ГЛАВА 9

До своей комнаты я бежала, не различая дороги. Все намерения поговорить с хозяином поместья выветрились, стоило взглянуть на человека, находящегося в графских покоях. Не знаю, какое чувство было сильнее — страх или изумление, но оно гнало меня прочь. Оказавшись у себя, я плотно закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, выравнивая сбившееся дыхание.

Предположение о том, что Виктор находился в покоях графа просто так, я отмела сразу. Конюху не положено пребывать в личных комнатах хозяина и тем более распивать в них вино. Его поведение, безупречные манеры, умение себя держать — все разом сложилось в единую картину, позволившую понять, что Виктор и лорд Баррингтон есть одно и то же лицо.

Но как такое возможно? Для чего графу в собственном доме выдавать себя за конюха, разыгрывая при этом болезнь? Если раньше его поведение виделось мне странным, то теперь я всерьез усомнилась в здравости собственного рассудка. Захотелось закрыть глаза, зажмуриться изо всех сил, а затем открыть и убедиться, что последние недели были не более чем кошмарным сном.

Меряя шагами комнату, я старалась привести всю имеющуюся информацию в какой-никакой порядок. На данный момент мне было известно следующее: восемь девушек привезли в дом лорда Баррингтона, у которого двенадцать лет назад погибла жена, чей призрак предположительно сейчас обитал в стенах поместья. Все эти годы граф жил отшельником, поручая ведение дел своему дворецкому. От горничной у него есть дочь, которую он не желает признавать. В дополнение ко всему граф является сильным магом, притворяется конюхом и заставляет всех думать, что серьезно болен. А если приплюсовать к этому призрак в музыкальном зале, убитого недавно садовника и скрытую комнату, обилие загадок может свести с ума. Ах да, еще ужасающее состояние Делоры, которое, возможно, также имеет отношение к творящейся здесь чертовщине, и безумная старуха, которую едва не растерзали цверги.

Решив, что сюрпризов на сегодня более чем достаточно, остаток дня я посвятила размышлениям. Для того чтобы лучше понять ситуацию, в строгой последовательности написала все произошедшие события на листе бумаги и попыталась установить между ними связь. В моей жизни был период, когда помимо серьезной литературы я буквально зачитывалась популярными детективами. В них определить главного антагониста обычно не составляло труда, равно как и отследить цепочку событий. В реальной жизни, оказавшись в эпицентре чужих тайн, я чувствовала себя слепым котенком, беспомощно тыкающимся носом в окружающие его стены.

Спускаться к обеду не хотелось, поэтому я попросила Бекки принести еду в комнату. Когда горничная опускала на столик поднос с горячими блюдами, мне внезапно вспомнился разговор с Делорой, где она рассказывала о кухарке. Кажется, упоминала, что проводит в ее обществе много времени и подозревает, что та что-то знает. К тому же, со слов миссис Эртон, именно у кухарки Делора просила капли от мигрени накануне того, как слегла.

— Можешь провести меня на кухню через черный вход? — спросила я у Бекки, от пришедшей идеи напрочь лишившись аппетита.

Та в удивлении на меня посмотрела:

— Зачем?

— Просто отвечай и не задавай встречных вопросов.

Пока мы спускались по лестнице для слуг, я не переставала ощущать на себе ее недоуменный и несколько испуганный взгляд. Живя в поместье, Бекки стала еще более нервной, чем прежде, и переживала по любому поводу. Гнетущая атмосфера этого дома действовала и на нее, вынуждая вздрагивать от каждого шороха. Зная чрезмерную впечатлительность и суеверность своей горничной, я понимала, насколько тяжело ей теперь приходилось.

