Книга: Записки Обыкновенной Говорящей Лошади
Назад: «Лихие девяностые»
Дальше: От собственного имени

Улыбка Митковой

Конец 1980-х, самое начало 1990-х, Москва.
Что осталось в памяти?
Несанкционированные шествия-демонстрации, толпы людей на улицах, гласность: дебаты на ТВ, круглые столы, семинары, коллоквиумы – все это вдруг неизвестно откуда взялось, неизвестно как появилось. И люди сразу почувствовали воздух свободы.
Мне в ту пору было уже за семьдесят. Алик, опальный художник, и вся его семья лет десять как эмигрировали в США. А главное, в то время тяжело и неизлечимо был болен муж.
Все-таки нас с ним еще, хотя и не часто, звали на всякие семинары и коллоквиумы, звали на ТВ. Наши имена еще были на слуху. Особенно потому, что на первых порах понимали, что проблема фашизма в стране стоит очень остро, а кроме нас с Д. Е., специалистов по фашизму, пожалуй что и не было. А если и были, то научные работники из академических институтов. Но эти ученые ребята перестроились позже.
Муж уже не мог выступать. Выступала только я, и куда хуже, нежели выступал бы он.
И вот однажды в мэрии, в огромном здании бывшего СЭВа, на заседании, видимо, «Московской трибуны» – детища Сахарова – произошел такой диалог между неизвестным мне человеком и корреспондентом «Дагенс нюхетер», которого я почему-то идентифицировала.
Неизвестный: А кто говорил сейчас? Старовойтова?
Корреспондент: Старовойтова моложе. И она сидит на другой стороне стола.
Неизвестный: А может, это Заславская?
Корреспондент: Заславская – академик, экономист. А эта сказала, что она германистка.
Неизвестный: Ах, германистка. Тогда ясно. Она – мама Алика.
Таким образом, я воленс-ноленс поняла свое место в новой России. Я – мама Алика, и точка. Позже таких персонажей назовут «уходящая натура».
Рассказываю про смешной эпизод в мэрии, чтобы объяснить все последующее. В пору великих событий я оказалась на позициях человека вне активной жизни, на позициях, так сказать, бабушки-пенсионерки, но еще не «овоща», как теперь называют старых маразматиков.
…Все началось для меня… с телевидения. На демонстрации с больным мужем я ходить не решалась… В Союз писателей, где жизнь до поры до времени била ключом, тоже не ходила. Сухой закон Горбачева нашу семью не сильно затронул. Накануне моего очередного дня рождения мой муж Д. Е. самоотверженно выстоял несколько часов на морозе в очереди за водкой, кажется, в винном магазине на Покровке. И вернулся воодушевленный – по его словам, в очереди царили дружба и любовь. И его все зауважали – тем паче, получив свои бутылки, он пожертвовал поллитровку народу «для сугрева».
Так что символом грандиозных, прямо-таки космических перемен стала для меня… улыбка Татьяны Митковой, ведущей новостной программы на НТВ. Прочтет она свои сообщения и улыбнется милой улыбкой молодой красивой женщины. Не вымученной, не казенной, а совершенно приватной, ни на какую другую улыбку не похожей.
…Трудно себе представить тридцать лет спустя, каким замороженным, безликим и далеким от реальной жизни было ТВ до перестройки. Не могу вспомнить без содрогания старых дикторов, читавших по бумажке многочасовые речи вождей времен застоя. Тех самых вождей, про которых острили: «Скончался, не приходя в сознание». Все эти Анны Шатиловы и Кирилловы-Шебеки с их обязательным оптимизмом и показным прекраснодушием стали для меня просто аллергеном.
Но в то время, о котором я пишу, ТВ повернулось на 180 градусов. В нем все изменилось «до основанья». Кое-кто из телезрительниц, чертыхаясь, подсел на латиноамериканские сериалы. «Рабыню Изауру», «Просто Марию», «Богатые тоже плачут» и прочую чушь смотрели миллионы женщин и, уезжая на свои шесть соток, со смехом говорили, что едут на «фазенду».
