4
Я очнулась так, будто увидела сон — сон из света, жара и боли.
Надо было открыть глаза, но я даже представить не могла, где мне найти их. Хотелось закричать, но я была слишком далеко от своего тела, чтобы понять, как это сделать. Я осталась одна в пустыне собственного разума, в буйстве песка и света.
…скоро умрет, мне показалось, что я слышу голос генерала, откуда-то издалека, будто из другого мира. …священник… последнее причастие. Он хочет, чтобы я умерла. Я знала это точно, даже отсюда, из этой дали.
Но я отказалась.
И позднее, может быть намного: Элиза?.. Гектор… рука шевельнулась! На этот раз тонкий голосок Розарио — того, кто по-настоящему хочет, чтобы я выжила. Я зацепилась за эти слова, схватилась, как за последний спасательный трос.
Тепло. Сжатие. Рука! Кто-то пожал ее!
Весь мой мир уменьшился до размеров руки. Рука рука рука рука. Пробираясь сквозь толщу песка, света и жара, собрав все свои силы, я сжала чью-то руку в ответ.
Следующее пробуждение казалось более реальным, чувства обострились, боль чувствовалась куда острее. Глаза были закрыты так плотно, будто покрылись коркой, и я даже не пыталась открыть их.
Голова казалась тяжелой и огромной, будто она распухла, увеличившись вдвое. Но самая сильная боль пронзала живот, слева от амулета.
Я вспомнила все, и у меня перехватило дыхание. Темнота, сверкнувшее острие лезвия, удар кинжала…
Нет. Вся эта боль означает, что я жива. Надо думать только об этом.
Даже с закрытыми глазами я знала, что лежу в своей постели. Свежий ночной ветерок гладил мою горящую кожу, дышал сладкой смесью ландыша и гибискуса. Балконные занавеси шелестели, в бассейне журчала свежая вода.
Кто-то нашел меня и принес сюда. Кто-то спас мне жизнь.
Я почувствовала какое-то движение у моего плеча. Мышцы живота непроизвольно сжались, и волна боли прокатилась по животу к груди. Я велела себе расслабиться и дышать.
Я повернула голову, чтобы понять, что лежит на моем плече. Пахло свежевымытыми волосами, меня коснулось теплое сонное дыхание.
Этот запах я узнала бы где угодно. Это был Розарио, мой маленькой принц. Интересно, он здесь с чьего-то разрешения или снова сбежал от няни, подумала я.
Я приподняла шею, от этого у меня закружилась голова, но я все равно это сделала, только чтобы коснуться губами его лба. Он придвинулся ближе, облегчая мне задачу. Я бодрствовала долго. Чувствуя боль. Наслаждаясь тем, что осталась жива.
Когда я снова пришла в себя, глаза открылись легко. Я попыталась сесть, но быстро отказалась от этой идеи. Кроме того, что было больно, мышцы живота просто отказывались слушаться. Что, если кинжал убийцы повредил что-то непоправимо?
Розарио рядом уже не было, но меня окружала стража. Один охранник стоял у кровати в ногах, двое на балконе, двое у входа, один у выхода в атриум.
Я глубоко вздохнула.
— Утро, — сказала я, сделав огромное усилие. Голос показался мне чужим, надтреснутым и сухим.
Они встали по стойке «смирно».
Один сделал шаг вперед. Перед глазами у меня все плыло, голова кружилась, но я узнала Гектора по широким плечам.
Он прошептал:
— Элиза?
В голове у меня роем вертелись вопросы, перебивая друг друга. Кто спас меня? Нашли ли убийцу? Насколько тяжело я ранена? Где Мара и Химена? Мне приснилось, что Розарио был рядом со мной глубокой ночью?
Произнести это все вслух было просто невозможно. Я открыла рот, но ничего не получилось.
— Ваше величество? — сказал он. — Вы можете сказать мне, как вы себя чувствуете?
В комнате воцарилось напряженное молчание, все ждали моего ответа. Им нужен был мой ответ. Они боялись, что я не смогу говорить.