Кухня оказалась просторной и, вопреки моим опасениям, достаточно чистой. Разномастные кастрюли и сковороды были начищены до блеска, прочая кухонная утварь аккуратно размещалась на полках шкафов и в тумбах. Сама кухарка сидела на деревянном табурете и чистила картофель, бросая его в стоящую рядом кастрюлю. Услышав, что кто-то вошел, она отвлеклась от работы и окинула меня и Бекки быстрым взглядом. Поняв, что перед ней леди, Джина неловко поднялась с места и неумело присела.

Обычно мне была свойственна определенная мягкость в общении со слугами, но сейчас церемониться я не собиралась. Подойдя к кухарке, скользнула по ней ответным взглядом, намеренно позволив отразиться в глазах высокомерию, подчеркивающему мое положение, и потребовала:

— Мне нужны капли, которые ты дала Делоре две недели назад.

Не ожидавшая этого Джина в первое мгновение заметно растерялась и посмотрела на Бекки, как бы ища поддержки.

— Смотри на меня, — холодно велела я. — Знаю, что ты немая, но слышать, надеюсь, умеешь? Сейчас же дай то, что прошу.

Колебалась кухарка недолго, и через несколько мгновений в моих руках оказался маленький полупустой пузырек, какой она сняла с одной из полок. Откупорив крышку, я принюхалась и ощутила знакомый травяной аромат. Графиня Кендол часто страдала от мигрени, не уставала об этом напоминать и нередко просила всех находящихся поблизости приносить ей капли. Содержимое флакончика пахло и выглядело так же, но, не будучи склонна верить одним лишь только глазам, я использовала зрение внутреннее. Однако и оно не выявило никакого магического вмешательства — пузырек действительно содержал самое обычное лекарство от головной боли.

— О чем вы с Делорой говорили тем вечером? — продолжила расспрашивать я и, вспомнив, что кухарка не может говорить, протянула ей захваченную из комнаты бумагу. — Напиши.

Джина подняла на меня нерешительный взгляд и виновато пожала плечами — грамоте она обучена не была. На вопрос о том, как же в таком случае она общается, кухарка сделала несколько движений руками, показывая, что использует язык жестов. Мне он был незнаком.

— Я могу перевести, — неожиданно вмешалась Бекки. — Моя бабка была глухонемой, я их понимаю.

Как оказалось, моя горничная была полна сюрпризов, и уже через минуту она демонстрировала свои знания на практике.

Кухарка сказала, что в тот вечер обсуждала с Делорой жизнь в поместье. Девушка спрашивала, как давно та здесь работает и знала ли умершую графиню. Джина ответила, что знала, но рассказать об этом не может. Они спокойно пили чай, когда Делора внезапно пожаловалась на неважное самочувствие и спросила, нет ли у кухарки капель от головной боли. Получив их, она ушла, пообещав заглянуть утром, но на следующий день так и не появилась.

— Спроси, почему она не может рассказать о графине, — попросила я Бекки.

Та перевела, а кухарка в ответ провела пальцами по губам, как бы закрывая их на замок, после чего обхватила руками шею.

— Боишься рассказать, потому что тебе угрожают? — без помощи горничной догадалась я. — Граф, миссис Эртон, Дженкинс? Кто?

Джина снова виновато пожала плечами, давая понять, что ответа от нее ждать не стоит. Она словно закрылась в непробиваемой раковине, опустила глаза и скукожилась, при своем невысоком росте сделавшись как будто еще меньше. Я бы могла надавить, тоже прибегнуть к угрозам, но не стала. Чем бы ни пригрозила, вряд ли бы это возымело действие, так как ее страх перед хозяином или кем-то, велевшим молчать, был сильнее. Свою роль сыграла и немота, которая невольно вызывала сочувствие.

— Джина, — попыталась я зайти с другой стороны и несколько смягчила тон, — Делора тебя любила. Говорила, что успела к тебе привязаться, а ты не хочешь ей помочь. Тебе известно, что сейчас она не выходит из комнаты, потому что прикована к постели? Вижу, что известно. Она не разговаривает, ни на что не реагирует и смотрит в одну точку. Если ты знаешь, что можно сделать, прошу, скажи.

