Глава 35

После того как папа вернулся из госпиталя, наш дом стал чем-то средним между больницей и похоронным бюро. Настроение, царящее в нем раньше, кардинально переменилось – настолько, что трудно было вспомнить, какой была жизнь «до». Отца без конца возили на осмотры и консультации, по десять врачей за неделю, к нам постоянно наведывались гости, как бывает, когда кто-то умер. Снизошла до нас даже Дениз Ханчберг: с тех самых пор, как Джон Брук помог Мэг вкатить в дом коляску отца, чуть ли не каждый день от нее приносили какую-нибудь запеканку. В доме было всего завались, от плотного горячего под сырным соусом от Ханчберг до закусок к пиву, которые тетя Ханна приносила после ночных смен в «Спиритс». Все заставили пышными букетами, доставленными от миссис Кинг.

Наверное, Мэг еще качественней научилась лизать ей зад.

В доме было полно народу и пахло, как на какой-нибудь офисной вечеринке. Я наконец получила права и теперь помогала возить отца по врачам и при случае ездила на работу. Отцу назначили столько осмотров, что в какой-то момент мне даже показалось, что, если его припишут еще к парочке специалистов, мне придется уйти из «Пейджес». Впрочем, в отличие от Мэг, я любила ездить с отцом. Мы с ним шутливо играли в побег.

Папа посмотрел на часы на стене в приемной.

– У них подолгу приходится ждать.

– Ага. Надеюсь, этот будет быстрее, чем доктор Алабан, – отозвалась я.

От нечего делать я листала «Пипл». В журнале залипло несколько страниц, и я принялась их разъединять. Дженифер Энистон, судя по всему, вновь беременна близнецами! Уже десятый раз за прошедший год. Все в один голос твердили, что детки унаследуют ее шикарные каштановые локоны.

Я никогда не понимала людей, отслеживающих, когда какая-нибудь актриса станет матерью. Ну а если она вообще не хочет детей?

– Да нет, просто доктор Алабан очень скрупулезен.

Я оторвала взгляд от журнальных сплетен.

– Скрупулезен? Да он до кабинета целый час добирается, а сердце подолгу слушает, потому что находит его только с десятого раза.

Папа повел глазами:

– Растет поколение нетерпеливых.

Я закатила глаза и, чуть подавшись вперед, подложила под себя ногу, уютней устраиваясь на диване приемной в клинике.

– Мы не любим зря тратить время. В отличие от вас.

От этой реплики он рассмеялся.

– О да, а ты не тратишь время, просиживая в интернете?

– Я учусь.

– Чему учишься? Как придираться к людям и выдумывать хэштеги для печальных событий?

– Один-один!

Я взглянула на медсестру за стойкой, и та улыбнулась. Она говорила по телефону, и по всему было видно, что работа ей нравилась. Когда мы приходили к неврологу, она с легкостью вспоминала папину фамилию. Симпатичная, на вид лет двадцати с небольшим.

– Вы сами нас воспитали, приучили к тому, что не стоит сидеть и ждать, пока нам что-нибудь перепадет.

– Вам невдомек, что такое упорный труд. Вы уверены, что все должно само приплыть в руки. Ну ты, конечно же, не такая. – Он помахал рукой и улыбнулся. Я уже привыкла к выщерблине на его передних зубах. Мэг без конца упрашивала его поставить коронку, но ему не хотелось.

– Вот бы еще «приплыло» бесплатное здравоохранение и немножечко социальных гарантий, – съехидничала я. Конечно же, я понимала, что эти претензии – не к отцу.

– Один-два! – Он поднял руку, и мы по-пацански хлопнули кулаками. Он отстранил руку и тихонечко просипел:

– Размечталась.

Я старалась не засмеяться.

– Пап. – Я закусила губу и покачала головой. – Не шути так.

Он пожал плечами и назвал меня занудой, и тут в приемной опять зазвонил телефон. Папа провел пальцами по подживающему рубцу на шее. Со временем становилось все легче смотреть на его раны. Когда Мередит впервые помыла его в нашей ванной, ее долго рвало в коридоре. Бэт специально наигрывала на рояле, который отдал ей дедушка Лори, но Эми все равно услышала. Это читалась в ее васильковых глазах. Она выглянула в коридор, а потом вернулась в комнату и уткнулась в телефон, спрятавшись в свой виртуальный мир. Иногда меня подмывало проверить историю поиска, но я, как человек принципов, не могла пойти против ее права на частную жизнь, как бы мне ни хотелось.

