешь, то ли виноватый, то ли сочувствующий.

Спрашивать, где расположился личный состав «Витязей», не пришлось. Клим отчетливо рассмотрел боевые машины, а приметив фигуру капитана Котляровой, направился прямиком к ней.

– Здравствуйте, Светлана Андреевна.

– Клим Сергеевич, – произнесла капитан.

Отчего-то с виноватым вздохом. Хм. И без ставшей уже традиционной хитринки в улыбке и взгляде. Была у нее привычка пользоваться выразительностью своих глаз. Но…

– Что-то случилось с Марией Геннадьевной? Ранена? Убита? – упавшим голосом поинтересовался он, опуская букет ромашек.

– Пропала без вести, – нервно дернув уголком губ, ответила капитан.

– Как это?

– Вчера, как стемнело, самовольно покинула расположение батальона и не вернулась.

– Но-о…

– Давайте я просто расскажу вам, что мне известно.

– Я вас слушаю, – согласился помрачневший, как туча, Клим.

– Вчера после отбоя Мария самовольно покинула расположение батальона в неизвестном направлении. Ее исчезновение обнаружилось только утром. Одновременно сбежали комендант Шакисо и прилегающей территории майор Хуан Перес. Надеюсь, помните такого. Вместе с ним пропало и находившееся в хранилище золото.

– Вы связываете пропажу Марии Геннадьевны и бегство этого майора? – дрогнувшим голосом поинтересовался растерянный Клим.

– Командование и контрразведка увязывают эти два события. И я склонна с этим согласиться. Принято решение об отправке группы поиска. К сожалению, небольшой. Мы уже сегодня выступаем дальше, в направлении Могадишо.

– То есть как небольшой? Вы понимаете, что будет с ней? И тем более если это действительно Хуан Перес.

– Разумеется, я понимаю, – огрызнулась капитан. – Но никто не станет останавливать наступление из-за одного пилота. Это война, и потери случаются. Небольшая группа – это все, что мы можем. Прошу извинить, Клим Сергеевич, служба.

– Последний вопрос: кто отправится в погоню?

– Ваш друг, Азаров, – бросила уже через плечо удаляющаяся Котлярова.

Климу оставалось только в недоумении осмотреться по сторонам. Впрочем, его нерешительность длилась недолго. Вскоре он приметил метрах в двухстах от себя вышагивающего «Гренадера» и поспешил в том направлении. Вообще-то не так чтобы и близко. Во избежание неоправданных потерь батальон расположился довольно вольготно. Случались уже минометно-пушечные обстрелы со стороны итальянских рейдовых патрулей.

– Алина, что с Машей? – приметив возле одной из палаток подругу, поинтересовался Клим, словно надеясь на то, что вот сейчас все разрешится.

– Кто рассказал? – дернув щекой, поинтересовалась девушка.

– Котлярова.

– Значит, ты знаешь ровно столько же, сколько и я.

– Так насчет майора Переса это точно?

– Теперь уже точно, – ответил вышедший из палатки Азаров, экипированный по полной выкладке.

Правда, в руках вместо ППШС – ТК-37. Карабин со складывающимся плечевым упором, разработанный специально для броненосных войск. В настоящее время его активно заменяют автоматом. Но, как видно, Григорий предпочел легкий оборотистый карабин. Есть свои резоны. Магазин на двадцать мест, высокий темп стрельбы и точность. Патрон все тот же ТТ, но кучность при этом вчетверо превышает автоматную. На дистанции в триста метров пули укладываются в круг диаметром всего лишь пятнадцать сантиметров.

Впрочем, если армия отказалась от этого оружия, то на гражданском рынке, наоборот, оно стало пользоваться повышенным спросом. Разве только магазины на десять мест и складной плечевой упор заменяли на полноценный деревянный приклад. А то больно уж компактным получалось оружие. Правда, не настолько, чтобы можно было носить на поясе, потому-то Кондратьев и предпочел маузер.

– Полковые разведчики прошерстили округу, – продолжил Григорий, перекладывая карабин и пожимая руку Климу. – Есть там один Родион, из охотников. Так вот он прошелся точно по следу Маши. Вышел к месту, где ее след сменяется коротким волочением и обрывается. Зато наличествуют мужские следы и тридцать второго МАЗа. Как помнишь, именно на таком и раскатывал комендант. И ночью его несколько раз останавливали совместные патрули. В последний раз на выезде в сторону прииска. Ясное дело, не препятствовали и не досматривали. А два плюс два – всегда четыре.

