Я уже была некоторое время знакома с Джук, когда она и ее подруга Гэй переехали ко мне. Гэй планировала поселиться в Паттайе не для того, чтобы найти обычную работу. К счастью для нее, хотя она об этом тогда не догадывалась, ей не хватало внешних данных, чтобы хорошо зарабатывать в моей профессии. Гэй была девушкой энергичной и очень хотела найти бойфренда-иностранца, при этом она была низкорослой и плотно сбитой.

Бойфренда она так и не нашла, зато устроилась на работу в магазин, открытый с семи до одиннадцати. Она окончила девять классов школы, как и Джук, но ей было двадцать три года, а Джук – двадцать восемь. Джук не взяли в магазин из-за возраста. В свои двадцать восемь она уже была «отработанным материалом».

Джук вскоре нашла гораздо лучшее место в дорогом бильярдном клубе. Чтобы обеспечить себе достойную работу, пусть даже самую простую, нужно не только иметь девять-двенадцать классов образования, но и быть достаточно молодой – не старше двадцати пяти лет. Во многих объявлениях о приеме на работу указана верхняя возрастная граница.

Иногда я думаю о Джук, которая на пять лет старше меня и тоже родом из Исана. В пятнадцать лет, окончив девять классов школы, она начала работать на обувной фабрике. Она зарабатывала по девяносто пять батов в день, работая по восемь часов шесть дней в неделю. Через три года она начала трудиться на фабрике по пошиву одежды, зарабатывая по сто сорок пять батов в день, при 8-часовом рабочем дне и шестидневке. По воскресеньям, в свой единственный выходной, она ходила в школу, в итоге пройдя семьдесят процентов материала, необходимого для получения полного школьного аттестата.

Два года спустя, когда Джук было двадцать лет, резко упал курс бата – до сорока батов за доллар. Она начала работать в компании «Сигейт», зарабатывая по сто шестьдесят три бата в день при 6-дневной рабочей неделе. Вскоре «Сигейт» закрыла семь из девяти своих фабрик, чтобы избежать «больших» расходов на оплату труда тайцев, и перенесла производство в другие страны. Джук перешла в «Эдванст Текнолоджиз», где собирала термостаты, получая полторы сотни батов в день при шести рабочих днях в неделю. Наконец, она решила уйти с фабрики электроники и перебраться в Паттайю вместе со своей подругой Гэй.

Теперь Джук работает официанткой и маркером (это человек, который следит за бильярдным столом) в «Мега-Брейк», дорогом бильярдном зале в Паттайе, принадлежащем австралийцу. Она зарабатывает пять тысяч батов в месяц, работая по восемь часов в день с одним выходным в неделю, плюс еще две-три тысячи чаевых. Это очень хороший доход для девушки, не занятой в торговле телом. Недостаток этого места в том, что в первый месяц ей пришлось проработать тридцать дней подряд, прежде чем она получила свой первый выходной.

Я пишу о Джук, сравнивая ее жизнь со своей. Она тоже из бедной семьи, как и я, но у нее оба родителя живы. Еще одно отличие: ее мать была главной добытчицей в семье всю свою жизнь. Джук при росте сто сорок восемь сантиметров весила тридцать девять килограммов – девушка в самом соку, и притом красотка. Она никогда не бывала в Европе, никуда не ездила, кроме Сингапура, где две недели проработала помощником повара. Она мало что знает о мире и мужчинах. Кажется, Джук не может обойтись без того, чего действительно хочет, но ее желания весьма скромны. Она всегда кажется счастливой и уж точно довольной. У нее есть по-настоящему неравнодушные друзья, и ее отношения, как правило, длятся подолгу. Она здорова психически и физически. Ей не нужны психотропные средства, снотворное и другие лекарства, которые я принимаю, чтобы поддерживать эмоциональную стабильность. Она живет жизнью «нормальной» молодой женщины, не занятой в торговле сексом, – жаль, что я этого лишена.

Однажды Джук совершила ошибку, сказав Йинг: «У тебя отличное тело, и ты могла бы зарабатывать большие деньги, работая в гоу-гоу». Джук ничего не знала о моем прошлом. Она не представляла, что я жила той жизнью для того, чтобы моим сестрам никогда не пришлось прибегать к такой форме трудоустройства. После этого я не разговаривала с Джук два месяца. Она так и не узнала причин моего молчания.

Сестра Джук, Йен, стала танцовщицей гоу-гоу, как и я когда-то, хотя теперь она больше не работает – у нее нет в этом необходимости. Она живет на деньги, которые посылает ей один фаранг, британец, работающий в Омане, а также за счет другого фаранга, американца. Почему две девушки из одной любящей семьи, с одинаковыми возможностями (или их отсутствием) идут столь разными путями?

Что заставляет двух сестер, которые росли в одном доме, под опекой одних и тех же взрослых, развивать совершенно разные стороны своей личности и выбирать разный образ жизни? Одним из объяснений могут служить детские переживания, которые различаются как день и ночь. Я не могу объяснить, почему Джук и ее сестра такие разные, зато могу объяснить семейную ситуацию, которая вела нас с Йинг в разных направлениях. Хотя Йинг временами тоже доставались колотушки, палка никогда не опускалась на нее с той же частотой, силой и злобой, как на мое тело. Йинг не жила, как я, в круглосуточном, ежедневном страхе, что ее изобьют.

Сколько себя помню, взрослые родственники лупили меня палкой за малейшую провинность. На самом деле им даже повода не требовалось. Я терпела жестокое обращение со стороны тех, кому было положено опекать беспомощных малышей. Удара можно было ждать в любую минуту и от кого угодно, кроме отца. Мне было некуда бежать и негде спрятаться. Я ненавидела тех, кто постоянно причинял мне боль. Единственный способ, спасавший меня, – это бегство. Я знала, что не заслуживаю постоянных побоев. Я никогда не понимала причины этого отношения, но видела, что мои родственники меня стыдятся. Тем не менее я была хорошей девочкой, хотя и проказницей – это не такая уж редкая черта для детей, которые стремятся исследовать мир во всей его полноте.

Единственное, чего я хотела с тех пор, как пошла в школу, – иметь возможность учиться и совершать добрые дела для любимых сестер. У меня было доброе сердце, но с годами оно преисполнилось гнева на тех, кто причинил мне столько боли. Только благодаря милости Будды в моем сердце оставалось крохотное местечко, открытое для любви. В глубине того существа, что носило мою шкуру, скрывалась достойная личность. Я знала, что заслуживаю спасения.

После смерти отца я осознала свою ответственность. Черная туча вины преследовала меня повсюду. Моя культура внушила мне, что я обязана снабжать свою семью деньгами, которые больше не мог обеспечивать мой отец, – и я всегда выполняла эти обязательства. Я готова была принести свою жизнь в жертву – умереть физически, эмоционально и духовно, чтобы компенсировать моей семье его смерть.

Напротив, у Йинг никогда не было причин чувствовать ответственность или вину. Она могла развивать свои врожденные артистические таланты, которые приносили ей всеобщее признание. Я тоже могла бы так жить, но мне не дали такой возможности. Ее считали умной, хорошей девочкой, и все ее любили. Ей не нужно было доказывать свою ценность – она уже обладала ею. Она жила нормальной жизнью ребенка, даже при тех ограничениях, которые свойственны невежественной и несчастной семье в бедной деревне Северо-Восточного Таиланда. Она могла вести такую жизнь только потому, что я принесла в жертву свою.