Колёса тихо постукивали на стыках, унося капитана Сизова из Восточной Пруссии. Целый день он провёл в напряжении. «Приятное» соседство Коренева в сочетании с медицинским капитаном, который то ли капитан, то ли вообще непонятно кто. Не было у него твёрдой уверенности, что это тот самый тип. Похож, конечно, но не факт.

А Владимир, бросив неясную угрозу, целый день делает вид, что спит. Именно делает вид — веки подрагивают, на шумы реагирует, тут Стаса не проведёшь. Вот и пойми — то ли рвать отсюда когти, пока живой и при памяти, то ли его подозрения — чистой воды шиза и профессиональная деформация личности. Размышления были прерваны весьма бесцеремонно — с верхней полки свесилась коротко стриженая черноволосая голова, и хрипловатый голос спросил: — Какие новости?

— Простите? — очнулся от своих раздумий Стас.

— О, новое лицо! — обрадовался сосед сверху. — Позвольте представиться — поручик 19-го драгунского Архангелогородского полка Павел Бачей. Ранен при штурме Лабиау. А вас сюда каким ветром?

— Капитан Сизов, Станислав, при ставке командующего.

— Штабной? — слегка разочарованно сделал вывод собеседник.

— Типа того, — усмехнулся Стас. — Немножко не повезло, как видите. В том плане, что подставился.

— Да нет, скорее повезло, — не согласился Павел. — В голову — и жив, да ещё и при памяти, нет, определённо повезло.

«Интересно, — подумал опер. — Бачей, да ещё Павел. Прямо тебе „Белеет парус одинокий“. Если ещё и из Одессы, совсем забавно».

— Вы не из Одессы, поручик?

— А шо, так заметно? — оживился тот. — Бывали у нас?

— Нет, не приходилось.

Собственно, он там бывал. Но тут палка о двух концах. Одесса начала и конца XX века, это, как говорят сами одесситы, две большие разницы. Лучше не высовываться.

— Ну. полжизни потеряли, — искренне огорчился Бачей. — У нас такое море. Поручик принялся «травить за Одессу», а Стас, изображая внимательного слушателя, снова погрузился в невесёлые мысли. Ко всему прочему, не оставляло ощущение, что он что-то упустил. Сознание этого напрягало, как зудящий в темноте комар. Что-то такое он увидел или услышал, но не понял.

— А вот ещё анекдот, — не закрывал рта поручик. — Приходит еврей к доктору. «Доктор! — вспышкой полыхнуло в мозгу. — Доктор Лазоверт! Так же он назвался. Чёрт! Доктор Лазоверт — один из будущих убийц Распутина! Ну, точно! И Пуришкевич там, помнится, отметился! Вот я попал в гнёздышко, мать его.».

— А Пуришкевича видали? — не унимался Павел. — Вот личность, я вам доложу! До войны что ни газета, то Пуришкевич. С тем поругался, в того стаканом бросил… А тут — молодцом! Ни хрена не боится!

— Да, молодец, ничего не скажешь, — согласился Стас, думая о своём.

«Пуришкевич, насколько мне помнится, с началом войны стал заядлым англоманом. Значит, Коренев насчёт английской разведки не врал. И увёл его тогда именно англичанин, до ужаса на доктора Лазоверта похожий… Стало быть, он это и есть, не бывает таких совпадений. И сел он с милым другом Вовочкой в автомобиль не к кому-то, а к графу Сумарокову-Эльстону, то бишь, к Феликсу Юсупову. Который, опять же, по истории нашего богоспасаемого отечества, в главных убийцах Старца фигурирует. Хорошая бражка собралась».

— Вы о каких это союзниках? — зацепившись за последнее услышанное слово, спросил опер.

— Да, об англичанах, чёрт бы их подрал совсем! Союзники, как же! Они всю жизнь только сами себе союзники. Поганая нация, я вам доложу. А уж Россию ненавидят лютой ненавистью.

— А за что им нас любить-то?

В проходе стоял капитан Лазоверт. Никто и не заметил, как он подошёл.

