В ту ночь Мия спала как праведный мертвец. Где-то перед обедом ее разбудил тихий стук в дверь, и она услышала низкий голос Десницы.

– Приходи в Зал Надгробных Речей ровно через час, аколит.

Мия медленно оделась и направилась к Небесному алтарю. Скамейки и стулья пустовали, Тихая гора стала тише, чем когда-либо на ее памяти. Голову наполнили мысли о посвящении. Она победила в истинах, но Достопочтенная Мать говорила, что будут и другие испытания. Мия понятия не имела, что ее ждет в Зале Надгробных Речей или какие препятствия ей придется преодолеть последними.

По пути в зал девушка заглянула в читальню. Летописец Элиус, как обычно, слонялся у порога, сортируя книги из тележки с «ВОЗВРАТОМ». Старик молча достал из-за уха всегда имеющуюся при себе запасную сигариллу и вручил ее Мие. Парочка прислонилась к стене, глядя на море полок внизу. Сколько жизней она могла бы там провести, если бы позволила себе? Насколько было бы легче потеряться в этих бесконечных страницах и оставить дорогу из теней и крови позади?

– Ну что, скоро посвящение? – спросил Элиус.

Мия кивнула и выпустила идеальное кольцо серого дыма с клубничным ароматом.

– Что ж, – Элиус пожал плечами. – Всех благ…

Девушка облизала сладковатые губы.

– Вы так и не нашли книгу, о которой я просила?

Летописец покачал головой.

– Зато вчера я нашел целое новое крыло. Тысячи книг. Миллионы слов. Может, там есть что-то о даркинах.

Она посмотрела на слова внизу. Вздохнула.

– Это прекрасное место. Часть меня хочет остаться тут навеки.

– Поосторожнее с желаниями, барышня.

– Да-да, знаю, – Мия кивнула. – За забором трава зеленее и все такое. Но я все равно вам завидую, Элиус.

– Живые не завидуют мертвым.

Мия взглянула на старика. На ее лбу медленно собрались морщинки. Она вдруг осознала, что никогда не видела, чтобы он покидал читальню. Никогда не видела, чтобы он трапезничал в Небесном алтаре или хоть раз пересекал порог в залы Церкви. Девушка уставилась на свою сигариллу. На клеймо изготовителя, которое никогда прежде не видела.

«Таких больше не делают».

Библиотека Матери Священного Убийства.

«Библиотека мертвых».

– Вы…

– Мать оставляет только то, что ей нужно, – ответил старик.

Мия просто пялилась, в животе похолодело. В сердце – ужас и печаль.

– Помнишь, что я сказал в ту перемену, когда ты повстречала книжного червя? – спросил Элиус.

– Что, возможно, мне здесь не место.

Летописец затянулся сигариллой. Выпустил череду дымных колец, которые погнались друг за другом в тихом мраке.

– Я посмотрю то новое крыло. Если найду что-то о даркинах, то попрошу кого-то доставить книгу тебе в комнату. Или куда-то еще. Смотря где ты захочешь быть.

Мия нахмурилась в облачке клубящегося дыма.

– Удачи в Зале Надгробных Речей, барышня, – сказал Элиус. – Уверен, ты справишься.

– …Благодарю, летописец.

Элиус потушил сигариллу об стену и спрятал окурок в карман.

– Мне пора. Слишком много книг.

– Слишком мало столетий.

Тогда он посмотрел на нее. В этом молочно-голубом взгляде было что-то пустое и ужасное. Но, пожав плечами, старик заковылял по лестнице и исчез среди бесконечных полок.

Тьма поглотила его целиком.

В тени богини стояли три аколита.

Над ними возвышалась Мать Ночи, взирая на происходящее каменным взглядом.

Когда Мия прибыла, Трик с Тишем уже ждали. Несколько Десниц маячили на краю светового пятна от витражного окна. В темноте запел призрачный хор, и Десница проводила Мию на помост. Покосившись, она заметила светлые кудряшки.

– Подруга Наив, – прошептала Мия.

Женщина сжала ее руку.

– Удачи. Будь верна себе.

