8
Нет худа без добра
В среду, проведя часовое занятие в изокружке с группой взрослых, я заехал в интернет-кафе неподалеку от станции Одавара и первым делом запустил поиск «Гугла» на слово «Мэнсики». Ни одной фамилии с такими иероглифами не нашлось. Лишь выплеснулся поток статей на тему «водительских прав» и «частичной цветовой слепоты». Информация о господине Мэнсики в сети отсутствовала. А раз так, его слова об анонимности были похожи на правду. Разумеется, если Мэнсики – его настоящая фамилия. Но интуиция подсказывала, что он вряд ли стал бы представляться вымышленным именем. Нелогично, если он, сказав, где живет, утаил бы свою настоящую фамилию. К тому же, если называться вымышленным именем, то, без какой-то особой на то причины, логичнее выбрать имя попроще, чтоб особо не выделяться.
Вернувшись домой, я позвонил Масахико Амаде. Поболтав сперва о пустяках, я спросил, не слышал ли тот о соседе по фамилии Мэнсики, жившем на той стороне лощины. И рассказал о поместье из белого бетона на вершине противоположной горы. Тот помнил дом весьма смутно.
– Говоришь, Мэнсики? – переспросил Амада. – Как пишется?
– «Избавляться от цвета».
– Прямо как в суйбокуга!
– Белый и черный – тоже цвета, – напомнил я.
– Теоретически – да. Говоришь, Мэнсики? Нет, такое имя слышать не приходилось. И с чего бы мне знать, кто там живет на горе по другую сторону лощины? Я и по эту-то никого не знаю. А что – он как-то с тобою связан?
– Так, возникло одно общее дело, – сказал я. – Вот и подумал, может, ты о нем что-нибудь знаешь.
– В интернете смотрел?
– Поискал в «Гугле», но все впустую.
– А на «Фейсбуке»? В этих… социальных сетях?
– Нет, я в этом ничего не понимаю.
– Пока ты дремлешь после обеда в обнимку с паграми во Дворце морского дракона, прогресс не стоит на месте. Ладно, я постараюсь выяснить сам. Если что-нибудь узнаю, перезвоню. Идет?
– Буду признателен.
Тут Масахико умолк – похоже, о чем-то задумался.
– Слушай. Погоди. Как ты сказал? Мэнсики? – переспросил Масахико.
– Да, Мэнсики. «Мэн» – как в слове «магазин беспошлинной торговли», «сики» – «цвет» в слове «колорит».
– Мэн-си-ки, – повторил он. – Кажется, раньше я все-таки где-то слышал это имя, но, может, я просто заблуждаюсь.
– Имя редкое. Такое раз услышишь – вряд ли забудется.
– Именно. Вот оно где-то и засело в извилинах. Но когда это было, где его слышал, совершенно не помню. Как будто рыбная косточка застряла в горле.
Я попросил сообщить, если вспомнит. Масахико заверил, что так и поступит.
Положив трубку, я перекусил. Пока ел – позвонила та замужняя женщина, с которой я встречался. Спросила, можно ли ей приехать завтра во второй половине дня.
– Давай! – кратко ответил я, после чего спросил наудачу: – Кстати, не слышала о человеке по фамилии Мэнсики? Он живет здесь неподалеку.
– Мэнсики? Фамилия такая, что ли?
Я объяснил, как пишется.
– Нет, не слышала, – ответила она.
– Помнишь белый бетонный дом по ту сторону лощины? Он там живет.
– Да, дом тот я помню. Его хорошо видно с террасы, да?
– Это и есть его дом.
– То есть там живет этот человек?
– Да.
– И что с ним не так?
– С ним все нормально. Просто я хотел спросить, знаешь ты его или нет?
Ее голос на миг помрачнел.
– Это как-то связано со мной?
– Нет, с тобой – ничего общего.
Она вздохнула, будто у нее отлегло от сердца.
– Тогда жди меня завтра. Примерно к половине второго.
Я ответил:
– Жду! – положил трубку и продолжил трапезу.
Несколько позже позвонил Масахико.
– Оказывается, в префектуре Кагава живут несколько человек по фамилии Мэнсики, – сообщил он. – Возможно, твой господин Мэнсики как-то связан с этим местом. Что касается Мэнсики, проживающего в окрестностях Одавары, нигде никакой информации я не обнаружил. Кстати, как его имя?
– Имя он не назвал. Чем занимается, тоже не знаю. Говорил, что как-то связан с информационными технологиями, и, судя по стилю его жизни, весьма преуспел. Больше ничего мне не известно. Сколько ему лет, тоже неясно.
На это Масахико ответил:
– Вот как? Тогда сдаюсь. Информация – это ведь товар. И если хорошенько заплатить, можно начисто замести свои следы. Это тем более несложно провернуть, если человек сведущ в информационных технологиях.
– Хочешь сказать, Мэнсики-сан каким-то образом искусно удаляет всю информацию о себе? Ты серьезно?
