Осень у скульптора
Дмитрию Каминкеру
– Ой, смотрите, камень с крыльями!
– Это гребец. Талисман Озерков. И не крылья это, а вёсла. Хотя… и крылья тоже. Дима говорит, что его «Гребец» – это непонятный человек из непонятных времён непонятно куда гребёт.
– А нам-то куда грести? От «Гребца» в какую сторону?
От «Гребца» направо, налево, по воздуху, по суше и вплавь через лужи.
– Кстати, я не говорила вам, что его родная тётя – Симона Синьоре?
– Какая Симона Синьоре?
– Та самая. Вот тебе и французский шарм!.. А помнишь, как они тут отмечали день рождения Петрова-Водкина и купали красного коня прямо в озере?
– Да они вообще хулиганы. Вся эта Деревня художников. Что хотят, то и творят. И глаз от их творений оторвать невозможно… О, вот и его пенаты, приехали.
Высокий деревянный дом-корабль, сам хозяин похож одновременно на лётчика и на домового. Коричневый комбинезон с кармашками для тесаков, топориков, резиновые сапоги с налипшей деревянной стружкой и тонкая вислоухая серая шапочка, из-за которой он и похож на лётчика.
– Мы к тебе приехали осень посмотреть, а то в городе её нет.
– Ага, ну смотрите – и пошли в дом. Холодно, дом лётчиком топлю.
– Каким лётчиком?!
– Ну вон, смотри, там ещё кусок лётчика остался.
Лётчик – это деревянный эскиз к скульптуре «Авиатор», который стоит в Пулково, встречая и провожая путешествующих. Авиатор вечен, а деревянный лётчик улетел в последний путь. Автор жжёт свои творения, обогревая огромный деревянный дом-мастерскую.
Осень в его саду выглядит как часть замысла. Среди упавших листьев и яблок Наполеон собирает грибы, грациозная толстушка моется в ванне под фонарём-душем, плывёт по траве корабль и гребец расправляет вёсла, мраморный мальчишка скачет на палке-коне, а в стороне от всех Слепой забрёл куда-то в угол сада, сжался в одну линию-трость, но почему-то такое ощущение, что знает, куда идёт…
– А этот «Слепой» на улице Правды стоит?
– Да, идёт по Правде. Меня вот вчера попросили сделать весёлый памятник на кладбище, а я говорю: а остальные отдыхающие не обидятся?
– А это что?
– Модель мира в виде самовара. В самоваре ведь всё отражается. Кони, люди…
– А это?
– Это называется «Не улетай, родной». Для друга лепил. Он хотел улететь, но жена, дети насели. И он не улетел.
Идём дальше. Посреди мастерской стоит огромный деревянный сортир.
– «Полная луна над одиноким седоком» называется. У меня во дворе стоял. Но сыреть начал, и я его сюда перенёс.
Деревянный шар луны лежит прямо на крыше сортира. Седок, как ему и положено, сидит в задумчивости. Оставленный им посох прислонён к кабинке.
– Каждый из нас между ночным горшком и космосом, понимаете?..
– А как ты эти скульптуры на улицу выносишь?
– Всегда это спрашивают: как будешь выносить? По кускам. Потом спрашивают: чем будешь красить? Ничем. Потом: сколько заплатят? Нихрена не заплатят. Вот давеча музей хотел купить эту скульптуру, назвал цену – сказали дорого, я подумал, сказал – бесплатно берите, они сказали – тоже дорого.
А вообще-то хотелось спросить о другом: а как ты это всё выдумываешь? Рубишь, режешь, вытёсываешь, куёшь, лепишь, весело носишься по саду с табуном зевак, – и не устаёшь?!. Нормальный человек чай попьёт – и устанет. А этот модель мира в виде самовара делает. В чём сила? В яблоках? В луне?..
– Мы тут недавно спорили – кто из художников тупее. Я говорю: скульпторы. Потому что всё время стучат. Всю жизнь. Стучат и стучат, стучат и стучат. Девушка любимая уже замуж за другого вышла, а ты стучишь и стучишь.
Но любимая девушка за другого не вышла.
– Знакомьтесь, моя будущая вдова.
«Будущая вдова» – видимо, привыкшая к таким шуткам – идёт за чаем. И с сушками вприкуску мы слушаем истории про каменных и бронзовых сущностей, которые ушли из его сада и бродят по всему белу свету, живя уже сами по себе, без него.
Прощаемся, благодарим…
Смотрим и длим этот последний день осени – чтобы хватило, чтоб на сетчатке глаза подольше оставалась эта картинка: листья и яблоки в пожухлой траве, граф Шувалов с собачкой, морские крылатые кони, мальчишка на палке-коне, похожий на автора, а рядом лежит свежее, только что упавшее яблоко…
А на нас уже падает завтрашний снег.
Завтра ноябрь. А ноябрь в Питере – это зима.