Выхожу из дома, сталкиваюсь с соседом.

– Ты чё, обои несёшь?

– Ага, картины.

– Ты в Штиглице учишься?

– Да.

– Я был там. День открытых дверей.

– Был в музее?

– Нет, он был закрыт.

Характерная черта Мухи: двери открыты – музеи закрыты. «Вы кто такие? Куда? Какой музей? Написано же: “закрыт”!»

– Но в Молодёжном зале был?

– Да, походил. Хорошо, конечно, но жалко, что упадок…

– Как – упадок?! Только ремонт сделали.

– Всё равно упадок. Разваливается всё…

– Пергамский алтарь видел?

– Видел… Что сказать. Жалко. Я во дворе был – всё сыпется, грязно, неопрятно…

«Грязно» – это, наверное, смальта, стекло: благородный рабочий материал из мастерских.

Это как земледельцу сказать, что у него земля грязная под ногами валяется.

Или на вопрос: «Как вам картина?» – ответить: «Ты знаешь, я посмотрел с той стороны – подрамник кривым гвоздём прибит! Ржавым!»

Беспечально прощаюсь с соседом. Иду дальше. На плече папка, на спине рюкзак с красками, ещё один рюкзак с пряжей, в руках те самые «обои». Шагаю по Итальянской, прохожу мимо Тургенева, одиноко сидящего в сквере. Неподалёку от него – фонтан, окружённый скамейками, которые никогда не бывают пустыми. У Тургенева всегда безлюдно. С фонтаном людям проще.

Иду вперёд, к улице Караванной. Там находятся сразу два кинотеатра: «Родина» и «Дом кино». Висит огромный плакат: «ЛЮБОВЬ. НОВЫЙ ФИЛЬМ. ФРАНЦИЯ».

Складываю желание посмотреть этот фильм в рюкзак с красками.

– Мы уже смотрели его. Ужасный фильм! Чуть не сдохли от скуки. Про двух стариков. И они весь фильм молчат! Ходят. Болеют. И молчат. Ве-есь фильм. Мы думали, там про любовь… Не советую. Мы взяли билеты на «Изгнание костей дьявола», пойдёшь с нами?

Не. Я лучше тут посижу. У фонтана. Есть что послушать.

Или у Тургенева, здесь всегда пустые скамейки. И есть о чём помолчать. И не согласиться.