ГЛАВА 21

— Ты знаешь, что делать, — сказал Виктор появившемуся Дженкинсу. — И с горничной разберись, она нам больше не нужна.

Сознание срывалось в бездну небытия, и я из последних сил цеплялась за реальность, которая превратилась в очередной кошмар. Видя, как рубашка Кирана покрывается красными пятнами, а он сам стремительно бледнеет, я буквально онемела. Когда он упал на пол, опустилась рядом на колени и беззвучно звала по имени, не отпуская его холодной руки.

— Пойдем. — Виктор схватил меня за предплечье и потянул вверх. — Не упрямься, Амина.

Я отказывалась верить в то, что все происходит на самом деле. Мысли сделались обрывочными, невнятными, а звучащий голос доносился до меня, словно из-за ватной стены. Это не могло быть правдой. Просто не могло! Киран, опытный охотник, не мог вот так умереть, получив подлый удар в спину!

— Ненавижу! — хотела крикнуть я, но голос сел. — Ненавижу тебя!

И, не помня себя, бросилась на Виктора. От моих ударов он с легкостью отмахнулся и, перехватив мои руки, с силой их сжал, лишая возможности шевелиться. Мною овладела такая бешеная смесь ярости и отчаяния, что я была готова собственноручно его убить, всадив кинжал прямо в черное сердце.

— Поверила, что сможешь сбежать? — холодно усмехнулся Виктор, другой рукой сжав мой подбородок. — Думала, я не знаю о том, что вы вознамерились сделать? Этот дом, сама земля, на которой он стоит, — все подчиняется мне. Никто и шевельнуться без моего ведома здесь не смеет, и твой Киран сильно ошибался, полагая, что я не знаю о каждом его шаге.

Я задыхалась от переполняющих меня эмоций, терялась в них и испытывала такие терзания, каких прежде не знала. Ведь это из-за меня Киран отвлекся — если бы не мое неверие, не этот спонтанный поцелуй, он бы сумел отреагировать вовремя и все было бы по-другому.

Виктор… Никогда я не желала кому-либо смерти. Но сейчас жаждала его погибели всей темной стороной своей души. Хотела, чтобы он страдал, мучился и раз за разом медленно умирал.

— Ведьма, — сузив глаза, со странной улыбкой проговорил Виктор. — Ты такая же, как я. Не бойся этого Амина, выпусти внутренних демонов, сделай то, что хочешь… Я ведь убил его, — кивнул он на неподвижного Кирана, и мое горло сжало спазмом. — И ее убью, — указал на удерживаемую Дженкинсом Бекки. — И всех находящихся в Сторм-Делле девушек тоже.

Что-то всепоглощающее, темное разливалось по моим венам и отравляло кровь. Переживая тысячи оттенков негативных чувств, я тонула в них, одновременно ощущая, как перерождаюсь в кого-то другого. Кого-то, чья невыносимая боль превращается в непреодолимую жажду мести.

Резко дернув на себя, Виктор потащил меня на улицу, где в первую очередь мое внимание привлекли страшные звуки, идущие из-за кованой ограды. В мыслях тут же связались вместе два образа: цверги и ждущие снаружи охотники.

Голос прорезался, и, истошно закричав, я снова попыталась наброситься на Виктора, но он только этого и ждал. Увлек к ограде, с силой впечатал в нее и, глядя в глаза, произнес:

— Все кончено, Амина. Для них — но не для тебя. Тебе не нужно умирать сейчас, не нужно умирать в круге, просто прими это и встань рядом со мной. Сейчас ты ненавидишь меня, но скоро это пройдет. Минет совсем немного времени, и ты будешь благодарна за те возможности, что я для тебя открою.

В одном Виктор был прав — я его ненавидела. Ненавидела так, что не могла думать ни о чем другом, и черная злостная отрава продолжала наполнять меня, сковывая душу.

Внезапно, словно издалека, я услышала, как меня зовет низковатый детский голос:

— Амина.

Я на миг отвлеклась, но Виктор снова завладел моим вниманием, сжав запястья с такой силой, что, казалось, они сейчас сломаются.

— Амина, — повторился зов, и я поняла, что голос принадлежит Банни.

Ее не было в саду, а голос звучал внутри меня, с трудом пробиваясь сквозь черное, застилающее сознание марево. Этот голос повлек за собой воспоминание о сказанных девочкой словах:

Я смотрела в глаза Виктору, постепенно сосредотачиваясь на робкой, еще не до конца сформировавшейся мысли. Следующим в памяти всплыл портрет, увиденный в его спальне, и я наконец поняла, что мне тогда показалось странным.

