Во вторник 12 декабря 2017 года я сидела за своим столом в «Эйзенхауэр Икзекьютив Офис Билдинг» (ЭИОБ) в комплексе зданий Белого дома, когда с озадаченным видом вошла моя помощница Алекса Пёрсли.

— Я только что получила электронное сообщение от исполнительного помощника генерала Келли, — сказала она. — Он хочет встретиться с Вами в пять в Ситуационном центре.

— Да ладно, — ответила я. С момента, как генерал Джон Келли стал в конце июля руководителем аппарата, сменив Райнса Прибуса, он редко находил для меня пару минут. А теперь, неожиданно, он хочет встретиться? Это было в высшей степени необычно, чтобы позвали в Ситуационный центр в Западном крыле — где бывший президент Барак Обама разрабатывал стратегию убийства Усамы бен Ладена; где Президент Дональд Трамп планировал атаку на Сирию, чтобы отомстить за применение ими химического оружия; где у каждого президента, начиная с Джона Ф. Кеннеди, были совершенно секретные разговоры с мировыми лидерами. Почему Келли не хочет встретиться в своём кабинете?

В надлежащее время мы с Алексой вошли в Ситуационный центр. Мы сели за большим столом в зале заседаний. Следом прибыли несколько юристов Белого дома, включая Уттама Диллона, заместителя советника президента, и Стефана Пассантино, заместителя советника Белого дома, отвечающего за соблюдение этических норм. Наконец, вошёл генерал Келли.

Бесцеремонный человек, Келли взглянул на Алексу и спросил: «Ты кто?»

Она ответила: «Помощница Омаросы».

Он сказал: «Можешь оставить нас?»

Алекса собрала свои вещи и вышла.

Генерал Келли сел и сказал: «Мы собираемся поговорить с тобой об уходе из Белого дома. Мне стало известно, что с тобой связаны существенные проблемы с порядочностью. Вопросы порядочности очень серьёзны. Если бы речь шла о военных, то это был бы достаточно высокий уровень ответственности, означающий военный трибунал. Мы не предлагаем никаких юридических действий. Это довольно серьёзный проступок. Я бы хотел, чтобы это был дружеский уход. Есть довольно важные юридические вопросы, из-за которых, мы надеемся, всё для тебя не кончится плохо. Если мы сделаем это дружеским уходом, ты можешь рассматривать своё время здесь в Белом доме как год службы стране. Ты сможешь двигаться дальше без каких-либо проблем в будущем для своей репутации. Но очень важно, чтобы ты понимала, что есть серьёзные правовые аспекты, которые были нарушены, и ты открыта для некоторых юридических действий, которые, как надеемся, мы сможем контролировать».

Я спросила, знает ли об этом президент.

— Это не обсуждается.

— Я бы хотела иметь возможность понять, — сказала я.

— Есть серьёзные нарушения норм порядочности, — ответил он.

— Персонал работает на меня, а не на президента. Так что после твоего ухода я его проинформирую. С этим я позволю тебе уйти.

Я быстро связала все звенья цепи.

Это касалось записи со словом на букву «н».

* * *

Впервые я услышала о записи со словом на букву «н» во время кампании. На следующий день после того, как всплыла печально известная запись «Доступ в Голливуд», бывший продюсер «Ученика» по имени Билл Пруитт написал дразнящий твит, что «есть намного худшие» сделанные на площадке записи Дональда Трампа; в октябре 2017 года Пруитт рассказал Национальному Общественному Радио о записях, в которых содержатся непостижимо уничижительные слова в отношении афро-американцев, евреев, и всех вышеупомянутых. В то время Пруитт обращался к некоторым людям из мира Трампа, включая Линн Паттон, на тот момент давнишнюю персональную помощницу Эрика Трампа, руководившего программами Министерства жилищного строительства и городского развития в Нью-Йорке и Нью-Джерси, чтобы попытаться повысить уровень осведомлённости о данной записи. Джейсон Миллер, директор кампании по связям с общественностью, также получил звонок с предупреждением, что вот-вот будет опубликована запись со словом на букву «н». На четырёхсторонней конференцсвязи между Джейсоном, Линн, пресс-секретарём Катриной Пиерсон и мной обсуждалось, возможно ли, чтобы Трамп в самом деле произносил подобные вещи, и, если так, то как к этому отнесутся. Но та запись так и не всплыла. Я должна была предположить, что что-то или кто-то предотвратил это. Мы прошли через выборы, и так и не услышали больше ни намёка на неё.