Кухарка опустила голову, скомкала пальцами фартук и мелко затряслась. Вначале я подумала, что с ней случился припадок, но вскоре поняла, что женщина беззвучно плачет. Прошло не менее минуты, прежде чем она успокоилась и, промычав нечто невнятное, принялась активно жестикулировать.

Я переводила взгляд с нее на Бекки, замечая, как последняя все больше и больше округляет глаза. После того как руки Джины тяжело опустились, горничная некоторое время находилась в ступоре, и мне пришлось несколько раз ее позвать, чтобы расшевелить.

— Она сказала, что в лесу живет ведьма, — дрогнувшим голосом перевела Бекки, продолжавшая пребывать в шоковом состоянии. — Какая-то старуха, способная помочь, используя магию. Еще сказала, что найти ее можно, идя прямо по ведущей через поля дороге. На первой развилке свернуть влево, и там лесная тропка приведет к старой хижине. Миледи, — без перехода произнесла окончательно побледневшая горничная, — вы ведь туда не пойдете?

В тот же миг Джина привлекла к себе внимание нечленораздельным мычанием и вновь принялась жестикулировать.

— Говорит, что все документы, в том числе и договора, касающиеся девушек, хранятся в кабинете графа, — продолжила переводить Бекки. — Ключи есть у дворецкого и миссис Эртон.

На меня обратились два выразительных взгляда, и горничная добавила:

— Большего она сказать не может.

Из кухни я выходила, мысленно рисуя план того, как можно попасть в упомянутый кухаркой кабинет. Не сомневалась, что помимо договоров там может оказаться масса интересного, но узнать это я не могла из-за отсутствия ключа. Получить его я никак не могла, поскольку знала, что экономки обычно держат связку ключей при себе, не говоря уж о дворецком, который в этом доме являлся вторым человеком после графа. Тем не менее, если я хотела продвинуться в поисках ответов, оказаться в кабинете было необходимо.

Придя в малую гостиную, где после обеда обычно собирались девушки, я обнаружила, что все они буквально прилипли к окну и что-то шумно обсуждают. Приблизившись, выглянула на улицу и увидела стоящего под зонтом Дженкинса в компании некоего мужчины. Лица я не разглядела, поскольку он развернулся спиной к окнам, но его фигура показалась знакомой.

— Это новый садовник, — возбужденно проговорила Кэсси, не сводя с него глаз.

— Что, о Викторе уже забыла? — усмехнулась Габи. — Решила отказаться от спора?

Находящаяся рядом Виола отошла от окна и демонстративно фыркнула:

— А ее на всех хватит. Сразу видно — простолюдинка, готовая вешаться на каждого неотесанного мужика.

В ответ на свое замечание Виола удостоилась множества возмущенных взглядов, но никак на них не отреагировала. Было видно, что и Виктор, и новый садовник вызывают у нее интерес, но высокородная леди ни за что бы в этом не призналась. Вдобавок она, как и все прочие, понимала, что по отношению к конюху никак нельзя применить определение «неотесанный».

Упоминание о Викторе навеяло воспоминание об увиденной сегодня сцене, и мне снова стало не по себе. Решимость попасть в кабинет укрепилась, и в ближайшие дни я намеревалась отыскать способ, с помощью которого это можно осуществить.

Перед сном, лежа в постели, я непрестанно об этом думала, так же как и о том, что поведала Джина. Было ясно как день, что упомянутая ею ведьма и есть та самая старуха, которая не так давно приходила к воротам поместья. Теперь я знала, как ее отыскать, но легче от этого не стало. Душу буквально раздирало на части от сознания собственного бессилия. Я не представляла, каким образом можно выйти за ограждение, оставшись незамеченной не только здешними обитателями, но еще и цвергами.

Вконец измучившись, я пришла к выводу, что необходимо сосредоточиться на чем-то одном. За все сразу не ухватиться, поэтому начать следовало с кабинета — это представлялось более легким, нежели самовольная прогулка по лесу.