– Но что она делала ночью вне расположения? – кусая губы, недоумевал Клим.

– Это тебя нужно спросить, – ответил Григорий.

– Не понял.

– Ты когда прибыл в Шакисо, в нашу медчасть заходил?

– Да.

– О перестрелке и своем ранении говорил?

– Да какое ранение, ножиком режутся сильнее, – отмахнулся Клим.

– Выходит, за время пути собачка могла подрасти, – констатировал Григорий, припомнив стихотворение Маршака.

– Ты о чем?

– Маша краем уха услышала треп двух механиков о том, что итальянские рейдовые патрули совсем совесть потеряли. Обстреливают даже машины Красного Креста. И, мол, сегодня досталось одной из бригад русских врачей, прибывшей в Шакисо. Тяжело ранили доктора Кондратьева. Уж тебя-то тут все знают. Ну поспорили, как всегда, высказывая диаметрально противоположные мнения. Это они потом уж припомнили. Как и то, что Хомутова интересовалась, где именно устроилась бригада Красного Креста. Ну, видать, помаялась она в неизвестности весь день, помаялась, стараясь не подавать виду. Ты ведь для нее пустое место. А ночью не утерпела и тайком подалась к вашему подворью. Как раз неподалеку ее и спеленали.

– Но зачем…

– Господи, Клим, ну какой же ты непроходимый тупица! – оборвала его Алина. – Гриша, Гришенька, найди ее, слышишь. Я тебя прошу.

– Не волнуйся. Переверну все вверх дном, но найду. И… Я постараюсь успеть. Слово даю.

– Береги себя.

И впервые за все время девушка вцепилась в его шею, потянула вниз и, приподнявшись на цыпочки, жарко поцеловала в губы. Хм. Когда-то сладкие, теперь они были солеными от прорвавшихся слез, но все такими же горячими и дурманящими. Не успел Григорий среагировать, как она уже выпустила его и, развернувшись, стремглав умчалась в сторону «Витязей».

– Я иду с тобой, – словно ничего не заметив, припечатал Кондратьев.

– Г-хм. К-хм… – Пребывая в растерянности от случившегося, Григорий с трудом переключился на друга. – Клим, без обид, но нечего тебе там делать.

– Думаешь, я испугаюсь? – вскинулся доктор, решительно вдавив в переносицу оправу своих очочков.

– Не испугаешься. Но смелость – это еще не все. Ты тупо будешь мешаться под ногами. Все. Это не обсуждается.

Н-да. А ведь еще недавно он сам выдержал целое сражение с командиром сводной роты, Мельниковой. Его так же пытались убедить в том, что он бронеходчик, а не пехотинец и уж тем более не разведчик. На что он резонно возразил, напомнив Валентине Ивановне о своем опыте в Испании. А что до навыков, так на то есть четверо разведчиков – все, что удалось выцарапать комроты на поиск похищенной Марии.

Легион делился на четыре наступательные колонны. По числу дорог. Двигаясь по ним и сбивая заслоны, усиленные полки должны были сойтись сначала на границе в бригады двухполкового состава, а затем у столицы Сомали, Могадишо, в единое целое. После чего взять уже непосредственно этот важный порт. Именно необходимостью выхода частей на самую дальнюю к востоку дорогу и была вызвана задержка второго полка в Шакисо.

Броненосные части разделили неравномерно. В первую бригаду вошли две роты бронетягов и сводная рота бронеходов, по одному взводу «Витязей» и «Громобоев», а также одно отделение «Гренадеров».

Командование посчитало такое деление наиболее оптимальным. Согласно разведданным, противник вынужден был оттянуть в те районы значительные силы из-за крупных соединений эфиопских партизан. Собственно император придумал свое наступление именно в связи с этой обстановкой. Поэтому на восток отправился и сам Рязанцев со своим штабом, прихватив с собой значительную часть бронеходов.

Взвод Азарова также разделили на три части. Его машина еще несколько дней пробудет в ремонте. А учитывая начинающееся наступление, может, и добрую неделю. Вести ремонт на марше – та еще морока. Сержанты вполне способны командовать своими отделениями. Он же получался не у дел. Словом, ему удалось настоять на своем.

А иначе он и не мог. И дело тут даже не в том, чтобы произвести впечатление на Алину. Вот уж о чем он не думал вообще. Мария была его другом. Дружба же… Она либо есть, либо ее нет. И если он не сделает все от него зависящее, то жить с этим… Сумеет, конечно. Да только до конца дней своих будет есть себя по́едом.