Эми стала импульсивнее и истеричнее. Я понимала, конечно, что это связано с возвращением отца и с переменами, которые так стремительно вошли в нашу жизнь. Вопреки желанию, ей приходилось помогать Бэт с хозяйством. Мередит было некогда, нам с Мэг тоже. За те полтора месяца, что прошли с возвращения отца, учительница Эми успела пожаловаться на ее поведение по электронной почте. Папа сказал, что девочке не хватает внимания. Может, и так. Да, конечно же, так. Ей было двенадцать, а папа не только выглядел по-другому, но и внутренне изменился.

Ну а как иначе? Отслужи-ка четыре срока в горячих точках, да еще подорвись на мине в своем «хаммере» на обочине жилой улицы, да поборись за жизнь.

Я охотней общалась с отцом и, в отличие от сестер, куда больше узнавала в нем нашего прежнего папу.

У него был заостренный подбородок, как у Бэт с Мэг, зато я унаследовала его рост и оттого по праву считала, что уродилась в него. К тому же волосы у нас одинаковые, цвета высохшей глины и молочного шоколада.

Гипс с его ноги еще не сняли, но щека начала зарастать, покрываясь восковой корочкой. Кожа, которую ему пересадили взамен обожженной, была красного цвета. Неделю назад я показала родным видео о том, как бразильские врачи испробовали кожу тилапии на людях с ожогами. Это, в принципе, как трансплантация. Ролик понравился только папе. Мередит встала и вышла из-за стола.

Я вытащила из кармана телефон: от Лори пришло сообщение. Он спросил, когда я освобожусь, и попросил забежать к нему после осмотра.

– С кем это ты общаешься с такой улыбкой? – поинтересовался папа.

– С улыбкой? Ни с кем. – Я заткнула за ухо прядь волос и облизала губы. Я вовсе не улыбалась.

– Ну да, ну да.

Пискнул мой телефон, и на экране высветилось имя Лори.

– Это просто Лори, – сказала я, не выдержав пытливого взгляда отца.

Он выставил вперед нижнюю челюсть.

– Просто Лори. Ага. Так, значит, этот Лори – твой парень?

Я засмеялась.

– Нет, пап, перестань.

На стене громко тикали часы, отмеряя секунды. Предыдущая секунда показалась мне оглушительной.

– Нет? Что-то мне подсказывает, он не в курсе. Со стороны выглядит так, будто он твой парень. Ты ведь не стала бы от меня скрывать, правда? – Рот у папы был слегка перекошен; он сказал, что это на всю жизнь, и даже если сделать две операции, то его челюсть не вернется на прежнее место – туда, где она была перед взрывом.

Я покачала головой.

– Пап.

Не то чтобы я чувствовала себя странно, разговаривая с ним о парнях, скорее рассказывать-то не о чем.

– Джозефин, я же не собираюсь запирать тебя дома и мешать вашим встречам. Просто мне хотелось узнать, как ты живешь.

Я вздохнула.

– То, что мы много времени проводим вместе, еще не значит, что он – мой парень.

– Он целыми днями валяется на полу в нашей гостиной. А если его нет, значит, ты у него. На мой взгляд, это значит «встречаться». Когда я ухаживал за твоей мамой, она без конца твердила мне, что мы просто друзья. Друзья не занимаются такими вещами, как…

– Пап! Ну ты что! – в ужасе воскликнула я.

Ужас получился, конечно, наигранный; я знала, что между моими родителями, так скажем, романтика, но предпочла бы не слышать о подобных вещах из уст отца.

– А что тут такого? – Он улыбнулся.

Я закатила глаза и прыснула со смеху. Папа задрал подбородок, и моему взгляду предстал изломанный пунцовый шрам, тянувшийся от горла до самой ключицы. Я понемногу уже привыкала к особенностям папиной внешности, в отличие от Мередит и сестер. Их блуждающие взгляды то и дело останавливались на шрамах и рубцах, и они подолгу отрешенно на них смотрели, не думая о том, что папа все видит. Ничего, пройдет время, поплачут, погрустят да и привыкнут потихонечку.

Я думала, что, когда он вернется, все станет как прежде. Осенью наведаемся в «Диснейленд» в Лос-Анджелесе. Мередит без конца повторяла, что там не так волшебно, как во Флориде, и он вообще третий по величине, но Мэг с Эми уже загорелись. Им не терпелось воочию увидеть надпись «Голливуд» и столкнуться лицом к лицу с Робертом Паттинсоном в знаменитом отеле «Шато Мармон» на бульваре Сансет. Не скажу, что я без ума от семейных поездок, но мама все время твердила, что когда-нибудь я буду вспоминать о них с благодарностью.

– А что у Мэг с Бруком? – спросил отец.

