Спустя несколько часов Мия очнулась в темноте. Ощутила фантомные боли на спине, куда попадали удары ткачихи. Кости по-прежнему слабо ныли. Она посмотрела туда, где должна была, по ее предположениям, находиться пара глаз. Мистер Добряк сидел в изголовье кровати и наблюдал, пока она спала.

– …с тобой все хорошо?..

– Нормально.

– …Ты попросила меня позаботиться о мальчишке. Я не мог прогнать кошмары…

– Они всегда там были, – девушка вздохнула. – Всегда.

Мия села в кровати, волосы закрыли лицо, когда она наклонила голову. Мышцы болели от прикосновений ткачихи, во рту пересохло от воспоминаний, которые она держала взаперти. На которые отказывалась смотреть. Ее мать. Могущество ночи, текущее по ее венам. Это Мия разрушила Философский Камень. Это она устроила Резню в истинотьму. Убила десятки людей на ступенях в Гранд Базилику. И еще десятки в самом Камне. Отцов. Братьев. Сыновей.

Она пыталась убить Скаеву.

«Пыталась и потерпела неудачу».

На ее руках было столько крови. А в пальцах – столько власти.

Но она и близко к нему не подошла.

– Нас ждет работа.

И так, все началось.

Под ночным небом шло время, посвящение становилось все ближе. Рутина и ритуалы. Трапезы, изнурительные тренировки и сон.

Вынести пятьдесят ударов от руки ткачихи – серьезное достижение, и после бичевания большинство аколитов начали относиться к Мие с уважением. Но Трику удалось продержаться через всю пытку без единого стона, и теперь послушники поглядывали на него с неким восхищением. Даже шахид Солис снизошел до похвалы его постоянно улучшающейся формы в Зале Песен. В моменты, когда им удавалось побыть вдвоем до девятого удара часов (уже ни один аколит не осмеливался выходить из комнаты), Трик шептал Мие, что это глупо, – что это она была храброй, а не он. Но Мию вполне устраивало, что все лавры достались ему. Лучше, когда тебя недооценивают.

Легче прятаться во тьме, чем в свете рампы.

Что же касается девушки, Солис ее не щадил. Она по-прежнему не могла наносить мощные удары рабочей рукой, и ее защита падала, стоило надавить. И хоть он сам был виновен в ее травме, шахид отправлял Мию бегать по лестнице при малейшей ошибке. Она молча выносила все пытки и даже умудрилась избежать дырок в груди, когда становилась в пару с Джессаминой или Диамо, что случалось чаще, чем диктовал закон случая.

После окончания урока по песням Мия частенько заходила к ткачихе, чтобы залатать раны. Со своей стороны, Мариэль никак не упоминала о кровавом бичевании и не изменила своего отношения к Мие. Но Мия не забыла. Не простила.

Адонай проявил к Мие даже меньше участия, чем его сестра. Вечно отчужденный, он руководил регулярными вылазками аколитов по Кровавой Тропе в Годсгрейв, отправляя их на поиски секретов для Аалеи. Мия бродила по тавернам, обольщала солдат, купалась в слухах. Когда консул Скаева ввел своего семилетнего сына Люция в легион люминатов, возникла небольшая шумиха. До нее донесся шепот, что судья Рем зачал бастарда с какой-то сенаторской дочкой. Разговоры о том, что Скаева осторожно агитировал признать себя императором – титул, который позволит ему руководить Сенатом до самой смерти. Все это и многое другое Мия докладывала шахиду Аалее, надеясь добиться ее благосклонности. Женщина просто улыбалась, целовала Мию в щеку и никак не показывала, каково ее положение в состязании.

Это сводило с ума.

Еще больше сводила с ума загадка Паукогубицы. Мия работала над ней каждую свободную минуту, но противоядие по-прежнему находилось вне досягаемости. Она писала и бранилась. Смотрела, как аркимические символы сталкиваются в ее голове, пока они не начали ей сниться.

Они с Триком медленно вращались вокруг друг друга, постепенно приближаясь к очередной коллизии. Но боль, которую они испытали от рук ткачихи, по-прежнему кричала громче, чем тоска по их воссоединению. Между уроками не было времени, после девятого удара не было места, а ребята не хотели совокупляться по темным углам, как воры. Мие казалось, что их удовольствие достойно большего. Поэтому они ждали, когда сломается другой. По ночам в одиночестве Мия мечтала об этом в своей кровати, направляя руки все ниже и беззвучно выкрикивая имя Трика.