– Я иду с тобой, – припечатал Клим тоном, не терпящим возражений.

В этот момент рядом с ними остановился легковой внедорожник МАЗ-32, ласково именуемый в народе «козликом». Машина выносливая, грузоподъемностью в восемьсот кило. Но если потребуется, увезет все полторы тонны. И сейчас она была загружена под завязку. Канистры с топливом и водой в багажном отделении, отчего задок изрядно так присел.

Итальянцы к своим рейдовым авто подходили куда основательней и продуманней. Но автомобиль выделял бронеходный батальон, а не полковая и не бригадная разведка. Те имели транспорт, подготовленный должным образом, для действий в отрыве от основных сил. У бронеходчиков же «козлики» пользуют как разъездные авто или для ближней разведки. Для этого обычно выделяют бойцов из взвода обеспечения.

Русскому командованию было известно об итальянских рейдовых патрулях и их оснащении. А потому в противовес им были созданы подобные подразделения и в легионе. Иное дело, что противник куда лучше знаком с местностью и имел опыт подобных боевых действий. Вот и оставляли макаронники легионеров с носом. Пока.

В «козлике» сидели четверо разведчиков и туземец. Проводник из местных. Григорий попрощался с Климом. Хлопнул его по плечу и одним махом оказался на переднем сиденье рядом с водителем, пристроив на коленях свой карабин.

Да только Кондратьев и не думал отступаться. Он решительно заступил дорогу, упершись руками в капот. Весь его вид говорил о том, что он раньше под колеса ляжет, чем отойдет в сторону.

– Клим, мы теряем время, – с безнадежным вздохом произнес Григорий. – Я все равно не возьму тебя с собой. Свяжу, и вся недолга. Я сделаю это, Клим.

– Но вас все равно мало. Я умею стрелять. И со мной пойдет еще один человек, уж он-то точно боец.

– Дружище, во-первых, нас достаточно, чтобы разобраться с четверыми. Во-вторых, я не возьму с собой того, в ком не уверен полностью. Клим, посторонись. Не задерживай нас. Я найду ее и верну. Слово даю.

Кондратьев еще несколько секунд стоял столбом, буравя Григория упрямым взглядом. И когда у того терпение практически иссякло, вдруг оттолкнулся от капота и отошел в сторону. Бесполезно. Азаров все одно его не возьмет. Так к чему тут разыгрывать комедию?

Вместо этого он поспешил на КПП, где его ожидал Тарику. Как оказалось, эфиоп уже в курсе происшедшего. Похоже, часовому было скучно, а этот местный вроде как пришел с хорошо известной личностью. И русским вполне владеет. Вот и не удержался служивый, поделился горячими новостями.

– Я собираюсь отправиться на поиски Марии Геннадьевны, – проинформировал Кондратьев санитара, направляясь к знакомому подворью.

– Я пойду с вами. – Тарику сказал это как о само собой разумеющемся, словно иного и быть не могло. – Мекдес, Кенениса и Безунеш тоже.

– Вы совсем не обязаны. Это не связано со службой в госпитале, – внутренне надеясь, что парень по обыкновению настоит на своем, возразил Клим.

– Мы должны.

– Их четверо, и все умеют воевать.

– Пусть, – по обыкновению пожав плечами, просто ответил Тарику.

В лагере задержались ненадолго. Только чтобы развести пары в грузовике и снять знаки различия Красного Креста, подхватить рюкзак, который всегда был в полной готовности для внезапного выхода. На пояс подвесить подсумки с тремя запасными обоймами к маузеру, флягу с водой и футляр с небольшим моноклем, дающим приличное приближение. В рюкзаке имелись еще патроны. И, разумеется, перекинуть через плечо санитарную и противогазную сумки.

Последний штрих. Он открыл небольшой стальной ящик походной кассы их бригады и выгреб все золото. Набралось сто рублей червонцами. Остальное было в серебре. Но серебро больно уж громоздко. Памятуя же о местных реалиях, Клим прекрасно отдавал себе отчет в том, что это более чем солидная сумма.

В Эфиопии имели хождение русские деньги, как бумажные, так и серебро с золотом. Но предпочтение отдавалось металлу. Отправляясь же сюда, Кондратьев предпочел не брать банкнот. Сомнительно, чтобы они заинтересовали жителей только что освобожденных территорий.