— Я полагаю, господа, что нелюбовь англичан к нам вполне оправдана, — продолжил он, не дождавшись ответа. — Живя на острове, со всех сторон окружённом морем, трудно любить тех, кто становится, то и дело, поперёк дороги. Островные государства обязаны быть эгоистами, иначе им не выжить. Возьмите ту же Японию. Впрочем, в данное время англичане — наши союзники, и ругать их считаю непатриотичным.

— Вам виднее, — уклончиво отозвался поручик.

И, повернувшись лицом к стене, замолчал.

— Ну, господин капитан, как ваша голова?

— Спасибо, уже лучше.

— Замечательно. Покажите-ка язык. Ну, гораздо лучше.

— Значит, можно в строй?

Лазоверт внимательно глянул ему в глаза.

— Куда вы так спешите? Боитесь, что германцев без вас победят? С такой контузией недельку полежать не помешает.

— Дел много.

Медик поднялся.

— Не убегут ваши дела. Извольте лежать.

Он повернулся и ушёл. А Стас, закрыв глаза, снова погрузился в думы. Сыщицкая «чуйка» уже кричала, что пора уносить ноги. Пока живой и при памяти.

Капитан Мельников, увидев германца, который, словно кенгуру, гигантским прыжком метнулся в придорожные кусты, выстрелил в него. Встречный выстрел немца, совершённый в прыжке, заставил его присесть. Услышав вскрик попутчика, прозвучавший из-за автомашины, котрразведчик бросился туда. Капитан Сизов лежал, опрокинувшись навзничь, из раны на виске текла кровь. Уже то, что она просто текла, а не выливалась толчками, обнадёживало. Отерев кровь носовым платком, капитан облегчённо выдохнул — глубокая ссадина, наверняка, ещё и контузия, но это сущая ерунда. Жить будет, разве что, головной болью помается. Оторвав полосу исподней рубахи, он наскоро примотал платок на ссадину.

В это время Станислав открыл глаза и мутным взором поглядел на товарища.

— Помоги сесть, — прошептал он. — Башка кружится.

— Посиди, я сейчас.

Теперь, пожалуй, следовало подумать о немецком офицере. Забывать про него не стоило по многим причинам — и «язык» весьма достойный, и врага, прячущегося в лесу с оружием, без внимания оставлять никак не стоит. И Сергей, нырнув в кусты, стал бегом углубляться в лес. Выросший в Тобольской губернии, он умел ориентироваться в тайге. А уж здешние леса, смех, право слово. В сравнении с урманом парк, не более того. И Сергей, расчётливо дыша, пустился бегом, зигзагом прочёсывая небольшой лесок между дорогой и полотном железной дороги. Не прошло и пяти минут, как он, выскочив из-за дерева, чуть не налетел на немца. Тот стоял, направив свой «Манлихер» прямо на него. Видимо, успел приготовиться, заслышав его шаги.

Мельников резко присел, пуля свистнула над головой. В тот же миг он прыгнул вперёд, и тут же резко отскочил вправо, выстрелив дважды так, что пули Нагана «погладили» противнику виски. Это сработало — немец невольно присел, а капитан уже стремительно летел на него. Опомнившись, обер-лейтенант вскинул пистолет и выпалил в упор. Поздно! Резко присев, капитан уперся левой рукой в землю, и с силой выпрямил правую ногу, «подсекая» противника. Помнится, китайцы называли это «хвост дракона». Приём сработал — немец, взмахнув руками, грохнулся на траву. Секунду спустя Мельников уже сидел на нём, выкручивая руки.

Совсем рядом, за деревьями, послышался шум поезда. Капитан не обратил бы на него никакого внимание, если бы, некоторое время спустя, впереди не послышался протяжный звук торможения. Это было странно — дорога от полотна не видна, а станций тут рядом нет, это он знал точно. Впрочем, тревожиться особенно нечего — территория контролируется русскими войсками, значит, поезд этот мог быть только русским.

Быстро сунув в карман Манлихер, он сунул немцу под нос ствол Нагана.

— Говорите по-русски или предпочитаете родной язык?

Тот, сверкнув глазами, промолчал и гордо отвернулся.

— Ну-ну, — усмехнулся Мельников. — Это нам, как раз, знакомо. Ничего, жить захочешь, будешь петь, как соловей. Встать!

Офицер нехотя поднялся и, как ему показалось, незаметно бросил взгляд на револьвер в руке контрразведчика.