До сих пор.

Спекуляции на тему записи со словом на букву «н» разгорелись с новой силой, и я была полна решимости докопаться до истины. Когда я год назад впервые услышала о возможности существования записи, на которой Трамп использует слово на букву «н», я крайне сомневалась в её существовании. Моей первой мыслью было защитить кандидата от чего-то ложного. Но весь прошедший с тех пор год мои мысли крутились вокруг человека, которого я почти пятнадцать лет называла своим другом. Всё это время я была ему верна, но если бы у меня были малейшие доказательства реальности этой плёнки, я бы упаковала свой кабинет и немедленно подала заявление об отставке.

Я была одной ногой за дверью после неправильных действий во время марша «Объединённых правых» в Шарлотсвилле, штат Вирджиния, в августе 2017 года. А в октябре был равнодушный звонок Трампа с соболезнованиями вдове убитого в Нигере военнослужащего специальных сил, за которым последовали расистские нападки Трампа и Келли на представителя Фредерику Уилсон, слышавшую звонок и рассказавшую о нём прессе. Одобрение Трампом кандидата в Сенат от Алабамы Роя Мура, человека, которого обвиняли в сексуальных домогательствах множество женщин, лишь подлило масла в огонь.

Запись со словом на букву «н» стала бы для меня последней «последней каплей». С таким количеством спекуляций я должна была предположить, что её опубликование неизбежно, а я не хотела сидеть на Пенсильвания-авеню 1600, если и когда всплывёт эта история, и по всем новостным каналам будут неделями неоднократно транслироваться попытки Трампа защитить использование им того слова.

Я сообщила Хоуп Хикс, тогдашней директору по связям с общественностью Белого дома, что слухи о записи со словом на букву «н» набирают обороты. Само её существование непосредственно относилось к моей компетенции, поскольку она касалась расовых отношений. Перед одним из наших ежедневных информационных совещаний я отправила электронное письмо, что со мной связался источник из времён «Ученика» и заявил, что обладает этой записью.

К тому времени три источника в трёх разных разговорах описали содержание этой записи. Все они сказали мне, что Президент Трамп не просто бросил бомбу в виде единственного слова на букву «н». Вне кадра он много раз произносил его на всём протяжении съёмок шоу, особенно во время первого сезона «Ученика».

Я появилась в первом сезоне. Я была единственной афроамериканкой, а Квэйм Джексон был единственным чернокожим мужчиной из шестнадцати участников. Мне было интересно, если Трамп столь часто использовал слово на букву «н» во время того сезона шоу, он кого-то из нас имел в виду, меня или Квэйма? Я бы выглядела самой умственной отсталой из ныне живущих, поддерживая человека, использовавшего то слово. А если он использовал его по отношению ко мне, подобное предательство стало бы опустошительным. Я знала его с первого дня съёмок «Ученика» в сентябре 2003 года, и с тех пор мы сблизились. Если он изрыгал то ненавистное слово в отношении меня или кого-то ещё, я должна была знать.

— Я должна прослушать её ради себя самой, — сказала я Хоуп.

«Какой план?» — Спросила она. — «Что собираешься делать?». После той встречи она была нетерпелива, и часто интересовалась моим прогрессом по этому вопросу.

Подозреваю, вот что произошло: Хоуп Хикс рассказала Джону Келли, что я была так близка к тому, чтобы заполучить эту запись. Как широко сообщалось, он с самого первого дня умирал от желания избавиться от меня. Теперь у него был повод. Я не была уверена, как он это обоснует, но была уверена, что всё это вело к той записи.

В Ситуационном центре, когда Келли вышел, я повернулась к юристам, умиравшим от желания услышать, в чём заключались мои существенные нарушения. Один из них сказал: «Мы выяснили, что Вы злоупотребляли служебным автомобилем.

— Служебным автомобилем? — Как полномочное должностное лицо я для официальных дел использовала служебный автомобиль. Кроме того, я жила в Пенн Квортер, который расположен в десяти-пятнадцати минутах ходьбы от моего офиса. В основном я практически каждый день пользовалась «Убером» или передвигалась пешком между домом и работой — и у меня были подтверждающие это ежедневные отчёты из «Убер» и «Фитбит».

