Глава 9
Аграв-корабль
Норрич воскликнул:
– Не знаю, что вы делаете, но, ради космоса, не делайте резких движений: Мэтт может броситься на вас!
– Вы хорошо знаете, что я делаю, – ответил Верзила, – потому что видите: на вас направлено игольное ружье. Вы, наверно, слышали, что я стреляю метко. Если ваша собака сделает шаг ко мне, я ее прикончу.
– Не трогайте Мэтта. Пожалуйста!
Верзилу смутила боль в голосе Норрича. Он сказал:
– Пусть сидит спокойно, и я его не трону. Мы увидимся со Старром. И если встретим кого-нибудь в коридоре, не говорите ничего, кроме «Добрый вечер». Я иду сразу за вами.
Норрич сказал:
– Я не могу идти без Мэтта.
– Можете, – ответил Верзила. – Всего пять шагов по коридору. Даже если вы и в самом деле слепы, сможете пройти. Ведь головоломки собирать можете?
При звуке открывшейся двери Дэвид оторвался от книгофильма и поднял голову.
– Добрый день, Норрич. Где Мэтт?
Верзила заговорил, прежде чем Норрич ответил:
– Мэтт в комнате Норрича, и Норричу он не нужен. Пески Марса, Счастливчик, Норрич слеп не больше нас с тобой!
– Что?
Норрич начал:
– Ваш друг ошибается, мистер Старр. Я хочу сказать…
Верзила выпалил:
– Заткнитесь! Я буду говорить, а вы ответите, когда вас попросят.
Старр сложил руки.
– Если не возражаете, мистер Норрич, я хотел бы послушать, что хочет сказать Верзила. И, кстати, Верзила, убери ружье.
С недовольным выражением лица Верзила послушался. Он сказал:
– Понимаешь, Счастливчик, я с самого начала заподозрил этого подонка. Эти головоломки заставили меня призадуматься. Он слишком хорошо с ними справляется. Я сразу подумал, что он и есть шпион.
– Вы вторично называете меня шпионом! – воскликнул Норрич. – Я этого не потерплю.
– Слушай, Дэвид, – продолжал Верзила, не обращая внимания на слова Норрича, – очень хитро придумано: его считают слепым. Он может увидеть все, что захочет, и никто не подумает, что он видит. От него не будут скрываться. Не будут ничего прятать. Он может смотреть прямо на самый важный документ, а они подумают: «Это всего лишь бедняга Норрич. Он ничего не видит». Больше того, о нем вообще не подумают. Пески Марса, для шпиона это просто отличное укрытие.
Норрич с каждым моментом выглядел все более удивленным.
– Но я действительно слеп. А что касается головоломок и шахмат, я объяснил…
– Конечно, объяснили, – презрительно ответил Верзила. – Вы уже много лет объясняете. А почему вы сидите в своей комнате в одиночестве и при свете? Когда я с полчаса назад вошел, Дэвид, свет горел. Он не зажег его для меня. Выключатель слишком далеко от него. Почему?
– А почему бы и нет? – ответил Норрич. – Мне все равно, но я сижу при свете для удобства тех, кто ко мне приходит, как вы.
– Ну хорошо, – сказал Верзила, – он может всему придумать объяснение: как играть в шахматы, как различать фигуры – все. Однажды он чуть не забылся. Уронил фигуру и наклонился, чтобы подобрать ее, но вовремя опомнился и попросил меня подобрать.
– Обычно я по звуку определяю, куда что-нибудь упало. Но фигура покатилась.
– Давайте объясняйте, – сказал Верзила. – Это вам не поможет, потому что одно вы объяснить не сможете. Счастливчик, я решил проверить его. Хотел тихонько выключить свет и посветить ему в глаза фонариком. Если он не слеп, то подпрыгнет или мигнет – как-нибудь себя выдаст. Я был уверен, что прижму его. Но мне даже и этого не понадобилось. Как только я выключил свет, бедняга забылся и спросил: «Зачем вы выключили свет?..» Но откуда он знал, что я выключил свет? Откуда?
– Но… – начал Норрич.
Верзила продолжал:
– Он может на ощупь различать шахматные фигуры и собирать головоломки и все прочее, но определить на ощупь, светло или нет, нельзя. Он должен это видеть.
Дэвид сказал:
– Я думаю, пора предоставить слово мистеру Норричу.