Поэтому я сделала еще одну попытку.
— Песок, — прошептала я.
Вышло не очень. Солдаты обменялись тревожными взглядами.
Я судорожно вздохнула.
— Песок, — повторила я. — Будто я в песке. С содранной кожей.
Лорд Гектор вздохнул с облегчением.
— Вы так и выглядите.
Остальные разинули рты от его дерзости, но я рассмеялась. Вместо смеха получился хрип.
Гектор повернулся к одному из стражников.
— Скажите генералу Луз-Мануэлю и конде Эдуардо немедленно. Скажите, что ее величество очнулась и находится в твердом уме.
Услышав это имя, я вспомнила о странном сне, в котором генерал сидел у моей постели. Был ли это лишь сон?
— Я позову Мару и Химену, — сказал Гектор. — Я заставил их пойти поесть и отдохнуть.
— Спасибо. — В глазах темнело, и больше всего на свете хотелось снова закрыть их. — Постойте! Как долго я была…
— Три дня.
Это было как удар по и без того больному животу.
— А убийца?
По крайней мере, слова стали легче даваться.
— Исчез. Мы искали всюду.
Именно этого я и боялась. Иначе почему бы здесь было столько охраны?
— Это инвирны? Это связано с угрозой анимага?
— Остальные члены кворума считают, что да. И народ тоже. Конде Эдуардо велел развесить по городу предупреждения, чтобы люди никуда не ходили поодиночке. В некоторые районы пришлось послать патрули.
Я открыла было рот, чтобы спросить, предложил ли кто-нибудь выдать меня инвирнам, но не смогла. Вместо этого я сказала:
— Это вы нашли меня там? Вы спасли мою жизнь?
Он застыл, но перед глазами у меня плыло, и я не могла понять, что выражает его лицо.
— Я пришлю к вам дам, — сказал он и вышел прежде, чем я успела ответить.
Я лежала в полусне, когда примчались Химена и Мара, а с ними долговязый человек, в котором я узнала королевского врача. Гектора с ними не было.
Химена покрыла мое лицо поцелуями.
— О, дитя мое, — проговорила она. — Мы думали… мы боялись, что… как хорошо, что вы очнулись.
Мара взбила мне подушки. Она избегала моего взгляда, но я заметила, как она украдкой быстро смахнула слезинку.
— Вы помните доктора Энзо? — сказала она.
— Конечно. Он прекрасно ухаживал за королем… — я чуть не сказала «когда он умирал», — когда он был ранен.
Дамы отошли в сторону, а доктор Энзо наклонился, чтобы осмотреть меня. Нос у него был похож на клюв, а тонкие усики под ним возбужденно топорщились, пока он оценивал мой вид и поведение.
— Я удивлен, что вы так скоро пришли в себя. Ваше зрение, должно быть, повреждено. Вы вообще можете видеть? — Доктор Энзо никогда не был особенно деликатен.
— Кажется, все лучше.
— Чувствуете тошноту?
— Только голова кружится. Доктор, пожалуйста, скажите мне…
— Вот сюда. — Он сделал быстрый жест в направлении моего живота, слева от амулета, в ответ желудок болезненно сжался. — К счастью, убийца промахнулся. Нож скользнул в сторону. Важные органы не задеты. Только мышцы, — указательным пальцем он провел в воздухе линию вдоль моего живота, — они были разрезаны. Если пару недель полежите спокойно, все срастется. После этого останется огромный шрам. Можно задокументировать ваше выздоровление? Это удивительно, просто поразительно.
— Он не промахнулся, — прошептала я.
— Как это?
— Убийца не промахнулся. Лезвие ударилось о мой амулет.
Кто-то ахнул. Стражники обменялись пораженными взглядами, и я чуть не рассмеялась. Никакого волшебства не было в этом вмешательстве амулета, ничего божественного. Просто случайная удача.
— У вас также порез на предплечье, — продолжал доктор Энзо. — Крови вытекло много, но зашито прекрасно. Одна из лучших моих работ. Через несколько лет у вас останется лишь небольшой шрам.