Поразила меня в самое сердце реклама: «Сладкая парочка», «Кот Борис» в рекламе кошачьего корма и реклама-шедевр банка «Империал». Банк «Империал» очень быстро слинял, а я до сих пор помню тот рекламный ролик.
Но главным для нас были, разумеется, «новости». Мы жаждали в «новостях» информации, ведь «новости» связаны с политикой, а политику в СССР заменили агитацией и пропагандой. Стало быть, в телевизионных «новостях» нас не информировали (пусть пристрастно), а беспрерывно агитировали. В годы горбачевской перестройки это давало несколько комический эффект. В памяти остался такой вот смешной эпизод.
В тот день в Москву, кажется, в первый раз пожаловал с официальным визитом президент ФРГ Вайцзеккер. Вообще-то в ФРГ главный не президент, а канцлер, но президент – он все же президент, как английская королева – Королева. Тем более президент такой влиятельной и богатой страны, как ФРГ. Да и фамилия Вайцзеккер очень даже известна. Семья эта дала Германии крупных ученых, политиков, церковных деятелей, дипломатов. А президент Вайцзеккер имел к тому же репутацию демократа, антифашиста и благородного человека.
Но нашему ТВ это все, конечно, было пофиг.
Случилось, что в тот день к нам с Д. Е. должен был прийти в гости друг – западноберлинский режиссер-документалист Бенгт фон цур Мюлен. И перед самым его приходом позвонил еще один наш хороший знакомый, западный немец. Человек влиятельный, он оказался в свите Вайцзеккера. Заметим, в ту свободную пору визиты иностранцев уже не надо было согласовывать, сиречь просить разрешения в институте мужа у Первого отдела, то есть у ГБ.
Гости стремились встретиться с Д. Е., но Д. Е., увы, лежал в больнице. Пришлось им довольствоваться моим обществом. И киношник, и член президентской команды быстро познакомились и разговорились. И теперь единственное, что их волновало – не пропустить вечернюю информационную программу. Ровно в 21:00 я включила телевизор и приготовилась кое-как переводить наше незабываемое советское «Время».
Первое сообщение было, по-моему, о пароходе, который спускали со стапелей. И немцы закричали, что я им ставлю, видите ли, не то ТВ. Они, кажется, решили, что показывают рекламный клип судостроительной компании.
– Это государственный канал, – злобно парировала я.
– Не может быть, – хором возмущались немцы, повторяя без конца «Staatsbesuch», «Staatsbesuch», что в переводе означает «официальный визит главы государства». И этот визит, по их разумению, обязаны были прокомментировать на ТВ прежде всего.
Но наше родное советское ТВ не давало сбить себя с толку… После парохода показали ремонт тракторов для будущей посевной.
– Нас интересует, как ваше телевидение освещает визит Вейцзеккера в Москву, – верещали немцы. – Включи нормальный канал!
В их глупых немецких головах никак не укладывалось: совковое ТВ освещало в первую очередь успехи своей страны. Подумаешь, государственный визит, а у нас достижение – со стапелей и т. д. и т. п. Тьфу на вас! Наши телевизионщики лучше знают, что давать наперед, а что и вовсе не давать!
В тот день, если я не ошибаюсь, о приезде Вейцзеккера по ТВ вообще не прозвучало ни слова. Видимо, не согласовали текст!
Но вот новость – информация на ТВ все же появилась, и тогда мы увидели на экранах наших телевизоров милую улыбку Татьяны Митковой и услышали с экранов нормальные, человеческие голоса, иногда взволнованные, иногда негодующие, но не казенно-бесцветные и не торжественно-имперские под Левитана. И «новости» стали новостями. До сих пор я с благодарностью вспоминаю первых телевизионных ведущих, которые начали делать умные, интересные новостные программы (к примеру, «Взгляд»). Вспоминаю Любимова и Ростова, Павла Лобкова, Гурнова, Попцова и совсем юного Флярковского и их начальников – Листьева, Политковского. Вспоминаю даже такого безбашенного, но талантливого скандалиста, как Александр Невзоров с питерского Пятого канала. Сейчас он начал выступать на «Эхе Москвы». И я его по-прежнему слушаю с удовольствием. Куража «600 секунд» Невзоров не потерял. И, когда он говорит о Гундяеве, я понимаю, что 1990-е были не напрасны. Елейной благостности набралась еще не вся интеллигенция.
