В Тихой горе пролетали недели, но большинство из них были отнюдь не тихими.

В Зале Песен звенела мелодия стали, смыкающейся со сталью. Острый свист луков и стук метательных ножей. Хотя Мия показала себя отличным стрелком из арбалета, она все равно выходила израненной почти с каждого занятия. Девушка заметила, что после предыдущей стычки Джессамина постоянно носила Троицу под туникой, и эта угроза висела между ними, словно нож. Но, несмотря на то, что Джесс никогда не упускала возможность утереть ей нос, Мия последовала совету Мистера Добряка и заперла свою злость на замок. Сосредоточилась на учебе. А мелочность оставила мелочным. Рыжей явно надоела бесхребетность Мии, и она все больше переводила внимание на Карлотту, которая отвечала свойственными ей невозмутимым лицом, каменным взглядом и острым язычком.

Тем не менее Джессамина была не единственной, кто заметил новообретенную решимость Мии.

Первым уроком шли истины, но когда Мия вышла в коридор вместе с Эш и Лотти, то увидела, что большие скамейки из железного дерева отодвинуты к дальней стене, а большая часть аркимического оборудования спрятана. Посреди зала стояла Паукогубица с разноцветными мешочками в руках.

– Аколиты, – кивнула шахид. – Пожалуйста, встаньте за мной.

Группа повиновалась, формируя полукруг за спиной шахида.

– Последние пару месяцев мы закрепляли материал по аркимическим токсинам и их применению. Но аркимия – это не только ядоварение, и она может помочь в вашем призвании не только как обычный инструмент смерти.

Паукогубица потянулась к черному кожаному мешочку, достала небольшую сферу, размером с ноготок. Идеально гладкую и отполированную до блеска.

– Чудно́-стекло, – объяснила она. – Аркимические пары, находящиеся в твердом состоянии, благодаря созданному мной лично процессу. Его может нарушить резкий физический толчок, возвращая вещество в газообразное состояние, но, в отличие от более грубого оружия, основанного на парах, чудно-стекло не оставляет следов. Ни осколков, ни заглушек, которые намекали бы на ваше присутствие. Стекло и есть вещество.

Шахид передала сферу собравшимся аколитам. Она оказалась тяжелее, чем ожидала Мия, и прохладной на ощупь.

– Я разработала несколько разновидностей, – продолжила Паукогубица. – Первая – оникс.

Шахид швырнула горсть черных сфер на пол. Те приземлились с десятком тихих хлопков, и через секунду от камня поднялось густое облако клубящегося дыма. Маслянистого, тяжелого, как туман, и черного, как ночь над Небесным алтарем.

– Полезная вещь для диверсий и защитных маневров.

Паукогубица опустила руку в другой мешочек, достала три белые сферы из чудно-стекла и метнула их в дальнюю стену. Те снова взорвались в облаке дыма, медленно опустившегося на пол. Мии с трудом верилось, что такое количество пара может быть сжато в столь маленьком предмете.

– Жемчужина в мире токсинов. Чаще всего используется в таких седативных средствах, как «синкопа», хотя я создала более смертоносные варианты из «аспиры». И наконец, – шахид достала сферу из красного чудно-стекла и сверкнула нехарактерной улыбкой. – Рубин. Мой любимец.

Паукогубица бросила сферу в свободную стену, и, с громоподобным взрывом, на камне расцвело белое пламя. Аколиты вздрогнули и удивленно распахнули глаза, глядя на обломок гранита размером с кулак, который отвалился от стены.

– Может пробить доспехи насквозь и превратить плоть в порошок.

Паукогубица раздала аколитам горстку ониксового чудно-стекла, кивнула на дальнюю стену.

– Теперь вы попробуйте.

Улыбаясь друг другу, аколиты подошли и начали швырять сферы в камень. В зале прозвучали десятки хлопков, в дальней части помещения поднялся густой черный дым. Паукогубица вручила Тиши и Трику рубиновые сферы, и черные губы изогнулись в улыбке, когда воздух сотрясли яркие взрывы. Как только дым рассеялся, аколиты расселись по местам, и Паукогубица вернулась к доске, объясняя основные свойства чудно-стекла.