Закрыв глаза, я постаралась отрешиться от навязчивых мыслей и заснуть, но сделать это оказалось непросто. Дождь, звуки которого обычно успокаивали, как колыбельная, сейчас мешал, равно как и тикающие настенные часы. В комнате повисло тяжелое напряжение, сдавливающее голову стальными обручами. В моей жизни бывали моменты, когда я ощущала приближение чего-то неотвратимого, и сегодняшний день был насыщен ими сполна. Сейчас, лежа на кровати, не могла заснуть из-за терзающего душу ощущения чьего-то приближения. Я не слышала его, не видела, но улавливала на том уровне, о котором и в наше время боялись говорить открыто.

На поместье опустилась чернильная ночь, превратившая его в царство теней. Тьма поселилась в каждом уголке, ее шепот звучал в каждом мимолетном шорохе, она как окутанная дымкой королева поднималась по старым, заросшим паутиной лестницам, приподнимала черную мантию и, взмахнув такими же черными крыльями, взмывала под потолок.

Страх пробудился внезапно, заставив меня приподняться на кровати и перевести взгляд на то место, где стояло напольное зеркало. Лучший способ бороться со своими страхами — смотреть им в глаза, и сейчас, следуя этому принципу, я знала, что увижу.

Мне снова явился призрак. Но страх вызывал вовсе не он — нечто иное, темное клубилось в самых недрах дома, но до этого крыла пока не добралось.

— Ева… — прошептала я, неотрывно смотря на зависшего в воздухе духа.

Как и в прошлую нашу встречу, она указала прозрачной рукой на дверь и прошла сквозь нее, породив во мне нестерпимое желание идти следом. Однако нечто — то, что вызывало страх, вынудило задержаться, вцепиться пальцами в белоснежное одеяло и подумать, что этой ночью лучше никуда не ходить.

Но осознание того, что призрак покажет мне что-то важное, оказалось сильнее. Заставив себя подняться, я сжала дрожащие пальцы в кулаки и бесшумными шагами вышла из комнаты. Ева ждала меня в коридоре и, как только я с ней поравнялась, медленно полетела вперед.

Мы миновали темные лабиринты коридоров, негостеприимные галереи и, преодолевая лестничные пролеты, поднимались наверх. Наше ночное путешествие казалось сном, и я изо всех сил старалась убедить себя, что это он и есть. Слишком нереальным виделось происходящее, слишком страшным для того, чтобы принять его за реальность. Должно быть, в эти мгновения я сама походила на призрак — бледная, с распущенными черными волосами и в одной ночной сорочке. С собой у меня не было даже свечи, и единственным источником света являлась луна, проникающая сквозь прорехи между занавесками и голубоватой паутиной опутывающая наш путь.

Ева привела меня к узкой старой лестнице, ведущей на чердак. Судя по слою пыли, ею давно никто не пользовался. Наверху повисла абсолютная темнота, и даже мое внутреннее зрение не позволяло смотреть сквозь нее. Лишь поставив ногу на первую ступень, я поняла по раздавшемуся среди ночной тишины скрипу, что лестница деревянная.

Я замерла, испугавшись, что кто-то может услышать и сюда прийти, но в особняке по-прежнему не было ни звука. Переведя дух, стала медленно подниматься по лестнице, и чем выше оказывалась, тем отчетливее различала проступающую во мраке дверь. Ева зависла перед ней и, когда я оказалась на предпоследней ступени, на миг обернулась. В ее сапфировых глазах отразилось слишком много чувств для того, чтобы я смогла их разобрать.

После беглого осмотра двери обнаружилось, что на ней висит тяжелый амбарный замок.

— И что теперь? — спросила я то ли у призрака, то ли у самой себя. — Возвращаться обратно?