— Мы знаем, что Вы в личных целях брали служебный автомобиль на игру «Вашингтон Нэшионалс», — сказал выглядевший самодовольно, словно арестовал меня, один из юристов.

— Какого числа это было?

— Пятнадцатого июня, — ответил он.

Я проверила свой календарь. «Это был бейсбольный матч между членами Конгресса. Несомненно, это было официальное задание». Эта игра являлась ежегодным благотворительным мероприятием, особенно важным в тот год, потому что накануне во время тренировки секретарь большинства Конгресса Стив Скэлис вместе с тремя другими людьми был ранен душевнобольным, и мы хотели в честь него выйти и продемонстрировать единство между партиями. Половина Белого дома отправилась туда на правительственных автомобилях! Келлиэнн Конуэй, Стив Мнучин, Гэри Кон и Иванка Трамп со своими детьми тоже были там. Я не бывала на играх «Нэшионалс» с тех пор, как вернулась в Вашингтон, и единственный раз, когда я отправилась в Нэшионалс Парк, это в тот день.

Юристы Белого дома беспомощно переглядывались, словно «Три балбеса».

— Впервые слышу об этом. — Это просто не имело смысла. Я не получала предупреждения или уведомления. За всё своё пребывание в Белом доме Трампа я никогда не слышала, чтобы кому-то предъявляли претензии по поводу поездок на служебных автомобилях, и уж точно не в Ситуационном центре с руководителем аппарата!

— У меня есть рабочий перечень всех случаев, когда я пользовалась служебным автомобилем для официальных заданий; я могу дать его вам, и мы можем сравнить записи, — сказала я. Вам лучше поверить, что я тщательно всё фиксирую. Как единственный старший сотрудник-афроамериканец, я расставляю все точки над «ё» и чёрточки над «й». Я недоверчиво покачала головой, подумав: «Это не может быть единственным, что вы смогли придумать, чтобы оправдать избавление от меня».

Но больше у них ничего не было! Мы ходили взад-вперёд. Они продолжали твердить что-то вроде: «Мы знаем о неких серьёзных нарушениях!»

— Просто расскажите мне, в чём они заключаются!

— Ну, Ваш муж ехал с Вами в том автомобиле.

— Нам дозволяется брать в автомобиль супруга, если мы направляемся на одно и то же официальное мероприятие. — Руководящие принципы были чёткими; я знала их наизусть. В конце концов, это был мой второй срок службы в Белом доме. Я год проработала в офисе Ала Гора, когда тот был вице-президентом, а затем в президентском отделе кадров Билла Клинтона во время последнего года его президентства.

Стефан пожал плечами и одарил меня взглядом, а затем сказал: «Да, мы просто хватаемся за соломинку».

Они действительно преследовали меня за полностью законную поездку на автомобиле? Заметьте, пользование министром Стивеном Мнучином частными самолётами — в размере практически одного миллиона долларов денег налогоплательщиков — просто получило «о’кей» от главного инспектора Министерства финансов. Скотт Пруитт, глава Агентства по охране окружающей среды (EPA) потратил больше трёх миллионов долларов на охрану из девятнадцати человек, и он всё ещё на своём посту. Спустя несколько месяцев после моего ухода Бен Карсон удержался на работе, после того как заказал столовый сервиз за 31’000$.

— На таких же мероприятиях я вижу длинную очередь из официальных автомобилей назначенцев Белого дома, и я нарушаю, больше никто? Вот почему я сохраняла записи о каждой поездке и встрече, а также просила дать руководящие указания по поездке. Я хочу пройтись по ним, одна за другой. Я веду подробные отчёты. Я полностью готова к этому. Я подготовилась.

— Мы не будем проходиться по ним одна за другой, — сказал Уттам Диллон, тот самый юрист, который, как сообщается, ввёл в заблуждение Трампа по поводу возможности увольнения директора ФБР Джеймса Коми. — Это не тот бой, который можно выиграть.

Я вспылила. «Меня ложно обвиняют», — сказала я.

— Эта дискуссия окончена. Давайте, позовём отдел кадров, — сказал Диллон.

Ирен Порада, двадцать лет проработавшая в отделе кадров Белого дома, протянула мне воды и сказала: «Я знаю, это плохой день».