Мия заняла место рядом с Триком. Заметила, что юноша упорно ее игнорирует. Услышала эхо голоса тени в своей голове: «…Это к лучшему, Мия…»

Победители истин, песен и карманов – трое аколитов стояли бок о бок. Мия гадала, кто же все-таки выиграл в зале Аалеи, какой же секрет он раздобыл, чтобы добиться благосклонности шахида. Позади раздались тихие шаги. Мия молилась о том, чтобы, повернувшись, не обнаружить там Джессамину. Сделав глубокий вдох, она оглянулась через плечо. И там, на границе света, увидела Эшлин. Ее волосы были заново заплетены в военные косички, глаза мерцали в темноте. На рубашке сияла небольшая брошь из железного дерева. Улыбающаяся маска арлекина.

– Простите за опоздание, – ухмыльнулась девушка.

Подмигнув Мие, Эш поднялась на помост и заняла место рядом с Тишем. Мия пришла в изумление. Какую же тайну раскопала подруга? Что для этого…

– Аколиты.

Мия выпрямилась и посмотрела перед собой. Двустворчатые двери, ведущие в вестибюль, бесшумно открылись. На пороге ждала Десница, окутанная в длинную черную мантию, со свитком в руках. Рядом с ней стояла Достопочтенная Мать Друзилла.

– Примите мои поздравления, – сказала пожилая женщина. – Каждый из вас продемонстрировал мастерство в одном из четырех залов этой Церкви и значительные успехи в других сферах обучения. Из паствы этого года вы подошли ближе всех к посвящению в Клинки. Но прежде чем лорд Кассий полностью введет вас в таинства этого круга, вы должны пройти последнее испытание.

Женщина развернулась и исчезла в двустворчатых дверях, подняв вихрь из черной ткани. Десница со свитком шагнула вперед и сверилась с пергаментом.

– Аколит Трик?

Тот сделал глубокий вдох и вышел из ряда.

– Я.

– Следуй за мной.

Мия наблюдала, как юноша проходит вперед вместе с Наив. Гадала, что его ждет. Попыталась отмахнуться от воспоминания об их последнем разговоре. От вины, что причинила ему боль. В его глазах горел такой гнев… Если за этими дверями находилась их смерть, ей хотелось бы исправить ситуацию. Но Трик уже ушел, пересекая порог без оглядки, и двери за ним бесшумно закрылись. Мия ощущала в своей тени Мистера Добряка, привлеченного растущим страхом вокруг нее. Посмотрела на Тишь. На Эшлин. Задумалась, рассказал ли ей отец, чего стоит ждать от последнего испытания.

Трое молча ждали в тени статуи. Шли минуты. Долгие, словно годы. Единственным звуком было извечное пение призрачного хора. Наконец двери распахнулись, и вышел Трик. Челюсти сжаты. Лицо бледное. Но с виду целый. Он встретился взглядом с Мией, и она разглядела печаль в его глазах. На секунду ей показалось, что он заговорит. Но, не промолвив ни слова, Трик спустился с Десницами по спиральной лестнице и исчез из виду.

Эш смотрела строго перед собой. Заговорила шепотом, почти не двигая губами:

– Будь уверенной, Корвере.

– Аколит Мия.

Десница у двустворчатых дверей смотрела на нее с ожиданием. Мистер Добряк замурлыкал в тени. Мия вышла вперед, сжав кулаки.

– Я.

– Следуй за мной.

Мия сошла с помоста. Рядом вновь оказалась Наив, чтобы провести ее, как и Трика. Когда они дошли до порога, женщина коснулась ее руки и кивнула.

– Держи ее крепче, Мия Корвере. Держи близко.

Мия встретилась с ней взглядом, но не успела спросить, что Наив имела в виду. Девушка повернулась и последовала за Десницей по длинному коридору из темного камня. Единственным звуком были их тихие шаги, песня хора приглушилась, когда двустворчатые двери закрылись позади. В конце коридора ждал просторный купольный зал с прекрасными большими арочными окнами из витражного стекла. На них были нанесены абстрактные узоры – кроваво-алые спирали, которые извивались и закручивались. На полу накладывались друг на друга двенадцать лучей света.

Став в центре зала, Мия увидела Достопочтенную Мать Друзиллу. Ее руки были спрятаны в рукавах мантии, и она вновь сияла своей узнаваемой терпеливой материнской улыбкой. Обсидиановый ключ поблескивал на своем привычном месте – цепочке на шее – под мирные вздохи. Мия настороженно подошла, осматривая тени и радуясь не-глазам на своем затылке.

Девушка не могла не заметить, что пол у ног Друзиллы был влажным.

Недавно отдраенным.

– Приветствую, аколит.

Мия сглотнула.

