Глава 35

Он вышел из ратуши на улицу почти счастливый. Солнце заливало большую площадь, а там стояли толпы людей, чего-то ждали. Как он вышел, многие стали его разглядывать. Он оглядел их и крикнул:

– Люди, отчего же вы не работаете?

– Так воскресенье сегодня, – наперебой кричали ему и мужики, и бабы. А дети смеялись его непонятливости.

– Ах, воскресенье, – говорил Волков, садясь на лошадь, – что ж, тогда можно и отдохнуть.

– Эй, рыцарь, а вы кто? – Кричали ему люди.

– Кто я? Спаситель ваш, – говорил он и смеялся.

И люди тоже смеялись. Надсмехались над ним и зло шутили, но он их не слушал. Он не спал всю ночь, он почти ничего не ел. И теперь собирался есть много и с удовольствием, а затем лечь спать.

Так и поехали он и все его люди обратно на постоялый двор. И ехали они гордо. Хоть было и безветренно, но Максимилиан чуть наклонял древко, чтобы все видели штандарт кавалера, запомнили его.

Как доехали, ещё с коня Волков не слез, тут же к нему подошли местные стражники, среди них был знакомый ему сержант Гарденберг, они привели странного мужика, платье его было самое что ни наесть простое. Но руки его были не мужицкие, да ещё и кончики пальцев правой руки черны, что не отмыть. Сам он был рыж, немолод и подслеповато щурился, пытаясь разглядеть кавалера.

– Господин, вот, поймали, бежать хотел, – говорил Гарднеберг, подводя мужика к Волкову. – Думали, может, вам сгодится.

– А кто ж это такой, и зачем он мне? – Волков слез с коня, бросил повод Максимилиану, стал разглядывать мужика пристально.

– Это Секретарь Вилли, он у госпожи Рутт служил. – Сказал сержант.

Больше Волков его не слышал, он внимательно уставился на рыжего мужичка:

– Ну, не врёт сержант? Ты у Рябой Рутт служил?

– Я Вильгельм Филлерман, я служи секретарём у госпожи Рутт. – Говорил мужичок, всё ещё подслеповато жмурясь.

Тихий такой был, спокойный, безобидный.

– Отчего же ты в платье мужицком?

– Думал уехать. – Отвечал Вилли Филлерман.

– Да не получилось, – почти сочувственно произнёс Волков.

– Не получилось.

– В тюрьму его, – сказал кавалер уже без намёка на сочувствие, – держать его крепко, к Рутт его не сажать.

При этом он достал из кошеля два талера и протянул сержанту:

– Молодец, если ещё кого увидишь из разбойниц, из баб, что в приюте были, и всех воров, что с ними промышляли – тоже бери, награда будет.

– Вот спасибо, господин, – радовались стражники, – теперь будем брать их.

Не успел он помыться и сесть за стол, предвкушая обед и завтрак одновременно, как пришёл Брюнхвальд и сказал:

– Добрые люди, которым я писал письмо, пришли. Спрашивают, когда вы изволите принять их?

– Пришли, значит? – Произнёс Волков без тени удовольствия.

– Пришли, я думал, у них один офицер, оказалось, их двое.

Теперь кавалеру они были не нужны, сейчас уже всё решилось. Но отказываться и гнать людей прочь он не мог. Он их звал сюда, и значит, он заплатит им, хоть немного, но заплатит. Тем более, что в покоях его стояло два сундука с серебром.

– Зовите их к столу, Карл, посмотрим, что за люди.

Прижимистый и небогатый Брюнхвальд на фоне этих двух офицеров выглядел герцогом. Гаэтан Бертье был молод, не больше тридцати, невысок, но крепок, волосы до плеч. Если бы не рваная одежда и давно погибшие сапоги, можно было считать его щёголем. А вот Арисбальдусу Ронэ было уже за сорок, спокойный и рассудительный, он носил недорогую и крепкую одежду, дыры на его сапогах были тщательно зашиты, был он выбрит. Волков и сам был в стёганке нараспашку, в старых сапогах. Вот только перстень он надел драгоценный, которым его отравить пытались. Ещё утром надел перед представлением в ратуше. Так и не снял. Он получал удовольствие, когда прибывшие офицеры с интересом разглядывали драгоценность во время рукопожатия.

Ему понравилось в них то, что ни один из них не мнил себя капитаном. Представились оба как ротмистры.

Они говорили с акцентом, но правильно, низко кланялись ему, кавалер отвечал кивком головы, с удовольствием осознавая себя важным человеком. Но потом он снизошёл – жал им руки, приглашал к отличному столу.