Не успела опомниться, как Ева коснулась двери, после чего раздался характерный щелчок и замок открылся. Наградив меня прощальным, пробирающим до дрожи взглядом, она грустно улыбнулась и в следующую секунду плавно растворилась в воздухе.

Не мешкая и лишний раз не раздумывая, я вошла внутрь. Первое, что бросилось в глаза, едва я оказалась на чердаке, — это узкая полоса лунного света, проникающая сквозь маленькое круглое оконце. Под ней, точно серебристая пыльца, вились бесчисленные крупинки пыли и трепыхались ночные мотыльки.

Я неспешно прошла вглубь помещения, отмечая стоящую здесь старую мебель и хаотично разбросанный хлам. Оказавшись под самым окошком, остановилась, не понимая, для чего Ева меня сюда привела.

Развернувшись, я решила внимательнее все осмотреть, как вдруг мой взгляд упал на стоящую в углу раму под белым покрывалом. Ткань съехала набок, открыв небольшой фрагмент картины, написанной масляными красками. Уже догадываясь, что увижу портрет, я стремительно к нему приблизилась и одним резким движением отдернула покрывало.

Лунный луч упал на женское лицо, которое в первое мгновение показалось до того живым, что я инстинктивно отшатнулась. С портрета на меня смотрела молодая светловолосая женщина с открытым взглядом и легкой полуулыбкой. В руках она держала букет алых роз, на шее ее поблескивала нить жемчуга, а в глазах светились искорки радости.

Прекрасная работа художника была изуродована несколькими длинными порезами, явно оставленными ножом. Холст повредили, оставив отметины и на красивом лице, и на кистях рук, и на искусно написанных цветах.

На то, чтобы вспомнить, где я видела женщину с портрета, мне потребовалось некоторое время. Всматриваясь в картину словно завороженная, я сравнивала написанное лицо с тем, что видела в музыкальном зале. Вне всяких сомнений, женщина с портрета сейчас обитала там в виде странного призрака.

В правом нижнем углу картины виднелась надпись, из которой я узнала, что на портрете изображена графиня Баррингтон. Имя отсутствовало, но его и не требовалось, чтобы понять главное: кем бы ни была Ева, графиней она не являлась.

Коснувшись отметины от ножа, я задумалась над тем, кто мог совершить такое варварство, а еще важнее — почему? Задерживаться здесь не хотелось, поэтому раздумья пришлось отложить до утра.

Перед тем как уйти, я внимательно осмотрела чердак, стараясь не упустить ни одной мелочи, но ничего полезного больше не обнаружила. Надежды на то, что здесь окажутся другие подсказки, не оправдались.

Закрыв за собой дверь и защелкнув замок, я спустилась вниз. До второго этажа добралась благополучно, а вот дальше возникли сложности. Идя за Евой, дорогу я не запоминала, и сейчас с ужасом поняла, что не знаю, как найти свою комнату. Луна, будто назло, спряталась за тучами, и стало совсем темно.

Стараясь не паниковать, я призвала на помощь всю свою выдержку и сосредоточилась. Мысленно воспроизведя расположение комнат в доме, примерно сориентировалась и двинулась в выбранном направлении.

Страх полз за мной по пятам извивающейся змеей, и чем сильнее я боялась, тем больше она становилась, ускорялась, поднималась на хвост и, раздувая капюшон, шипела, обнажая ядовитые клыки. Именно змею рисовало мне воображение, когда я слышала приглушенные шорохи, которые с каждым мгновением становились все ближе. Не сразу стало ясно, что реальность, а что — плод моего страха. Одно тесно переплеталось с другим, и я слишком поздно осознала, что меня действительно настигает нечто страшное.