В 1990-х мне, да и не только мне, вообще казалось, что благодаря телевизору буквально все важные события происходят на наших глазах. Отдельные эпизоды навсегда запечатлелись в памяти. В частности, запомнилась сцена обращения гэкачепистов к народу. После заставки отлично поставленного танца маленьких лебедей из балета «Лебединое озеро» последующая сцена – длинный стол, за которым в ряд сидели с десяток нефотогеничных мужиков, трусливых псевдополитиков, – выглядела любительской и жалкой. А ведь этих мужиков нам прочили в новые вожди.
А еще мне вспоминаются много раз показанные нашим телевидением сцены с Ельциным на танке и с Ростроповичем и его виолончелью у стен Белого дома.
Видели мы на экранах наших ТВ, так сказать, онлайн и воинственного выскочку Руцкого, и коварное ничтожество Хасбулатова, и еще с десяток более мелких фигур типа генерала Льва Рохлина, которого, по официальной версии, застрелила… собственная жена. Мелькал на ТВ и Гавриил Попов. Особой симпатии он и тогда не вызывал, но кто мог подумать, что Попов по сговору с Лужковым отдаст ему на откуп Москву. Тем более нельзя было предположить, что сразу после смерти великого реформатора Гайдара Попов обрушится на него со лживыми обвинениями…
Да, мы многое увидели в ту уже далекую пору по «ящику». Никогда не забуду, как Юрий Карякин в сердцах воскликнул: «Россия, ты сдурела!» Так он прокомментировал выборы в Государственную думу 1993 года, на которых партия молодых реформаторов потерпела почти поражение, а триумфатором оказался хитрый шут Жириновский.
А какой вокабулярий демонстрировали в то время властители наших дум – тележурналисты! Героя Афганской войны, главу ВДВ, а потом и вовсе министра обороны Павла Сергеевича Грачева иначе как «Паша-мерседес» на ТВ не именовали. А про следующего министра обороны Родионова генерал Лебедь на ТВ говорил: «Папаша спекся».
С середины 1990-х уже очень много воды утекло… Многое ушло в небытие. И многие наши тогдашние кумиры запомнились всего лишь одной звонкой фразой. Так Ю. Афанасьев сказал об «агрессивно послушном большинстве», которое не дало возможности команде Гайдара и еще десяткам умных, образованных людей закончить то, что было начато Горбачевым и Ельциным. А Карякин предостерег: мол, не надо наступать на те же грабли. И с его легкой руки это повторяли много раз. Увы, безуспешно!
Но всех переплюнул председатель «антифашистского центра» Прошечкин, который дал имя когорте черносотенцев, противников прогресса и демократии… Он назвал их – красно-коричневыми.
Убийство Листьева стало, по-моему, в новой России одним из первых знаковых убийств. И никто не удивился, что знак был подан не политику, не олигарху, не военному, а человеку из СМИ.
Вот какое значение имели в эпоху Ельцина средства массовой информации, или, как теперь пренебрежительно говорят, «ящик», а то и «зомбоящик». ТВ стало тогда мощным оружием.
Были в войне за «ящик» и комические эпизоды, сопровождавшие эпизоды брутальные и, прямо скажем, неоднозначные. Например, арест Гусинского после захвата НТВ. В один прекрасный день у господина Гусинского, хозяина канала НТВ, отняли его детище, а самого Гусинского препроводили, кажется, в Бутырки. Но времена были еще весьма патриархальные, или, как теперь говорят, «вегетарианские». И власти решили успокоить публику: сообщили, что Гусинский сидит в камере не с каким-нибудь убийцей-громилой, а всего лишь с жуликом-мошенником. Далее народ узнал, что родственники Гусинского переправили ему в тюрьму холодильник «Шарп» – большую редкость в то время – и что арестант вместе с жуликом-мошенником поужинал жареной рыбой. Прошли еще сутки или двое, и бывший хозяин НТВ вообще исчез. Ему дали эмигрировать.