Мы обсудили мой уход, и мне пришлось договариваться об условиях, на которых я собираюсь покинуть Белый дом. В итоге они сказали, что я должна подать в отставку немедленно, но мне будут платить по 20 января. Они настаивали на том, чтобы упаковать вещи из моего кабинета и прислать мне содержимое, но здесь я отстояла свою позицию. Я попросила, чтобы немедленно сделали заявление от лица президента. Я спросила, что будет с моей помощницей. Они сказали, что получат ответы на все эти вопросы.

Всё, что их заботило, это тихий спокойный уход, чтобы они могли «контролировать сообщения в СМИ» по поводу него, словно не существовало социальных сетей, словно люди не станут мусолить его по каждому новостному каналу целыми днями, а то и неделями.

Да они бредили.

Я астматик, и начала чувствовать тяжесть в груди. Мне нужно было успокоиться, иначе у меня мог случиться полноценный приступ астмы. Я спросила, могу ли я сходить за своей сумочкой, в которой припрятала свой ингалятор, но они не позволили мне покинуть комнату. Я спросила, почему мне не разрешают выйти, а они ответили, что такой формат встречи выбрал Келли. Они разрешили моей помощнице, сидевшей снаружи, сходить за моей сумочкой. Стрессовые ситуации, а это, определённо, была одна из них, провоцировали мою астму. Я снова спросила, можно ли мне покинуть комнату или поговорить со своим мужем, и они ответили отказом. Меня против моей воли удерживали в защищённой комнате, охраняемой людьми с оружием.

Ирен сказала мне, что за всю свою карьеру в отделе кадров Белого дома ни разу не бывала в Ситуационном центре, и уж конечно никогда не способствовала прекращению службы.

Спустя немало времени, они позволили мне уйти, и согласились дать мне забрать некоторые вещи из своего кабинета, но лишь после того, как убедятся, что путь в мой офис в ЭИОБ свободен, чтобы люди не увидели, что происходит. Все уже отправились на рождественскую вечеринку в Западном крыле, и они знали, что так и будет.

Я встала на удивительно твёрдых ногах и направилась прямиком обратно в свой кабинет, Стефан и Ирен тащились за мной.

Единственными, кто попался на глаза, были мой муж Джон, пришедший сопроводить меня на рождественскую вечеринку, Алекса и мой практикант Декстер Тейлор. Как только я увидела своего мужа, то быстро рассказала ему, что произошло.

Он сказал: «Дорогая, ты выглядишь неважно».

Стефан и Ирен стояли у меня за спиной.

Я сказала: «Давай, соберём мои вещи и уйдём. Мы можем поговорить дома».

Он кивнул, мгновенно оценив ситуацию и моё настроение.

Мы быстро собрали мой портфель, моё пальто и пару коробок личных вещей. Ирен попросила меня передать ей мой бейдж и лэптоп. Джон, Алекса и Декстер погрузили коробки во внедорожник Алексы, и мы покинули здание.

* * *

В вечер моего ухода мы поехали из Белого дома прямо ко мне домой. Мы с мужем выгрузили вещи из внедорожника Алексы. Она дрожала, и явно была расстроена из-за ситуации. Я сказала ей, что мы поговорим на следующий день, и не волноваться, всё прояснится, как только я поговорю с президентом. Джон спросил меня, не следует ли ему отменить наши планы на ужин на этот вечер. У нас были друзья из Джексонвиля, которых я пригласила на рождественскую вечеринку в Белом доме тем вечером, и мы согласились, что нам следует отправиться с ними поужинать. Теперь, когда я восстановила контроль над дыханием, мы отправились на встречу с друзьями. За ужином они спросили, почему я пропустила вечеринку. Я ответила им, что застряла на работе. У меня кружилась голова, и мы рано ушли.

Моя преобладающая эмоция? Облегчение. Меня не было. Больше не нужно изо дня в день вести тяжёлую борьбу. Больше не нужно стараться минимизировать ущерб от твитов. Больше никакой преследующей меня каждый день записи со словом на букву «н».

Я предполагала, что Белый дом утром выпустит заявление, в котором поблагодарит меня за службу и всё такое, и дело с концом. Я, конечно, была не первой, кто ушёл, и надеялась, что заявлению не придадут большого значения.

«Омароса Мэниголт-Ньюман вчера подала в отставку, чтобы заняться другой работой», — на следующий день с трибуны в комнате для брифингов прессы объявила пресс-секретарь Белого дома Сара Хакаби Сандерс. — «Мы желаем ей всего наилучшего в будущих начинаниях и благодарим за службу».