Мия воодушевленно записывала за шахидом, как вдруг Эш прошептала ей на ухо:

– Итак, у меня вопрос.

– Надеюсь, не о том, откуда берутся дети? – пробормотала Мия. – Не думаю, что наша дружба готова к такому повороту.

– Почему ты терпишь дерьмо Рыжей?

Мия перестала писать, отвлекшись от своих заметок.

– Я не терплю ничье дерьмо, – прошептала она.

– На Песнях она отделывает тебя, как тренировочный манекен. Вчера в Небесном алтаре сбила с ног, а когда начала перемывать тебе косточки, ты просто отвернулась.

Мия посмотрела через зал на Джессамину, работающую вместе с Диамо. Рыжая сверкнула ей в ответ столь ядовитой улыбкой, какая и не снилась Паукогубице.

– На тебя это не похоже, Корвере.

– Пустяки.

– Херня.

Мия покосилась на Паукогубицу, по-прежнему скрипящую мелом по доске.

– Она…

Девушка закусила губу. Посмотрела на Эшлин. Ей не нравилось просить о помощи. Не нравилось в ком-то нуждаться. Но Эш была хорошей девушкой, несмотря на привычку красть все, что не прибито к полу. Да и Мия ведь жаловалась не Духовенству…

– Она украла Троицу.

Эш недоуменно заморгала.

– Из Зала Маузера, – прошипела Мия. – Медальон, от которого я выблевала весь желудок в ту перемену, когда он переоделся в священника.

Эшлин вздернула бровь.

– Ты сказала, что дело было в несвежей селедке, Корвере.

– Да, и с твоей стороны очень мило делать вид, что ты мне поверила.

Блондинка хмуро посмотрела на Джессамину.

– Значит, тебя так скрючило от Троицы?

Мия понизила голос.

– Сама не знаю почему. Думаю, это как-то связано с тем, что я даркин. Джессамина достала ее передо мной в Зале Песен. Я чуть копыта не откинула.

Эш заметила золотую цепочку на шее Джессамины, почти незаметную под рубашкой.

– Вот ведь маленькая хитрая су…

На столе перед ними взорвалась ониксовая сфера. Обеих девушек поглотило густое, клубящееся облако черного дыма, и Эш свалилась со скамьи. Остальные аколиты вытаращили глаза, девушки кашляли и плевались, размахивая руками, чтобы расчистить воздух. Когда дым медленно рассеялся, Мия встретилась взглядом с сердитой Паукогубицей.

– Аколит Эшлин. Аколит Мия. Вы хотите внести свой вклад в урок?

– Нет, шахид, – пробубнила Мия.

– Тогда, может, вы думаете, что ваше кудахтанье поможет мне лучше изложить материал?

– Нет, шахид, – ответила Эш, натянув свое лучшее щенячье выражение лица.

– Тогда я буду благодарна, если дальше вы будете слушать молча. Предупреждаю, следующая сфера будет другого цвета.

Паукогубица подняла мешок с рубиновым чудно-стеклом, посмотрела на других аколитов. Каждый из них вернулся к своим заметкам с таким рвением, которому бы позавидовали самозабвенные писари. До конца занятия в зале царила полная тишина. Но к концу урока Эш сурово посмотрела на Джессамину.

Хрустнула костяшками.

И подмигнула Мие.

Две перемены спустя, вскоре после ужина, Мия работала над формулой Паукогубицы. Каждый вечер она горбатилась над лекциями и пыталась разгадать головоломку. Это казалось невозможным: каждое противоядие к одному составному элементу увеличивало эффективность другого. Но решение загадки было самой вероятной надеждой Мии на то, чтобы окончить зал победителем, а отсиживание у себя в комнате уменьшало вероятность встречи с Джессаминой. Она проклинала все на свете и всерьез подумывала сжечь свои записи, как вдруг услышала, что кто-то взламывает ее замок.