Все, что было с НТВ далее, то есть после изгнания Гусинского, я вспоминаю с помощью книги М. Зыгаря «Вся кремлевская рать». Часть команды журналистов НТВ осталась, а часть перешла на канал ТВ-6, который принадлежал Березовскому. (У Березовского уже отобрали его главное детище – ОРТ.) Но год спустя прихлопнули и ТВ-6. Кто бы сомневался! Тренд был ясен уже в самом начале нулевых.
Ну а что же Татьяна Миткова? Миткова не стала искушать судьбу. Сразу сделала свой выбор в пользу нового начальства.
И тут мне придется дать слово М. Зыгарю:
В ночь с 13 на 14 апреля 2001 года представители «Газпрома» «заменили охрану» в студии НТВ и перестали пускать журналистов, включая главного редактора Евгения Киселева. Часть сотрудников… решили остаться на телеканале и работать уже под руководством газпромовских менеджеров.
Татьяна Миткова, «смелая и пламенная журналистка» (М. Зыгарь), была среди оставшихся.
Только не надо думать, что с телевидением было тогда все так ясно, как кажется нам теперь… В частности, Евгений Киселев, завоевавший огромную популярность и любовь у части интеллигенции (я к этой части не принадлежала), поддерживал Примакова с Лужковым, а не действующего президента Ельцина.
Припоминаю также, что именно Гусинский и его НТВ сочинили так называемое «писательское дело». Обвинили пять реформаторов, в том числе Альфреда Коха и Анатолия Чубайса, в получении крупного гонорара – взятки от структур Потанина… Знаменитая история с «коробкой из-под ксерокса».
Другой телемагнат, Березовский, тоже вел себя не лучшим образом. Организовывал хитроумные подкопы под команду Гайдара.
Не могу не процитировать самую что ни на есть важную для меня книгу о том времени – «Революция Гайдара» П. Авена и А. Коха, где дается убийственная характеристика Гусинскому и Березовскому.
Вот что сказал Кох, упрекая своих товарищей в недооценке пропаганды на тогдашнем ТВ:
Разве можно было в 1998 году оставить больного президента (Ельцина. – Л. Ч.) один на один со всей этой сворой Березовских, гусинских… не подперев его Чубайсом, Немцовым и т. д., а не уходить в личные рассуждения хочу или не хочу работать в правительстве!
В свое время – не помню точно когда – и Чубайс заметил: мол, Путину надо многое простить за то, что он этих «двух архаровцев укоротил» – подразумевались Березовский и Гусинский.
Добавлю к этому, что Гусинский и Березовский вели себя по отношению к новому президенту Путину еще более нелояльно, чем к больному Ельцину. Видно это и в истории с атомной подлодкой «Курск», и особенно с несчастьем на Дубровке в Москве, где молодежный мюзикл захватили террористы-смертники. Мне могут сказать, что в ту пору ни Гусинского, ни Березовского на ТВ уже не было. Да, этих медиамагнатов не было, но их ставленники – отличные журналисты – нагнетали обстановку почище, нежели раньше. Помню это сама в связи с событиями на Дубровке. Как и все москвичи, я смотрела главные каналы не отрываясь. И возмущалась тем, что все действия властей по спасению зрителей и актеров мюзикла встречались в штыки.
Остается сказать о том, как сложилась судьба отдельных журналистов, которые создавали для нас новое ТВ.