А в тихие минуты, в тенях, она встречалась с Наив.

И потела ничуть не меньше.

Но вовсе не кричала.

– Черная Мать, мне конец.

За завтраком Мия горбатилась над своими записями и наблюдала боковым зрением, не полетит ли в ее сторону поднос с напитками. Осрик с Эшлин сидели напротив, Трик – рядом. Аколиты умудрялись болтать посреди гомона и звона столовых приборов. Пип, как обычно, бормотал что-то своему ножику, выдерживая паузы между репликами, словно вслушиваясь в ответы клинка.

Кто-то постучал вилкой по бокалу, чтобы привлечь внимание, и все взгляды устремились к главному столу. Там стояла Достопочтенная Мать Друзилла со своей традиционной улыбкой. Она посмотрела на лица присутствующих и, дождавшись тишины, удовлетворенно кивнула.

– Аколиты! Это последняя перемена официальных уроков, которые вы посетите в качестве послушников Красной Церкви. С этого вечера и до посвящения, которое пройдет через две недели, можете распоряжаться своим временем, как считаете нужным. Шахид Маузер и шахид Аалея будут принимать похищенные предметы и секреты до конца этой недели. Шахид Паукогубица тоже готова выслушать ваши ответы на ее загадку. Хочу заметить, что до сего дня ей не поступало верных догадок, и подчеркнуть, что ни один аколит ни в коем случае не обязан решать формулу шахида. Надеюсь, Паукогубица доступно объяснила, какое вас ждет наказание в случае неудачи.

Суровая с виду женщина склонила голову, черные губы изогнулись в слабой улыбке.

– Состязание шахида Солиса начнется завтра в Зале Песен. Предварительные поединки пройдут утром, финальные – после обеда. Вещатель Адонай и ткачиха Мариэль будут присутствовать, чтобы позаботиться о вас в случае травм. Когда определятся победители каждого зала, Духовенство проведет ряд заключительных испытаний. Четверо, которые покажут себя на должном уровне, будут посвящены правой рукой Наи и помазаны кровью самого лорда Кассия.

Мия с трудом сглотнула. Все, ради чего она трудилась. Все, чего она хотела.

– Советую вам всем хорошенько отдохнуть после уроков, – сказала Друзилла. – Завтра начнутся последние испытания.

Пожилая женщина села обратно за стол. Мало-помалу среди аколитов снова поднялся гул болтовни, но над каждым повис груз того, что ждало впереди. Вскоре все тревоги были погребены под горой еды. Последние пару перемен кухня работала напропалую, и тарелки наполнились вкуснейшей выпечкой и закусками, свежими яйцами и жареной ветчиной.

В Мию ничего не лезло. Она вернулась к своим записям и нахмурилась. Формула искажалась перед глазами, в макушке пульсировала боль, череп сдавливало. Девушка выругалась на всех известных ей языках. Эшлин наблюдала за ней с полным ртом, усмехаясь на особо красочных проклятьях.

– Моэ, эаэш пееыв? – спросила она.

Мия оторвалась от блокнота.

– Чего?

Эш попыталась произнести четче, позволяя Мие разглядеть содержимое своего рта.

– Моэ. Эаэш. Пееыв?

– Черная Мать, не разговаривай с полным ртом, Эш! – пробубнил Осрик.

Девушка глотнула воды и насупленно покосилась на брата.

– Забавно. Я то же самое сказала одному красивому солдатику при прошлом посещении Годсгрейва.

Осрик прикрыл уши.

– Ла-ла-ла-ла-ла-а-а-а-а-а-а!

– Он тоже пел, как мальчик из хора. Во время и после. Юноши из люминатов получают все самое лучшее.

– Кажется, я сказал «Ла. Ла. ЛА», – прорычал Осрик.

Эшлин кинула булочку в голову брата.

Осрик набрал в ложку каши.

– Тебе конец…

Мия вмешалась, пока не разразилась настоящая война:

– Так что ты там говорила, Эш?

Девушка опустила вторую булочку, которой уже начала было прицеливаться, и подняла палец, предостерегая брата.

– Я сказала, что, может, тебе стоит сделать перерыв? Сплошная работа и отсутствие развлечений не идут тебе на пользу. Прогуляйся со мной, когда в следующий раз пойдем в Годсгрейв. Отведу тебя в какой-нибудь паб люминатов. Распустишь волосы.

