У Холли Голайтли была теория о целительной силе покупок (хотя в ее случае, конечно, оставалось только любоваться витринами). И единственным способом избавиться от плохого настроения был для нее поход к «Тиффани». В те «дни, когда ты на стенку лезешь» такой визит помогал ей успокоиться сразу, мгновенно. «Разве что-нибудь плохое с тобой может приключиться там?» – говорила Холли об этом ювелирном магазине. И я точно знаю, что она имела в виду.

Для меня такое место – это «Барнейс». У меня едва оставалось время выпить кофе, купленный в «Лало», прежде чем взять такси и мчаться туда.

(Я знаю. Uber. Будто я деревенщина какая-то. Но маме нужна была наша машина и помощь Андре, так что я не стала с ней спорить, я же знаю, как она сейчас занята. Да, это правда. В душе Вероника Лодж – мученица.)

Ну, если Холли Голайтли могла «просто взять такси» и поехать к «Тиффани», то я так же поступлю с «Бар-нейс». В ее случае речь шла о психотерапии. В моем же – это работа.

Но психотерапевтический момент тоже налицо.

«Там все так чинно, благородно». Вот почему Холли сразу успокаивалась в «Тиффани». И да, «Барнейс» тоже смотрелся благородно – знаменитый красный навес, витрины, оформленные Саймоном Дунаном (они перевернули общее представление о дизайне витрин). Все отделано белым мрамором и уравновешено симметрией черных дверных рам и ярко-красных мягких кресел, акцентирующих внимание на местах отдыха для элитных клиентов. Триумф геометрии, подлинное воплощение роскоши. А тот факт, что я могу приходить сюда «по работе»? Как вишенка на торте из кондитерской «Момофуку милк бар». (Такой торт мы покупаем на день рождения. И еще трюфельный тортик, а то и два, если надо меня задобрить.)

Дверь открылась с радующим душу шорохом, который говорил о том, что стоит переступить этот порог, и вся жизнь по другую сторону словно перестанет существовать. Те из нас, кому удалось пересечь величественные врата этого священного места, перешли Рубикон, обеспечив свое место среди элиты. Изысканные, пленительные ароматы с нотками полированного дерева и дорогих духов, витавшие в «Барнейс», говорили о том же – о подлинной роскоши.

Безликие манекены, наводящие на мысли о хипстерском реквизите со съемочной площадки «Заводного апельсина», кутались в толстые шерстяные кофты и кремовый кашемир, хотя снаружи царило знойное лето. Конечно, здесь не существовало времен года. Здесь всегда царила утопия.

Меня как магнитом притягивал к себе ювелирный отдел – новая коллекция кулонов с кисточками от Дженнифер Мейер словно кричала мне: «Устроим девичник в клубе „Сьело“!», – но сейчас я пришла сюда по делу.

(Ой, да ладно, кого мы пытаемся обмануть? Я могла и решительно собиралась совместить работу и собственное удовольствие. Но в первую очередь, конечно, работа. Не настолько уж я безответственная.)

Отдел женской одежды находился на четвертом этаже, поэтому я усилием воли заставила себя пройти мимо восхитительнейшего стенда с потрясающими туфлями на шпильках и двинуться в сторону эскалатора. В этот самый момент мимо прошла Элена, одна из моих любимых здешних продавщиц. Девушка несла в руках груду полосатых шелковых платьиц, трепетавших при каждом движении, словно крылышки феи.

– Привет, зая! – Я помахала ей рукой. – Кла-асс. Мне тут надо взять кое-какой реквизит для съемки, но пообещай, что отложишь мне одно такое платье. Фиолетовое, конечно.

(Фиолетовый – цвет аристократии.)

Элена остановилась, но как-то неуверенно.

– Ой, я… несла эти платья на глажку… – пролепетала она, почему-то заливаясь краской. – Дело в том, что я не знаю, когда их вывесят в зале.

Я нахмурилась. В смысле я все-таки отчасти шутила, когда попросила ее отложить мне платье. Но даже если бы я не шутила, что она плетет? Порядок всем известен: я говорю, чего я хочу, и получаю это.

Все очень просто.

По крайней мере должно быть просто.

Я сделала вид, что не заметила ее неуверенности.

– Отлично! – прощебетала я. – Тогда погладь фиолетовое платье в первую очередь. Можешь оставить его на кассе.

