Глава 10. Минус один
Было бы преувеличением сказать, что Стас твёрдо верил в правильность своих действий. Сомнения одолевали, и немалые. Фантастики он, в своё время, начитался — будь здоров! И прекрасно знал, куда ведёт дорога, вымощенная благими намерениями. Один рассказ помнился ему особенно чётко — про то, как прекраснодушные молодые люди, случайно (по законам жанра) попавшие в доколумбовую Америку, решили спасти самобытную культуру индейцев от европейских варваров. С этой целью они, всеми правдами и неправдами, развивали вооружение, тактику и стратегию тех племён, среди которых оказались.
Воистину, следует бояться своих желаний, ибо они имеют тенденцию сбываться. Потому что с прибывшими конкистадорами индейцы разделались, как повар с картошкой. А потом, недолго думая, отправились на их же кораблях завоёвывать Европу. И только тут до «реформаторов» дошло — какие они мудаки.
И бабочка Бредбери ему вспоминалась постоянно. Но он уже, выражаясь фигурально, раздавил её, не дав революционерам убить Столыпина. Его, правда, всё равно с должности премьера сместили, но масонам разгон они с Кулябко успели устроить. И, надо сказать, не слабо постарались. Масонство, на данном этапе, считалось так же вне закона, как и деятельность любых революционных организаций. И Столыпина на посту премьер-министра сменил тот же Коковцов В.Н. Однако, министром внутренних дел он остался. Одному Богу известно, чего это стоило Стасу. Гордец хотел непременно подать в отставку. Только чувство ответственности перед Россией помогло его переубедить.
Словом, пока Стасу, в общем, всё удавалось. Это-то и пугало.
«Хватит! — одёрнул он сам себя. — В любом случае, хуже, чем было в советской истории, не будет».
Действительно, какой смысл предаваться сомнениям, если всё уже решено? Стас смотрел на чистенькую венскую улицу из открытого окна. Сзади копошилась «жена», мадам Галина Демидова, как обзывалась по паспорту Галина. Она неслышно подошла сзади и дружески положила руку на плечо.
— Чего ты маешься? Боишься, что не получится?
— Что ты, Галя, — невесело усмехнулся он. — Такие специалисты приехали. Куда он от нас денется?
— Так, что тогда? — она заглянула ему в глаза. — Не уверен, что правильно поступаешь?
Вот и считай после этого женщин дурами! А это, кроме всего прочего, ещё и блондинка. Натуральней не бывает, ещё при первом знакомстве убедился. Если женщина читает с него, как с открытого листа, м-да, теряешь квалификацию, опер. Врать нельзя — в любую женщину этот сканер вставлен от сотворения мира.
— Умная ты, Галя, — вздохнул Стас. — Не в том дело, что сомневаюсь или не уверен. Твёрдо знаю, что надо, просто не хочется, но надо.
— А, ну что ж поделаешь, если, действительно, надо? — рассудительно заметила Галя. — А что, они, действительно думают, что у них без царя всё получится?
Хороший вопросик. Всё-таки, не зря он её заметил.
— Без царя, конечно, можно, — хмыкнул опер. — Вон, сколько народа без царя в голове живут, и ничего.
— Не знаю, — улыбнулась женщина. — Сосо мне говорил, что без царя — это по справедливости, но мне не верится что-то.
— Понравился он тебе, — Стас не спрашивал, просто уточнял.
— Да, — просто ответила Галина. — Умный мужчина, симпатичный. Но он женатый, у него сынок растёт. Три годика ему. Семью грех разбивать.
— Да, — согласился он, думая о своём.
Решив устранить Троцкого, он одним махом убивал двух зайцев. Во-первых, убирал с доски одну из самых опасных фигур, обеспечивая, тем самым, «зелёную улицу» Иосифу Джугашвили. С господином Ульяновым, когда придёт момент, надо будет распрощаться не менее решительно. Слишком уж одиозная это личность в нашей истории. Это только октябрята, светлая им память, в «доброго дедушку Ленина» верили. Ну, детям-то простительно. Когда несостоявшийся адвокат дорывается до власти, вместо декларируемого «всеобщего благоденствия» начинается такая кровавая вакханалия, что перед этим самые страшные преступления человечества как-то меркнут, скромно сдвигаясь на задний план.
