Глава 7
Он всегда улыбался

Некоторые психические расстройства возникают в позднем возрасте из-за постепенного естественного старения органов и систем. Другие развиваются вследствие нарушения не до конца изученных эндогенных процессов головного мозга в юном и молодом возрасте. Воздействие травмирующих или отравляющих факторов может отразиться на психике в любом возрасте. Но есть и особая группа психических расстройств, которые проявляются с детского возраста. И об одном из этих заболеваний мы поговорим в настоящей главе – об умственной отсталости.

«Он всегда улыбался. Даже когда ему было больно, когда ему было грустно, улыбка не сходила с его лица. Порой это была испуганная улыбка, иногда – виноватая. Странно, но та же виноватость была в улыбке, когда у него заболел живот, и мы отправили его в хирургию с аппендицитом. Словно он просил ей прощения за отнятое у нас время. Хотя вряд ли он понимал в полной мере, что значит это слово – «время».

Нет, у него не было плоской переносицы и раскосых глаз. Его язык хорошо прятался за зубами. И ладони были со среднего размера пальцами. Он был худой и невысокий, но выдающихся стигм, особых признаков хромосомной болезни, в нем не наблюдалось. Да, была внутриутробная гипоксия. Родился он на седьмом месяце беременности, и почти два месяца врачи боролись за его жизнь. И жизнь все-таки победила. Поначалу он был обычным младенцем. Как его старший брат. Только чаще плакал. И позже начал переворачиваться. Позднее встал на ноги. Почти в два года сказал первое слово. И потом отставание становилось все заметнее. Он рос медленнее, его психика сложнее развивалась. Первые три класса школы он еще осилил, сложнее всего давалась арифметика. На исходе третьего стало ясно, что в обычной школе он учиться не сможет, и свой четвертый класс он начал во вспомогательной школе.

Там он справлялся неплохо. Особенно хорошо давались предметы, где нужно было работать руками. Ему нравилась ручная работа. Он с удовольствием лепил из глины простые вазы, горшки. Красил стены. Помогал отцу и брату, как мог, на даче. Он даже выучился на маляра и несколько лет проработал им в разных местах. Ему всегда помогал старший брат. Чтобы его не обижали, чтобы не обманывали с зарплатой. Ведь он был доверчив и открыт. Хулиганы во дворе пользовались этим. Устраивали всякие шутки, смеялись над ним, заставляли делать неприятные вещи. А он никогда не обижался, не знал, как это. И просто улыбался.

Одна из таких злых шуток кончилась хуже остальных. Он упал с качелей, и на обратном ходу качели ударили его по затылку. Травма черепа и ушиб мозга. С тех пор начались вторичные эпилептические припадки, и он не мог больше красить стены. Ему стало очень сложно даже помнить, как правильно держать ложку. К счастью, через несколько лет он снова научился пользоваться ей, правда, маляром снова так и не стал. А улыбка осталась.

Брат рассказывал, что лишь однажды увидел его плачущим: когда умер отец. Инсульт сразил отца на даче, а он был там тогда. Сначала испугался, не понял, что произошло, а когда в его хрустальном сознании промелькнула мысль о смерти, он загрустил. Это было странно. Ведь почти невозможно объяснить, что значит смерть. Однако отчего-то он понял, что из-за нее люди грустят, и заплакал сам. Слезы его были горькие, он не рыдал, а скорее выл. А потом это переросло в судорожный припадок. На похоронах он вновь непонимающе улыбался.

Брат не бросал его, хоть и не жил рядом, и всегда старался помочь: давал денег, забирал на выходные, возил со своими детьми за город. Племянникам он нравился, ведь он был добрым и ласковым. Особенно отзывался на объятья. И тогда, когда он нелепо, но очень искренне обхватывал племяшку, можно было считать его улыбку настоящей.

А жили они вдвоем с матерью. Он делал простую работу – выносил мусор, нес в пакете картошку, когда они с матерью ходили на рынок. Сам он, конечно, деньгами распоряжаться не мог. Однажды, много лет назад, его отправили в магазин. Вернулся он без денег, запачканный в пыли, с кровью из носа, но с улыбкой. Вот только мама умерла, и брат стал его опекуном.

Родительскую квартиру они продали, брат забрал его к себе насовсем. Племянники были уже подростками, и им меньше хотелось с ним играть. Не как в детстве, когда этот дядя казался им большой игрушкой. Такое бывает. Всему свое время, и дети вырастают из игрушек. Дома стало некомфортно. Целый день он ничем не занимался. Бродил со своей глупой и неуместной улыбкой по квартире. Попадался под руку жене. Племянники все чаще кричали на него и выгоняли из их комнаты. А он лишь пялился им в ответ и улыбался. И шел, куда его отсылали.