Евгений Киселев – царь и бог НТВ Гусинского – вещает теперь не из Москвы, а из Киева. Иногда я слышу его на «Эхе Москвы». Могу сказать о нем словами старой песни: «Каким ты был, таким остался». Киселев по-прежнему категоричен и самоуверен, изрекает истины в последней инстанции. Вторая «звезда» того же канала ТВ, Светлана Сорокина, по-моему, слабая журналистка, ведет передачи на «Эхе Москвы». Несколько раз видела ее и по ТВ, особой радости не испытала. Впрочем, я не очень компетентный зритель сегодняшнего телевидения. Для меня, старухи, смотреть передачи часто – чересчур большая нагрузка для глаз. Да и для нервов…
Замечательного телеведущего Павла Лобкова вижу на канале «Дождь», который изредка включаю. И мне очень приятно, что он такой же, каким я его запомнила. Долгое время я каждую субботу слушала и блестящие итоговые передачи Марианны Максимовской на РенТВ. Потом Максимовскую убрали. Очень жаль. Любимов успешно трудился на канале РБК.
Не так давно увидела на Первом канале по случаю его двадцатилетнего юбилея множество знакомых, но постаревших лиц – тележурналистов, работавших еще на перестроечном ТВ. Все они казались нам лет двадцать назад новаторами и деятелями прогресса… А теперь… Но если подумать, то изменились не они, а мы… Гордон остался Гордоном. Фоменко – Фоменко. Гузеева – Гузеевой. Николаев – Николаевым… А уж Якубович наверняка был таким же, как сейчас, – только много моложе. И его «Поле чудес» мы смотрели и, по-моему, первое время даже умилялись.
Ну а что же Миткова? Интервью с Митковой я прочла в марте 2015-го в русской версии журнала «Форбс». И там же увидела на обложке ее портрет в кожаном прикиде и все с той же прелестной улыбкой на устах. В тексте интервью портрет уже без улыбки… Все равно Миткова всюду показалась мне очаровательно молодой и неунывающей.
Из текста интервью узнала, что журналистка вполне довольна и даже горда своей работой на канале НТВ. Рассказала, что в 2008 году стала главным редактором новостей, а три года назад вернулась в программу «Сегодня. Итоги» в амплуа ведущей. Но все равно продолжает быть главным редактором всех новостных программ.
Поразили некоторые ответы Митковой на вопросы интервьюера. В частности, ее утверждение, что государственный канал призван «освещать подробно и широко деятельность государственных органов власти во всех направлениях, всех ветвей власти»… И что любой канал не должен говорить голосом, «отличным от голоса государства. Это бред собачий просто»… На вопрос: «Бывали моменты, когда вам казалось, что канал врет?» – Миткова отвечает: «Нет, ни разу».
И, оказывается, она возмущена тем, что Литва лишила Д. Киселева – одиозного обозревателя канала «Россия» – ордена, полученного им в 1991 году. Более того, в знак солидарности со старым товарищем Миткова отказалась сама от литовского ордена, который ей и Д. Киселеву дали в свое время за нежелание лгать о тогдашних событиях в Литве.
У интервью в «Форбс» печальная концовка.
Когда-то вы были символом демократического НТВ, – говорит интервьюер, – и вообще все факты вашей ранней биографии свидетельствуют о протестах, несогласии, вообще о смелости, а сейчас вы в топ-менеджменте канала, который, как вы говорите, не считает нужным опровергать любую государственную точку зрения.
Что я могу к этому добавить?
Ничего. Для меня улыбка Митковой по-прежнему осталась свидетельством больших перемен. И я не согласна с теми, кто считает, будто все вернулось на круги своя.
Телевидение у нас теперь примерно такое же, как и во всем мире: ублажает и развлекает обывателя. Иногда довольно дремучего.
Возможно, оно только немного агрессивнее, чем в других странах. Я объясняю это тем, что у него был соответствующий бэкграунд, во-первых. И во-вторых, тем, что в нынешнем неспокойном XXI столетии в нашей стране, увы, появилось много отвязных людей, которым очень хочется подебоширить, попугать, пригрозить и даже… поубивать…
…Моей пятилетней правнучке, которая родилась в Нью-Йорке от родителей-эмигрантов уже во втором поколении и из разных стран – из СССР и из Германии, – не дают смотреть американское ТВ.
Назад: «Лихие девяностые»
Дальше: От собственного имени