– Зубы Пасти, она что, не может просто постучать?!

Девушка высвободилась из кучи учебников по ядоварению и протопала к двери. Затем резко распахнула ее и обнаружила сидящую на корточках Эшлин.

– У тебя костяшки болят или что? – поинтересовалась Мия.

Эш показала костяшки на обеих руках, помахав ими перед лицом подруги.

– Какая ты охренительно юморная, – улыбнулась Мия. – Что ты хотела?

– Ничего. – Эш выпрямилась и подмигнула. – Но у меня есть то, чего хочешь ты.

– И что же?

– Троица Джессамины.

Эш ойкнула, когда Мия схватила ее за воротник, затащила в комнату и захлопнула дверь.

– Зубы Пасти, спокойнее, Корвере…

– Ты украла медальон?! – прошипела Мия.

– Пока нет. – Эш скользнула взглядом по записям Мии, раскиданным по всей кровати. – Но могу, если ты сделаешь что-то полезное в свое свободное время.

– Она никогда его не снимает, Эш. Я видела, как она принимала в нем гребаную ванну!

– Кстати об этом: пару перемен назад я невольно заметила отметины зубов на внутренней стороне твоих бедер…

Мия приподняла бровь.

– Ты рассматривала мои бедра в ванной комнате?

Эш пожала плечами.

– Смотреть не вредно.

– И твой вердикт?

– Фэ. Я видала и получше.

Мия подняла костяшки к лицу подруги.

– Ой, смотри-ка, мои тоже целы.

– Да-да, рада за тебя, – Эшлин закатила глаза. – Суть в том, что она его снимает. Ей приходится, когда она проходит через Кровавую Тропу, поскольку он сделан из… э-э, помоги мне…

– Металла, – выдохнула Мия.

– Ура! Она поддается обучению!

– Иди в жопу.

– Сразу предупреждаю, я не люблю кусаться…

– Эш, клянусь Матерью…

– В общем, – перебила девушка, – так совпало, что я знаю, что Джессамина и несколько других аколитов только что отправились на очередной раунд «Выведай секрет в Годсгрейве». Поэтому прямо в эту секунду все ее вещи аккуратно лежат в нишах рядом с бассейном Адоная.

– …Ты хочешь украсть медальон из комнаты вещателя?

Эшлин просто ухмыльнулась в ответ.

– Джессамина заметит пропажу, как только вернется, – сказала Мия. – И нужно быть окончательно тупым, чтобы не догадаться, что это я его взяла.

Эшлин достала из бриджей три золотых круга на блестящей цепи.

– Джессамина ничего не поймет, Корвере.

Мия уставилась на кружащийся и сверкающий в тусклом свете медальон. Еще одна Троица. Помимо драгоценного металла, из которого он был изготовлен и за который можно купить небольшой домик в одном из богатых районов Годсгрейва, медальон казался совершенно обычным. Мия не чувствовала тошноты в его присутствии – очевидно, его никогда не благословлял ни один из последователей Аа. Тем не менее его вид…

– Где ты его достала?

– Костюмы Маузера. У этого мужчины странное пристрастие к рясам священников. А еще я нашла в его коллекции женское нижнее белье. – Эш пожала плечами и спрятала Троицу обратно в карман брюк. – Ну так что? Пойдешь со мной на шалость, или у тебя назначена встреча с Трикки в надежде на новые укусы?

Мия открыла рот, чтобы возразить. Эшлин сурово приподняла бровь, чтобы подруга даже не пыталась. И, вздохнув, Мия открыла дверь и махнула рукой на коридор.

– Вот и молодчина, – улыбнулась блондинка.

Смрад крови усиливался, а воздух становился все тяжелее, пока девушки крались вглубь горы. Мистер Добряк, как всегда, поглощал страх Мии, но здравомыслящая часть ее разума до сих пор кричала, что это потрясающе плохая затея.

– Это потрясающе плохая затея, Эш.