Брюнхвальд уже привык к кухне гостиницы, а вот господа офицеры смотрели на богатый стол с удивлением, даже с недоверием, думали, что вряд ли их позовут к нему. Но Волков позвал: быть щедрым вельможей так приятно, да и как он мог поступить иначе, ведь это были люди его мира, братья солдаты. И о чём же могли говорить эти люди, усевшись за стол? Да всё о том же, как и всегда.

– Первый ряд у нас не плох, – говорил Бертье, скромно накладывая себе в тарелку жареную ветчину с горохом. – Двадцать два человека с доспехом на три четверти и ещё десять человек с хорошей половиной доспеха.

– С кольчугами, – добавлял Ронэ.

– Да-да, с кольчугами, – продолжал Бертье. – И все остальные наши люди хороши, без кирас и шлемов нет никого.

– Только арбалетчики и стрелки из аркебуз, – снова вставил Арсибальдус Ронэ.

– А сколько у вас арбалетов, – спрашивал Волков.

– Арбалетов двадцать два, шестнадцать пик и двенадцать крепких алебард. – Говорил Ронэ.

– А аркебуз девять.

– А порох у вас новый или старый?

– Пороха у нас никакого, – вздохнул молодой Бертье.

Волков не стал спрашивать у них, где и с кем они воевали. Если эти господа воевали здесь с еретиками, то, скорее всего, они воевали с ним плечом к плечу. А если они воевали в южных войнах, то, наверное, эти старые солдаты были на стороне короля, и Волков мог видеть их по ту сторону пик и алебард.

Брюнхвальд и сами господа офицеры, видно, тоже это понимали, поэтому речь о том, кто с кем и где воевал, не заходила. За то вино, хорошее вино, они обсуждали рьяно, так же, как и пили его, и вскоре речь за столом стала непринуждённой, товарищеская атмосфера, атмосфера уважающих друг друга профессионалов знающих, людей, знающих своё дело, царила в комнате, и все эти люди Волкову нравились. Это были его люди, его мир. Кавалер чувствовал себя отлично, хоть и не спал уже полтора дня подряд. Они пили, ели и рассказывали друг другу анекдоты про полководцев, у которых служили, забавные случаи с ними. Молодой Бертье оказался смешливым малым с заразительным смехом. Так, что смех то и дело оглашал покои.

И Максимилиан, и Ёган с удивлением смотрели на кавалера. Таким весёлым они его никогда не видели. А Сыч после некоторых раздумий констатировал на малом совещании специалистов по настроению кавалера, что проходило за дверью покоев:

– Ржёт как конь, видать, надрался экселенц.

Ни Ёган, ни Максимилиан с ним спорить не стали, они согласились с выводом Сыча.

Так бы славно всё и шло, не доложи Ёган, что господин барон фон Виттернауф просит его принять. Барон пришёл, и Волков, хоть и без особой радости, но вежливо пригласил барона к столу, тот галантно отказался и просил кавалера выйти с ним на пару слов. Кавалер вздохнул, он знал, что это будут за слова, но вышел. И не ошибся:

– Дело стоит, – тихо говорил барон, – вы извините, кавалер, что отрываю вас от обеда, но дело стоит.

– Хотел бы вам напомнить, – сухо и даже с раздражением отвечал Волков, – что вместо того, что бы искать ваши документы, я всю ночь искал доказательства правоты моих действий.

– Вы справились блестяще!

– За то вы были не на высоте! Мне там, в ратуше, казалось, что вы совсем не на моей стороне. Я выполнял там вашу работу.

– Да-да, так и должно было казаться, но вы всё сделали отлично, и теперь нужно доделать то, из-за чего мы всё это устроили. Ведьма… Рутт, кажется, у вас в руках? Так ведь?

– И Рябая Рутт, и её секретарь в тюрьме, – сказал Волков.

– Значит, нужно их допросить, вы ведь думаете, что документы были у них?

– Думаю, что были.

– Так займитесь этим.

– Займусь, как только высплюсь. – Холодно сказал кавалер.

– Да, конечно-конечно. Отдохните и выясните, где бумаги. Кстати, а что это за люди у вас там?

– Офицеры.

– Это их солдаты во дворе таверны?

– Да, их. И ротмистра Брюнхвальда.

– Знаете, – барон помялся, выбирая слова, – надо бы убрать солдатню со двора, понимаете, тут живут благородные люди и крупные купцы. Обер-прокурор тут живёт, ни к чему здесь вся эта казарма. Распорядитесь убрать их отсюда.

Волков смотрел на него исподлобья.

– Граф был недоволен, его карета въехать не могла, – как бы извиняясь, говорил барон. – Слишком много карет и людей на дворе.

– Я распоряжусь, – обещал кавалер.

Хорошее настроение закончилось. Волков вернулся в свои покои и все это поняли по его лицу. Он заговорил сухо и по-деловому:

– Господа, сейчас я погляжу ваших людей, построите их. Если меня они устроят, я возьму их на полное довольствие, на месяц. Помимо того, выплачу вам месячное содержание – сто талеров. Больше не просите, больше не могу. Воевать, надеюсь, не придётся, будете моей охраной. Если согласны – ротмистр Брюнхвальд составит контракт.