– Да, похоже, так оно и есть. Я потратил уйму времени, проверяя разные сайты, но не обнаружил ни единого упоминания. Очень редкая приметная фамилия, но совершенно нигде не значится. Нечего и говорить – странно все это. Тебе вряд ли известно, что некоторым публичным людям очень нелегко сдерживать утечку информации о себе. Уверен, и о тебе, и обо мне есть такие данные, о существовании которых мы даже не подозреваем. И это о нас – никому не нужной мелюзге. А важным персонам скрыться – дело архисложное. Вот в таком мире мы и живем, нравится нам это или нет. Тебе, например, доводилось видеть информацию о себе?
– Нет, ни разу.
– Вот лучше не видеть и дальше.
Я сказал, что и не подумывал.
Эффективный сбор самой разной информации – часть моей работы.
Так же говорил Мэнсики? Если он имеет свободный доступ к информации, видимо, может в своих интересах ее и удалять?
– К слову, этот Мэнсики говорил, что видел несколько моих портретов в интернете.
– И что? – вставил Масахико.
– И… заказал мне написать свой, отметив, что мои работы ему по душе.
– Но ты ведь отказался? Сказал, что больше этим не занимаешься?
Я промолчал.
– Или не так? – спросил Масахико.
– По правде говоря – не отказался.
– Почему? Ты же вроде решил твердо?
– Потому что гонорар уж очень солидный. Вот и подумал – что, если порисовать еще разок?
– Ради денег?
– Это, несомненно, веская причина. Дохода-то у меня сейчас практически никакого. Вскоре встанет вопрос, на что жить дальше. Пока я обхожусь малым, но случись что-нибудь…
– Н-да… и сколько тебе обещали?
Я назвал сумму. Масахико аж присвистнул.
– Тогда другое дело, – сказал он. – Действительно взять этот заказ есть смысл. Ты поди тоже опешил, услышав сумму?
– Еще бы! Конечно.
– Если подумать, вряд ли в мире найдется другой такой ценитель, чтоб выкладывал такую сумму за портрет.
– Я знаю.
– Только не пойми меня неправильно – я не хочу сказать, что у тебя нет таланта. Ты в этом деле профи и свою работу всегда делал четко и ладно. За что тебя и ценили. Из всех наших однокашников сейчас живописью маслом так или иначе можешь заработать на хлеб лишь ты один. Не знаю, насколько вкусен этот твой хлеб, но, во всяком случае, это достойно уважения. Однако, если начистоту, ты не Рембрандт и не Делакруа – и даже не Энди Уорхол.
– Это я тоже, разумеется, прекрасно знаю.
– А если ты это знаешь – конечно, прекрасно понимаешь, что предложенная тебе сумма с точки зрения здравого смысла нелепа.
– Конечно, понимаю.
– И он случайно живет почти рядом с тобой.
– Всё так.
– Случайно – это мягко сказано.
Я молчал.
– Здесь должен быть какой-то подвох, тебе не кажется? – спросил Масахико.
– Я и сам об этом думал. Но не могу понять, в чем он?
– Но за работу при этом ты взялся?
– Взялся. Приступаю послезавтра.
– Потому что хочешь заработать?
– И поэтому тоже, но не только. Есть и другая причина, – заметил я. – Откровенно говоря, хочется посмотреть, что из этого выйдет. Вот самая главная причина. Хочу удостовериться, за что клиент готов платить такие деньги. И если там есть изнанка, я хочу узнать, какая она.
– Вот оно что, – вздохнув, сказал Масахико. – Тогда держи меня в курсе. Заинтриговал. Сдается мне, все это может оказаться занятным!
Тут я почему-то вспомнил филина.
– Совсем забыл тебе сказать – на чердаке дома прижился одинокий филин, – сообщил я. – Такой маленький, серый. Днем спит на балке, а по ночам выбирается через вентиляционное окно наружу и летает за добычей. Когда он там поселился, не знаю, но, похоже, ту балку он облюбовал как насест.
– На чердаке?
– Иногда с потолка доносились звуки, вот я и решил днем проверить.
– А-а. Я и не знал, что на чердак можно забраться.
– В стенном шкафу гостевой комнаты есть люк на чердак. Но там очень тесно, мансардой это не назовешь. Вот филину для жизни – самое оно.
– Но это ведь хорошо, – сказал Масахико. – Пока там живет филин, не поселятся ни мыши, ни змеи. К тому же я где-то слышал: это доброе предзнаменование, если в доме живет филин.
– Кто знает, может, это предзнаменование принесло мне высокий гонорар за портрет?
– Хорошо, если так, – улыбнувшись, сказал он. – Знаешь такое английское выражение: «A blessing in disguise»?
– Я не силен в языках.
– Замаскированное благословение. Благословение в иной форме. Нет худа без добра. Иными словами, кажущееся несчастье оказывается радостью. Разумеется, в мире бывает и наоборот. Теоретически.
«Теоретически», – повторил я про себя.
– Лучше держи ушки на макушке, – сказал он.
На что я ответил:
– Постараюсь.