– Ты уже говорила. Около двадцати раз.

– Помнишь, что Мариэль сделала с Тишью?

– Зубы Пасти, Корвере! Когда моего отца пытали в Тернистых башнях Элая, ему отрезали яйца и скормили их струпопсам. А у тебя какое оправдание?

– Чему?

– Э-э, полному отсутствию яиц?

Мия показала на грудь.

– Э-э, ты вот это вообще видела?

– Ладно, ладно, – прорычала Эш. – Неудачное сравнение.

Они дошли до этажа Адоная. Мия взяла Эш за руку и, в точности как с Триком в читальне, потянула за тьму вокруг себя. Тьму, которая никогда не знала прикосновения солнц. Она чувствовала ее могущество. Свое могущество. Сплетая пальцами мрак, Мия натянула плащ из теней на них обеих, и девушки исчезли из виду, как дым на ветру.

– Я ни хрена не вижу под этой штукой! – прошипела Эш.

– Я же говорила, быть даркином не так уж весело. Просто держись рядом.

Парочка медленно покралась по коридору, руководствуясь только тусклым светом от аркимических сфер. Но, в конце концов, двигаясь в сторону тяжелой вони с медным привкусом, они вышли к комнате Адоная. Замерев у порога, Мия с Эш, прищурившись, заглянули внутрь. Адонай сидел у самой кромки бассейна, не отводя взгляда от крови. Его кожу испещряли багровые глифы. Как обычно, вещатель будет бдеть, пока все аколиты не вернутся из Годсгрейва.

Аалея объяснила, что несколько капель крови Адоная были смешаны с кровью в бассейнах на Свинобойне и в других часовнях Красной Церкви. Благодаря этому вещатель чувствовал, когда кто-то заходил в бассейн, и, если он того хотел, позволял им пройти обратно по Тропе. Он был как паук в центре большой алой паутины, сплетая ее из нитей собственной сущности. Мию до сих пор изумляло это колдовство – на фоне Адоная ее дешевые фокусы с тенями казались поистине жалкой магикой. Если консул Скаева и люминаты когда-нибудь узнают, что Красная Церковь обладает такой силой…

– Ладно, – прошептала Эш. – Вот каков план. Ты заходишь и отвлекаешь его. И пока он будет ослеплен тобой, я прокрадусь к нишам и стащу Троицу.

– Ослеплен мной? – прошипела Мия. – И как же мне его ослепить?

– Не знаю, ты у нас дерзкая. Используй свои чары, женщина!

Мия уставилась на нее, на секунду потеряв дар речи.

– …Зубы Пасти, Эш. «Использовать свои чары»? Это твой план?

– Ну, даже не знаю. Ты училась у Аалеи дольше любого из нас. Используй свою походку от бедра, которая так тебе нравится. Выпусти своих девочек на свободу или что-то в этом духе.

– Выпустить своих…

Мия ошарашенно захлопнула рот.

– Попытайся использовать слова, – вздохнула Эш.

– О, сейчас как использую! – наконец выдавила Мия. – Почему бы тебе не отвлечь Адоная, пока я – девушка, которая, как я напомню, превращает нас в почти гребаных невидимок в эту самую секунду – попытаюсь украсть Троицу?

– И как ты прикоснешься к ней, не пустив ленту, о невидимая?

Мия открыла рот, чтобы ответить. Закрыла. Вздохнула.

– Верно подмечено.

Эш кивнула. Посмотрела на нее в ожидании.

– Ну? Давай, вперед.

Мия закатила глаза. Откинула плащ из теней.

– Ладно.

Затем встала, постучала по стене и вошла в комнату Адоная.

– Вещатель?

Тот не открывал глаз, общаясь, как лунатик.

– Добрый вечер, аколит. Держишь путь в город? Шахид Аалея не посылала мне весточку.

– Нет. Прошу прощения, – Мия прошла глубже в комнату, отчаянно пытаясь придумать какую-то хитрость. – Я… хотела поговорить с вами.