Казни «социально чуждых», расстрелы «недовольных», расстрелы заложников, изъятия ценностей откуда только можно «для нужд революции». да, мало ли. Может, кто-то и считает, что «во имя святой цели» всё сойдёт с рук, но Стас так не считал. А значит, извините, господа. Кто не спрятался, я не виноват.
А пока господа революционеры изволили отдыхать от «кровавого самодержавия» в продвинутых Европах. Забыв на время об «угнетённых массах», они душевно расслаблялись, поправляя подорванное «борьбой» здоровье. «Изнурительный поединок» с царизмом господин Ульянов вёл в Праге, а господин Троцкий — в Вене. Собственно, почему бы и нет? Ведь отрабатывать в поте лица средства, полученные от сочувствующих, никто не требовал. Как, впрочем, и отчёта в расходах.
От отеля «Французский» до кафе «Централь» по улице Шоттенгассе пешком не более десяти минут. Стас вспомнил исторический анекдот о том, как какого-то австрийского политика спросили по поводу возможности революции в России. Политик якобы ответил: «Кто же будет делать революцию? Может, господин Бронштейн из кафе „Централь“?». Знал бы он, как недооценил господина Бронштейна. Без сомнения, именно Троцкому принадлежит большая часть заслуг, приписываемых позднее Ленину и Сталину. Однако, при всей его хитрости он, как тот лафонтеновский кот, таскал каштаны из огня для других. Если расчёты Стаса верны, то у господина Ульянова возникнут бо-ольшие проблемы.
Экипаж где-то наняли Всеволод с Володей. Мягко покачиваясь на рессорах, они неспешно катили по булыжной мостовой к месту проведения операции. При доведении задания сыщик вполне откровенно поморщился: «Станислав, это же чистая уголовщина».
— Володя, мы здесь не карманников ловим. Наши противники самому существованию России угрожают, никак не меньше. Меры принимаем соответственно той степени опасности, какую они представляют для государства. Вы в группе для особых поручений, — подчеркнув слово «особых», веско произнёс Стас, лихорадочно соображая — что делать, если сыщик вдруг упрётся.
— Брось, Володя, — вдруг пришёл на помощь Всеволод. — Ты ещё не понял? Тут, действительно, судьбы мира решаются, это даже я понял. Не спрашиваю «откуда?», но наш командир словно умеет угадывать будущее. Станислав, ты сивиллу где-нибудь в подвале не держишь, случайно? Я просчитал — некоторые вещи невозможно вычислить было, а ты ещё ни разу не ошибся.
— Я сам как сивилла, — улыбнулся опер.
Впервые жандарм говорил с ним напрямик. Раньше был вежлив, но закрыт.
— Разве что так, — тот улыбнулся в ответ. — Весь вопрос здесь, Володя, здесь в том, насколько ты командиру доверяешь? Я, например, верю.
— Я тоже, — подумав, согласился Коренев. — Объект, что, действительно, так опасен?
— Знал бы ты, насколько, сам бы его голыми руками удавил, — Стас сказал это без улыбки. — Кстати, про мою сивиллу Володя знает. Если ты ему поверишь, конечно.
— Разрешаете? — тот вопросительно поднял глаза. — Меня ведь Аркадий Францевич заставил подписку дать по всей форме.
— Разрешаю, — кивнул он. — И девушкам тоже. Мало ли, что нам ещё творить придётся. Надо, чтобы между нами полное доверие было.
Мелодично зазвенел колокольчик над дверью, когда Галина вошла в кафе. Сняв перчатки, присела за столик и заказала «кофе по-венски» с пирожными. Прихлёбывая из чашечки, она отсутствующим взглядом окинула помещение. Среди мужчин, играющих в шахматы, она без труда нашла худощавую фигуру с шапкой чёрных вьющихся волос. Поправляя блестевшее пенсне, он двигал фигуры, о чём-то оживлённо споря с пожилым мужчиной аристократического вида.
Ей пришлось просидеть не более получаса. Увидев, как он прощается и расплачивается, Галя достала кошелёк и стала искать монеты. Станислав ей очень подробно объяснял, чтобы она оставила деньги на столе, но с таким расчётом, чтобы сдача составляла не более пятнадцати процентов. Когда начинаешь спешить, всегда ошибаешься. Она положила на тарелочку три никелевые монеты по двадцать геллеров, и медленно пошла к выходу. Рассчитала она абсолютно верно — Троцкий вышел из дверей, когда она отошла на два-три метра.