— Почему так кружится голова?
— Вы ударились затылком. Череп не поврежден, но лицо сильно опухло. Возможны необратимые последствия.
Меня поразили его слова не меньше, чем спокойный деловой тон: необратимые последствия. Сердце сжалось от одной мысли об этом. Я некрасива. Я плохо понимаю придворную жизнь. Я не всегда веду себя так, как подобает королеве. Но я хорошо образована и умна. Мой ум — мое единственное преимущество, единственное, чем я позволяю себе гордиться. Повреждение недопустимо.
— Когда это станет ясно? — спросила я дрожащим голосом. — Останутся ли… последствия? — Этот разговор лучше было бы продолжить наедине, без стражи. Может быть, неблагоразумно открывать им, что новая королева так скомпрометирована.
Доктор Энзо неловко похлопал меня по плечу.
— То, что вы в сознании и в твердом уме, — хороший знак.
Меня это не убедило. Но я слишком устала, чтобы думать об этом дальше. Глаза мои закрылись сами по себе.
Нет. Я заставила их открыться. Я и так слишком долго спала.
— Доктор, пошлите кого-нибудь за моим мажордомом. — Он должен немедленно сообщить мне, как обстоят дела. Конде Эдуардо и генерал Луз-Мануэль, несомненно, правили за меня в мое отсутствие, и если они при личной встрече готовы утверждать, что я недееспособна, то сколько они могут натворить, пока я больна?
Мажордом явился через несколько минут. Это унылый человек, питающий склонность к кружевам и ярким цветам, но у меня вызвала невольное восхищение его спокойная уверенность, когда моя стража обыскивала его в поисках оружия. Вероятно, впервые, с тех пор как он занял столь высокое место при дворе, с ним обращались так бесцеремонно.
— Спасибо, что так быстро пришли, — сказала я тихо, пытаясь смягчить суровость приема.
Не успев выпрямиться после поклона, он выпалил:
— Ваше величество, городской гарнизон только что подавил очередной мятеж. Произведено несколько арестов.
Я попыталась сесть, но боль повалила меня обратно на подушки.
— Еще один мятеж? — тихо сказала я. — Почему?
— Было уже три против повышения налогов. Все были быстро подавлены гарнизоном, но каждый новый становился все масштабнее…
В голове все поплыло. Мятежи? Повышение налогов? Как я могла забыть о повышении налогов? Может быть, именно это доктор Энзо назвал «необратимыми последствиями»?
— Напомните мне, — сказала я осторожно, — когда произошло повышение налогов?
— Кворум утвердил его, пока вы были без сознания.
Я вытаращила на него глаза.
— Они имеют на это право?
— Согласно статье 67 Соглашения, когда монарх физически неспособен выполнять свои обязанности, самый давний член кворума должен голосовать за двоих.
— У генерала было два голоса?
— Да.
Я стиснула руками простыни, но резкая боль в предплечье заставила меня разжать кулаки. Может быть, и я проголосовала бы за повышение налогов, — сказала я себе. — Может быть, это к лучшему. Нам необходимо пополнить казну для восстановления города. А также для восстановления армии, прежде чем инвирны начнут новое наступление.
— А как голосовал Гектор? — тихо спросила я.
— Он воздержался.
Я с облегчением откинула голову, хотя и сама не понимала, почему для меня это так важно.
— Спасибо за ваш доклад, — сказала я ему.
Он развернулся, чтобы уйти.
— Постойте!
Он склонился в куртуазном поклоне.
— Ваше величество?
— В тот день, когда анимаг сжег себя. Вы приказали запереть ворота дворца?
— Нет, ваше величество.
— А кто?
— Это был генерал Луз-Мануэль.
Солдат сказал мне, что это был конде. Конде сказал, что мажордом. Что от меня скрывают?
— Вы говорили с генералом лично?
Он задумался, сдвинув брови.
— Мне передал слова его милости лорд Франко. Ему можно доверять. Я поступил неправильно?
Снова Франко. Надо встретиться с ним лично, и поскорее.