Офицеры переглянулись, конечно, денежное содержание было смехотворным, но, видимо, выбора у них не было.

– А фураж, дрова, постой? Где мы будем стоять? – Уточнил Арсибальдус Ронэ.

– Полное довольствие. – Повторил Волков, ещё раз глянул на их костюмы и добавил. – Включая расходы на новое обмундирование.

Они опять раз переглянулись, повздыхали, и Ронэ сказал:

– Мы согласны.

– Карл, пишите контракт, включите туда добрую обувь и одежду, а вы, господа, пойдёмте, покажите своих людей.

– Да, кавалер, – сказал Карл Брюнхвальд, встал и едва заметно поклонился.

Офицеры тоже встали и вылезали из-за стола.

На дворе гостиницы всех построить было невозможно, строились на улице. Волков оглядел построившихся солдат быстро и сказал Брюнхвальду негромко:

– Карл, купите всем башмаки. Сержантам сапоги, офицерам хорошие сапоги. И одежду. И пусть пьют пиво. Каждый день пусть пьют пиво. Деньги я вам выдам. Двести монет на всё должно хватить.

– Да, кавалер.

– И ещё уберите их отсюда. Своих людей тоже, обер-прокурору не понравилось столько солдат во дворе.

– Я всё сделаю, кавалер, – кивал Брюнхвальд.

Узнав, что им купят обувь и одежду, солдаты прямо на улице стали его славить, немного пугая прохожих и возниц. Волков морщился и махал на солдат рукой, чтобы не орали. Но, конечно, это было приятно.

Хорошо быть богатым и важным вельможей.

Барон, как дурная собака, не отставал от него, так и ходил, так и ходил, то и дело напоминая, что нужно допросить Рутт. На улицу вышел вместе с Волковым, издали смотрел солдат Бертье и Ронэ.

А как они ушли – так снова принялся за своё.

Волков уже злился на него, он и сам собирался ехать в тюрьму, да тут пришёл важный посыльный. Как только кавалер увидел его – сразу понял, что это к нему. Так и было. Посыльный сообщил кавалеру, что господа из совета просят его быть немедля в ратуше для совещания. Барон видел и слышал это. Стал, руки на груди сложил, хмурился. А Волков взял Максимилиана и шесть солдат Брюнхвальда и поехал в совет, на ходу гадая, чего от него хотят советники.

Приехал, его усадили за стол и начали советоваться. Первый раз в жизни он сидел и решал важные вопросы. Господа советники хотели знать, за чей счёт будут содержаться арестованные. Городской совет считал, если это дело Инквизиции, то пусть Инквизиция и платит. Волков объяснял им, что платить за содержание пленников, оплачивать палачей и казни будут светские власти. А вот имущество осуждённых трибуналом заберёт себе Инквизиция. Услыхав такое, советники огорчились, но спорить не стали, начали утверждать содержание для задержанных. И стали изводить Волкова бесконечными вопросами. Для него, человека, который не спал ночь, это было пыткой, но он терпел и битый час говорил с городским советом, слушая бесконечные прения советников.

И так до ужина. Кое-как к вечеру совет утвердил расходы на содержание задержанных, видно, сами советники проголодались. Глава городского совета обещал Волкову, что на утверждение других расходов по делу его обязательно пригласят.

Он поехал в гостиницу, хотел есть и спать, а сам думал, что нужно написать ещё одно письмо святым отцам, снова просить их приехать, а то смешно получалось: он без отцов церкви сам уже почти начал Инквизицию. Так его и самозванцем могли объявить.

Зря он надеялся лечь спать. Барон пришёл к нему и без приглашения сел к столу, когда он ужинал. Сидел молча с немым укором, пил вино. Очень, очень хотел Иероним Фолькоф, рыцарь божий и хранитель веры, послать к дьяволу барона. Барон фон Виттернауф сильно на то напрашивался, но барон, видя, что Волков велел убрать тарелку, заговорил:

– Вижу, друг мой, вижу, что вы уже из сил выбиваетесь. Вижу, что сделали вы очень много, невероятно много, другой бы кто и вполовину не смог бы. – Говорил он горячо, убедительно, недаром дипломатом служил. – Но давайте сделаем последний шаг, сегодня закончим дело, и утром я буду писать герцогу, что дом Ребенрее вне опасности и спаситель его – вы. И заслуживаете самой большой награды.

Ну как тут было устоять. Спасти дом Ребенрее! Большая награда! Не зря дипломат свой хлеб ел. И Волков согласился. И что солдату ночь не спать? Бывало такое не раз, придёт позже и ляжет.