Состоялся разговор с братом. Жена со вздохом заявила, что с ним нужно что-то делать. И сначала брат отмахнулся. Но участились приступы. Предыдущие дозы противосудорожных препаратов перестали работать, нужно было искать новую схему. Его положили в психиатрическую больницу, и родственники узнали, каково это. Какая может быть жизнь, когда его рядом нет, но о нем заботятся, у него есть крыша и хлеб. Хоть это делают не они. Ведь есть на кого переложить свое бремя. Итак, многое было для него сделано. А он улыбался, когда встречал их в комнате свиданий. Свидания становились реже.

Прямых показаний для нахождения в психиатрической больнице уже не было. Приступы почти не случались. Новые препараты работали неплохо. Агрессии он не проявлял. Был тихим, спокойным. Иногда помогал, когда его просили. Сидя на стуле, смотрел на происходящее в отделении и улыбался. В таком состоянии ему можно было вернуться домой. Жена брата была категорически против, и тот решился положить его на платную койку: когда родственники оплачивают лишь услуги ухода. Так он остался у нас.

Я работал в отделении второй год, его же положили за год до моего прихода. Брат хорошо зарабатывал, и проблем с оплатой койки не было. Брат по-прежнему навещал его, иногда звонил в отделение. Его не бросили. Но жизнь в семье брата пошла своим, новым чередом, новые задачи вставали вместе с взрослением детей. Сложно сказать, кем он был брату. Может быть, – напоминанием о родителях, о детстве, а может – той частью личности, потеряв которую, словно лишаешься части тела. Наверное, когда-то брат сожалел о случившемся. Если бы не внутриутробная гипоксия и травма от качелей, все было бы иначе. И их отношения, и вся жизнь. Когда-то была надежда. Потом они приняли и радовались тому, что было дано. Я замечал иногда, что брат радовался его улыбке, той искренней улыбке, которая появлялась в начале их свидания. В ней было узнавание, вспоминание, что у него есть брат. И брату было достаточно. Брат приносил ему йогурт и мягкую булку с повидлом, иногда кашу и конфеты. Помогал держать ложку, затыкал салфетку за воротник, вытирал испачканные щеки. Спрашивал о простом: все ли у него хорошо, ничего не болит, никто не обижает? Их отношения застыли на пятилетнем возрасте. Однажды брат рассказал мне, что так же, когда им было пять и двенадцать соответственно, они завтракали по субботам на даче, когда родители уезжали в город и оставляли их вдвоем.

Одна из бесед с братом была особенно подробной, из нее я и узнал о его жизни. Я пытался заглянуть в его разум. Я говорил с ним, наблюдал за поведением в отделении, эмоциями и реакциями. Но все скрывалось, или скорее наоборот, распахивалось его улыбкой. Могло показаться, что он пребывал все время в блаженном неведении. Такая улыбка стала поводом считать юродивых божьими людьми, словно они несли на себе отпечаток Божьей благодати, и оттого их счастье проявлялось постоянной улыбкой. Свет внутри них затмевал все бренные горести, греховные посылы. Это толкование имеет право жить. То, что можно назвать чистотой, я видел в нем. Он не желал никому зла. Не хотел отнимать и вредить. Принимал случавшееся с ним, как данность. Для него не было завтра, были обрывки вчера, он жил здесь и сейчас. Ничего не ждал и ничего не хотел. И возможно, поэтому был по-своему счастлив.

Старшая сестра пришла к нам в ординаторскую и сказала, что брат не внес оплаты, чего раньше не случалось. Мы попытались дозвониться до него, но телефон был вне зоны доступа. По домашнему номеру трубку никто не взял. И на следующий день. Мы ждали неделю и затем обратились в органы опеки с просьбой отыскать брата или связаться с ним. И тогда узнали, что он погиб. Разбился на автомобиле в командировке. Жена брата с детьми уехала к родителям переживать свое горе. Я не знал, как быть. Выйти и рассказать? Я обязан. Но его улыбку в тот момент я не вынес. Когда я увидел его на стуле, смотрящего мне в глаза и как всегда беспечно улыбающегося, ноги у меня отказались к нему идти. Я попросил сделать это социального работника. Но и ее слова он встретил, улыбаясь. Он так и не смог понять».