– Никодим Архипович, остаетесь здесь за старшего. И лучше бы вам с девчатами перебраться на прииск. Наймите повозку, машину я забираю. С вами остается Безунеш. Солдаты на прииске его знают. Вот ключ от кассы.

Все же забирать всех четверых санитаров он не решился. Нельзя оставлять подчиненных совершенно одних. Надежный человек, знакомый с местными реалиями, лишним вовсе не будет.

– Да как же так-то? Да вы же не управитесь с машиной. Не дам грузовик, – решительно рубанул мужчина слегка за сорок.

– Я вас не спрашиваю. А говорю то, что вы должны сделать. За машину не волнуйтесь, не впервой. Что с запасами воды и топлива?

– У меня всегда порядок. Полные баки. В легионе разжился, – недовольно буркнул шофер, все же принимая ключ от сейфа.

– Вот и ладушки. Тарику, нам нужен проводник.

– Нужно платить, – был короткий ответ.

– Деньгами? Или оружием?

– Все равно.

– Пятьдесят рублей хватит?

– Это хорошая плата, – одобрительно кивая, ответил Тарику.

– Как будем искать?

– Спросим, кто лучший охотник. – И вновь уже привычное пожатие плечами.

– Поехали.

Вопреки опасениям Клима, проводник нашелся быстро. Фикаду на вид можно было дать как тридцать, так и сорок лет. Среднего росточка, даже не жилистый, а именно худощавый. При взгляде на него тут же думалось о том, что он систематически голодает. А это никак не вязалось с понятием «лучший охотник».

Впрочем, мнение быстро менялось при виде его дома. Вполне приличное саманное строение с выбеленными стенами и крытое камышом. Что свидетельствовало о достатке. Обширное семейство также говорило в пользу этого. Две жены и шестеро детей уж точно не выглядели голодающими.

О плате сговорились легко. Впрочем, тут и торговли никакой не было. Клим просто выложил перед Фикаду пять золотых червонцев, и тот сразу же засобирался в путь. Причем сделал это весьма споро и, по мнению Кондратьева, выскочил как-то уж совсем налегке. Всего-то небольшая и полупустая котомка через левое плечо. На поясе гнутая армейская фляга и патронная сумка. В руках «мартини-генри», британская однозарядная винтовка прошлого века. Калибр одиннадцать с половиной миллиметров, пуля безоболочечная. Такая если прилетит, мало точно не покажется. И то, что патроны снаряжены дымным порохом, ничуть не умаляло убойности оружия. Впрочем, охотник ведь.

Поначалу двинулись по следам группы Азарова. Тот точно знал, в каком направлении выехал комендант со товарищи. Кстати, эти сволочи не просто похитили золото, но и переступили через кровь. Ими были отравлены все офицеры из числа туземцев как двух рот на прииске, так и комендантской, в самом Шакисо.

Как результат, в обезглавленном батальоне эфиопской армии теперь попросту некому принять решение об организации поиска и погони. Похищено более пятисот килограммов золота – существенный удар по казне императора. Так что, останься в живых офицеры, непременно озаботились бы погоней. А вот сержанты на подобное решиться не могут. Как говорится, не их компетенция.

Легиону не до этих дрязг. У него своя задача: на носу наступление. И в этой связи непонятно отчего Перес начал действовать именно вчера ночью. Обожди еще денек – и легионеров вообще можно не брать в расчет. Он же еще и офицера умыкнул. Впрочем, возможно, справедливо полагал, что это всего-навсего наемники.

Это в регулярных армиях для спасения бронеходчика проводят целую операцию. Все же особо подготовленные и выпестованные спецы. У наемников люди всего лишь расходный материал. Однако Литовский Иностранный легион не простое подразделение, и наемники здесь не типичные…

Автомобильных следов на дороге, ведущей от прииска в сторону гор, было откровенно мало. Да оно и понятно. С автотранспортом в Африке как-то не очень. И здесь проходит вовсе не тракт какой, а обычный проселок, едва ли не тропа, по которой ездят разве что гужевые повозки аборигенов. Потому следы обоих прошедших «козликов» видны отчетливо.

Да только их путешествие на колесах продлилось недолго – всего-то чуть больше пяти километров. Оба «козлика» – и беглецов, и преследователей – обнаружились между деревьями неподалеку от дороги, у подножия довольно высокой горы, покрытой лесом. И что характерно, за ними присматривали двое местных из селения, находящегося неподалеку.