– Мои волосы и так распущены.

– Мужчины в форме, Корвере.

– Все об одном, Ярнхайм.

– Они, по крайней мере, знают, как выглядит чертов гребень.

Эш улыбнулась и покосилась на Трика, ожидая реакции. К его чести, двеймерец сохранил каменное выражение лица, когда взял булочку и метнул ее в голову Эшлин.

– Понятное дело, у некоторых-то все идет как по маслу, – пробормотала Мия. – В состязании Маузера ты опережаешь всех на семьдесят баллов. Наверняка ты станешь победительницей Зала Карманов.

Эш завела руки за голову, отклонилась и вздохнула.

– Что ж я могу поделать, если у меня врожденный талант? Да я украду стейк из пасти сторожевого пса! Видели бы вы, как я крала кинжалы Паукогубицы. Чистое колдовство.

– Я видел ее лицо после того, как она поняла, что ты их умыкнула, – сказал Трик. – Ты отважнее, чем я, Эш.

Девушка пожала плечами.

– В любви и воровстве все средства хороши.

– Две недели до посвящения, – пробубнила Мия. – Состязание Солиса в Зале Песен начнется завтра. Если я в ближайшее время не решу эту загадку, то уже никогда этого не сделаю. Никто понятия не имеет, кто выигрывает в соревновании Аалеи, а у меня нет никаких шансов победить в других залах, если только я не украду ключ с шеи Достопочтенной Матери.

– Зубы Пасти, даже я недостаточно отважная для этого, – Эш передернулась, глядя на старушку. – И к черту те сто баллов. Да она убьет тебя дважды за одну только мысль об этом.

– Итак, – Мия снова вернулась к записям. – Возвращаемся к делу.

– Ты не боишься записывать все свои размышления? – Эш вздернула бровь.

– А что, планируешь и их украсть?

– Вини свои глазки-бусинки, женщина. Я украла у тебя всего один несчастный метательный нож! И извинилась потом. А ты ведешь себя так, будто я увела твоего возлюбленного.

– …У меня не глазки-бусинки.

– Я просто намекаю, что тебе нужно быть осторожнее с тем, где ты оставляешь эти записи, – предупредила девушка. – Я бы не сказала, что наши разборки с Рыжей и ее прихвостнем окончены. Помни, что они сделали с Лотти.

Мия глянула вдоль стола на Джессамину с Диамо. Несмотря на то, что она придумала дюжину способов, как отомстить за убийство Карлотты, Мия понимала, что воплощать их в жизнь – максимально глупо. Если с кем-то из парочки что-нибудь случится, спустя десять секунд Духовенство уже будет стучать в ее дверь.

Диамо наблюдал за ней, пока жевал, Джесс что-то нашептывала ему на ухо. Мия задумалась между делом, трахались ли эти двое. Они никогда не проявляли свои чувства в открытую, но показывать слабость – не в стиле Джессамины. И хоть после смерти Лотти между ними разверзлась пропасть, хоть они никогда не станут подругами, Мия поймала себя на том, что думает об отце Джессамины. О люминатах, которых она убила во дворе Гранд Базилики. Скольких еще она оставила сиротами в ту истинотьму? Сколько еще Джессамин?

Будут ли сыновья и дочери убитых мужчин смотреть на нее так же, как она смотрела на Скаеву?

Кем она стала?

«Сосредоточься на главном, Корвере».

Отмахнувшись от неприятных размышлений, Мия повернулась обратно к Эш и пробормотала:

– Ну, давай сначала дождемся, пока я найду решение, а потом уже начнем беспокоиться, лады?

– И насколько ты близка?

Мия пожала плечами.

– Близка, но недостаточно.

Эш кивнула на Джессамину.

– Ну, если все-таки решишь формулу, храни это в тайне. Если это твой единственный шанс победить в зале, можешь быть уверена, что наша мисс Красноголовка это отметит.

Мия взглянула на Эшлин.

– …А ну-ка повтори.

– Что повторить?

– Красноголовка это заметит…

– …Что?

– «Красная георгина», – выдохнула Мия с округлившимися глазами. – Яд «Чернометка».

– А?

Мия перелистнула страницы, пока не нашла одну, сплошь испещренную закорючками, и провела пальцем по записям. Эш открыла было рот, но Мия подняла руку, моля о том, чтобы та помолчала. Затем быстро написала формулу. Перевернула страницы между новой и старой. Наконец, подняла взгляд на девушку, улыбаясь так широко, что были видны все зубы.