Едва лишь Галина засекла его боковым зрением, она подвернула ногу и, вскрикнув, опустилась на колени.
— Was ist los? — подхватив её под локоть, спросил он.
— Ох, простите. — она тяжело оперлась на его руку.
— О, вы русская? — обрадовался Троцкий. — Вам куда нужно?
— Здесь, недалеко. Будьте так любезны — кликните извозчика. Мне не дойти.
— Сейчас, сейчас, — он оглядел улицу.
Она была пустынна, не считая медленно едущего экипажа. Он подошёл к краю тротуара и взмахнул рукой.
— Bitte!
Экипаж, подъехав, остановился. Дверца распахнулась, и оттуда выскочили двое крепких мужчин. Почуяв неладное, Троцкий попытался отскочить в сторону, но сильный толчок в спину бросил его прямо в руки преследователей. Он ещё успел подумать, что толкнула его женщина, потом почувствовал резкий укол в плечо, и мир поплыл перед глазами.
Заметка из Kleine Zeitung за 11 марта 1912 года:
«Сегодня, в 5 часов 32 минуты прохожими в парке возле Ратуши был обнаружен труп без видимых признаков насилия, принадлежащий мужчине средних лет ярко выраженной еврейской внешности. По предварительному заключению судебно-медицинского эксперта полицейского управления, смерть наступила от сердечного приступа, возможно, спровоцированного неумеренным употреблением спиртного — в крови покойного доза алкоголя превышала количество, совместимое с жизнью. Дальнейшей проверкой было установлено, что тело принадлежит эмигранту из России Льву Бронштейну, 32 лет, проживающему в Вене с 1908 года. Проводится проверка».
Билеты на поезд были взяты заранее, вещей, кроме небольшого саквояжа, не было, и «супруги» решили, не спеша, позавтракать в номере. Вот, только, сердце словно сдавливала невидимая рука. Стас знал это состояние — с ним такое было, когда он чуть не схлопотал пулю от Анвара по кличке «Душман». Этот молодой парень «висел» в розыске уже добрых полтора года. А список за ним был такой, что его проще было бы просто пристрелить, чем загружать наш самый гуманный в мире суд.
Замполиту за каким-то лешим потребовалась копия диплома, и пришлось в свой выходной тащиться в управление. Дежурный поймал его уже на выходе.
— Слушай, сгоняй на Глинищевский, а? Там патруль мужика на гоп-стопе приловил, а он на чердак от них слинял и затихарился там. Выручи, у меня все в разгоне, один помдеж и стажёр-следователь, дневник..
— Мы-то тут причём? — машинально окрысился Стас. — Пусть территориалы разбираются, это их крест. Чуть что, сразу МУР! В туалет скоро.
— Да они, вроде, Душмана признали. А он за Мишкой тоже в розыске стоит.
— Грузят они тебя «на голой воде», — сплюнул Стас. — А мы парься. И в кого ты, Сергеич, такой доверчивый у нас?
Но это оказался именно он. До сих пор, едва вспомнит, ощущает перед лицом ветерок от пули. И это ощущение, словно что-то недоделал или где-то зреет какая-то беда.
В дверь постучали.
— Стой! — тихо скомандовал Стас.
— Ты что? — тихо спросила Галина. — Это завтрак.
— Einen Augenblick, bitte! — громко сказал он, и вполголоса добавил: — Если что, высадили мы его там же, где и в самом деле — возле Бургтеатра, на углу Лёвельштрассе и Тайнфальтштрассе. Он был трезвый, сама про это не упоминай, только, если спросят. Всё! Больше ничего не знаешь.
— Да ты что, Станислав? — повторила она.
— Ничего, всё нормально, — улыбнулся он. — Главное, не бойся ничего.
— Я и не боюсь, — она мягко отняла руку и пошла открывать двери.
Когда, по-хозяйски отодвинув коридорного с подносом, в номер вошли два господина в штатском, Стас понял, что сыщицкая «чуйка» не подвела и на сей раз.
— Herr Demidoff?
— Ja, - спокойно ответил Стас.
Паспорт, лежащий в его кармане, был выписан именно на эту фамилию — Демидов Станислав Исаевич, коммерсант. И немецкий, в силу некоторых обстоятельств, он знал хорошо. Гораздо лучше модного английского.
— Als ich kann dienen?
— Die kriminelle Polizei, - тот, что постарше, с седоватыми усиками, показал полицейский значок. — Ich bitte Sie, mit uns zu gehen. Ihre Frau auch.