На следующий день, в половине второго, приехала подруга, и мы, как обычно, сразу улеглись в постель. А между двумя актами почти не разговаривали. В тот день после обеда лил дождь. Сильный ливень – редкое для осени явление. Будто за окном – лето в разгаре. Подгоняемые ветром крупные капли громко тарабанили в стекло, и, как мне показалось, донесся даже раскат грома. Стоило толстым черным тучам миновать лощину, как дождь прекратился, и горы приобрели свой прежний темный оттенок. Выпорхнули прятавшиеся где-то от дождя птички и, бойко щебеча, взялись усердно искать насекомых. Окончание дождя для них – подходящее время пообедать. Сквозь обрывки туч проглянуло солнце, и в его лучах заблестели капли на ветках деревьев. Пока шел дождь, мы занимались сексом и ничего не замечали вокруг, не думали о погоде за окном. А когда закончили, дождь чуть ли не сразу прекратился, будто только этого и ждал.
Мы нагишом закутались в одеяло и болтали. В основном говорили о школьных успехах двух ее дочерей. Старшая училась хорошо, получала высокие оценки и хлопот не доставляла. Младшая учебу ненавидела и при всяком удобном случае пыталась увиливать от уроков. Однако выросла она общительной и незастенчивой. К тому же девочкой она была красивой, нравилась окружающим и хорошо успевала по спортивным дисциплинам.
– Может, не мучить ее учебой? Пусть пробивается на телевидение? Я склоняюсь к тому, чтобы отдать ее в школу актерского мастерства.
До чего же странное это дело… Лежу рядом с женщиной, которую знаю без году неделя, и слушаю ее рассказы о дочерях, которых даже в глаза не видел. К тому же чуть ли не определяю их дальнейшую судьбу. Причем мы оба – в чем мать родила. Я бы не сказал, что мне было неприятно случайно заглядывать в жизнь по сути незнакомого мне человека. Мне вообще нравилось урывками общаться с людьми, в дальнейшем ничем со мной не связанными. Оказавшись прямо передо мной, они находились где-то очень далеко. За этими разговорами подруга продолжала сжимать мой обмякший пенис, и тот вскоре вновь обрел упругость.
– Что-нибудь сейчас рисуешь?
– Не особо, – признался я.
– Что, нет творческого порыва?
Я говорил уклончиво:
– Как бы то ни было, с завтрашнего дня необходимо приниматься за работу.
– Будешь писать картину на заказ?
– Да, иногда нужно и зарабатывать.
– Заказ, говоришь. А что заказали?
– Портрет.
– Случаем, не того человека – как его, Мэнсики? – о ком ты говорил вчера по телефону?
– Да, – ответил я. У нее было острое чутье, временами оно меня изумляло.
– И ты хочешь что-нибудь узнать об этом человеке?
– Пока что он для меня загадка. Мы встретились, и я с ним побеседовал, но что он за человек, так пока и не понял. Как человеку, пишущему картины, мне все-таки интересно, каков он – тот, кого я собираюсь рисовать.
– Что мешает спросить у него самого?
– Спросить-то можно, но будет ли он откровенен? – ответил я. – Возможно, расскажет лишь то, что выставит его в лучшем свете.
– Могу, конечно, выяснить кое-что для тебя.
– А что, есть какой-то способ?
– Думаю, да.
– В интернете совершенно ничего не нашлось.
– Интернет в джунглях толком не работает, – сказала она. – Но тут есть свои «вести из джунглей». Например, бить в барабан, привязывать весточку на шею обезьяны.
– Я в этом ничего не понимаю.
– Когда нет толку от предметов цивилизации, стоит попробовать барабан и обезьяну.
Ее мягкие и проворные пальцы вернули моему пенису упругость. Затем она умело и страстно применила губы и язык, и нас на время окутала многозначительная тишина. Пока птицы, щебеча, суетливо решали задачу продолжения рода, мы перешли ко второму раунду.
После затяжной попытки с перерывами на отдых мы встали с кровати, лениво собрали с пола свои вещи и оделись. Затем вышли на террасу – пили цветочный чай и разглядывали большой дом из белого бетона на другой стороне лощины. Лежа в выцветших деревянных шезлонгах, мы полной грудью вдыхали свежий горный воздух. Меж зарослей к юго-западу проглядывал кусочек ослепительно блестевшего моря – частичка огромного Тихого океана. Окрестные склоны гор уже примерили осенние цвета – все возможные оттенки желтого и красного, проникшие даже в массивы вечнозеленых деревьев. Яркое смешение красок лишь подчеркивало белизну бетонных стен в поместье господина Мэнсики. То была белизна, близкая к одержимой, – ее не испачкает, не осквернит ничто, будь то ветер, дождь или пыль… да хоть само время. «Белизна – такой же цвет, – безо всякого умысла подумал я. – А никак не отсутствие цвета». Мы долго лежали, не разговаривая, в шезлонгах. И нас окружала такая естественная тишина.
– В белом поместье жил-был Мэнсики-сан, – спустя время произнесла она. – Прямо начало счастливой сказки.
Однако мне была уготована, разумеется, никакая не «счастливая сказка». И не замаскированное благословение. Когда это стало понятно, отступать уже было некуда.