После короткого разговора с аборигенами стало известно, что совсем недавно к ним заезжал Азаров. Он пообещал вознаграждение, если кто-нибудь присмотрит за сохранностью автомобилей. Сами же они продолжили путь пешком, отправившись прямиком в горы. Клим, сговорившись о цене, также решил бросить грузовик здесь.

Тем временем Фикаду обследовал следы и с уверенностью сообщил, что здесь коменданта с подельниками ожидали мулы. Примерно с десяток голов. Перегрузив золото на животных, они двинулись в горы. По всему выходило, что отрыв от группы Азарова составляет порядка семи часов. С Климом – не меньше девяти.

– Тарику, спроси его, мы сможем их догнать?

– Он говорит, можно. Но с вами трудно.

– Скажи, что он получит столько же, если мы догоним их до вечера.

Климу отчего-то вспомнилось высказывание о том, что в горах можно идти и целый день, а можно преодолеть то же расстояние за пару часов. Весь вопрос в том, каким маршрутом пойти. И судя по задумчивому виду охотника, эти слова имели под собой вес. Хм. Ну или неумело изображал крайнюю степень задумчивости. Явно набивал себе цену. Ну что же, справедливо. Как говорится, поймал мыша – ешь не спеша.

Кондратьев вынул еще пять золотых червонцев и по очереди выложил их на камне перед Фикаду. Тот не отрывал от денег взгляда и, когда последняя монета с глухим щелчком заняла свое место, поднял взгляд на работодателя.

– Тарику, скажи ему, что жадность – это очень плохо.

Нет, Климу не было жалко денег. Но у него оставалось не больше десяти рублей и мелочь серебром. Сомнительно, чтобы Фикаду поверил на слово незнакомцу и согласился помогать в долг. А потому нужно было давить на его алчность. Когда задумчивость охотника слишком затянулась, Кондратьев потянулся к монетам с намерением забрать их. Однако тот поспешно сгреб плату, решительно поднявшись на ноги.

– Они с мулами. Мы – нет. Можно пройти опасной тропой и сократить день пути. Утром догоним, – перевел трескотню охотника Тарику.

– Мы точно их догоним?

– По тропе, что пошел комендант, можно идти только туда, – Тарику махнул рукой в южном направлении. – Говорит, что догоним.

– Почему не хотел вести по ней сразу?

– Он и сейчас не хочет. Опасно. Но плата большая.

– Ясно. Ну что же, пускай ведет, Иван Сусанин.

– Что, господин?

– Ничего. Пошли, говорю, – подхватывая свой рюкзак, решительно произнес Клим.

Кроме рюкзака и котомок, потребовалась еще и веревка. Благо она обнаружилась в машине запасливого Архиповича, и не пришлось возвращаться. Сама же тропа…

Кондратьев был готов к изнурительному переходу. Настроился на то, что придется пробежать наравне с невероятно выносливыми эфиопами большую дистанцию. Даже успел прикинуть, с чем из имущества расстанется в первую очередь, а что придержит. Но он никак не ожидал такого.

Бегать практически не пришлось. Зато карабкаться вверх и спускаться вниз – неоднократно. И назвать этот маршрут тропой язык не поворачивался. При этом вокруг были все те же невысокие горы, не больше двух километров над уровнем моря. А над плато они возвышались и того меньше, может, на полкилометра, вряд ли выше. Только от этого лазанье по ним не становилось проще.

Целый день прошел в беспрерывном карабканье по скалам и прогулках по таким узким карнизам, что порой невозможно было полностью поставить ступню. Внизу вроде и не бездонная пропасть, всего-то метров тридцать. Но сорваться с такой высоты, да еще и на камни…

Клим был православным и не отрицал существование чудес, причем не только связанных со святыми. Но чтобы выжить после подобного падения, требовалось нечто большее, чем чудо. Особой же храбростью он никогда не отличался и в детских забавах, кто дальше, выше и быстрее, никогда не участвовал. Так что прежде чем сделать первый шаг, ему приходилось превозмогать себя. А потом и каждый последующий, пока не оказывался в безопасности. Относительной и ненадолго.

Как он понял из разговоров с проводником, Перес с товарищами, скорее всего, направлялись на юг, намереваясь добраться до Британской Восточной Африки. Конечно, ему пришлось бы для этого пройти по территории, оккупированной итальянцами. Но, похоже, для них это было меньшим из зол. Учитывая же сорванный куш, риск того стоил. Больше пяти миллионов рублей. По миллиону с лишним на члена группы. Им доводилось ставить на кон свои жизни и за куда более скромную плату.