– Достопочтенная Мать.

– Это твое последнее испытание перед посвящением. Ты готова?

– Полагаю, это зависит от испытания.

– Оно довольно простое. Секунда – и дело сделано. Мы так хорошо вас отточили, что вы можете рассечь свет на шесть кусочков. Но прежде чем посвятить вас в глубочайшие таинства, мы должны убедиться, что в действительности бьется в ваших сердцах.

Мия вспомнила о камере пыток в Годсгрейве. «Исповедников», которые избили, обожгли, едва не утопили ее во время проверки на верность лорду Кассию. Тогда она не сломалась. И сейчас не сломается.

– Железо или стекло, – сказала Мия.

– Именно.

– Разве мы уже не ответили на этот вопрос?

– Вы доказали свою преданность, да. Но если будете служить Клинками Матери, то увидите смерть во всех ее оттенках. Собственная смерть – это лишь один из них. Вот другой.

Мия услышала шаркающие шаги в тенях. Увидела двух Десниц в черном, которые тащили между собой брыкающегося человека. Юношу. Едва подростка. Распахнутые глаза. Зареванные щеки. Связанный и с кляпом во рту. Десницы приволокли его в центр круга света и заставили пасть на колени перед Мией.

Девушка посмотрела на Достопочтенную Мать. На эту милую улыбку матроны. На эти мудрые добрые глаза с морщинками, разбегающимися из их уголков.

– Убей этого мальчишку, – приказала женщина.

Три слова. И каждое весило тонну.

Весь мир будто замер. Мрак сдавливал ее со всех сторон. На плечи возложили груз, который пытался ее раздавить. Стало тяжело дышать. Тяжело видеть.

– Что? – выдавила Мия.

– Может наступить время, когда на службе у этой конгрегации тебя попросят положить конец невинной жизни, – сказала Друзилла. – Убить ребенка. Жену. Мужчину, который жил добро и честно. Но в твои обязанности не входит задавать вопрос почему. Или кого. Или что. Твой долг – только служить.

Мия посмотрела в глаза мальчишке. Округлившиеся от ужаса.

– Каждая смерть, которую мы навлекаем, – это молитва, – сказала Друзилла. – Каждое убийство – подношение Той-Кто-Все-и-Ничего. Матери Священного Убийства. Деве, Матери и Матриарху. Она оставила на тебе свою метку, Мия Корвере. Ты – ее слуга. Ее последовательница. Возможно, даже ее избранница.

Пожилая женщина протянула ей ладонь, в которой лежал кинжал. Заглянула Мие в глаза.

– И если ты перережешь этому мальчику глотку, то станешь ее Клинком.

Это длилось целую вечность. Это длилось секунду. Девушка стояла в кроваво-алом свете, льющемся через витражи. Разум кипел. Сердце колотилось. В голове крутились вопросы, но с губ не срывались.

Она и так знала ответы.

«Кто он?»

«Никто».

«Что он сделал?»

«Ничего».

«Почему я должна его убить?»

«Потому что мы тебе приказали».

«Но…»

«Железо или стекло, Мия Корвере?»

Она взяла кинжал из руки Друзиллы. Провела пальцем по лезвию. Думая, что, быть может, оно подпружиненное, что это просто очередной обман, что от нее требуется проявить только свою готовность, и этого будет достаточно. Но лезвие было достаточно острым, чтобы из пальца засочилась кровь. Клинок был таким же настоящим, как все, что она держала прежде.

Если Мия вонзит его в грудь мальчишки, то определенно отправит его на тот свет.

– Волк не жалеет ягненка, – сказала Друзилла. – Буря не молит утонувших о прощении.

Мия посмотрела на влажный пол у ее ног. В точности зная, что именно смыли с него за пару минут до ее прихода в зал. Зная, что Трик не замешкался. Не сломался.

– Мы убийцы, – прошептала Мия. – Все как один.

Вот оно. Все эти годы. Все эти мили. Все бессонные неночи и бесконечные перемены. Она сама ступила на эту дорожку. Ее отца повесили. Мать вырвали из ее объятий, младшего брата убили. Ее дом, ее семью, ее мир – все уничтожили.

Но достаточно ли этой причины? Чтобы убить этого безымянного мальчика?

Его смертью она обеспечит себе место в Церкви. Станет Клинком, чтобы пронзить сердце Дуомо, рассечь кишки Рема, перерезать глотку Скаевы от уха до уха. Дочери тому свидетели, они заслуживали умереть. Тысячью разных способов. Крича. Умоляя. Рыдая.