– Эшлин, я тебя сейчас расцелую…

– …А я уж и не надеялась, что ты предложишь.

– Ты гребаный гений! – воскликнула Мия.

Девушка повернулась к брату и ухмыльнулась.

– Видишь, я же тебе говорила…

Мия встала, дернула Эш за уши, придвигая ее ближе к себе, и звонко поцеловала прямо в губы. Трик нарочито громко захлопал в ладоши, но Мия уже собирала записи и мчалась из Небесного алтаря. Джессамина с Диамо смотрели ей вслед, тихо переговариваясь между собой. Трик с Эшлин наблюдали, как она скрывается из виду на нижнем этаже, а Осрик вернулся к завтраку, качая головой.

– Носится постоянно, как неадекватная.

– Зато целуется хорошо, – Эш усмехнулась. – Я понимаю, почему ты аж из штанов лезешь из-за нее, Трикки.

Двеймерец сохранил каменное выражение лица.

И спокойно потянулся за еще одной булочкой.

Всю оставшуюся перемену Мия провела у себя в комнате, сгорбившись над пергаментом с неизменной угольной палочкой в пальцах. Она разложила на кровати все записи и повторяла рецепт варева снова и снова. Прозвенел колокол, приглашающий на ужин, но девушка даже не шевельнулась, одну за одной выкуривая сигариллы, чтобы заглушить голод. Мистер Добряк пробегался взглядом не-глаз по ее решению, страница за страницей, и постоянно мурчал.

– …Изобретательно…

Мия щедро затянулась.

– Если сработает.

– …А если нет?..

– То придется тебе искать нового лучшего друга.

– …А у меня есть лучший друг?..

Девушка стряхнула пепел на мордочку не-кота. Услышала звон колокола, оповещающий о наступлении девяти часов, тихие шаги аколитов, расходящихся по своим комнатам. Чьи-то тени перекрыли полоску света, проникающего из коридора. А затем под дверь протиснулся сложенный кусок пергамента.

Мия вскочила с кровати, бросилась к двери и выглянула в коридор. Никого. Подняла пергамент, развернула его и прочитала выведенные там слова:

От них сердце Мии забилось быстрее – треклятые бабочки снова взмахнули крыльями в животе. Она посмотрела на Мистера Добряка, продолжая сжимать сигариллу губами. Не-кот сидел на кровати в окружении моря записей. Не произнося ни слова.

– Нужно быть полной идиоткой, чтобы снова выходить после девяти часов.

– …Особенно вечером перед состязанием Солиса…

– Пора ложиться спать.

– …Любовь всех нас делает глупцами…

– Я не влюблена в него, Мистер Добряк.

– …Хорошо, что всем так кажется…

Собрав все страницы с кровати, Мия сложила их в блокнот и крепко перевязала, после чего спрятала под нижний ящик тумбочки.

– Прикроешь меня?

– …Как всегда…

Мистер Добряк скользнул под дверь, проверяя, нет ли кого в коридоре. Мия натянула на себя тени и потускнела во мраке. Крадясь следом за не-котом, она медленно брела по длинному коридору, и тихая подошва не издавала ни шепота от прикосновения к каменному полу. Через проход впереди замаячило размытое очертание Десницы, и Мия замерла, прижавшись к стене. Она дождалась, пока тот скроется из виду, прежде чем продолжить движение, и наконец остановилась за дверью Трика.

Дернув за ручку, обнаружила, что та заперта. Присев на корточки, Мия заглянула в замочную скважину и увидела Трика на кровати, читающего при свете аркимической лампы. Сфера откидывала длинные тени на пол, и Мия потянулась к ним. Вспоминая, каково снова быть той четырнадцатилетней девочкой. С могуществом ночи в ладонях. Больше не страшась его. Того, кем она была. Чем была.

Трик вытаращил глаза, когда из тьмы возникла девушка, волосы которой будто шевелились от невидимого ветра. Из его рукава скользнул нож, но замер в руке, когда Трик узнал гостью. Двеймерец покосился на закрытую дверь, в его глазах читался вопрос.

Мия скинула обувь с ног.

– Мия?

Стянула рубашку через голову.

– Ш-ш-ш, – прошептала она.

И вопросы в глазах Трика растворились.