Признаться, за всеми этими адовыми мучениями Клим и не заметил, как по-южному быстро все вокруг погрузилось в темноту. Но проводник и не думал останавливаться. В смысле, он, конечно, устроил привал у внезапно обнаружившегося ручейка. Совместив его с ужином.

Ручеек совсем кроха, но вода в нем была прозрачной, холодной и вкусной. О том, сколько в ней содержится микроорганизмов и вредных примесей, думать не хотелось. А вот пить… Кондратьева даже оттаскивать пришлось, чтобы до беды не дошло. Впрочем, вскоре он отдышался и сумел справиться с неуемной жаждой. Разве только воду в своей фляге все же сменил.

Вскоре взошла полная луна, залив землю бледным светом, и их мучения продолжились. В смысле, его мучения конечно же. Остальные справлялись с препятствиями не в пример легче. Мало того, им приходилось подстраиваться под Клима, откровенно проигрывавшего им. И чем дольше продолжался путь, тем явственней это было заметно.

Однако эфиопы смотрели на него с нескрываемым уважением и даже восхищением, отдавая должное его духу и упорству. Тарику и вовсе посматривал на Фикаду свысока – мол, вот у какого человека я состою на службе. Кстати, очень даже показатель в местных реалиях. В зависимости от статуса господина, шла определенная градация и у слуг. Конечно, трое санитаров не были в услужении у Клима, а состояли на службе госпиталя Красного Креста. Но они предпочитали не уделять особого внимания данному нюансу.

Время уже близится к рассвету. Руки и ноги трясутся. Рюкзак, противогаз, санитарная сумка расползлись по рукам помощников. Сам нести их Клим уже не в состоянии. Хочется только одного – упасть и заснуть. Да хоть умереть, только бы прекратить эту пытку. Скалы остались позади. Они шли по тропе, петляющей в лунном свете, на юг.

Да-да, по самой настоящей тропе. Пусть и звериной. С попадающимися под ноги камнями, но без валунов и скал, через которые непременно нужно карабкаться, сдирая ногти, рассаживая в кровь колени и руки. Три пальца уже перевязаны, и один из них все время неприятно дергает. Пока усталость заглушает боль, но Кондратьев прекрасно отдавал себе отчет в том, что это только до поры, и он еще взвоет белугой. Увы и ах, но, неоднократно призывая страдальцев к терпению, сам он обладал низким болевым порогом.

И все же Клим с маниакальным упорством продолжал идти вперед. На заплетающихся ногах, спотыкаясь и едва не падая, он ни разу не попросил об остановке. Привалы конечно же случались, и каждый раз именно из-за него. Но он не был в состоянии это осознать.

И все же, несмотря ни на что, они догоняли беглецов. Едва вышли на нормальную тропу, как Фикаду уверенно заявил, что отрыв составляет не больше пары часов. А еще охотник утверждал, что беглецы где-то неподалеку встали на ночевку. Мулы столь же сильны и выносливы, как и ослы. Но в той же мере обладают и ослиным упрямством. И вредный характер тут вовсе ни при чем. Если лошадь готова на самопожертвование и отдается на службе человеку без остатка, то никто и никогда не слышал о загнанном осле. Он никогда не станет надрываться в попытке справиться с непосильной ношей. А будет стоять как вкопанный, пока нерадивый хозяин не перестанет над ним издеваться.

Груженые мулы шли всю ночь и весь день. Фикаду предположил, что их не стали нагружать чрезмерно. Иначе бы они попросту не проделали столь дальнего перехода. А беглецы успели преодолеть по горам не меньше тридцати километров. Весьма недурной показатель. Но у всего есть предел. У выносливости мулов в том числе. И эту ночь они должны были отвести отдыху.

Проводник предпочел не двигаться дальше торным путем, а продолжать придерживаться звериных троп вдоль гребня. Путь несколько труднее, зато безопасней. И обзор куда лучше. А значит, и беглецов они смогут приметить раньше.

Признаться, Клим был удивлен тем фактом, что им не попались следы разведчиков. Пусть отрыв от команды Кондратьева у них был невелик. Но ведь они должны были двигаться более или менее удобной тропой. Разведчики – люди закаленные. Сам Григорий также не пренебрегал физической подготовкой. Они были просто обязаны уже преодолеть эти три десятка километров. На крайний случай, у них имелись некие пилюли, которые пусть и отравляли организм, но многократно усиливали выносливость. Однако Фикаду уверенно утверждал, что, кроме беглецов, здесь никто не проходил…

Ну что сказать. Охотник оказался совершенно прав. На стоянку предателей они вышли в коротких предрассветных сумерках. С расстояния в полкилометра Клим сумел рассмотреть все в деталях. Четверо европейцев, один из которых дремал в карауле. Проводник-эфиоп, укутавшийся в верблюжье одеяло. И связанная девушка в военной форме.