В точности, как я и ожидала.

Чего я не ожидала: в считанные часы, в соцсетях появился полностью сфабрикованный и преувеличенный абсурдный рассказ о моём уходе. Вскоре его начали подхватывать новостные издания. Предположительно, мы с Джоном Келли устроили большую стычку на рождественской вечеринке перед лицом шестисот приглашённых гостей, и он кричал: «Ты уволена!». По-видимому, я полностью потеряла самообладание; я швырялась непристойностями; пыталась пробиться мимо службы безопасности, чтобы попасть в резиденцию, тем самым подняв тревогу; и Секретной службе пришлось физически меня оттаскивать, пока я кричала, что хочу поговорить с Дональдом.

Я и представить не могла, что этот нелепый рассказ — простая сплетня — будет так раздут. Он целыми днями преобладал в новостном цикле.

Продюсер ABC сказала мне прямо в лицо, что у неё есть множество источников, подтверждающих нервный срыв на рождественской вечеринке. И ещё … что, никто из присутствующих не сделал фото? Я пятнадцать лет не появлялась на мероприятиях без того, чтобы кто-нибудь не делал мои фотографии. Тысячи фото и видео с этого мероприятия были размещены в соцсетях и новостных изданиях, но ни единого со мной, переворачивающей столы и выкрикивающей проклятия? Кто-нибудь уже бы написал твит. Видео или фото уже бы стоили серьёзных денег. Но их не существовало. Этого не было. Меня там не было.

Весь день я писала Хоуп Хикс и Саре Хакаби Сандерс, вопрошая: «Где заявление?». Когда они собираются сказать, что случилось на самом деле?

13 декабря в 3:08 Секретная служба написала правду в твите. Этого. Не. Было. «Сообщение о том, что персонал Секретной службы силой вытащил Омаросу Мэниголт-Ньюман из комплекса БелогоДома — ложное». Последовавший четырьмя часами позже твит гласил: «Секретная служба не участвовала в процедуре прекращения службы миссис Мэниголт-Ньюман и не сопровождала её из комплекса. Наше участие заключалось лишь в деактивации индивидуального пропуска, обеспечивавшего доступ в комплекс».

Я бесконечно благодарна, что Секретная служба прикрыла меня. Слава Богу, они выпустили то заявление, потому что всё становилось безумным!

Президент, он же Пальцы в Твиттере, написал твит лишь почти через час после Секретной службы, и спустя практически целый день после моей встречи с Келли. В 3:58 он разместил: «Спасибо, Омароса, за службу! Желаю тебе дальнейших успехов».

Твит был слабым. Когда пару дней спустя пресса выкрикнула ему вопрос обо мне, он ответил: «Мне нравится Омароса». Расплывчато. Слабая похвала. Он вообще меня не защищал. После четырнадцати лет, это было лучшее, что он смог для меня сделать?

Откуда взялась эта истеричная бредовая история? Кто-то должен был запустить эту выдумку.

Подозреваю, она исходила из офиса руководителя аппарата. Он угрожал мне в Ситуационном центре, что всё может плохо кончиться, и могут возникнуть «проблемы» для моей репутации, они и появились. Это бы объяснило тайную встречу, так, чтобы больше никто не увидел, как всё было на самом деле. В их стараниях дискредитировать, отвлекать и отрицать — их обычная схема поведения — у них был дополнительный бонус заставить меня выглядеть безумной, чтобы отпугнуть анонимный источник записи со словом на букву «н».

Генерал Келли пытался уничтожить моего персонажа. Я спросила себя: «Зачем?». Учитывая обстоятельства и время, я должна была посчитать, что целью было не дать мне заполучить запись со словом на букву «н», которая, по логике, теперь я была уверена, что существует.

Пока всё это происходило, я звонила своим источникам по поводу записи, и не смогла связаться ни с одним из них. Как только эта выдумка попала в новости, все следы остыли. Превратились в лёд.

Я попыталась внести ясность в этот вопрос утром в четверг на «Доброе утро, Америка». У нас с Майклом Стрейхэном состоялся очень вежливый разговор. Я доказала свою правоту, спросив, почему нет фотографий того, как меня выволакивали, и обсудив абсурдность того, чтобы разъярённая женщина ломилась в резиденцию самого защищённого здания в мире. Майкл напомнил, как я однажды высказалась о причине, по которой работала в Белом доме Трампа: «Если вы не за столом, то вы в меню». Затем он спросил меня, где я теперь, когда больше не за столом.

