Глава 48
Сюрпризы князя
Если бы пару дней назад кто-то предрек Ральдарину, что он будет ненавидеть полет, Владыка вышвырнул бы лжепророка из замка вон. Стряхнул бы прямиком со смотровой площадки на землю.
Сейчас он летел на юг, блики звездного света мерцали на кристальной чешуе. И он вспоминал первый ночной полет с Ириной. Как изумили ее звезды Коэлина. Как щекотал душу ее восторг, как хотелось впитать его сполна…
Во время их сегодняшнего полета он хотел отодвинуть проблемы и разногласия, насладиться моментом… И у него получилось. Вдвоем с Ириной они испытали блаженство, сравнимое с тем, что дарила им любовная близость. Но расплата за те беззаботные мгновения пришла так быстро…
Нынешний полет был одиноким и тоскливым. Ральдарин понимал, что на этот раз потерял Ирину навсегда. Он не отдаст сына князю. Дэнерин ненавидел отца, считал виновным в смерти матери. Подчас жутко раздражал дерзостью и неповиновением. Порой Ральдарину хотелось выбрать драконицу, зачать с ней дитя и назначить новым наследником, а старшего сына сместить. Но отдать его заклятому врагу, проклятым людям для игр с их грязной магией – никогда.
Оставить Ирину Алтео?.. Невыносимое решение. Оно раздирало в клочья его сердце. Сердце, о существовании которого Владыка не помнил бо́льшую часть жизни. Оно слишком мешало. Сердце – непозволительная роскошь для правителя. Ральдарин не мог позволить себе следовать его зову. Делая выбор, он должен оставаться хладнокровным и рассудочным. А как, когда в груди кровоточило от нехватки Ирины, ее близости, прикосновений, поцелуев…
Почему она сделала это? Перечеркнула их близость, их будущее. Отдалась в руки врага, навсегда разлучила себя с ним. И все ради белобрысой кельмийской шлюхи? Она значила для Ирины больше, чем он? Чем то блаженство, которое они дарили друг другу?
Он совсем ее не понимал. Да и как мог понять? Пришелица, чужачка, воспитанная в обществе, ничуть не похожем на суровый Азрайлен, где воля Владыки была законом. Где кара за измену и предательство – смерть.
В ее мире не казнили даже за убийство, сказала она. В Азрайлене тоже, если убитый не был выше по статусу, чем убийца. Для Ральдарина, как и для всех драконов, убийство вообще не являлось чем-то, что требовало особой кары. А для Ирины было наивысшим преступлением.
Нет, он не мог ее понять. И потому потерял. Он никогда не считал нужным утруждаться, понимая женщин. Да и нужды в том не было. С ними и так все было ясно. Власть, статус, богатство – для алчных дракониц высокого происхождения вроде Люцемы и даже Аримы. Дай им это, и женщина твоя с потрохами. Любопытство и жажда острых ощущений – для человечек. Желание угодить господину – для шеами.
Ирина не искала ни власти, ни острых ощущений. Угождать ему тоже не желала. А чего желала? Что было важным для нее? Он пытался это постичь? Пытался дать ей?
Нет. Ни шагу не сделал в эту сторону. Лишь брал то, в чем нуждался сам. Ее тело. Ее страсть. Ее близость. Что при этом чувствовала она, чего хотела, ему казалось ясным и так. Она не может не хотеть того же, чего желает любая женщина. Плотской радости и внимания самого Владыки Драконов.
Но плотских утех ей было мало, а внимание как будто вообще ничего не стоило. Зато она хотела сохранить жизнь кельми. Ради этого рискнула собой и их ребенком на площадке замка, а потом на границе Лидаро.
Если бы Ральдарин раньше понял и признал, насколько это важно для Ирины, отпустил бы кельми сразу. Пусть убирается в свой лес, чтобы Ральдарин больше ее не видел. А Ирина перестала бы дурить и сейчас была с ним.
Сейчас они были бы вместе, в ее спальне. Вместо этого он возвращался в замок в тоске и одиночестве, а она осталась в загребущих лапах Алтео. Если бы он раньше постарался ее понять…
В сознание вкрался ментальный голос Камариса, прервав сожаления Ральдарина:
«Владыка, прошу прощения, что вторгаюсь. Чувствую, что вы не расположены к общению… К тому же я причастен к случившемуся. Но у меня есть важная информация о князе Лидаро, которой я обязан поделиться».