Укорив шаг, я обернулась на ходу и едва не упала, увидев, что преследует меня позади. Густой черный туман расползался по полу, приближаясь с неимоверной быстротой. В его клубах виднелись очертания страшных вытянутых лиц, глядящих на меня провалами глаз. Если до этого удавалось держать себя в руках, то сейчас от былой выдержки не осталось и следа. Я сорвалась на бег и помчалась по темному лабиринту, каким для меня стали неестественно длинные коридоры. Сотни мыслей сменялись в сознании бешеным калейдоскопом, отнимая способность сохранять спокойствие.

Шипение становилось все громче и, снова обернувшись, я увидела, что туман распался на несколько частей и теперь меня преследовали сотканные из тьмы фигуры. Практически бесформенные, источающие потусторонний холод темные призраки.

Стало не важно, что кто-то может меня услышать, и я хотела закричать, позвать на помощь, но голоса не было. Он пропал от затопившего меня первобытного ужаса, и самое страшное заключалось в том, что все происходило на самом деле. Это был не сон, хотя мне отчаянно, до безумия отчаянно хотелось в это верить. Лихорадочно осматриваясь по сторонам, я совсем не понимала, где нахожусь. Возможно, то были места знакомые, но до предела напуганная, находящаяся на грани отчаяния, я этого не замечала.

Наступив на край ночной рубашки, не удержала равновесия и упала на холодный пол. Тут же снова вскочила на ноги, сделала рывок, но что-то меня не пускало. С непередаваемым, всепоглощающим ужасом я посмотрела назад и обнаружила, что меня удерживает одна из туманных фигур. Длинная черная рука вцепилась в мою одежду, а в следующий миг такие же черные когти с противным громким звуком разорвали ткань. Клочок белой рубашки растворился в темном тумане, и я, снова оказавшись на полу, принялась отползать назад. Никогда прежде мне не доводилось испытывать столь сильный, граничащий с безумием ужас.

Тени надвигались медленно, но неотвратимо, и я не знала, как себя защитить. Страх парализовал, сковал движения, мешал здраво мыслить. Казалось, я попала в один из своих ночных кошмаров. В эти полные безмолвного ужаса мгновения для меня будто приоткрылась изнанка мира, обнажив свою самую страшную сторону. Исходящий от духов холод пробирался под разорванную одежду, проникал под кожу и стремился добраться до сердца, желая выдернуть из него жизнь.

Да, именно жизнь привлекала тех сущностей, что были давно мертвы. Это я чувствовала интуитивно, хотя не отдавала себе в этом отчета.

Человек, заслонивший меня собой, появился до того внезапно, что я не успела ничего понять. Просто замерла прямо на полу, расширившимися глазами смотря на исходящий от него легкий свет. Тихие, на грани слышимости слова пронзали воздух, вынуждая темных призраков с шипением пятиться. Я едва верила своим глазам, наблюдая, как они, пугаясь моего неожиданного защитника, отступают назад. В какой-то момент они снова слились в бесформенную тучную массу, в которой просматривались искаженные злобными гримасами подобия лиц. Туман медленно отползал. В какой-то момент, когда мой спаситель произнес очередную фразу, облако призраков зашипело особо громко, заплакало-завыло пробирающими до дрожи голосами, взметнулось в воздух и бросилось назад по коридору, оставляя за собой въедливый запах гари.

От сковавшего меня напряжения я не могла ни подняться, ни даже моргнуть. Глаза больно резало, губы пересохли, а внутри по-прежнему стоял холод, победить который у меня не хватало сил.

Я продолжала неподвижно сидеть до тех пор, пока чьи-то сильные руки не подхватили меня и не поставили на ноги. Каким-то отстраненным восприятием я ощутила рядом спасительное тепло и всем существом потянулась к нему. Когда меня обняли, окутывая им, точно пуховым одеялом, я не сопротивлялась. Напротив, ухватилась за надежные теплые плечи как за последнее спасение в жизни, не думая ни о чем. Было все равно, кто находится рядом и кому позволяю к себе прикасаться — кто бы то ни был, он меня спас. Этой ночью мне довелось ощутить рядом дыхание смерти, после чего все прочее казалось несущественным.