Я ослепительно улыбнулась ей, продемонстрировав мои идеальные зубки (каждый месяц их лазером отбеливаю). Вместо ответа Элена стиснула зубы и втянула голову в плечи. Она поспешно отвернулась, но я по одному только языку тела догадалась, какое у нее сейчас выражение лица. Что-то определенно было не так.

Ну и ладно, забудем о ней. Какая мне разница, что у нее там с языком тела?

«Моя ошибка была в том, что я вообще ее попросила», – с досадой подумала я, ступив на эскалатор.

Какое мне дело до ее плеч и глупого асимметричного каре, вышедшего из моды два сезона назад? «Никогда ни о чем не проси, – всегда говорил мне папочка. – Ставь перед фактом». Нужно было просто поставить ее перед фактом, что фиолетовое платье – мое.

Люсинда – личная ассистентка Грейс в «Барнейс» – ждала меня наверху возле эскалатора рядом с огромным чехлом для одежды.

Картина, постепенно открывавшаяся моему взгляду по мере того, как эскалатор плавно возносил меня, чем-то напоминала фильм о супергероях. Непокорную копну рыжевато-каштановых кудряшек удерживали две черные лакированные палочки, но я-то точно знала, что они предназначены не для еды. Эти палочки стоили куда больше, чем щедрая порция утки по-пекински в элитном китайском ресторане «Мистер Чоу». Белые джинсы клеш и сетчатый короткий топик в синюю полоску поверх расшитого блестками красного бандо подчеркивали потрясающую фигуру, а цвета, видимо, соответствовали тематике грядущего праздника. Заметив ее босоножки на пластиковой платформе из весенней коллекции «Прада», я сделала мысленную пометку купить и себе такие же перед уходом домой.

(Но другого цвета. Немного оригинальности – это важно.)

– Как раз вовремя! – воскликнула я, грациозно сходя со ступеней эскалатора. – Должно быть, это предназначается Ее Величеству Грейс, Единственной и Неповторимой?

Так мы называли Грейс в офисе (за глаза, конечно, хотя не думаю, что ее обидело бы такое прозвище).

– Именно так. – Люсинда отошла от вешалки-стойки, перекалывая волосы, чтобы упрямые кудряшки топорщились во все стороны. – Помни о том, что чехол нужно держать на весу все время, это лен, его отгладить – убиться можно, – жестко произнесла она.

Куда жестче, чем было необходимо, учитывая, что мы говорили всего лишь об уходе за одеждой. Ошеломительно дорогой одеждой, конечно, но все же.

Меня охватило странное чувство. Ощущение, которое возникает, когда ты входишь в комнату и понимаешь, что все только что говорили о тебе, причем явно не в лучших выражениях. Или когда ты понимаешь, что кто-то в многолюдном зале смотрит на тебя с неодобрением. Чувство, будто… кто-то… наблюдает за тобой. И ему не нравится то, что он видит. От этого чувства у меня защипало кожу, как бывает после легкого солнечного ожога.

А если вспомнить, как странно вели себя Кэм и Энни в «Лало» и напряженную атмосферу в холле «Дакоты» сегодня утром, речь шла уже не о солнечном ожоге, а о радиационном.

Одно можно было сказать наверняка – что-то случилось.

Я решила проверить, не впадаю ли я в паранойю.

– Можно посмотреть? – Я потянулась к чехлу.

Обычно проблем с этим не возникало. Вероника Лодж не только умеет обращаться с дорогой одеждой, но, как уже говорилось, Вероника Лодж в целом склонна получать то, что хочет.

Но не в этот раз; Люсинда так быстро отдернула чехол, будто это я источала радиацию, и… невольно ухмыльнулась.

– Стой!

Наверное, вид у меня был ошеломленный, потому что Люсинда тут же взяла себя в руки.

– Просто… Я сегодня утром несколько часов потратила на подготовку этого наряда. Не хочу, чтобы он испачкался и измялся еще до того, как попадет к Грейс.

Я прищелкнула языком.

– А я-то думала, наши отношения строятся на взаимном доверии!

Но это замечание совершенно точно сработало не в мою пользу. Люсинда больше не сдерживалась.

– Еще Лодж будет говорить мне о доверии, надо же, – прошипела она. – Какая прелесть! Но мой ответ – по-прежнему «нет».

Кровь прилила к моим щекам.

– На что ты намекаешь, Люсинда?

– Ты сама прекрасно знаешь, – фыркнула она. – Или ты играешь в «правдоподобное отрицание», когда разговор заходит о твоем драгоценном папочке?