«Говори», – бесцветно ответил Ральдарин.
Он сознавал, что вроде бы должен гневаться на Камариса. Прорицатель принес Ирину к границе, скрыв от него. Но вместо гнева чувствовал опустошение. Не Камарис был истинным виновником поступка Ирины. Он, Ральдарин.
Можно вытеснить эту мысль, свалить на Камариса всю вину и ответственность. Но что изменится? Вернется Ирина? Иллюзия чужой вины облегчит Ральдарину совесть?
Так что Владыка не приказал связать прорицателя – да и не было настолько сильного мага, чтобы связать его. И не грозил всеми карами по прибытии в замок. Просто выслушал то, что Камарис хотел сказать.
«Алтео – мой сын».
«Что?!»
«Драконы чуют свою кровь. Мы с ним почуяли друг друга. Он тоже узнал меня, уверен в этом».
«Как такое возможно?!»
«Это случилось почти три века назад. Я влюбился в человечку… Похитил ее из Лидаро и унес к себе в замок. Сделал единственной наложницей. Когда она забеременела, хотел признать ребенка, инициировать в полноценного дракона. Но она сбежала. Она была сильной магичкой. Я недооценил ее силу, как и хитрость. Она выбралась из замка, замела следы, и я не сумел найти ее. Хотя искал не один год. Я был уверен, что и она, и ее ребенок… наш ребенок давно умерли от старости. И вот я узнаю свою кровь в князе Лидаро. Его кожу и волосы – в точности как у матери. Она была альбиноской».
Ральдарин ответил не сразу, обдумывая услышанное. Алтео – бастард-полукровка. Неинициированный дракон. Как это может помочь ему?
Камарис тут же дал ответ:
«Можно предложить ему иной обмен. Я инициирую его, если он отпустит Ирину. Мы не знаем, имеет ли это значение для него, но это шанс».
Надежда встрепенулась в сердце Ральдарина. Хрупкая и неустойчивая. Даже если лидарский князь мечтает стать полноценным драконом, имеет ли он право давать людям такое преимущество? На что будет способен Алтео с силой и мощью инициированного дракона?
«И еще, Владыка, мне нужно узнать о нем все, что только можно. Ваш сын мог видеть его, разговаривать с ним. Я прошу разрешения на его ментальный допрос. Сейчас он единственный в Азрайлене, кто может рассказать, какой он, мой сын. Что за человек и чего от него ожидать. После того, как Ирина и Элайсси остались в руках Алтео».
«Что ты хочешь о нем узнать, чего мы и сами не видели за три года войны с Лидаро?»
«Владыка… Дело в том, что мать Алтео не принадлежала к княжескому роду. И даже к дворянскому сословию. Родилась простолюдинкой. Но она была магистром в ковене человеческих магов. Ковен Северной Звезды – так они себя называют. Как сын простолюдинки, трехсотлетний чародей, которым стал мой сын, занял княжеский престол? Быть может, из допроса Владыки Дэнерина мы узнаем нечто, чего ваш сын не заметил сам».
«Даю тебе разрешение на допрос, – ответил Ральдарин после долгого молчания. – Я еще должен узнать, как он оказался у кельми заодно с Ириной и шлюхой Элайсси».
Двух пленниц доставили в княжеский дворец Лидаро. Элайсси не обольщалась насчет своего будущего. Во время последних встреч с князем она ловила в его глазах хорошо знакомый ей огонь. Тот же огонь она видела у Ральдарина, когда он нарушил обещание. Любой мужчина загорался им при виде кельми.
Князь вернул за нее бесценный артефакт заклятому врагу. Пусть ему самому Рубиновый Перстень не принес бы никакой пользы без Зерцала. Оставить драконов без такого могущественного артефакта само по себе могло быть полезным…
Так что же правитель людей хотел получить взамен? Наложницу кельми? Или удовольствие от возмездия? Своей рукой покарать ее за соучастие в побеге Ирины? Чего бы ни добивался Алтео, но явно не милосердия к Элайсси. Потому, когда слуга явился к ней, чтобы проводить к его высочеству, кельми приготовилась к худшему.
– Прошу тебя, – обратилась она к слуге, – передай человечке Ирине, гостье князя, что я прошу простить меня за все содеянное. Если от князя я не вернусь.
– Будет исполнено, госпожа, – невозмутимо ответил слуга.