Норрич ответил:
– Благодарю вас. Я слеп, член Совета, но моя собака не слепа. Когда я вечером выключаю свет, для меня это безразлично, но для Мэтта это сигнал ложиться спать, и он отправляется на свою подстилку. Я слышал, как Верзила на цыпочках подошел к стене в направлении выключателя. Он старался двигаться беззвучно, но человек, который слеп уже пять лет, слышит и шаги на цыпочках. Когда он остановился, я услышал, как Мэтт направился в свой угол. Не нужно быть очень умным, чтобы понять, что случилось. Верзила стоял у выключателя, а Мэтт направился спать. Очевидно, Верзила выключил свет.
Инженер повернул свое искаженное ненавистью лицо вначале в сторону Верзилы, потом Старра, как будто ожидал ответа.
Дэвид сказал:
– Да, понимаю. Похоже, мы должны извиниться перед вами.
Маленькое лицо Верзилы несчастно сморщилось.
– Но, Счастливчик…
Тот покачал головой:
– Оставь, Верзила! Никогда не цепляйся за теорию, если она не подтверждается. Надеюсь, вы поймете, мистер Норрич, что Верзила делал только то, что считал своим долгом.
– Я хотел бы, чтобы он сначала задавал вопросы, а потом действовал, – холодно ответил Норрич. – Я могу идти? Не возражаете?
– Пожалуйста. Но у меня официальная просьба: никому не рассказывайте о происшедшем. Это очень важно.
Норрич ответил:
– Вообще-то это похоже на арест без законных оснований, но пусть. Не буду об этом говорить. – Он направился к двери, безошибочно отыскал сигнальную плиту и вышел.
Верзила сразу же повернулся к другу.
– Это хитрость? Ты не должен был выпускать его.
Старр оперся подбородком на руку; его спокойные карие глаза были задумчивы.
– Нет, Верзила, он не тот человек, которого мы ищем.
– Не может быть. Даже если он слеп, по-настоящему слеп, это довод против него. Ну, конечно, Счастливчик. – Верзила приходил все в большее возбуждение. – Он мог подойти к венлягушке, мог убить ее, не видя.
Дэвид покачал головой.
– Нет, Верзила. Воздействие венлягушки на мозг не зависит от зрения. Это прямой мозговой контакт. Обойти этот факт мы не можем. – Он медленно сказал: – Это мог сделать только робот. Только. А Норрич не робот.
– А это ты откуда знаешь?.. – Верзила смолк.
– Я вижу, ты сам ответил на свой вопрос. Мы чувствовали его эмоции при первой встрече, когда венлягушка была жива. У него есть эмоции, значит, он не робот и не тот, кого мы ищем.
Но на лице у Старра было выражение глубокой тревоги, он отшвырнул в сторону книгу по роботехнике, будто отчаялся найти в ней помощь.
Первый аграв-корабль назвали «Спутник Юпитера», и он не был похож на корабли, виденные Старром. Размером с роскошный космический лайнер, но жилые помещения очень тесные, потому что девять десятых объема корабля занимали аграв-конвертер и конденсаторы гиператомного поля. От середины корабля отходили изогнутые лопасти, напоминавшие крылья летучей мыши. Пять в одну сторону, пять – в другую. Всего десять.
Дэвиду объяснили, что эти лопасти разрезают силовые линии гравитационного поля и превращают энергию тяготения в гиператомную. Очень прозаично, но они придавали кораблю зловещий вид.
Корабль стоял в огромном колодце, выкопанном в теле Юпитера-9. Крышка из сверхпрочного бетона отошла, и теперь в колодце была обычная для Юпитера-9 сила тяжести и обычное отсутствие атмосферы.
Почти весь персонал проекта, около тысячи человек, собрался в природном амфитеатре. Старру никогда не приходилось видеть одновременно столько людей в космических костюмах. Царило вполне естественное возбуждение; оно иногда проявлялось в возне, насколько это возможно при низкой силе тяжести.
Старр мрачно подумал: «И один из этих людей в космических костюмах вовсе не человек».
Но который? Как это определить?
Командующий произнес короткую речь; все слушали, охваченные волнением; Счастливчик, глядя на Юпитер, увидел рядом с ним огонек, не звезду, но полумесяц толщиной в ноготь, такой маленький, что его с трудом можно было рассмотреть. Если бы на Юпитере-9 была атмосфера, а не вакуум, полумесяц превратился бы в светлое пятнышко.
Старр знал, что это Ганимед, Юпитер-3, самый большой спутник Юпитера, луна, достойная гигантской планеты. Она втрое больше земной Луны, больше планеты Меркурий. Она почти с Марс размером. Когда построят флот аграв-кораблей, Ганимед быстро займет важное место среди миров Солнечной системы.