Глаза.

На портрете они были голубыми, но сейчас на меня смотрели карие — не отражающие тьму, не почерневшие, а именно карие.

Это стало таким открытием, что я очнулась, мгновенно вынырнув из затягивающего меня темного омута.

— Ты… — выдохнула, всматриваясь в лицо, являющееся точной копией человека, изображенного на портрете. — Ты не Нил Баррингтон…

«Переехал в королевство в семнадцатилетнем возрасте, — всплывали в мыслях слова Кирана. — О его семье известно немного, как и о детстве. В сущности, о его жизни до переезда не известно вообще ничего».

«Родная кровь, соперник и друг», — дополняли их слова Банни.

«Зеркало из сна, показывающее Виктора в отражении…»

— Ну и кто же я, Амина? — сверкнув глазами, с предвкушением спросил Виктор.

Все это вылилось в одно-единственное предположение, которое я потрясенно выдохнула:

— Его брат.

— Надо же, какая проницательная, — спустя недолгую паузу произнес он. — Я почти удивлен, леди Кендол.

Я была настолько потрясена, что на эти мгновения забыла обо всем прочем.

— Не понимаю… а ритуал, а Кэтлин?..

— Это очень долгая история, Амина, — покровительственно сообщил Виктор. — Хотя по-своему интересная. Скажу лишь одно: меня не интересует Кэтлин. Уже не интересует. И ритуал нужен не мне, я лишь помогаю.

— А Нил? — окончательно запутавшись, спросила я непослушными губами.

Лицо Виктора исказила кривая усмешка:

— Мертв. Погиб во время прошлого ритуала десять лет назад.

Вся картина происходящего перевернулась. То, что казалось очевидным, обернулось своей изнанкой, и хотя я до конца не знала всего, этой новости оказалось достаточно, чтобы силы меня покинули.

Как Виктор нес меня до комнаты, я помнила смутно. В памяти отпечатался лишь стоящий перед глазами туман и отзывающийся в висках тяжелый стук пульса, затем открывающаяся дверь и прогнувшаяся подо мной кровать.

Замерев у изголовья, Виктор долго смотрел на меня, а после провел пальцами по щеке. Я хотела дернуться, но утратила всякую волю к сопротивлению. Пожелай он закончить то, что не удалось несколькими днями ранее, ему бы ничто не помешало, но Виктор ушел, оставив меня одну.

Всю ночь я боролась с терзающими меня кошмарами, из лабиринта которых не находила выхода. Стоило забыться, как неведомая сила вырывала меня из сна, швыряла в ужасающую реальность и тут же уходила. Спустя мгновение я засыпала, и все повторялось снова. Раз за разом я возвращалась туда, где обездвиженный Киран лежал на полу, в глазах Бекки застыл ледяной ужас, а снующие за оградой цверги терзали двух охотников.

К утру кошмары померкли, но ноющая боль в сердце осталась. Мне думалось, что теперь она останется со мной навсегда, и даже смерть от нее не избавит. Череда вчерашних потрясений словно выжгла меня изнутри, и даже не требовалось красного чая, чтобы чувствовать себя пустой оболочкой.

Мне осталось всего пять дней. Пять дней, полных пустоты и одиночества, которые повлекут за собой лишь еще большую темноту.

С трудом присев на кровати, я посмотрела в окно, за которым царила тяжелая серость. Словно поняв, что бессилен отмыть здешнюю черноту, дождь прекратился и погрузил Сторм-Делл в абсолютное безмолвие.

Пошатываясь, я добрела до окна и, положив ладони на прохладное стекло, посмотрела на улицу. Казалось, в саду ничего не изменилось: все те же петляющие дорожки, конюшни с почерневшей крышей и маленькая, ютящаяся у старого вяза сторожка… Вот только розы отцветали.

Эти земли, где когда-то был нарушен сам ход времени, существовали отдельно от остального мира. И первый летний месяц, вместо того чтобы нести тепло и буйство красок, был подобен унылому, беспросветному ноябрю.

Когда за моей спиной хлопнула дверь, я никак не отреагировала. Просто продолжала стоять, глядя в окно и не имея возможности заплакать.

— Доброе утро, леди Кендол, — прозвучал голос экономки.

