5
Через мгновение народ осознал, что произошло, и все как один устремили пораженные взгляды на меня и моих спутников.
Я стояла молча и неподвижно, словно окаменела. Химена поспешно оправляла мою мантию, пытаясь прикрыть мою ночную сорочку, я же могла думать лишь о том, что ни в чем не повинный человек только что погиб из-за меня, под развевающейся эмблемой моего царствования.
Несколько человек пришли в себя настолько, чтобы преклонить передо мной колени. Остальные последовали за ними, будто волна прошла по площади, так что стал виден деревянный помост и на нем обезглавленное тело. Оно упало на бок, на плечах кроваво-красный обрубок. Я не видела, куда делась голова. Потом я вдруг поняла, что ищу глазами отрубленную голову человека, которого считала своим другом.
— Генерала Луз-Мануэля в мою комнату немедленно, — сказала я самым твердым голосом, на какой только была способна. Я повернулась, намереваясь уйти раньше, чем кто-нибудь заметит слезу у меня на лице, но ноги у меня подкосились. Химена и Гектор столкнулись лбами, хватая меня. Они практически вынесли меня в коридор. Гектор отмел просьбу позволить мне идти самой и понес меня в комнату.
— Кажется, у меня швы разошлись, — сказала я, чувствуя, как повязки становятся влажными и теплыми. Меня это даже обрадовало, потому что давало возможность думать о чем-нибудь, кроме той пустоты, что теперь зияла в груди.
— Ох, деточка моя, — сказала Химена. — О, Элиза.
Доктор Энзо уже ждал в моей комнате, когда я вернулась. Он впился в меня взглядом.
Мара стояла рядом с виноватым видом.
— Я привела его, — сказала она.
Гектор положил меня на кровать и отвернулся, чтобы доктор мог поднять мою сорочку и осмотреть перевязки. Я зашипела от боли, когда он отвернул их края.
Энзо проговорил:
— Безусловно, не могло быть настолько важной причины, чтобы вы…
— Я не хочу этого слышать.
Он бормотал какие-то извинения, надавливая кончиками пальцев мне на живот. Было больно, но не смертельно.
— Поразительно. Скажите мне, вас прежде когда-нибудь серьезно ранили?
Однажды я пыталась вырезать из живота амулет, но об этом мне не хотелось рассказывать.
— Я ломала пару ребер, — сказала я. — Меня оцарапали ногтями. Было сильное воспаление из-за ногтей инвирна. Они пропитывают ногти ядом, как вы знаете.
Он сдавил кожу вокруг раны и промокнул выделившуюся жидкость сухой тканью.
— Как скоро после перелома вы смогли свободно ходить?
Я задумалась. Тогда обо мне заботился Умберто. Я вздохнула, вспоминая, как он подбрасывал мне в суп листья дуэрмы, чтобы я спала, а не двигалась в путь.
— День. Было больно, но получалось.
Энзо поднял голову и посмотрел мне в глаза.
— А когда боль ушла совсем?
— Меньше, чем через неделю.
Он удивленно повел носом. Он был похож на охотничью собаку, почуявшую добычу.
Он уставился на мой живот, но я вдруг поняла, что смотрит он не на рану, а на амулет. Он осторожно потянулся к нему указательным пальцем и замер, не осмеливаясь дотронуться.
— Ничего. Можете потрогать.
Он коснулся камня, осторожно описав пальцем кружок по верхней грани.
Я почувствовала давление его пальца, но камень не реагировал, продолжая, как обычно, мягко пульсировать. Было странно чувствовать, как кто-то другой прикасается к нему. Никто этого не делал. Даже Химена и Мара не касаются его, одевая меня.
— Будто сердце бьется, — изумленно выдохнул Энзо.
Гектор продолжал смотреть в сторону, но потянулся к рукоятке меча. Он сжал ее, готовый выхватить меч из ножен в любой момент.
Мне стало неловко.
— Так что же вы хотели сказать, доктор Энзо?
Он отдернул руку, будто ужаленный.