— Was ist los? — он сделал испуганные глаза. — Wir werden auf den Zug verspaten.
Ну, не может не испугаться добропорядочный буржуа, когда два плечистых типа приглашают его в уголовную полицию, это противоестественно. А у Галины, и в самом деле, глаза «по семь копеек». Или придуривается?
Не дождавшись ответа, он протянул седоватому паспорт. Тот, мельком заглянув в него, небрежно сунул в карман. И показал на выход.
— Bitte.
Полицейский инспектор Лемке, доставивший их в управление, был вежлив, но настойчив.
— Херр Демидофф, ваша жена в кафе оставила слишком большие «чаевые». Официант выбежал следом, чтобы отдать сдачу, и увидел, как вы садили господина Бронштейна в экипаж.
— Я и не собираюсь этого отрицать, — «удивился» Стас. — Он сел к нам в экипаж, мы его подвезли. Высадили возле Городского Театра. Больше я его не видел. С ним что-то случилось?
— Почему вы спрашиваете? — сразу вцепился, как клещ, инспектор.
— Потому что вы меня спрашиваете. Иначе бы не было этого разговора.
— Херр Демидофф, вы раньше знали этого Бронштейна?
— Нет.
— Понимаете, вам просто не повезло, — задушевно улыбнулся полицейский. — Тут просто фатальное невезение. Сначала официант увидел, как вы садились в экипаж. А потом пошёл в отель «Французский», где дочка у него работает горничной. Там он снова увидел вас и фрау Демидофф. А утром ему сказали, что херр Бронштейн умер.
— Вот видите, я так и подумал.
— Почему вы так подумали? — быстро спросил инспектор, наклонившись и глядя прямо в глаза.
— Ну, раз вы стали спрашивать, значит, не просто так.
— А-а, — слегка разочарованно протянул тот.
«Ох, и нелегко тебе со мной придётся, — подумал Стас. — Это ты думаешь, что я коммерсант. И все твои ужимки и прыжки на среднего буржуа рассчитаны. Видывали мы карликов и покрупнее».
Ему вдруг неожиданно стало весело, хотя, в глубине души понимал — скорее всего, не отпустят. Он бы ещё задумался, а у этих парней «Ordnung ist Ordnung».
— Значит, вы категорически отрицаете свою причастность к смерти херра Бронштейна?
«Ага, вот сейчас упаду на колени и во всём покаюсь.»
— Конечно, — ответил он. — При чём тут я? Простите, я уже начинаю думать, что кто-то из моих конкурентов заплатил, чтобы меня нейтрализовать.
— Это следует понимать как оскорбление на службе? — вкрадчиво спросил херр Лейсле.
— Простите, я имею в виду не вас. Покупают обычно не рядовых инспекторов, а высших чиновников. Я совершенно не хочу вас обидеть, херр Лейсле. Но не удивлюсь, если вы имеете приказ сунуть меня в камеру к самым злобным уголовникам.
Опа! А взгляд инспектора, определённо, вильнул! На какой-то миг, но Стас заметил. А вот это уже плохо. Не просто хреново, а архихреново, как любил выражаться «вождь мирового пролетариата». Ну, что ж, кто предупреждён, тот вооружён.
Видимо, Лемке нажал под столом кнопку, потому что двери за спиной открылись. Обернувшись, Стас увидел высокого полицая.
— Подпишите вот тут, херр Демидофф. Это постановление о вашем задержании.
— А если я не читаю по-немецки? — сощурился он.
Херр Лемке вздохнул.
— Херр Демидофф, здесь именно то, что я сказал. И, поверьте мне, не в ваших интересах добиваться того, чтобы меня кто-нибудь заменил.
«А ведь не врёт, — с удивлением подумалось Стасу. — Галину тоже, наверняка, закроют, ну, да ничего, шесть лет в доме терпимости тоже кое-что значат».
— Задержанного в девятую камеру, — распорядился инспектор.
— Прошу прощения, господин инспектор, но господин Ланц.
Это полицай сказал очень тихо, но слух у Стаса был превосходный.
— А мне плевать, — спокойно сказал херр Лемке. — Пусть занимается своими делами и не лезет в мои. Здесь распоряжаюсь я! Поместите его в девятую камеру, я сказал.
— Яволь, херр Лемке.
— Вот, то-то.