— Нет, вы поступили правильно. Полагаю, город тщательно обыскали?
— Других инвирнов не обнаружено, но я уверен, что возможность нового нападения повлияла на эти неожиданные мятежи.
Мой город разваливается на части. Я чувствовала это так же ясно, как в тот момент, когда стояла с Гектором на городской стене и смотрела вниз.
— Спасибо. Вы можете идти.
Доктор Энзо объявил, что я не в том состоянии, чтобы проводить совещания и даже принимать решения, поэтому мажордом изменил мое расписание. Но я просто не могла вынести собственной бесполезности. Я по несколько часов в день лежала в постели без сна, пытаясь придумать, как управлять страной, лежа в постели. Сначала я вызвала к себе лорда Франко, человека, о котором говорили, что это он приказал запереть дворец, но мне было сказано, что он уехал на юг, во владения конде Эдуардо, чтобы там следить за восстановительными работами.
Я потребовала у генерала Луз-Мануэля отчета о повышении налогов. Он уверял, что это решение не терпело отлагательств. Ему сообщили, что королева, вероятно, не выживет, и можно ли винить его в том, что он действовал без промедления, когда так много безработных жителей Бризадульче с нетерпением ждут начала восстановительных работ, возможных лишь после повышения налогов?
Хотя из его доводов следовало, что мне не в чем его винить, в голове у меня все вертелось то туманное воспоминание: генерал склонился над моим окровавленным телом в нетерпеливом ожидании моей смерти. Что-то другое мерещилось мне под гладкой поверхностью дипломатической вежливости. И я была уверена в своей правоте.
Принц Розарио сначала часто навещал меня, убегал от няни, чтобы побыть со мной, когда стража делала вид, что не замечает его. Но когда мальчик убедился, что я не умру, как его отец, его посещения стали менее частыми. Я не возражала. Тяжело было лежать с ним рядом не в состоянии даже взъерошить его волосы или поиграть с ним в карты.
Слух о том, что я ищу мужа, распространился со скоростью пожара — хотя я даже не сделала официального заявления. Подарки от аристократов лились ко мне рекой — в особенности от потенциальных поклонников — и были до странного личными. «Сапфировые серьги в тон вашему амулету», — гласила одна записка. «Так как вы изучаете Священную Книгу, вот древняя копия “Искусства войны”», — прочла я в другой. Так много было незнакомцев, которые столько знали обо мне и осыпали меня бесценными подарками, просто чтобы получить шанс привлечь мое внимание.
Никто не знал, что делать с подарками, так что Химена просто складывала их в углу атриума, чтобы позже разобрать.
Я также получала куда менее приятные письма. Один дубильщик, обвиняя меня в том, что у него нет шкур, чтобы заниматься своим ремеслом, призывал меня к отречению от престола. Молодая вдова с четырьмя детьми умоляла о какой-нибудь работе. Алтарник из монастыря Пуэрто-Верде прислал засохшую черную розу и написал, что нечестивое колдовство амулета очерняет мою душу и насмехается над нашими самыми сокровенными таинствами.
Авторы нескольких писем утверждали, что раз я позволила восточным землям отделиться и образовать самостоятельные государства, я должна сделать то же самое с южными. В одном письме было дерзкое заявление, что юг отныне независим.
Генерал Луз-Мануэль заявил, что все письма будут рассмотрены на предмет подстрекательства к мятежу и реальной угрозы моей персоне. Но его обещания также вселяли в меня беспокойство.
Каждую ночь мне снилось покушение. В кошмарных снах катакомбы представали бескрайней черной пустотой. Я шла вперед, вытянув руки во тьму, и вдруг замечала странное свечение. Я с ужасом понимала все, и тут появлялся убийца, светящееся лезвие его кинжала пронзало мой живот, разрывало меня на части, и я кричала, кричала…
Когда я просыпалась, кто-нибудь обязательно сидел у моей постели. Мои дамы успокаивали меня нежными словами, прохладными руками, они шептали, что я скоро поправлюсь, если не буду вставать с постели, что теперь я в безопасности. Но я не могла снова заснуть, пока Химена не прочтет мне несколько страниц из Священной Книги или Мара не принесет чашку теплого пряного вина, или Гектор не проверит, что на балконе никого нет.