Привитые с детства правила вынудили машинально обернуться на это приветствие, и я увидела в руках миссис Эртон поднос. Помимо завтрака на нем стоял заварной чайничек и чашка, полная горячей красной жидкости.

Поставив поднос на столик, экономка распрямилась и, посмотрев на меня, произнесла:

— Должно быть, вам сейчас очень больно. Даже больше чем больно. Не выразить словами, что чувствуешь с такой страшной раной в груди, будто обнажающей каждый нерв. Я понимаю вас.

В ответ я не проронила ни слова.

— Выпейте чаю, — посоветовала миссис Эртон. — Заглушите боль. Я ведь говорила, что вы ничего не сможете изменить. Остается только смириться.

Странно, но именно пережитое помогло мне взглянуть на многие вещи под другим углом. Не будь тех ужасных событий, я бы не поняла, кем является Виктор, и не пришла бы к очевидной догадке сейчас. Оливия не врала, когда говорила, что не резала портрет графини, и Джина не могла этого сделать, а помимо них двоих в особняке была лишь одна женщина. Женщина, которая из-за слепой ревности могла такое совершить. Женщина, которая понимала боль утраты и всегда держалась в тени.

— Это ведь вы? — спросила я, не узнав собственного голоса. — Вы были любовницей Нила Баррингтона, одновременно с его женой родившей ребенка?

Экономка на мгновение будто окаменела. Затем, ровно держа спину, опустилась в кресло и спокойно произнесла:

— Я любила его. И нашу дочь любила. Только она умерла, в то время как это графское отродье оклемалось и выжило. Если бы Нил не был так одержим своей дорогой супругой и не попытался провести ритуал для ее возвращения, то сейчас был бы жив. Присядьте, леди Кендол, — без перехода указала она на противоположное кресло. — И пейте чай. Поверьте, вам станет гораздо легче.

На негнущихся ногах приблизившись к ней, я заняла предложенное место. В мыслях вертелось множество вопросов, но озвучить их я оказалась неспособна. Да и так ли важно разбираться в прошлом, ворошить события чужих жизней, когда для тебя уже наступил конец?

Но миссис Эртон и не ждала никаких вопросов. По каким-то причинам она хотела говорить со мной.

— Я всегда была рядом с ним, — продолжала она, глядя словно сквозь меня. — Обычная горничная, с детства работающая в доме Баррингтонов. Я знала все об этой семье, переживала с ними все радости и неудачи, беспрестанно оставаясь лишь тенью. Видела, как два брата, бывшие близкими друзьями, соперничали за внимание одной леди. Как один из них, рожденный магом, добился ее расположения, а рожденный охотником — потерпел поражение. Нил долгое время не замечал ни моей глубочайшей преданности, ни моей любви. Но я следовала за ним, оставаясь верным молчаливым союзником, и ждала, что он одумается.

Глаза миссис Эртон блеснули.

— Как же он мучился, когда я добилась своего! Как корил себя за слабость и «совершенную ошибку»! Ошибка — так он называл нашу единственную ночь, хотя настоящей ошибкой была его женитьба на этой высокородной твари!

Мне впервые довелось видеть, как с лица экономки сползла холодная сдержанность, обнажив ее настоящую сущность. Длилось это недолго, и уже в следующее мгновение она успокоилась.

— Скоро все наладится, — теперь уже с осмысленным взглядом произнесла миссис Эртон. — Я верну его. Воскрешу для себя. Он оценит и поймет, что лишь я нужна ему, что именно я — его вечная, неумирающая любовь.

Резко поднявшись, экономка посмотрела на меня сверху вниз и напоследок проронила:

— Не тешьте себя мыслью о заступничестве Виктора. Он поможет мне в возвращении своего брата, и никакое мимолетное увлечение этому не помешает.

Уже когда выходила из комнаты, она на миг остановилась и снова повторила:

— Пожалейте себя, леди Кендол, последуйте моему совету. Выпейте чай.

Когда дверь за ней закрылась, я опустила глаза на оставленную на подносе кружку. Потянулась к ней, обхватила ладонями горячий фарфор и поднесла к губам. Замерла, вдыхая горячий, с примесью пряного аромата пар… и медленно опустила кружку обратно.

К чаю я так и не прикоснулась.

На следующий день ко мне снова пришел Виктор. От голода и жажды я чувствовала себя совсем плохо, и за его приближением наблюдала отстраненно. Точно во сне.