Но мальчик тоже рыдал. К его губам стекали сопли. Мия опустила на него взгляд, и он застонал с кляпом во рту. Покачал головой. В его глазах читалась мольба.

«Пожалуйста. Пожалуйста, не надо».

Мия посмотрела на Мать Друзиллу. Мягкая улыбка. Ласковые глаза. Влажный пол у ног. И попыталась найти в себе доводы, чтобы убить этого юнца. Чьего-то брата. Чьего-то сына. Едва ли старше, чем она. Девушка глубоко копалась в себе, в грязи и крови. В ошметках морали, которую она отринула, когда шагнула на эту дорожку, вымощенную лучшими намерениями. В голове раскатывалось эхо предсмертных криков Диамо. Несчетного количества мужчин и женщин, которых она убила в Философском Камне. Люминатов, которых она зарезала на ступеньках Гранд Базилики.

«Я – сталь», – сказала себе Мия.

Все это заняло лишь секунду. Мгновение под холодным взглядом Достопочтенной Матери. И уже в следующую Мия присела перед юношей. Прижала кинжал к его горлу. Сердце билось о ребра. Уста декламировали слова, достойные верующей.

«Я – сталь».

– Услышь меня, Ная, – прошептала она. – Услышь меня, Мать. Эта плоть – твой пир. Эта кровь – твое вино. Эта жизнь, ее конец, мой подарок тебе. Прими его в свои объятия.

Пожилая женщина улыбнулась.

Мальчик всхлипнул.

Мия сделала глубокий дрожащий вдох. В голове зазвучало предупреждение Наив. И, к своему ужасу, она наконец поняла. Наконец услышала. Прямо как тогда над форумом, на зубчатых стенах, где повесили ее отца.

Музыка.

Панихида призрачного хора. Гром собственного пульса. Тихие всхлипы этого бедного мальчика, перебивающиеся воспоминанием об аплодисментах преподобного разбойника, красивого консула и прогнившего, неправильного мира. В тот миг девушка поняла. Как понимала всегда. Несмотря на все мили, года, пыльные тома, кровоточащие пальцы и вредный мрак. Железо, стекло или сталь – из чего она сделана, теперь не имеет значения. Важно лишь то, кем она станет, когда убьет этого юношу.

Скаева заслуживал смерти. Дуомо. Рем. Диамо. Те люминаты в Гранд Базилике были лишь механизмом сенатской военной машины. Даже мужчины и женщины в Камне были закоренелыми преступниками. В темноте своей спальни Мия могла себя убедить, что их гибели были оправданны, если сильно старалась. Могла даже поверить, что все, кого она убила до этого момента, бесчисленные смерти, которые она даровала, – оркестр криков, и она – багровый маэстро… все они этого заслуживали.

Но этот малец?

Этот безымянный, невинный ребенок?

Если Мия его убьет, то, по правде, тоже будет этого заслуживать. И сколько бы ни прошло лет и миль, возмездие – недостаточно хорошая причина, чтобы стать одним из тех монстров, на которых она вела охоту.

Мия отвела кинжал от горла юноши.

Медленно поднялась с колен.

И сказала:

– Не за это.

Друзилла пристально изучала ее лицо. Взгляд стал твердым, как железо.

– Мы предупреждали тебя, Мия Корвере. Отмеченная Матерью или нет. Если провалишь испытание, то провалишь все. Все труды Меркурио, все перемены, которые ты обучалась у него и в этих стенах. Вся кровь, все смерти – все это будет впустую.

Мия посмотрела в глаза мальчика. Чьего-то брата. Чьего-то сына.

Ее руки дрожали. На глаза накатывались слезы. Во рту появился привкус пепла.

И все же…

– Не без причины, – отрезала она.

И вернула кинжал.

Мия лежала в темноте на своей кровати. Тень, сидевшая рядом с ней, не произносила ни слова.

В руке – последняя сигарилла. С тлеющего кончика свисала длинная, обломанная полоса пепла. На глаза падала челка. В голове царила чернота.

Что с ней сделают? Низведут до должности Десницы?

Отправят на бичевание?

Убьют?

Как бы там ни было, это не имело значения. Теперь она никогда не станет Клинком. Никогда не обучится глубинным таинствам Церкви и не узнает ответы на вопросы о своем естестве. Никогда не станет столь острой, сколь необходимо, дабы получить шанс прикончить Скаеву. Теперь он был для нее неприкасаемым, как и сказал Меркурио…

Меркурио…

Что он сделает?