Я шагнула к ней.

– Я бы хотела напомнить тебе, что «мой драгоценный папочка» является ВИП-клиентом этого магазина. А значит, тебе лучше попридержать язык.

– Прикрываться папочкой больше не получится, Вероника. – На мгновение на ее лице промелькнуло какое-то странное выражение, будто ей стало меня жаль. – Игра окончена, принцессочка.

Мне хотелось толкнуть ее, впиться ногтями ей в лицо, чтобы отметины остались надолго.

Но, кроме всего прочего, папа всегда учил не оставлять улик. Поэтому, вместо того чтобы наброситься на нахалку, я сделала настолько глубокий вдох, насколько смогла, а потом потребовала позвать ее менеджера.

Люсинда пожала плечами.

– Как хочешь. – Она указала на пейджер, закрепленный у нее на поясе джинсов. – Я уже связалась с ней. Она идет сюда.

И действительно, всего пару секунд спустя появилась менеджер, какая-то незнакомая мне женщина, что было довольно странно, ведь я думала, что знаю всех сотрудников в «Барнейс». А еще странным было то, как она рассматривала меня с головы до ног, будто я какой-то зверек в зоопарке, тварь, которую нужно упрятать за стекло или решетку прежде, чем к ней можно приблизиться, – если вообще стоит приближаться.

– Мисс Лодж, – начала менеджер, – меня зовут Тэмсин Пэйн…

– Я вас умоляю, будто мне есть до этого дело, – перебила я. – Куда важнее, чтобы вы провели беседу со своими сотрудниками о том, как надо обращаться с самыми ценными клиентами. Я не в восторге от того, как повела себя Люсинда по отношению ко мне.

– Хм… – Тэмсин Пэйн (ну и имечко, сразу видно, что из захолустья) мои слова не особо впечатлили. Она перебросила через плечо прядь черных волос. – Честно говоря, мисс Лодж, я наблюдала за вами с того момента, как вы вошли в магазин…

При этих словах я невольно оглянулась в поисках скрытых камер, хотя прекрасно знала и то, что они здесь, и то, что мне их не найти.

– Это незаконно, знаете ли, – бросила я.

Я представления не имела, законно это или нет. Скорее всего, законно. Но может быть, Тэмсин об этом не знает. «Успех запугивания на семьдесят процентов определяется натиском», – всегда говорит папа. Веди себя так, будто имеешь на это право, и люди тебе поверят.

Но на этот раз моя стратегия не сработала. Тэмсин подняла руку, прерывая меня.

– Я наблюдала за вами с того момента, как вы пришли, и, откровенно говоря, именно вы грубили моим сотрудникам и вели себя с ними несдержанно. Безусловно, такое поведение неприемлемо для клиентов «Барнейс» и является неуместным.

– О чем вы говорите? – вспыхнула я. – Да я почти никого не видела с тех пор, как вошла, и уж точно ни с кем не говорила… – Я осеклась. – Погодите, это из-за того, что я попросила Элену отложить для меня шелковое платье? Не вижу в этом ничего неприемлемого. Я часто одной из первых выбираю товары при поступлении новых коллекций. Раньше это не вызывало никаких проблем.

– Ну, все когда-нибудь случается в первый раз, – ответила она.

– Это абсурд, – выдохнула я. – Это притеснение! Поверьте мне, когда мой отец узнает об этом, последствия не заставят себя долго ждать.

– Хотите верьте, хотите нет, мисс Лодж, я не особо опасаюсь вашего отца и того, что он скажет по этому поводу. У меня есть ощущение, что он… ну, скажем так, ему будет не до вас, причем довольно скоро.

– А это еще что? Клевета? – Я все сильнее повышала голос, и ничего не могла с этим поделать.

Вокруг нас собирались покупатели, на их лицах читалось плохо скрытое отвратительное любопытство. Представляю себе, что они думают: какую-то напыщенную соплячку из элитной школы унижают в самом модном магазине Нью-Йорка! Да это, наверное, самое увлекательное шоу из всех, что эти расфуфыренные клуши видели за последнее время!

– Мисс Лодж, не устраивайте сцену.

– Это я устраиваю сцену? Да со мной обращаются, как… как… ну, явно не как с ВИП-клиентом, которым я являюсь! Вы просто не представляете, какую сцену я могу вам устроить. Это непростительно!

