Глава 17
Заурядная и неотесанная
В припаркованную у ворот моего дома машину забирается мистер Уордуэлл. Он не видит меня в темноте и уже срывается с обочины, когда я подхожу к подъездной дорожке. Забегаю в дом, ярость толкает меня вперед.
– Вивиан! – кричу я, открывая дверь, но в криках нет необходимости – она стоит всего в пятнадцати футах, у маленького столика, заваленного почтой. – Что здесь делал мистер Уордуэлл?
– Помог починить окно.
– В моей комнате? – спрашиваю громче.
– Да.
– Как так получилось? Это не нормально. – Слова мои выходят из-под контроля.
Мачеха напрягается.
– Мы столкнулись в магазине бытовой техники, и он привел своего ремонтника. Честно, Сэм, не надо пилить меня из-за этого.
– Папа в больнице. – Я прищуриваю глаза.
– Я прекрасно знаю, где твой отец. – Она откладывает почту. – Никогда больше не смей даже намекать на подобное.
Чеканя шаг, я иду к себе и хлопаю дверью. Кидаю взгляд на новое стекло в окне, кругами брожу по комнате.
– Призрак? – громко зову я. – Э-э-эй? Где ты? Тишина.
– Давай. Молчи. А я спущусь вниз и уничтожу портрет Эбигейл.
Устремляюсь к двери, но не успеваю подойти – призрак преграждает мне путь. Едва не врезаюсь в него на всем ходу. Пальцы парня сжимают мои руки, сдавливают так сильно – до боли.
– Какая надменность. – Его серые глаза находят мои. – Подзывать меня, как собаку. – Акцент слышен ярче, когда он раздражен.
– Плевать, что я тебе не нравлюсь, – заявляю я. – Ты мне тоже не нравишься.
– Не смей произносить имени моей сестры.
Я вскидываю подбородок и использую тон, которым отец общался по работе с проблемными людьми.
– Я хочу заключить с тобой сделку. – Хватка парня становится чуть слабее, и я могу с уверенностью сказать, что смогла его удивить. – Помоги выяснить, есть ли на мне проклятие и как его разрушить, и я уеду из этого дома.
Он отпускает меня:
– У меня нет причин тебе доверять.
– В этом мы равны.
– Я могу заставить тебя уехать и без сделки.
– Угу, но я нанесу тебе много ущерба, прежде чем исчезну. В этом доме столько вещей, украшенных цветами Черноглазой Сьюзен.
Следует долгая пауза.
– Хорошо.
Я и не замечала, что задержала дыхание.
– Отлично. С чего начнем?
– Это мне неизвестно.
– Но ты три сотни лет наблюдаешь за людьми в городе и должен что-то знать.
– Я не был в Салеме с конца 1600-х годов.
– Вообще?
– Да.
– Где ты был?
– В других местах.
Бывают ли более расплывчатые ответы?
– Зачем?
– Это только мое дело.
– Ладно. Хорошо. Что ты знаешь о моей семье?
– Очень мало. Мне известно, что Инкриз Мэзер в семнадцатом веке был человеком глубокоуважаемым и весьма влиятельным в Бостоне, что его сын, Коттон Мэзер, последовал по стопам отца, а его правнучка в десятом или одиннадцатом поколении, Саманта Мэзер, абсолютно заурядная.
– Ты назвал меня заурядной?
– Полагаю, что именно так.
Я со скрипом сжимаю зубы.
– Вот же тупой осел.
– Заурядная и неотесанная.
– Я родилась не в тысяча шестисотых! Девушки иногда ругаются. Смирись.
– Предпочту этого не делать.
Раздраженно хватаюсь за голову:
– Прекрасно. Не делай. Пойдем в бабушкин кабинет, и я покажу, что смогла найти.
– Это мой кабинет. Я его спроектировал.
– Да мне плевать, чей он. Главное, будь там, когда я приду.
Он исчезает. Я скидываю с ног ботинки, чтобы избежать лишнего шума в коридорах, и мягко затворяю дверь за спиной. Надеюсь, этот призрак не плод моего воображения. Кто в здравом уме придумает привидение, которое тебя оскорбляет?
Вивиан нигде не видно, пока я крадусь по коридорам к библиотеке, но на всякий случай свет я не включаю. Вместо этого пробираюсь между столами и многочисленными книгами, освещая путь экраном телефона. Провожу пальцами под аркой кирпичного камина и тяну за крюк. Дверь с щелчком отворяется, и становится видно, что в конце коридора мерцает мягкий свет. Великолепно. Призрак забрал лампу? Должно быть, удобно исчезать в одном месте и появляться в другом.
Когда я преодолеваю последнюю ступень лестницы, парень стоит на выцветшем коврике по центру комнаты, и на секунду я осознаю, насколько сама здесь не к месту по сравнению с ним. Старина этой комнаты ему соответствует, делает более привлекательным и горделивым, чем он есть.
– Как тебя зовут? Не могу же я продолжать мысленно называть тебя темноволосым болваном.
Он хмурится.
– Тоже предпочту, чтобы ты меня так не называла. Мое имя Элайджа Роу.
Странное имя, но ему подходит. Я подхожу к бабушкиному столу и сажусь, принимаясь листать дневник.
– Вот, – открываю запись о проклятии, и парень придвигается ближе ко мне.
Пока он читает, я просматриваю бумаги в поисках списка смертей, который составила бабушка. Долго искать не приходится – папка лежит на самом верху соседней стопки. В ней около пятидесяти страниц статистики смертей. Я перелистываю страницы и обнаруживаю, что три года бабушка обвела красным. В эти годы все наследники колдуний, которых она отследила, умерли за очень короткий промежуток времени. У меня внутри все упало. Папе эта статистика не сулит ничего хорошего. Качаю головой и пытаюсь сконцентрироваться на числах. Я не понимаю, каков порядок смертей, но он точно есть.
Элайджа протягивает мне дневник:
– Дневник пожилой леди не является доказательством проклятия.
Если бы не было такой острой необходимости со всем разобраться, я бы сказала призраку, куда он может засунуть свой комментарий.
– Вот в этой папке она отметила смерти всех потомков. Здесь имеются записи обо всех главных семьях, вовлеченных в суды над ведьмами. – Я передаю ему папку. – Моя жизнь разваливается на части, и если бабушка права, если это из-за какого-то дурацкого проклятия, я должна знать.
Элайджа забирает записи.
– Знаю, как нелепо звучит история с проклятием, – говорю я. – Лучше меня этого никто не знает. Я даже в привидения не верю. Салем исковеркал мой разум.
– Ду́хи, – поправляет он.
– Что?
– Нас называют духами. «Призрак» – понятие плебеев.
– Неужели? Pardonnez-moi, – ничего не могу с собой поделать.
Элайджа поднимает бровь:
– Эти данные потребуют тщательного изучения. Записи последних лет неполные. Я внесу в них поправки.
– Отлично. – Но не успевает слово слететь с моего языка, Элайджа исчезает.
Откидываюсь на бабушкином стуле и убираю волосы с лица. Надеюсь, эта сделка была не полной глупостью.