Что он скажет?

В ее замочную скважину вставили ключ. Мия даже не потянулась к стилету. Кто бы это ни был, ей все равно. Поудобнее перехватив сигариллу губами, она уставилась в потолок, наблюдая за извивающимися тенями.

Тихие шаги. Стук трости по холодному камню.

У изножья кровати возник горбатый и усталый силуэт.

– Пойдем домой, вороненок.

Она посмотрела на старика. В глазах – слезы.

О Дочери, как же она тогда себя ненавидела…

– Да, шахид.

Покидая школу, Мия почти ничего с собой не забирала – только самое ценное. Клинок из могильной кости. Брошь из железного дерева, ради которой она столько трудилась. Крепко связанный непромокаемый мешок с книгами и забрызганным кровью ежедневником Лотти. Больше через Кровавую Тропу ничего не пройдет. Больше она ничего не может взять.

Наив проводила Мию и старика по спиральной лестнице к комнате вещателя, но во владения Адоная заходить отказалась.

– Поразмысли обо всем пару перемен, – сказала Наив с порога. – Время залечит раны. Наив будет рада ее возвращению. Наив может замолвить за нее словечко перед Матерью Друзиллой, пока ее не будет. Она может сопровождать Наив в караванах в Последнюю Надежду. Это хорошая страна. Хорошая жизнь. Наверное, не совсем та, которой она хотела… – женщина посмотрела на комнату и вещателя внутри, – …но в жизни редко так бывает.

Мия кивнула. Сжала ее руку.

– Спасибо тебе, Наив.

Они шагнули в комнату Адоная. В воздухе висел густой запах крови. Вещатель сидел у бассейна, весь испачканный в крови. Он даже поклонился Меркурио, не переставая смотреть в пол.

Старик выглядел более усталым, чем когда-либо. Спуск по лестнице прошел медленно и мучительно, его трость отбивала в такт каждому шагу. Вряд ли он ожидал, что когда-нибудь снова пройдет этим путем, предполагала Мия. Вряд ли думал, что вернется сюда, чтобы забрать ее – свою лучшую, неудавшуюся ученицу – в Годсгрейв с позором. Но, по-видимому, Достопочтенная Мать сказала Меркурио, что Мии лучше не присутствовать на посвящении. Паукогубица пришла в ярость, что ее фаворитку исключили. Но у лорда Кассия не было времени на слабости или слабаков, и вскоре он прибудет в гору, чтобы помазать остальных своей кровью. Мия же вернется с шахидом в Годсгрейв и хорошенько обдумает свое будущее. Она может вернуться в гору и всю жизнь прослужить Десницей. Или же решить, что жизнь в позоре неприемлема, и взять дело в свои руки.

Друзилла четко дала понять, какой ответ она предпочтет услышать.

И Мие так и не удалось попрощаться с Триком…

– Пошли, вороненок, – вздохнул Меркурио. – Всегда терпеть не мог эти гребаные бассейны. Чем раньше войдем, тем быстрее выйдем.

– Подождите! – раздался крик.

Мия обернулась, сердце подскочило от мысли, что, возможно, он сам пришел с ней попрощаться. Но вместо Трика по коридору бежала Эшлин. В груди Мии смешались разочарование и радость. Эш закинула руки ей на плечи и крепко сжала подругу, Мия изо всех сил обняла ее в ответ.

– Что, хотела уйти, не попрощавшись? – требовательно поинтересовалась Эш.

– Я вернусь, – ответила Мия. – Через пару-тройку перемен.

Эш со знающим видом посмотрела на мешок Мии, на пожитки внутри. Но ничего не сказала.

– Ты кажешься мне знакомой, – сказал Меркурио. – Как тебя зовут, барышня?

– Эшлин, – ответила девушка. – Эшлин Ярнхайм.

– Дочка Торвара? И как там этот старый ублюдок?

– Так же, как и раньше. Полуслепой. Изувеченный. Искалеченный.

– Он будет тобой гордиться, Эш, – сказала Мия. – Ты преуспела там, где другие потерпели неудачу.

– Ты не потерпела неудачу, Корвере, – яростно ответила Эшлин. – Даже не смей так думать.

Мия грустно улыбнулась.

– Ну конечно.