– Согласна, – спокойно кивнула менеджер.

Гладкие, великолепно уложенные волосы струились по ее плечам, одежда сидела безупречно, а практически незаметный макияж явно наносил профессионал. Все в ней говорило о спокойствии и полном контроле ситуации.

В то время как я позволила вывести себя из равновесия.

Нужно взять происходящее в свои руки.

– Полагаю, произошло какое-то недоразумение, – проговорила я.

Я все еще не понимала, что происходит и почему, но больше всего мне хотелось снизить напряжение, причем немедленно.

– Уверена, что это именно так, – согласилась менеджер. – Вы можете объяснить все это нашей службе охраны. Они проводят вас в одно из специальных помещений, чтобы поговорить в более уединенной обстановке.

– Службе охраны? Что?

Зал закружился вокруг меня, в ушах загудело. Я вдруг поняла, что дышу быстро-быстро, словно пью воздух мелкими глоточками. Неужели я испугалась? Наверное, преимущество быть Лоджем состоит еще и в том, что раньше мне никогда не приходилось бояться. Помещение плыло перед глазами, но я все же заметила, как некоторые зеваки снимают меня на свои мобильные, чтобы запечатлеть каждое мгновение моего унижения.

– Я уже вызвала охранников, – продолжила менеджер.

Она говорила правду. Действительно, подошла охрана – два неприметных, но мускулистых мужчины в черном, в ушах – гарнитура, подчеркивающая волевые очертания челюсти. Было ясно, что с такими шутки плохи.

– Я не понимаю… – Мой голос прозвучал очень тихо и словно откуда-то издалека. – Что… Как это произошло?

Сегодня я пришла в «Барнейс» и вела себя точно так же, как всегда. В чем же я допустила ошибку? На глаза навернулись горячие слезы. Как я объясню все это родителям? Как скажу им, что меня допрашивала служба охраны, будто какую-то карманницу?

И вообще, как выпутаться из этой ситуации?

Потому что мне вдруг стало кристально ясно: какой бы властью я тут ни обладала раньше, сколь бы влиятельной себя ни считала, теперь с этим покончено. Целиком и полностью. И, судя по этим громилам, преградившим мне путь, непохоже, что я смогу вернуть власть и влияние в ближайшее время.

– Я… пройду с вами, – неуверенно пробормотала я. – И поговорю. Но мне нужно позвонить отцу. И его адвокату. Немедленно.

Один из охранников, тот, что был чуть пониже, шагнул вперед и крепко взял меня за локоть. Он вел себя не грубо, но и церемониться не собирался.

– Поосторожнее! – прошипела я. Куда менее ядовито, чем могла бы.

– Мы приложим все усилия, чтобы связаться с вашим отцом и его адвокатом, мисс Лодж, – проворковала Тэмсин. – Но должна предупредить вас: вероятно, прямо сейчас они будут заняты.

– Да откуда вы можете знать, чем сейчас занят адвокат моего отца?

Серьезно, что это было?

– Мисс Лодж… Я полагаю, что вы не читали сегодняшний выпуск «Пост». Онлайн. Раздел «Светская хроника».

И, прежде чем я успела что-то ответить, охранники провели меня мимо уже заметно увеличившейся толпы с фотоаппаратами, и мы оказались в длинном коридоре. Я не могла отвести взгляда от двустворчатой двери впереди, мысли метались в моей голове.

Всю свою жизнь я ощущала что-то такое, тлело во мне какое-то тайное понимание того, что значит быть избалованной, капризной принцессочкой, и того, что существует и оборотная сторона медали. И рано или поздно эта медаль повернется ко мне своей другой стороной. Придет время расплаты, хоть я и не понимала за что.

Неужели это время настало?

«Большинству королей отрубают головы». Я увидела эту надпись на одном из граффити Жана-Мишеля Баскии на выставке его работ в Музее американского искусства Уитни прошлой весной. Тогда его работа показалась мне излишне эксцентричной.

Но сейчас, когда папа, возможно, не сумеет помочь мне, это граффити показалось мне пророческим.

Принцессе тоже могут отрубить голову.

«Чем выше взлетаешь, тем больнее падать». Есть такая поговорка, верно? Или это строка из какой-то рэп-песни, под которую я танцевала в клубе в первый год, когда перешла в старшую школу?

Двустворчатая дверь открылась, зашипел пневматический доводчик, и мое сознание словно отключилось на мгновение.