Учитывая происходящее, я бы сказала, что моё место на тарелке было довольно очевидным. Я не могла высказываться против Белого дома, пока всё ещё была у него на зарплате, поэтому намеренно расплывчато говорила о том, что произошло, и не поделилась добровольно новой информацией.

В ту субботу Лесли Джонс изобразил меня в «Субботним вечером в прямом эфире», стоящей у стен Белого дома и кричащей Алеку Болдуину в роли Трампа, чтобы тот позволил мне вернуться. Повествование о слепой поклоннице Трампа было хорошо для смеха, но не могло быть ещё дальше от истины.

* * *

После ухода из Белого дома я получила много предложений, но выбрала "Большой брат со звёздами", так как это всегда было одно из моих любимых шоу, оно стартовало прямо сейчас, и я знала, что буду в центре внимания. Я подумала, что если кто-то станет угрожать причинить мне боль, мир это увидит. Плохое с тобой может случиться в тени, в темноте, особенно когда тебе угрожает одна из наиболее грозных фигур в правительстве США. Но в «Большом брате» я три раза в неделю буду на реалити-шоу. Двадцать четыре часа прямого эфира. Всё, что они попытались бы сделать, было бы вынесено на суд общественного мнения.

Во время шоу я сказала кое-что нелестное для президента.

На следующий день после выхода в эфир этого эпизода заместитель пресс-секретаря Радж Шах встал и опроверг то, что ранее с трибуны сказала Сара Сандерс: «Омаросу три раза увольняли с «Ученика», и это четвёртый раз, когда мы её отпустили. Во время пребывания здесь, у неё был ограниченный контакт с президентом; а сейчас у неё нет контакта».

Так что это такое? Я подала в отставку, или была уволена? Я пользовалась привилегией прямого доступа и проводила с президентом слишком много времени (преобладающая жалоба остальных советников первые шесть месяцев моего пребывания в должности), или же у меня не было доступа, и я совсем никогда не проводила с ним время, вопреки сотням видео и фото наших частых ежедневных встреч в Белом доме?

У этого Белого дома проблема с правдой. Но, по крайней мере, они последовательны — и лишь слишком предсказуемы — в произносимой ими лжи.

Я покинула Белый дом под шквал угроз со стороны персонала Джона Келли. Они обвиняли меня в том, что я взяла из Белого дома свой компьютер. Заметьте, когда Стефан и Ирен следили, как я укладываю вещи, они дали мне контрольный список, который я подписала, касательно всей моей техники и удостоверения личности. Это стандартный протокол при увольнении. Я бы не смогла покинуть комплекс с чем-нибудь из этого.

Моей помощнице Алексе было запрещено общаться со мной, и после моего ухода её фактически отстранили от всех встреч департамента и переписки. Они ежедневно изводили её, пока она несколько месяцев спустя не ушла на новую работу.

В спешке отбытия из Белого дома после встречи с Келли я оставила несколько очень личных вещей: финансовые документы, диск со свидетельством о браке, фотографии, подарки, карточки и, самое главное, диплом. Согласно электронному письму из офиса юрисконсульта Белого дома, если я хотела снова увидеть свои личные вещи, то должна была подписать драконовское соглашение о неразглашении (NDA) о своём времени пребывания в Белом доме.

Я читала, что юрисконсульт Белого дома старался убедить других назначенцев подписать NDA во время и после их пребывания в должности в Белом доме (некоторых заставили), но я отказалась.

На момент написания, генерал Джон Келли всё ещё удерживает в заложниках мои личные вещи на Пенсильвания-авеню 1600 и советует офису юрисконсульта постоянно изводить меня.

Обычный человек сдался бы перед такой тактикой запугивания и под таким давлением, которое они на меня оказывали. Но я не ваш среднестатистический человек. И меня не так легко запугать. Мой предшествующий опыт работы в Белом доме при администрации Клинтона показал мне, что происходит, когда люди злоупотребляют полномочиями, и как это в конечном итоге приводит к их падению.

Тот опыт быть запертой в Ситуационном центре был чрезвычайно травмирующим, но это была не худшая ситуация, с которой я сталкивалась за свою бурную жизнь.

Поверьте, я — идеально приспособлена для выживания.