— Не косись! — прикрикнул тот и, переместившись за плечо немца, ткнул его стволом между лопаток. — Форвертс!

Они шли вдоль железнодорожной насыпи. Вот, уже показались последние вагоны, и Мельников узнал — это был военно-санитарный поезд Пуришкевича. Не далее, как сегодня утром, он видел его стоящим в Нойхаузене. В это время впереди послышался пронзительный свисток паровоза, состав тронулся и, набирая скорость, стал удаляться. Когда они вышли на дорогу, там лежал только мёртвый немецкий солдат.

Шины «Испано-Сюизы» были безнадёжно издырявлены пулями. Тяжело вздохнув, Мельников, не слишком вежливо запихнув пленного в салон «Мерседеса», осмотрел его, обойдя вокруг. В кузове было несколько пулевых пробоин, но, по крайней мере, шины были целы. Он сел на водительское место и попытался завести машину. Мотор чихнул и, громко выстрелив, ровно затарахтел. Контрразведчик медленно подвинул рычаг газа и «Мерседес» покатился по дороге.

За размышлениями Стас не заметил, как задремал. Когда мягкая рука сестры милосердия Аглаи, он вздрогнул и открыл глаза.

— Таблеточку выпей, милый.

— Давайте, — он приподнялся на локтях, взял маленькую таблеточку и сунул её в рот.

Сестра протянула ему стакан. Стоп! А почему только ему? Всё это время ему и Кореневу приносили таблетки обоим, потому что и диагноз был у них один. Что ещё за новости?! Однако он, не подавая вида, выпил полстакана, закинув голову назад. Таблетку, тем не менее, он сунул под язык, молясь, чтобы она не оказалась быстрорастворимой. К счастью, его опасения оказались напрасными. Сестра взяла из его рук стакан и удалилась. Повернувшись лицом к переборке, Стас выплюнул таблетку на простыню. Показалось ему или нет, что язык немного онемел? Через некоторое время он почувствовал лёгкую сонливость. Значит, опасался не зря. Ну, теперь поглядим, кто выше на забор писает.

Он слышал, как поезд замедляет ход, потом останавливается.

— Что за станция? — крикнул кто-то с другой стороны вагона.

— Вержболово, — отозвалась сестра милосердия. — Только кричать не надо.

— Аглая, — послышался спокойный голос Лазоверта. — Посмотрите, как там капитан Сизов.

— Сейчас, Станислав Сергеевич.

Шаги сестры приблизились, лёгкие пальцы коснулись шеи.

— Спит.

— Вот незадача, — сокрушённо отозвался медик. — Беспокоит он меня, честно говоря. Я думаю, надо его в лазарет. С его контузией тряска в поезде… Позовите Прохора, пусть возьмёт носилки и кого-нибудь из санитаров. А я пока документы его подготовлю.

Стас лежал, закрыв глаза и ровно дыша. Лазоверт им заинтересовался, это и к бабке не ходи. А от иностранного агента чего доброго ему ждать? Правильно, «потрошить» будут по полной программе. Видеть тогда в Летнем Саду он его не мог, Стас был в отдалении. Но Володенька Коренев, сукин кот, «слил» его, безусловно. Ладно, ребята, придётся вас чуток удивить. Как там у Уэллса? Когда спящий проснётся, вот, когда проснусь, тогда и поговорим.

Он продолжал «спать», когда ловкие руки санитаров переложили его на носилки, когда вынесли на перрон и стали грузить в санитарный автомобиль. Осторожно поглядев сквозь ресницы, он втихомолку порадовался, что машина открытая. Главное сейчас — удачно выбрать место. Скорость у этих тележек — «не смешите меня». В армии ему и не такое вытворять приходилось. И, едва автомобиль отъехал от вокзала, он взметнулся с носилок и прыгнул. Прыгнул точно, как учили, приземлился на ноги, пробежал немного по инерции и, не сбавляя хода, нырнул в ближайшую подворотню.

— Стой! Сумасшедший!

Ага, аж два раза! Он с размаху промчался между домами и оказался в закрытом дворике. Впереди возвышалась кирпичная стена. А сзади уже был слышен топот сапог капитана Лазоверта.