– Коль так, скажи, о чем же будем слово молвить?

Взгляд Мии пробежался по картам, вырезанным на стенах. По разбитым островам Годсгрейва. По обсидиановой крепости Кэррион-Холла. По порту Фэрроу. Посреди резьбы виднелись начерченные кровью глифы, которые подрагивали и размывались, если она смотрела на них слишком долго. Из этой комнаты Красная Церковь могла попасть в любой город республики.

Ее взгляд остановился на карте, почти спрятанной в ворошащихся тенях, которую она не узнала. Большой расползающийся метрополис, больше самого Годсгрейва, его очертания и улицы не походили ни на один город из тех, что ей доводилось раньше видеть.

– Что это за место? – спросила Мия. – Я никогда его не видела.

– И не увидишь.

Мия посмотрела на Адоная с немым вопросом в глазах. Позволила молчанию говорить вместо нее, как учила Аалея. Но Адонай по-прежнему не открывал глаз, его губы изогнулись в прекрасной ленивой улыбке. Похоже, вещатель тоже хорошо знал ремесло Аалеи.

– Может, скажете, почему? – наконец поинтересовалась Мия.

– Его больше нет, – ответил Адонай.

– Как оно называлось?

– Ур Шуум.

– Это ашкахский, – заметила Мия. – Значит «Первый город».

Адонай вздохнул, источая скуку.

– Ты тут не для урока географии, маленький даркин. Говори, зачем явилась, и изыди, доколе голод мой не превозмог над терпением.

Мия подавила отвращение, задаваясь вопросом, откуда взялась кровь, которую пил Адонай. Она не смела оглядываться через плечо, чтобы увидеть, зашла ли уже Эшлин в комнату. Подойдя ближе к вещателю, девушка перекрыла ему вид на ниши – на случай, если он все же потрудится открыть глаза. В такой близости она могла рассмотреть небесно-голубые вены под его бледной кожей. Острые скулы, длинные трепещущие ресницы и, о, такие ловкие пальцы, плетущие в воздухе. Мия гадала, родился ли он таким красивым, или это сестрица его таким создала. И тут наткнулась на тему, которая могла послужить в качестве отвлечения…

– Я хотела поговорить с вами о Наив.

Глаза Адоная распахнулись. Белки глаз подернулись тонкой алой пленкой, радужные оболочки были ярко-розовыми. Вещатель очень медленно повернул голову и остановил взгляд на Мие. Она почувствовала его тяжесть, словно на нее опустили свинцовый груз. Будто она муха, попавшая в его багряную паутину.

– Наив, – повторил Адонай.

Воздух потяжелел, волны в кровавом бассейне начали вспениваться. Впервые Мия заметила, что Адонай не моргает.

– Я спасла ей жизнь в Пустыне Шепота.

– Сие мне известно, аколит.

– Я видела ее лицо. Что с ней сделала Мариэль. Это неправильно, Адонай.

– Тебе ли судить о правильном и неправильном, маленькая убийца.

– …Прошу прощения?

– Не о моем прощении надобно тебе молить, – Адонай улыбнулся. – Не я есмь труп, которому ты нанесла увечья, дабы место у сего алтаря заполучить.

Мия сжала челюсти.

– Мужчина, которого я убила, чтобы сюда попасть, и сам был убийцей. Сотен людей. Может, и тысяч. Он повесил моего отца. И заслуживал такой смерти. Каждой ее секунды.

– А что насчет других?

Мия моргнула.

– Других?

Адонай лениво, томно встал на ноги. Подошел к Мие достаточно близко, чтобы она почувствовала жар от его тела. Наклонился, и его белая, как кость, челка коснулась ее лба. Губы, которые так и молили о поцелуе, оказались от нее всего в сантиметре, влажные от крови. На одну головокружительную секунду она подумывала преодолеть расстояние между ними и обнаружила, что ее пульс учащается, внутри все трепещет в предвкушении. Вместо этого Мия глубоко вдохнула и закрыла глаза. Когда Адонай наконец заговорил, он улыбался.