Никаких сомнений, это была Мария. Клим узнал бы ее даже в куда более худших условиях. И первое, что он сделал, это осмотрел ее настолько внимательно, насколько только возможно при таком расстоянии и освещении. Одежда на ней вроде была в порядке. Ну, насколько это возможно при подобном путешествии. Во всяком случае, с большей долей уверенности можно было сказать, что насилия над девушкой не было.

Едва закончив изучать ее облик, Клим чуть не сорвался с места. Но был остановлен Тарику. Ни к чему хорошему подобная поспешность не приведет. И Клим был вынужден с ним согласиться. Оставив здесь все лишнее и взяв с собой только оружие, они двинулись вниз по склону. Шли с максимальной осторожностью, используя любые укрытия, будь то валун, куст или промоина.

Фикаду же заявил, что он свою работу выполнил. Помахал им ручкой и бесшумной тенью скользнул подальше от места, где вот-вот начнут грохотать выстрелы. Конечно, его тревожила судьба проводника-односельчанина. Но не настолько, чтобы рисковать самому. Тот не был ему родственником. А потому пускай сам выкручивается из трудного положения.

Как ни странно, они сумели остаться незамеченными, пока не приблизились на расстояние в две сотни метров. Впрочем, чему удивляться, если караульный беззастенчиво дрых. Его разбудил только звонок походного будильника.

Впрочем, мужчина быстро взбодрился и, выключив будильник, во всеуслышание возвестил о том, что соням пора просыпаться. При ближайшем рассмотрении через все тот же монокль им оказался капитан по имени Игнасио, что сопровождал Хуана Переса в ресторане. Впрочем, оставшиеся двое были из той же компании, но имен их Клим не знал.

– Нападем, когда они пойдут, – высказал свое предложение Тарику, кивая в сторону тропы.

От промоины, в которой они засели, получается не дальше пятидесяти метров. Вполне приемлемая дистанция, даже для его маузера, к которому Клим уже успел прикрепить кобуру-приклад. Вообще-то его буквально трясло от нетерпения и клокотавшего в нем бешенства. Но с внезапной атакой не заладилось, а нападать сейчас – большой риск для пленницы. Поэтому он был вынужден согласиться с предложением санитара.

Впрочем, вскоре все его благоразумие как ветром сдуло. Похоже, вчерашний переход был достаточно утомительным. И именно поэтому девушку никто не трогал. А вот сейчас, выспавшись и взбодрившись после утреннего туалета, Перес почувствовал, как взыграла его гнилая сущность. Там, в ресторане, это было вызвано парами алкоголя. Здесь – ощущением власти и вседозволенности.

Не желая доставлять удовольствия насильникам и сознавая всю бесполезность криков, Мария сопротивлялась молча. Но отчаянно или даже остервенело. Чересчур самоуверенный Перес испытал это на собственной шкуре. Мелкие зубки девушки впились в его руку, вырвав из насильника болезненный крик. Игнасио, надавив пальцами с двух сторон под основание челюсти девушки, помог высвободиться товарищу.

Все это Клим наблюдал уже на бегу. Он несся во весь опор, не чувствуя ни усталости, ни каменистого склона под ногами. О каком благоразумии и холодном расчете может идти речь, когда Мария в опасности? Этот сугубо мирный человек сейчас хотел только одного – рвать на части тех, кто посмел поднять на нее руку. И если придется, то зубами.

Один из предателей заметил опасность и поспешил предупредить товарищей. Он метнулся было к своему автомату, но, под звук винтовочного выстрела крутанувшись волчком, повалился в пыль. Следом грохнули еще два карабина. Правда, менее удачно. Одна пуля взбила фонтанчик земли. Вторая – облачко пыли и каменной крошки из валуна. Трое же бандитов порскнули в стороны.

Клим вскинул маузер одной рукой и, игнорируя приклад, начал палить в сторону Переса. Трудно в это поверить, но первая же пуля ударила того в грудь. Комендант как подрубленный рухнул на колени и медленно завалился на спину. Кондратьев же продолжал палить. Но чуда больше не случилось, поэтому оставшиеся девять пуль улетели в белый свет, как в копейку.