— Ваше величество, мне кажется, хотя я и не могу с уверенностью утверждать, но похоже… — Он сделал глубокий вдох. — Я хочу сказать, что вы выздоравливаете слишком быстро.
Я нахмурилась. Хотя я получила прекрасное королевское образование, я мало что знала о врачебном искусстве. Оставалось верить ему на слово.
— И вы думаете, это как-то связано с амулетом?
— Я не могу иначе объяснить то, что у вас нет никаких следов заражения, что вы можете стоять после того, как ваша брюшная стенка была разрезана, и что после вашего необдуманного выхода мне придется просто заменить два шва.
Я решила, что подумаю об этом позднее, когда ночная темнота создаст для меня иллюзию уединения. Я сжала зубы от боли, когда он накладывал швы. Потом Химена проводила его и накрыла меня как раз вовремя, так как явился генерал Луз-Мануэль.
— Ваше величество. — Он низко поклонился, но поднялся прежде, чем я позволила ему.
Я глубоко дышала, уговаривая себя расслабиться. Генерал был так тощ и сутул, волосы его поредели на макушке, и я в очередной раз поразилась, что этот невзрачный человечек командует всей моей армией.
— Генерал, — сказала я холодно. — Меня удивила казнь человека, которого я считала преданным мне союзником. — «Удивила» — это мягко сказано, но я не хотела выказывать чрезмерную ярость, пока не услышу, что он скажет.
— Действительно, ваше величество, это было неприятно и удивительно для всех нас.
Я впилась в него взглядом. Он что, нарочно делает вид, что не понимает? Осторожнее, Элиза. Он умнее, чем кажется.
— Простите, что я неясно выразилась, генерал. Я имела в виду не столько общее недовольство, сколько то, что меня возмутило ваше решение казнить этого человека.
Он и глазом не моргнул.
— Вам через многое пришлось пройти, ваше величество. Сначала анимаг, а теперь это. Все это чудовищно. Но уверяю вас, данный вопрос был тщательным образом изучен.
— Не самым тщательным.
— Моя королева, мы изучили каждый…
— Вы не удосужились расспросить единственного свидетеля преступления.
Он очень мило изобразил смущение.
— Вы ведь понимаете, что я сама присутствовала при покушении? — выпалила я.
Химена взглянула на меня с тревогой. Иронизировать подобным образом было не лучшей идеей, особенно в присутствии стражников, которые, несомненно, ловили каждое слово, несмотря на их озабоченно отстраненные лица.
Я постаралась, чтобы мой голос звучал мягко.
— Я не хотела быть резкой, генерал, но я измучена и глубоко опечалена. Что сделано, то сделано, но пообещайте мне, что никто больше не будет наказан в связи с покушением на мою жизнь без моего ведома и согласия. Я уверена, что вы поймете мое желание участвовать в этом деле лично?
— Конечно, ваше величество, — сказал он, наклонив голову. — : Как вам угодно, лишь бы вы были спокойны и скорее выздоравливали.
Я сжала зубы. Он исполнит мою просьбу не потому, что мой вклад важен, и даже не потому, что я королева. Он согласился только ради того, чтобы мне стало лучше?
Генерал повернулся, чтобы уйти.
— Постойте.
Он развернулся, и, может быть, мне показалось, что на лице его на миг отразилось нетерпение.
Господи, что мне сказать этому человеку? Как дать понять, что правлю страной я, а не он? Что даже несмотря на то, что я родом из другого государства, это мой народ?
Камень дернулся в ответ на мою молитву, и ответ пришел ко мне, как легкое дуновение ветра.
Скорбь прозвучала в моем голосе, когда я проговорила:
— В войне с инвирнами я потеряла так много тех, кого любила. Как и все мы. Но единственная причина, по которой мы выстояли, — это то, что наша армия дралась так храбро и самоотверженно. И никто не сражался так отчаянно, как моя королевская стража, невероятной ценой сдержавшая захватчиков, чтобы дать мне время пустить в ход волшебство амулета, — я надеялась, он услышал за моими словами то, что я не произнесла вслух: Да, генерал, мы победили благодаря мне, помните? — я не позволю, чтобы в них сомневались и им отказывали в уважении. Я буду защищать каждого из них до последней капли крови, как они защищали меня. Я ясно выражаюсь?