Я на миг задержала на нем взгляд и потупилась, рассматривая свои кеды. Мередит не советовала покупать белую обувь, однако я не послушалась.

– А ты что, ведешь блог, где пишешь сплетни о личной жизни дочерей? К чему такой интерес?

– Да нет. Просто хотелось узнать, у кого как дела. Ханчберг сказала, что Мэг пытается выйти замуж за Брука. Я посмеялся, а сам-то думаю: а вдруг правда? Тебе она больше рассказывает.

– Ну они встречаются, наверное. – Я вдруг подумала, что Брук стал бывать у нас реже, а Мэг все больше времени проводит у миссис Кинг. К тому же Шайа пока не уехал.

– Но еще не решили жениться? Молодые, успеют.

– Ну Джону-то вроде… двадцать с лишком? А Мэг уже двадцать.

– Вот именно.

– Вы с мамой поженились сразу после школы.

– Жизнь была другая.

Что верно, то верно. Жить стало лучше по большей части. Мы снова с кем-то воюем, но так вроде было всегда? Мне казалось, все стремятся поскорей пожениться – во всяком случае, в военном городке. В ресторанчиках на окраинах города полным-полно юных солдатских жен, которые подрабатывают официантками и барменшами. Пара девчонок из выпуска Мэг уже вышли замуж за солдат, откомандированных в Форт-Сайпрус. Женщин уже охотнее принимают в колледжи и на работу, чем в те времена. Пришлось им горя хлебнуть – жизнь у военных не сладкая.

– А чем отличалась тогдашняя жизнь? – спросила я.

– Ну, многое ложилось тогда на женские плечи. Особенно в военной среде. Знаешь, ведь трудно быть солдатом, ой как трудно. Каждый год уезжать от семьи и сражаться за жизнь. А если в доме еще и дети, то женщине вообще не до работы. В редких случаях, может, кому и удавалось устроиться, а так – нет. Ну и экономика так устроена, что на армейские заработки семью из четырех человек не прокормишь.

Я фыркнула – что верно, то верно.

– Вот жопа!

– Джо! – Папа повысил голос и прищурился.

– Прости. Просто бесит, что солдаты едва сводят концы с концами, а политики выкидывают миллиарды на обеды, самолеты и всякую чертовщину, да еще списывают за счет государства. Гандо… – Я вовремя умолкла, чтобы не выражаться в присутствии отца.

Дверь отворилась, и в приемную вышла медсестра в кокетливом медицинском костюмчике.

– Лейтенант Спринг, – произнесла она, держа перед собой планшет.

– Мне побыть там с тобой или нет? – спросила я отца. Бывало, он соглашался, бывало – отказывался.

– Побудь.

Я покатила коляску по коридору и чуть не врезалась в стену. Со временем я, конечно, привыкну, тем более никто не давал нам гарантий, что отец когда-нибудь сможет ходить. У медсестры было настолько милое личико, что папа даже не стал жаловаться на вынужденное ожидание. Она представилась – Сирин, а на ярлычке, пришпиленном к костюму, значилась фамилия Орлен. Гладко зачесанные волосы на тугих резинках. Из прически не выглядывало ни единого волоска – все плотно зачесаны с лаком или гелем. Может, торчащие волоски запрещены уставом?

В комнате царила пронзительная белизна, пахло латексом и какой-то химией для уборки. Подвезя отца к смотровой кушетке, я опустилась на соседний стул возле письменного стола. Кушетка была застелена толстой белой бумагой, которая хрустела, когда на нее присаживались.

– На данный момент вас беспокоят боли? – спросила Сирин.

Он выпучил глаза:

– Вы что, смеетесь?

Она улыбнулась и повернулась лицом к компьютеру на столе.

– Если взять шкалу от одного до десяти, как вы оцениваете интенсивность болевых ощущений? – Она вынула свое военное удостоверение и сунула его в щель на клавиатуре. Короткие некрашеные ноготки легко запорхали по клавишам.

– Скажем, тысячи две.

– Две тысячи, поняла. – Она засмеялась. – Итак, скоро подойдет доктор Дженнер, а я пока аккуратненько сниму ваши показатели.

Я взглянула на телефон. Мне пришла эсэмэска от Хейтон, моей сменщицы. Она просила ее подменить, но я в любом случае не успела бы сейчас на работу, даже если бы врач уже начал осмотр.

Целый час отец слушал лекцию о последствиях травмы и о дальнейшей схеме врачебного наблюдения. Папа утверждал, что волноваться нам не о чем, но после всего, что я услышала от врача, меня покинули последние иллюзии.

И еще после той консультации я перестала слепо доверять отцу.