– Я серьезно, – Эш сжала ее руку. – Тебе всегда было здесь не место, Мия. Ты заслуживаешь лучшего.

Улыбка сошла с лица Мии. В глазах вспыхнуло недоумение. Меркурио нетерпеливо проворчал:

– Пошли, хватит этой сентиментальной херни. Пора домой.

Эш хмуро покосилась на старика. Неуверенно взглянула на Мию. Сделала глубокий вдох, будто перед прыжком в темные воды. А затем медленно подалась вперед, взяла лицо Мии в ладони и ласково поцеловала в губы.

Поцелуй длился на секунду дольше, чем требовалось. Или же недостаточно долго? Теплый, мягкий и сладкий, как мед. Прежде чем Мия смогла решить, все закончилось. Эш отстранилась и сжала ее руку. В ее глазах горел миллион несказанных слов. На языке Мии – еще миллион.

– …Попрощаешься за меня с Триком? – наконец спросила она.

Лицо Эш помрачнело. Она вздохнула. Медленно кивнула.

– Да. Обещаю.

Мия отпустила руку подруги. Посмотрела на стены вокруг. На глифы и кровь. Гадая, видит ли она их в последний раз. Глянула на Адоная, Меркурио, Эш. И, глубоко вдохнув, шагнула в бассейн.

Алая кровь сомкнулась над головой.

Мия закрыла глаза.

И скользнула вниз.

Эшлин стояла во тьме целую вечность. Девушка провела пальцами по губам, думая обо всем, что могло бы быть. Наблюдая за Адонаем, который, в свою очередь, наблюдал за кровью. За этой красотой недавнего самоубийства, прячущейся здесь во мраке. За пауком в центре алой паутины, чувствующим малейшие вибрации своих нитей.

– Великий вещатель, когда прибудет Лорд Клинков? – спросила Эшлин.

Адонай моргнул. Оторвался от созерцания алого бассейна, словно удивленный, что она по-прежнему здесь.

– Когда прибудет, маленький аколит, – ответил он.

Эш улыбнулась, низко, размашисто поклонилась и вышла из комнаты. Затем вскарабкалась по спиральной лестнице, спрятав большие пальцы за пояс и пожевывая кончик косички. Когда колокола отбили два часа, девушка выругалась и ускорила шаг. Быстро поднялась к сердцу горы, добравшись до самого выступа Небесного алтаря.

В зале прибрали и все подготовили для банкета в честь посвящения. На кухне шумно суетились, но в самом алтаре никого не было. Никого, кроме одинокого силуэта, прячущегося в тени, облокотившись на перила и глядя в темноту.

– Как оно, Трикки?

Юноша обернулся, кивнул в знак приветствия. Затем снова посмотрел на качающуюся пустыню внизу. На бесконечную, прекрасную ночь.

– Никогда не устану от этого вида, – выдохнул он.

– Да, выглядит зрелищно, – согласилась Эш, облокачиваясь на перила рядом с ним.

– Оз сказал, что ты хотела со мной поговорить, – пробормотал юноша. – О Мии.

– Она вернулась в Годсгрейв на несколько перемен. Чтобы прочистить голову.

– До сих пор не могу в это поверить, – Трик вздохнул. – Из всех нас у нее было самое веское основание, чтобы здесь находиться.

– Почти.

– Никогда не думал, что она оступится на последнем препятствии.

– Может, она и не оступилась, – Эш пожала плечами. – Может, она просто решила не делать этот шаг. Я рада, что ее не будет на посвящении. Приняв решение не убивать невинного, она показала, что эта Церковь ее недостойна.

Трик покосился на нее.

– Ты прошла испытание. Ты убила невинного.

– Потому что у меня есть основание получше, чем у Корвере, чтобы быть здесь, Трикки.

– И какое же?

– Семья, – ответила Эшлин.

– Мия тоже была здесь из-за семьи.

– Да, – кивнула Эш. – Но разница в том, что мой отец еще жив. Ты бы удивился, узнав, насколько мотивирующим может быть ворчливый бывший убийца, лишенный яиц.

Трик ухмыльнулся, его взгляд снова вернулся к созерцанию тьмы. Эш тихо пробормотала:

– Мия просила попрощаться с тобой за нее.

– Она же вернется, – ответил Трик. – Мы еще увидимся.

– …Я в этом не уверена.

– Возможно, ей пойдет роба Десниц. Да и что еще она будет делать, сидеть сложа руки? Она-то? Да ни в жизнь!