Он посмотрел на меня так, будто раздумывал, стоит ли возражать. Но я знала, что сказала нужные слова, потому что Гектор и остальные солдаты держались немного прямее, а глаза их гордо сияли. Я надеялась, что они сохранят это в себе — уверенность, что их королева умрет за них.
Наконец генерал поклонился, на этот раз несколько ниже, и извинился.
Когда дверь за ним закрылась, весь мой боевой дух испарился. Я не понимала, зачем генерал сделал это. Пытался нарочно дискредитировать меня? Может, он таким способом присваивает себе власть, пока я нездорова? Может быть, ему нужен был козел отпущения, чтобы успокоить перепуганных обитателей замка? Или он действительно считал, что Мартин заслуживает смерти? Слеза выкатилась из угла моего левого глаза. Ах, Мартин, прости, что не смогла спасти тебя.
Я уже собиралась закрыть глаза и забыться, когда Гектор сказал:
— Моя королева?
Я с трудом подняла голову и взглянула на него.
— Я хотел бы позаботиться о судьбе семьи Мартина. Удостовериться, что они не будут бедствовать. — Голос его дрожал от волнения, а лицо вытянулось от усталости.
Немногие из солдат королевской охраны, столь же молодые, как их капитан, были избраны и лично им обучены, как Мартин. Я не сомневалась, что Гектор глубоко скорбит об этой утрате.
— Спасибо. Вы этим сделаете мне личное одолжение.
— Я вернусь как только смогу, — сказал он.
— Не спешите. Вы заслуживаете отдыха от дежурства возле меня. Кстати о дежурстве… пожалуйста, скажите, генерал Луз-Мануэль посещал меня, когда я была… без сознания?
— Много раз. Приносил обетные свечи и дежурил возле вас часами.
Я ни секунды не верила, что генерал хотел моего выздоровления.
— Я никогда не оставлял его наедине с вами, — тихо добавил Гектор со странным выражением на лице. — Ни разу.
Я не знала, что сказать, лишь благодарно кивнула.
В ту ночь мой сон изменился. На этот раз я несла фонарь, его тепло и свет окружали меня. Я думала о том, что я в безопасности.
Сначала подул легкий ветерок, приподнял прядь моих волос, повеял запахом соли. Потом ветер усилился, порыв превратился в бурю. Фонарь потух, и я осталась в темноте. Амулет стал холодным как лед.
Я всхлипываю от внезапного ужаса, зная, что будет дальше. Лезвие сверкает жарко и ослепительно, устремляясь на меня…
Я проснулась от собственного крика.
— Элиза?
Еще ничего не видя перед собой, я схватилась за Гектора. Он взял мою руку в свои, пытаясь снять мое судорожное напряжение.
Постепенно паника прошла, я стала дышать спокойнее. Солнце было уже высоко за окнами спальни, а значит, я спокойно проспала до утра.
Успокоившись, я сказала:
— Вы нашли семью Мартина? — Мне необходимо было поговорить о чем-то реальном и простом, чтобы выкинуть этот сон из головы.
— Солдаты собрали пожертвования. Я отнес вчера вечером. Несмотря ни на что, она… — Он сглотнул и проговорил с удивлением: — Она была благодарна.
— Простите, что не смогла спасти его для вас.
— Спасибо, что попытались.
Он в последний раз пожал мою руку и отпустил. Я спрятала ее под одеяло с чувством смутного разочарования. После покушения он стал скованным и молчаливым со мной. Химена и Мара держали бы мою руку столько, сколько потребуется.
Он сделал шаг назад и скрестил руки, будто воздвигнув между нами невидимую стену.
— После боя солдаты часто видят кошмары, — сказал он. Особенно если были ранены.
От одной мысли об этом у меня защемило в груди.
— Да?
— Иногда помогает, если рассказать кому-нибудь.
— Вам снятся кошмары?
— Да, — ответил он почти шепотом.
— И вы рассказываете их кому-нибудь?