– Я чую запах крови на тебе, маленький даркин.

Мия заставила себя не дрожать. Не пятиться.

– У вас с сестрой одинаковые уши, – ответила девушка. – Она любит вас, Адонай.

– И я ее. Как Свет любил Тьму.

– Но Наив тоже вас любит. И не заслуживает страданий за это.

Вещатель взял ее за подбородок. Едва-едва поднял голову. Мия представила, как эти рубиновые уста ласкают ее кожу, как его зубы покусывают ее шею. Подавила дрожь. С каждой секундой дышать становилось все труднее и труднее.

– Я никогда не отведывал ни одного из вас… – прошептал мужчина.

Губы Адоная изогнулись в очередной сладкой, как мед, улыбке. Но, глядя ему в глаза, Мия поняла, что за ними ничего не кроется. Для него все это – просто игра, а она – временное отвлечение. Он обладал лишь внешней красотой, его тщеславие просочилось до самых костей, и внутри он был таким же безобразным и гнилым, как его сестра – снаружи. И хоть Наив любила его – и Мия понимала, что такими чувствами прониклась бы любая женщина, – она знала, что, помимо Мариэль, Адонай любил только себя.

Мия очень осторожно убрала его руку.

– Я буду благодарна, если вы перестанете ко мне прикасаться, вещатель.

Адонай улыбнулся шире.

– Но будешь ли ты благодарна, если не перестану?

«Буду ли?»

Тени под ногами Мии содрогнулись, а кровь в бассейне заплескалась пуще прежнего. Девушки стиснула зубы и прищурилась. И когда жар в комнате стал невыносимым, когда кровь забурлила и начала выплескиваться через край резервуара, Мия услышала голос Эшлин:

– Зубы Пасти, вот ты где!

Мия отвернулась от вещателя, увидела подругу в дверном проеме.

– Я уже обыскалась тебя, Корвере! Мы же договаривались поработать над уроком Паукогубицы. – Эшлин зашла в комнату и низко поклонилась. – Прошу прощения, вещатель. Можно я заберу свою коллегу? Она бы забыла и о собственной тени, не будь та прибита к ее ногам!

Улыбка Адоная поникла, как листья зимой.

– Она вольна идти, куда захочет. – Вздох. – Мне все равно.

Мужчина снова сел на колени и обратил взор на бассейн. Отмахнувшись от Мии без единого слова, Эш взяла ее за руку и потащила из комнаты по коридору, остановившись, лишь когда они отошли от вещателя на достаточное расстояние.

– Бездна и кровь! – выдохнула Эш. – На минуту я действительно поверила, что он попытается тебя поцеловать.

– Ну, ты же сама приказала мне его отвлечь, – ответила Мия. – Лучше скажи, помогло ли это.

Эшлин потянулась в карман бриджей и достала длинную золотую цепь. Мия заметила вспышку света и отшатнулась, как ошпаренная, прикрывая рукой глаза.

– Зубы Пасти, засунь его обратно в штаны!

– Ты прямо нарываешься на остроты.

Эш спрятала медальон в карман и похлопала Мию по плечу. Девушка осторожно открыла глаза и, увидев, что Троица скрылась из виду, сразу же расслабилась.

– Ты поменяла его на подделку?

Эш кивнула.

– Джесс ничего не заметит. По крайней мере, до следующего раза, когда она начнет тыкать им тебе в лицо. Это послужит тебе сигналом бить ее прямо промеж кудряшек. – Эш похлопала себя по штанам. – А я позабочусь об этой вещице. Спрячу куда-нибудь, откуда ее уже никто не достанет.

– Идеальное преступление, – улыбнулась Мия.

– Будь оно идеальным, оно закончилось бы кусочком торта.

– Еще нет девяти, – Мия протянула ей локоть. – Кухня же еще открыта?

– Вот знала я, что ты неспроста мне понравилась, Корвере!

И, рука об руку, девушки проследовали во тьму.