Присев рядом, он изучающе на меня посмотрел, и взгляд этот был мною встречен с отрешенным спокойствием.

— Почему ты упрямишься, Амина? — спросил Виктор. — Зачем себя губишь?

— Губите себя вы, — на грани слышимости ответила я. — Все вы давно мертвы. Для чего тебе возвращать брата? Зачем ей помогаешь?

Он холодно улыбнулся:

— Почему бы и не повидаться с дорогим братишкой? Родная кровь все же. А эта полоумная буквально на коленях умоляла меня о помощи. Мы с Нилом вместе открывали для себя мир черной магии, но я добился куда большего. Только вообрази, на что способен дар охотника в сочетании с ней…

— Ты лжешь, — выдавила я из себя. — Не брата хочешь вернуть, а Кэтлин. По крайней мере, изначально хотел.

— А вот теперь я удивлен, леди Кендол, — склонившись, прошептал Виктор. — Да, я хотел вернуть к жизни Кэтлин, но время все меняет. С годами это желание переродилось в азарт, вызов своим собственным силам — сумею ли провести древний ритуал, который прежде столько раз не удавался? Но знаешь, — он на миг замолк, — я готов от него отказаться. В тебе есть то, что мне нужно, Амина. Я стану обучать тебя, помогу раскрыть внутренний дар. Наша магия прекрасно друг друга дополнит, и вместе мы достигнем многого.

Возможно, стоило согласиться или хотя бы сделать вид, что согласилась. Соблазн сказать «да» был столь велик, что я впилась ногтями в ладони, надеясь, что боль меня отвлечет. Как и все живое в этом мире, я не хотела умирать. Но согласиться — означало предать все, во что верила, предать Кирана.

— А остальные? — все же спросила я. — Если соглашусь, их отпустят?

— Я бы мог соврать, сказав, что они останутся в живых. Но не буду, — последовал спокойный ответ. — Тебе давно нашел замену, а их участь предрешена.

— Тогда все не имеет смысла, — произнесла я, прикрыв глаза. — Оставь меня в покое.

На некоторое время воцарилась тишина, и я уж было подумала, что Виктор действительно ушел, но внезапно надо мной прозвучал его громкий голос:

— Даю тебе последний шанс, Амина!

Одним рывком подняв с кровати, он притянул меня к себе и вынудил открыть глаза.

— Последний! Скажи, что хочешь быть со мной, что согласишься разделить магию и стать моей ученицей. Я сохраню твою жизнь!

Собрав остатки воли и сил, так же громко и четко я произнесла всего одно слово:

— Никогда.

Я видела пламя, полыхнувшее в его глазах, чувствовала эту обжигающую ярость и была готова сгореть. Казалось, сейчас Виктор выплеснет на меня всю свою тьму и накажет за прозвучавший отказ, но ничего такого не произошло.

— Это был твой выбор, — отстраненно произнес он, мгновенно утратив ко мне всякий интерес.

Оставшиеся до ритуала дни стали воплощением ада, из которого не существовало выхода. Мне по-прежнему приносили лишь чай, и в какой-то момент жажда стала до того невыносимой, что я его выпила. Чувствуя, как горячая жидкость струится по горлу, я старалась не раздумывать над тем, сколько подавляющего волю зелья в нее добавили. Когда чашка опустела, по телу разлился жар, стремительно добравшийся и до сознания.

Я лежала на кровати, ощущая, как горят огнем незакрывающиеся веки, как пересыхают и трескаются губы, как само мое тело становится клеткой для отчаянно бьющейся в нем души.

— Не сдаваться, — превозмогая сжигающее меня пламя, беззвучно шептала я. — Что бы ни случилось, никогда не сдаваться…

Мне никогда не было свойственно нарушать данных обещаний, не могла отступиться от своего принципа и сейчас. Данная Кирану клятва помогала держаться и не сорваться в черную бездну, хотя и служила всего лишь отсрочкой.

Меня снова терзали кошмары, и я оказывалась в самых их недрах — одинокая, бессильная, от безнадежности тихо сходящая с ума.

Я боялась даже думать о том, что то же самое сейчас переживают и остальные. Что в этих стенах томятся еще одиннадцать несчастных жертв, чьим жизням вскоре суждено оборваться. Что может быть страшнее, чем отдать на растерзание собственную душу? Что ждет всех нас там — за гранью этого мира? Где окажемся, когда умрем? Никому не нужные, проданные собственными родными и запертые в стенах старого, полного мрака поместья…