На следующий день мы вместе с его музыкантами сели в один плацкартный вагон и понеслись в столицу. Рано утром ребята выступали на радио, и я за компанию провела вместе с ними весь день. Офис радио находился на самом верхнем этаже прозрачного здания, и пока мальчишки, надев наушники, пели в микрофоны на всю страну, я с чашкой кофе в руке вглядывалась в утренний Киев через стеклянную стену и думала о красоте моей непредсказуемой жизни. Днем у них была фотосессия, на которой я перемерила весь реквизит, а вечером они выступали в одном из местных клубов, хозяева которого от души нас кормили и угощали меня как подругу музыкантов коктейлями. Ребята посвящали мне со сцены песни, и я чувствовала себя невероятно особенной.

Пока меня угощали, я засмотрелась на бармена.

– Тут бармен с глазами Димы, – печатаю я Нате. – Я их с другого конца заведения увидела. Теперь не могу перестать пялиться. Прямо Димины глаза.

Как только я отправила это сообщение, мне написала какая-то «Ирка Селезнева», и я на секунду подумала, что это жена Димы Селезнева, моего мужа, с которого начиналась эта книга. Потом вспомнила, что она в контакте записана как «Натуська Селезнева». Недалеко ушла. Ох уж эта переделка имени. Представляешь, я была бы «Дашуська Пахтусова»?

Дима давно отказался от всех социальных сетей и вместе с женой переехал в какое-то православное экопоселение, где жили отказавшиеся от благ цивилизации религиозные и довольно странные люди, и потому я иногда заходила на страницу его жены, чтобы узнать, что он жив. На профильной фотографии она стояла беременная. И комментарий: «Поздравляю с дочкой». Он теперь папа. В моей голове прокручивается момент, как мы на крыше кольцами менялись и голубей пускали вверх. До этой минуты маленькая семнадцатилетняя я, насмотревшаяся «Дневник памяти», где-то на подсознании продолжала думать, что, может быть, когда-нибудь мы снова будем вместе. Я поняла, как сильно держалась за эту ниточку, лишь тогда, когда узнала, что она перерезана.

Помню, как осела в туалете и говорила по телефону с Натой, точнее, просто шевелила губами…

Настал день встречи. За час до нее я спала на лавке в парке в чужой одежде, и вот щелчок – и люди снова сидят в длинных рядах и смотрят видео, где я такая «крутая» пляшу по всему миру. А я стою за их спинами и думаю, какая же это все дичь.

Одна девочка из Донбасса на встрече в Киеве спросила меня: «Даша, а тебе бывает грустно?» Смешно. За два дня до этого я встретилась со знакомым, мы не виделись почти год. Я так вынесла его своими «я бы вышла в окно, но знаю, что на этом ничего не закончится» речами, что он даже не знал, о чем со мной дальше разговаривать. Только больше травы поверх табака в самокрутку сыпать стал. Что мне сказать этой девочке с горящими глазами? Бывает ли мне грустно?