– О, она, может, и присоединится к Десницам. Но я все равно сомневаюсь, что ты ее еще увидишь.

– Почему это?

Эш тяжело вздохнула.

– Как я уже говорила, ты у нас носатик, Трикки. А я не могу позволить тебе принюхиваться к сегодняшним закускам.

– О чем ты… гхр-р…

Трик уставился на кинжал в руке Эш. С блестящего лезвия капала кровь. Затем посмотрел на пятно, расцветающее на рубашке, когда она снова всадила клинок в его грудь. И снова. И снова. Юноша ахнул, округлил глаза, потянулся руками к ее горлу. Но девушка быстро, как молния, толкнула его, и Трик перелетел через перила. Падая вниз, вниз в вечно черную пустыню.

Без звука.

Без вскрика.

И его не стало.

Эш посмотрела вниз во тьму. Тихо прошептала:

– Прости, Трикки.

Затем присела и платком промокнула кровь, забрызгавшую пол. Вытерев кинжал, спрятала его обратно в рукав. Оглянулась через плечо. В алтаре по-прежнему было пусто, Десницы трудились на кухне, готовясь к приближающемуся пиру. За столом ждали девять стульев. По одному для каждого из трех аколитов, которых посвятят в конце банкета. Пять для Духовенства: Друзиллы, Маузера, Солиса, Аалеи и Паукогубицы. И последний, во главе стола – для Лорда Клинков. Черного Принца. Самого главы конгрегации Красной Церкви.

– Кассий, – прошептала она.

– Дело сделано?

Эшлин обернулась и увидела человека, облаченного в украденную робу Десницы.

– Сделано, – она выпрямилась, глядя на пустыню. – Малыш Трикки уже не сможет ничего унюхать. Если, конечно, вообще будет что нюхать.

– Я исполню свою часть обязанностей, – ответил ее брат.

– Не облажайся, Оз, – предупредила Эш. – В прошлый раз ты все просрал. Мы могли бы давно схватить Кассия. Он сидел прямо у нас перед носом!

– Я же говорил, тот идиот Водоклик заметил, как я крался из комнаты. Что мне оставалось делать?

– Ой, дай-ка подумаю. Как насчет убить его и оставить тело на видном месте? Ну, чтобы нам было в десять раз труднее получить второй шанс.

– Набрасываться на Кассия, как парочка бандитов из подворотни, было глупым планом, я и тогда тебе это говорил. Так что нам повезло, что вмешался Водоклик. У нас были месяцы, чтобы подготовиться. Отравив пищу, мы одним махом разберемся со всеми гадюками. Аколит, придумавшая для меня токсин, мертва. Единственный, кто мог что-то пронюхать, тоже мертв. Так что прекращай свое гребаное нытье и просто будь готова.

– Я готова, – прошипела Эш.

Осрик снова оглянулся через плечо и понизил голос:

– Ты же встречалась с ними вчера?

– Да, – кивнула Эш. – После того, как они дали мне сплетню для масок и кое-что еще. Как я и говорила, юноши из люминатов получают все самое лучшее.

– Они готовы?

– Несомненно. Наш благородный судья держит первый и второй центурии наготове. В семь вечера две сотни людей ударят по Свинобойне. От тебя нужно только позаботиться о том, чтобы Адонай их впустил.

– Этот выродок любит свою сестру больше жизни. Если я прижму нож к ее горлу, он запляшет под мою дудку, как гребаный Балинна.

– Осторожнее с Мариэль. Ты видел, что она сделала с…

– Я не ребенок, Эшлин, – прорычал Осрик. – Я разберусь с ткачихой и вещателем. Просто выполни свою часть плана. Свяжи Кассия и Духовенство до прибытия Рема и его головорезов. Исповедники захотят с ними пообщаться, так что нам придется провести их через Тропу. Никаких оков.

– Не бойся, – девушка мрачно улыбнулась. – Шахид Аалея обучила меня парочке трюков с веревкой.

– Осталось несколько часов, – кивнул Осрик. – И тогда эти стены обрушатся.

Парочка уставилась на пустыню. На бесконечную черноту с миллиардами точек света в вышине. На лицо богини, которую они боготворили всю жизнь, а теперь предали.

– За отца, – сказала Эшлин.

– За отца, – ответил Осрик.

Девушка поцеловала брата в щеку и скрылась в ночи.