Выстрелы троих эфиопов также не достигли целей. Мулы подняли дикий ор, но, будучи стреноженными, не могли податься в бега. Оба оставшихся предателя сумели все же добраться до своих автоматов. И именно в этот момент Клим вбежал на небольшую площадку, облюбованную беглецами для стоянки.

Разряженный маузер полетел в голову одному из них. И удивительное дело, тяжелый пистолет попал ему точно в лоб. Словно разъяренный тигр, Клим навалился на оставшегося Игнасио. Н-да. Ну как навалился. Кхм. Скорее налетел. И с тигром как-то не задалось. От неожиданности и необходимости устоять на ногах капитан все же выронил автомат. Но массы доктора оказалось явно недостаточно, чтобы сбить его с ног. Драться же Кондратьев попросту не умел.

Однако когда Клим поймал кулак в душу и, скрутившись рогаликом, упал к ногам своего противника, сам испанец, лихо мотнув головой, отлетел в сторону. Ну а разогнавшийся Тарику, походя нокаутировавший капитана, не сумев остановиться, со всего маху влетел в мулов. Опрокинул парочку из них и, дико взвыв, приземлился на пятую точку. Все же бежать во весь опор под горку – это что-то. А уж когда от души прикладываешься задницей, и вовсе мало с чем сравнимое ощущение.

Болезненно и шумно дыша, роняя тягучую слюну, Клим встал на четвереньки. И тут же его вырвало желчью. Все съеденное до этого уже давно сгорело, будто в топке. Так что желудок был пуст. Но тем не менее ему немного полегчало. Настолько, что Кондратьев начал более или менее соображать. Быстро перебирая ногами и руками, он на четвереньках добрался до своего пистолета.

Схватив оружие, опустился на пятую точку и, как это ни удивительно, довольно сноровисто заменил магазин. Передернул затвор и тут же выстрелил в голову оглушенному им беглецу. Экспансивная пуля сделала свое дело, разнеся череп как переспелый арбуз.

Постанывая и кряхтя, поднялся на ноги и, словно пьяный, приблизился к приходящему в себя Игнасио. Ни капли сомнений. Просто навел тяжелое оружие и выстрелил. Правда, испанец в этот момент пошевелился, поэтому пуля лишь порвала ему ухо. Капитан вскрикнул и, стремительно приходя в себя, попытался что-либо предпринять. Но вторая пуля, прилетевшая ему в грудь, отбросила его на спину. Третья разнесла голову.

Кондратьев навел маузер на сжавшегося в позу эмбриона проводника бандитов. Оружия у того вроде как нет. Но мало ли.

– Нет, Клим! – вдруг выкрикнула наконец обретшая дар речи девушка.

Услышал. Отвел ствол в сторону. Посмотрел на нее с виноватой улыбкой.

– Я сейчас, Мария Геннадьевна, – пролепетал он одними губами, разворачиваясь к остальным противникам.

Хуан в добавке не нуждался. Он лежал на спине, устремив остекленевший взгляд в уже посветлевшее, ясное африканское небо. Труп. Имеющий многолетнюю практику хирурга, и военного в том числе, это Клим определил сразу.

Четвертый также не подавал признаков жизни. Однако Кондратьев предпочел убедиться в его гибели. Подошел к нему и устало перевернул на спину. Все тот же мертвый, остекленевший взгляд. Готов.

Пистолет на предохранитель. Отсоединить приклад. Убрать оружие в кобуру и повесить ту на пояс, за зажим. Это он подсмотрел у Григория. Так много удобней получается. Все. Теперь нужно помочь Марии.

Достав перочинный ножик, он на удивление твердой рукой полоснул по путам на заведенных за спину руках. Хирург, что тут еще скажешь. Состояние – краше в гроб кладут. Но как только нужно что-нибудь резать, так никаких проблем. И без разницы чем – скальпелем или ножом.

– Господи, Клим, ты как здесь? – едва освободившись, вместо того чтобы растереть запястья, она тут же сжала ладонями его виски.

– Извините, Мария Геннадьевна, за то, что опоздал. Я торопился как только мог, – с искренне виноватым видом пролепетал он.

– Боже, Клим. Я уж и не чаяла.

Марию всегда отличал волевой и решительный характер. Вот и сейчас, обежав быстрым взглядом его изможденную фигуру, изодранную одежду, перебинтованные руки, усталый, горячечный и виноватый взор, она притянула его к себе и впилась в губы жадным, жарким поцелуем.