Он повернул голову, избегая моего взгляда.
— Нет.
Я изучала его профиль. Он всегда выглядел так величественно, даже несмотря на перекрещивающиеся шрамы на левой щеке. Но свет, лившийся с балкона, смягчал его черты, и он казался едва ли не мальчишкой. Я сказала:
— Но вы хотели бы, чтобы я рассказала свой.
— Только если вы пожелаете.
— Мы могли бы заключить сделку. Кошмар за кошмар.
Он, казалось, обдумал это, все еще не глядя на меня. Снова встретившись с ним глазами, я поймала в них какую-то перемену, в том, как он изучал мое лицо.
Он открыл было рот. И закрыл его. Наконец он сказал:
— Я думаю, вам лучше поговорить о своих снах с Хименой или Марой.
Горло мне сдавила неожиданная и необъяснимая боль.
— Может быть, я так и сделаю, — прошептала я. — Спасибо за совет.
Следующие несколько дней я думала о том, что сказал Гектор. Я дважды пыталась поговорить с Хименой о своих снах. Но слова застревали в горле. Не столько страх, сколько стыд связывал мне язык. Я не могу демонстрировать всем свою слабость и страх. Я теперь королева. Я должна быть сильной, быть смелой.
А потом настала ночь, когда нож, холодный и острый как никогда, прорезал мою кожу и огнем опалил живот. А потом кошмар продолжился в другом месте, с другим ножом, другим страхом. Я беспомощна, руки и ноги налились свинцом, убийца перерезает горло Умберто.
— Ты могла остановить его, Элиза, — говорит он мне прямо перед тем, как лезвие врезается в кожу и горячая кровь Умберто обагряет мою корону, вдруг оказавшуюся у меня в руках.
На этот раз, просыпаясь, я не просто кричала — меня тошнило.
Мара и Химена бросились мне на помощь. Я попыталась подняться, но они уложили меня обратно, уверяя, что и так очень быстро все уберут. Но я оттолкнула их с такой силой, какой и не подозревала в себе.
Схватившись за спинку кровати, я перевернулась на бок и опустила ноги на пол.
Ноги дрожали после долгого пребывания в постели, но все же не отказали мне.
— Найдите Гектора, — приказала я. Ночная рубашка, мокрая и холодная от следов рвоты, прилипла к телу, в нос мне ударил отвратительный запах.
— Я иду мыться, — сказала я им. — А потом… потом… — У меня не было выбора. Надо было встретиться лицом к лицу с этим черным чудовищем страха прежде, чем оно сожрет меня изнутри. — А потом я должна вернуться в катакомбы. Сегодня же.
Мара помогла мне быстро выкупаться. Химена принесла мне платье, но я отказалась.
— Штаны, — сказала я. — И льняную рубаху. — Юбка будет мешаться, и это все, что я могу сделать, чтобы лучше держаться на ногах, а кроме того, мне будет удобнее и легче в моем наряде для пустыни.
Гектор вошел, когда Химена уже застегнула мне ботинки на верблюжьей шерсти.
— Простите, что разбудила вас, — сказала я. Мне было стыдно, что я решилась на эту экскурсию именно тогда, когда он позволил себе отдохнуть.
— Королеве не нужно извиняться перед солдатом. Куда мы идем?
— В катакомбы. Мне нужно… снова осмотреть то место.
— Мы прочесали его десятки раз. И ничего не нашли.
Химена заплела мне волосы в длинную косу. У меня так много волос, что она обычно заплетала мне две косы — одну над другой, но она почувствовала мое нетерпение.
— Мы ничего не нашли? Или генерал? — спросила я. — Простите, я не верю, что его расследование было основательным.
Гектор открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал.
— А кроме того… есть кое-что еще. Я никак не могу вспомнить что-то важное.
Няня перевязала конец моей косы и слегка похлопала по спине. Гектор сказал:
— Тогда пойдемте. Но позвольте мне нести вас, если вы устанете.
— Конечно. Спасибо. — Я отвернулась, чтобы спрятать внезапный румянец при мысли о том, как он нес меня спасать Мартина. Я могла бы снова попросить его об этом. На секунду мне захотелось притвориться слабее, чем я была на самом деле.