Командующий Донахью хриплым от волнения голосом провозгласил название корабля, и все собравшиеся группами по пять-шесть человек ушли под поверхность через многочисленные шлюзы.
Остались лишь те, кто полетит на «Спутнике Юпитера». Один за другим они поднялись на корабль. Первым – Донахью.
Дэвид и Верзила поднимались последними. Когда они вошли, командующий Донахью недружелюбно отвернулся от них.
Верзила наклонился к Счастливчику и прошептал:
– Ты заметил, Ред Саммерс на борту.
– Знаю.
– Это тот, кто пытался тебя убить.
– Знаю, Верзила.
Корабль поднимался величественно, медленно. Поверхностная сила тяжести на Юпитере-9 составляет одну восемнадцатую земной, и, хотя вес корабля все же достигал сотен тонн, не он был причиной этой медлительности. Даже если бы силы тяжести совсем не было, корабль оставался материальным и сохранял всю инерцию. Его было бы так же трудно привести в движение или же изменить направление движения, если он его начал.
Вначале медленно, потом все быстрее и быстрее колодец уходил вниз. Юпитер-9 съежился и превратился на экране в неровную серую скалу. Черное небо заполнилось созвездиями, Юпитер казался ярким шаром.
Подошел Джеймс Пеннер и положил руки на плечи Старру и Верзиле.
– Не хотите ли заглянуть в мою каюту? В смотровой рубке пока ничего не предвидится. – Он широко улыбался, жилы на его мощной шее, казавшейся продолжением головы, натянулись.
– Спасибо, – ответил Дэвид, – вы очень добры.
– Ну, командующий вас уж точно не пригласит, и остальные побаиваются. Не хочу, чтобы вам было одиноко. Путь у нас долгий.
– А вы меня не опасаетесь, мистер Пеннер? – сухо спросил Счастливчик.
– Конечно, нет. Вы ведь меня проверили, и я выдержал испытание.
Втроем они едва вместились в маленькую каюту Пеннера. Ясно, что на первом аграв-корабле жилые помещения выкраивались, насколько позволяла инженерная изобретательность. Пеннер открыл три банки концентрированного рациона – обычная пища в космосе. Дэвид и Верзила чувствовали себя почти что дома: запах разогреваемой пищи, ощущение сомкнувшихся вокруг стен, за которыми – бесконечная пустота пространства, постоянный гул гиператомных двигателей, превращающих полевую энергию в импульс.
Если бы древняя вера в «музыку сфер» подтвердилась, ею было бы гудение гиператомных двигателей – основа космических полетов.
Пеннер сказал:
– Мы превысили скорость убегания Юпитера-9; теперь можно не опасаться, что упадем на его поверхность.
– Значит, мы в свободном падении к Юпитеру, – заметил Счастливчик.
– Да, и падать предстоит пятнадцать миллионов миль. Как только наберем достаточную скорость, включим аграв.
Говоря это, он достал из кармана часы – большой диск блестящего бесцветного металла. Нажал на выступ, и на поверхности появились светящиеся цифры. Их окружала белая полоска, она постепенно покраснела, потом снова стала белой.
Дэвид спросил:
– Мы так скоро переходим на аграв?
– Да, – ответил Пеннер. Он положил часы на стол, и все принялись молча есть.
Пеннер снова поднял часы.
– Чуть меньше минуты. Все действует автоматически. – Хотя главный инженер говорил спокойно, рука, которой он держал часы, чуть дрожала. – Сейчас, – сказал Пеннер, и наступила тишина. Полная тишина.
Прекратился гул гиператомных двигателей. Теперь вся энергия, освещавшая корабль, поддерживавшая на нем псевдогравитацию, исходила от поля тяготения Юпитера.
– Точно! – сказал Пеннер. – Прекрасно! – Он убрал часы, и на его лице появилась широкая улыбка облегчения. – Теперь мы на настоящем аграв-корабле.
Старр тоже улыбался.
– Поздравляю. Я рад находиться на борту.
– Представляю себе. Вы этого усиленно добивались. Бедный Донахью.
Дэвид серьезно сказал:
– Мне жаль, что пришлось так надавить на командующего, но у меня не было выбора. Так или иначе я должен был оказаться на борту.
Глаза Пеннера сузились от его серьезного тона.
– Должны были?
– Да! Мне кажется несомненным, что на борту корабля находится и шпион, которого мы ищем.