Однажды днем меня напугал какой-то шум снаружи. Я слышала крики, звон железа, топот ног.
Химена, сидя рядом со мной, продолжала вышивать. На мой вопросительный взгляд она только озадаченно пожала плечами.
Тут в дверь ворвался лорд Гектор.
— Элиза! Мне нужна ваша помощь.
— Что случилось? — Страх пронзил меня. В последний раз я видела его таким растерянным и задыхающимся, когда анимаги подожгли городские ворота.
— Это казнь. Я пытался остановить ее, но генерал Луз-Мануэль…
— Чья казнь? — спросила я. — За что?
— Мартина. Генерал Луз-Мануэль объявил его виновным в заговоре с инвирнами с целью покушения на вас. Он приговорил его к казни через отсечение головы. — Он перегнулся через край кровати у меня в ногах. — Элиза, это один из моих людей. Я сам учил его. Он никогда не причинил бы вам вреда.
Я попыталась подняться с постели.
— Мартин никогда бы… он хотел назвать своего ребенка…
Химена уложила меня обратно.
— Вам надо отдыхать!
Я попыталась оттолкнуть ее.
— Гектор, помогите мне встать. Отведите меня туда, отнесите. — Кровь, выступившая на моих повязках, заставила мысли бежать быстрее, и это ощущение меня воодушевило.
Я могла бы попытаться остановить казнь письмом, но, похоже, времени заверять письмо уже не было. И Мартин мог навсегда остаться в памяти людей как человек, который, вероятно, позволил убийце напасть на королеву — если только я не объявлю о его невиновности перед всем городом.
Химена с каменным лицом отошла в сторону, а Гектор наклонился и поднял меня на руки, как ребенка. Моя просторная сорочка запуталась в его коленях.
Моя сорочка! Я не могла появиться перед толпой в таком виде.
— Химена, пожалуйста, принеси мантию. — Я обвила здоровую руку вокруг шеи Гектора. — Скорее!
Он вынес меня через дверь в коридор, одним кивком приказав остальным стражникам следовать за нами. Химена шла сзади, с моей мантией в руках.
— Убийца был уже там, когда я вошла, — сказала я, пока мы неслись по дворцовому коридору и вниз по лестнице. — Не представляю, сколько он лежал там в ожидании. Может быть, несколько дней. Он мог пробраться туда во время смены караула.
От его быстрого шага у меня снова заболел живот.
— Я знаю, — сказал он, — но генерал выше меня по званию, и когда я назначил заседание кворума для обсуждения этого вопроса, он просто перенес дату казни без предупреждения…
— Поставьте меня.
— Вы сможете стоять?
— Я должна. Химена, мою мантию.
Гектор поставил меня на ноги, очень аккуратно. Ноги с трудом выдерживали вес моего тела, и я оперлась о перила, чтобы сохранить равновесие. Едва успевшая восстановиться кожа у меня на животе, казалось, натянулась до предела. Химена набросила мантию мне на плечи и завязала ее у меня на шее. Так-то лучше.
— Хватайте меня, если я упаду, — прошептала я и неуверенно шагнула на свет.
Дыхание перехватывало, а сердце било в ушах, как барабан, когда я осматривалась кругом в поисках Мартина. Конечно, тюремные стражники скоро приведут его. Но потом палач поднял топор, и я вдруг поняла, что там, за толпой зрителей, Мартин уже на месте, и голова его лежит на плахе.
— Нет! — закричала я так громко, как только могла, и несколько человек повернулись в мою сторону, но этого было мало.
Раздался голос палача:
— Именем ее величества королевы Люцеро-Элизы де…
— Стоп! — закричал Гектор. — По приказу королевы!
Голова палача удивленно поднялась вверх, но слишком поздно, чтобы остановить движение топора. Он со свистом упал, исчезнув в толпе, и мягко ударился о деревянную плаху.