Просьба пленницы не удивила его. В замке и ранее бывали гости, которые после визита к князю бесследно исчезали. Алтео слыл правителем жестоким и беспощадным к врагам.
Войдя в его рабочие апартаменты, Элайсси опустила взгляд и не смела поднимать его. Она покорно ждала приговора. Хозяин тоже не произносил ни слова. Девушка чувствовала, как прожигает ее взгляд того, кто сейчас может стать ее судьей и палачом.
– Подними голову, – наконец приказал князь.
Элайсси повиновалась и встретилась с бесцветными глазами альбиноса. Страх сковывал ее с головы до ног. Но отступил, когда она посмотрела на Алтео. Она не увидела в его глазах приговора. А вот мужской интерес – да. И к нему примешивалось сочувствие.
– Подойди и сядь, – последовал новый приказ. Не грубый, не жесткий. Распоряжение правителя, который привык отдавать их привычно, не заботясь о том, кто слышит и исполняет.
Элайсси села напротив мужчины. Он не сводил с нее глаз. Чем дальше, тем сильнее кельми сознавала, чем ей придется расплачиваться за спасение из рук Владыки Драконов.
– Расскажи мне о проклятии кельми, – велел он.
– Кельми и драконы не могут зачать потомство, Владыка Алтео. Это знают все.
– Это я тоже знаю. Расскажи, что происходит с кельми, когда дракон прогоняет ее.
Она стиснула зубы. Зачем он бередит эту рану? Чего хочет от нее, кроме того, что читается в его алчном взгляде? Это он может взять и так, без расспросов.
– Говори.
Тон князя был непререкаем. Элайсси не смела отказать.
– Она больше не чувствует других мужчин. Может вступать в связь с ними. Может зачать ребенка. Но ее душа остается мертва и безразлична к нему.
– Даже если мужчина хорошо обращается с ней? Заботится, бережет? Дарит ласку? Вы не способны ответить на это взаимностью?
– Мы знаем, что такое благодарность. Мы способны на уважение. Умеем отвечать лаской на ласку и заботой на заботу. Но полюбить после дракона не способны никого.
– А другого дракона? Разве не было случаев, когда одна и та же кельми доставалась двум драконам? Или азрайлы ищут лишь свежей добычи?
Элайсси поежилась. Расспросы князя бередили рану в груди. Но она не имела здесь своей воли, да и нигде не имела, в этом жестоком мире, принадлежащем мужчинам. Здесь у женщин, а у кельми вдвойне, был лишь один выбор: подчиняться и страдать по их воле, либо пресечь страдания вместе с собственной жизнью. Были и те, кто выбирал второе. Но Элайсси слишком боялась смерти.
– Азрайлы предпочитают свежую добычу, – с горечью молвила она. – Но некоторым сестрам довелось побывать в руках не одного дракона. Если второй был сильнее первого, он пробуждал в ней страсть. Если слабее – просто пользовался по своему хотению. Даже самый слабый азрайл сильнее самой могущественной кельми.
– Скажи мне, Видящая Элайсси… – Голос Алтео стал непривычно хриплым. – Кто из азрайлов сильнее: Ральдарин или его верховный прорицатель?
– Камарис? Он очень силен. Кровь Владык дает изначальное могущество. Но Камарис стар и многоопытен. Он закалил свои способности за века. Я не знаю, кто одержал бы верх, если бы Владыка и его прорицатель вдруг сошлись в магическом поединке.
– Хорошо, – проговорил Алтео обманчиво мягко. – Как ты считаешь, могли способности Камариса передаться его сыну?
– Сила азрайлов живет в их роду, – кивнула Элайсси.
– А полукровке?
– Если отец инициирует его, он обретает силу рода полностью, вместе с драконьей ипостасью. Если нет, лишь часть способностей передается.
– А если полукровка, оставаясь неинициированным, развивает магический дар своей человеческой части? Если он становится самым сильным магом среди людей? Обретает могущество, достаточное, чтобы противостоять Верховному Азрайлу и всем его магам? Даже собственному отцу. Как тогда сравнивать силу его и Владыки Драконов?
Элайсси с недоумением посмотрела в бесцветные глаза Алтео. И ей померещилось, что блеклые зрачки вытягиваются в вертикальный ромб, как у драконов. А потом кельми поняла, что ей не мерещится. У человеческого князя были драконьи зрачки.
– Ты, – прошептала она, – ты говоришь о себе?!