Но я отбросила эту идею. Меня и так могут счесть немощной королевой, и я не стану притворяться еще более слабой. Никогда, ни для кого.
Я высоко подняла голову, и моя свита — Гектор, Химена, Мара и несколько стражников — окружили меня. Так мы вышли из комнаты и поспешили в подвалы.
На месте Мартина стоял часовой, которого я никогда прежде не видела. Во мне поднялась злость на него, но я вовремя спохватилась, поняв, что несправедлива, и ответила кивком на его низкий поклон. Гектор настоял на том, чтобы вести нас в лестничный колодец, и я согласилась. Спускаться было трудно, ноги дрожали, как студень, но я положила руку на плечо Гектора и использовала его как опору.
Открытые челюсти в Зале Черепов, казалось, пульсировали в колеблющемся мерцании свечей. Мара вся съежилась рядом со мной, и мне было странно приятно, что кто-то так же напуган, как и я.
Но страх исчез, когда мы вошли в усыпальницу Алехандро. Все было так не похоже на то, что я видела в кошмарах: мои спутники, несколько горящих фонарей. Было светло и тепло, в воздухе — ни дуновения. Я чувствовала, что все устремили взгляды на меня, пока я шла между гробами, касаясь пальцами шелковых флагов. Я не знала точно, чего искала, чем этот осмотр мне поможет. Когда мои подошвы коснулись большого темного пятна на полу, я замерла.
Моя кровь.
Я ощупала раны в боку и на голове. Я упала и ударилась головой, так сказал доктор Энзо. Но это не так. Я упала на бок. Глядя на пятно на полу, я вспомнила, как упала щекой в лужу собственной крови. Как же тогда я получила эту жуткую рану на затылке? Что тут на самом деле произошло?
Я пробормотала:
— Что-то не… я не помню… — Я сама не знала, что собираюсь сказать. Что я не ударялась головой? Очевидно, ударилась. Может быть, я попыталась встать и упала во второй раз? Я потеряла столько крови, что удивительно, как мне удалось столько вспомнить.
— Элиза? — сказал Гектор.
Я подняла глаза на его голос. Свет фонаря мерцал на его щеках.
— Я не уверена. Я… — Что-то, связанное со светом. Тем, как он движется. Так не похоже на сон. Я посмотрела на фонарь у него в руке. — Ваш фонарь.
Он ждал, пока я сформулирую, уже знакомый с тем, как работает мой мозг.
Думай, Элиза! И тут я поняла.
— Пламя в фонаре не движется.
— Не движется, — согласился он. — Ветра нет.
Все смотрели на нас, смотрели на меня. Может быть, они думают о том, что из-за раны я повредилась умом, как говорил доктор Энзо. Но мои мысли яснее, чем когда-либо.
— Во сне — нет, на самом деле, — был ветер. — Я закрыла глаза, слушая, как шумит подземная река. Я вспомнила, как ветер подул мне в лицо перед тем, как погас фонарь. — Это было не просто дуновение. Это был порыв ветра. Мой фонарь висел на стене. И когда подул ветер, он погас, — я открыла глаза.
Это такая мелочь, крохотная крупинка моего недоумения, но я ведь королева, и они обязаны принимать меня всерьез.
— Может быть, кто-то открыл дверь наверху, — предположила Химена.
— Или кто-то прошел мимо? — сказал один из стражников. — В спешке.
— Ее величество сказала «порыв ветра», — проговорила Мара. — Оттого, что кто-то прошел мимо, фонарь не погас бы.
— Может быть, газ был плохой, — сказал другой солдат. — Вы видели, что они выдают нам в бараках?
— Фернандо! — рявкнул Гектор, но я усмехнулась. Это было не особенно смешно, но все присоединились ко мне, и я позволила себе посмеяться, потому что это было не только больно, но и приятно.
Наконец я отдышалась и сказала то, о чем все и так думали:
— Полагаю, придется проверить, нет ли здесь потайного входа в катакомбы.
