Глава двадцать седьмая
Конинг.
Слухи, о том, что «семья Кинта Акана имеет покровительство чуть ли не императора», поползли по Конингу практически на следующий день после того, как судья, будто в глаза самой смерти заглянул, за сто золотых кестов нанял моторный экипаж и укатил куда-то на юг, а капитану Токэ пытались собрать лицо в гарнизонном лазарете. К слову, телеграмма-ходатайство о понижении капитана Токэ в звании и переводе его в пограничный Северный форт, уже была рассмотрена в канцелярии комиссии парламента по обороне и получила одобрение. Григо тоже оказался изрядно помят и после осмотра врачом был отправлен домой на постельный режим…
— Да чего мне разлеживаться!? — возмущался он, когда Сэт его попросту не пускала в лавку и в мастерскую.
— В лазарете что сказали? У кого сломаны ребра?
— Так я же и не мешки с контрабандой на лошадей грузить собираюсь, посижу тихонько в мастерской, полировать самоцветные камни много сил не надо, все бока уже отлежал…
Маленький Дайм молча наблюдал за очередной волной упрямства деда за завтраком, когда услышал знакомое тарахтение на улице со стороны лавки.
— Маар! Дядя Маар приехал! — выскочив из-за стола, он побежал через гостиную, к двери, ведущую к проходу в лавку, — я ему открою!
Дайм успел просветить Маара в том, что мама и дедушка опять ругаются…
— Как отец уехал, все время ругаются.
— Прям все время? — Маар поднял мальчишку на руки и вошел с ним в гостиную.
— Угу…
— Доброе утро! — Маар улыбнулся и опустил Дайма на пол, — что, господин Григо, нарушаете указания врача?
— И ты туда же!
— А кому лежать велено?
— Да ладно, бывал в переделках и похуже этой!
— Ага, только сдается мне, тогда вы были лет на двадцать моложе! — Маар кивком поблагодарил Сэт за поданную чашку с чаем и присел за стол рядом с Даймом.
— А что это меняет? — не унимался Григо.
— Давайте уже спокойно позавтракаем! — с интонацией отца заявил Дайм, но тут же опустил взгляд в блюдо с лепешками.
— Именно, — поддержал его Маар, и поднял чашку, но что-то вспомнив, поставил ее обратно, — я же встретил по дороге председателя городского совета, он вам письмо передал.
Маар достал и выложил на стол рядом с Сэт конверт из дорогой бумаги с сургучными печатями.
— Хм… из Актура, — взяла она в руки конверт, — от распорядителя императорской галереи.
— И что он хочет? — заинтересовался Григо.
— Сейчас узнаем, — она сломала печати, вскрыла конверт и начала читать вслух, — Уважаемая госпожа Григо, ваша выставка, прошедшая в прошлом году, произвела на ценителей искусства со всего терратоса незабываемое впечатление! Приглашаем вас в нашу галерею для организации повторной выставки, также спешу сообщить, что советник императора в сферах искусств желал бы видеть вас для беседы на предмет занятия должности главы попечительского совета восстановленной художественной академии Тэка. Жду вашего ответа, мадам Григо. С уважением и почтением, Товье Пран.
— А вот это неожиданно… — Григо взял со стола ложку и стал теребить ее в руках, — вернуться в Тэк было бы…
— Вы же рассказывали, что от дома остались руины, — Маар почесал затылок.
— У нас есть накопления, мы могли бы построить новый…
— Выставка… — мечтательно произнесла Сэт, сложила письмо и убрала в конверт.
— Пойду я, лавку пора открывать, спасибо за завтрак… — Маар поднялся и вышел из гостиной.
Дайм пошел за ним следом.
— Помогу Маару…
Джевашим
Когда нанятый экипаж привез его к «Собачьему хвосту», Кинт обратил внимание, что на заднем дворе гостиницы многолюдно, а у коновязи стоит моторный фургон с атрибутами, говорящими о принадлежности транспорта — собачьи хвосты и плетеные веревки разного цвета «украшали» кабину и будку фургона.
— Благодарю, — Кинт сунул несколько кестов в протянутую ладонь возницы.
Экипаж уехал, а Кинт остался стоять у дороги, пытаясь рассмотреть через открытые ворота, что происходит на заднем дворе.
— Карху! — Чирш увидел Кинта в окно, распахнул рамы с пыльными стеклами и позвал его, махая руками как гребное колесо самоходной баржи, — ты чего там? Иди скорее!
«Какие же они странные, эти кочевники», — подумал Кинт и направился ко входу в гостинцу.
Закрыв за собой дверь Кинт сразу спросил:
— Мой приятель не появлялся?
— Нет, — Чирш помотал головой, улыбаясь.
— Ты чего светишься, как медный вентиль? И что там за люди на заднем дворе?
Причину радости Чирша, точнее две причины, Кинт заметил боковым зрением — кто-то спускался по лестнице в холл.
— Здравствуй, мой воин… — Ашьян остановилась внизу лестницы, она держала на руках младенца и улыбалась, — подойди, посмотри на него.
У Кинта пересохло во рту, ноги стали ватными и мысли принесли воспоминание из прошлого, с перевалов Северных гор, он даже лицо того бродяги-старика вспомнил… «А у тебя будет трое детей, только, кхе… кхе… у них будут разные матери» — сказал он тогда у костра и зашелся кашлем.
— Подойди же, взгляни, у него твои глаза… отец сказал, что он будет таким же хорошим воином, как ты.
— Лучше бы он стал хорошим ремесленником или фермером… — Кинт подошел и взглянул на сына, это был крепкий малыш, с черными как уголь, еще редкими волосами на голове, карими глазами он заинтересованно смотрел на Кинта, что-там себе думая и хмуря брови.
— Нет, он будет воином, терратосу всегда будут нужны такие как ты и как он… Возьми, — Ашьян протянула ребенка отцу.
Кинт бережно взял кулек из пеленок с вышитых узором из разноцветных нитей.
— Он родился весной, — Ашьян воспользовалась тем, что руки у Кинта заняты, положила ему ладонь на затылок и поцеловала его в губы, — отец и брат будут рады видеть тебя. Ты здесь надолго?
— Нет, скоро уеду, — Кинт поднял сына, держа двумя руками, поцеловал его в лоб, сдерживая накатившие отцовские эмоции, к которым он был неготов и которые сейчас не к месту, и передал матери.
— Пообедаешь с нами? Мы тоже уедем завтра.
Отказываться от приглашения дочери одного из хозяев этих земель, Кинт, конечно же, не стал, а лишь в очередной раз предупредил Чирша, что он не один и ждет приятеля.
На заднем дворе гостиницы под большим навесом стоял стол, который, суетясь, накрывали несколько женщин, горели два костра, над ними треноги с большими чанами, еще пара столов, одного у со знанием дела разделывали тушу барана двое рослых парней, у другого женщины возились с овощами. С одной стороны стола под навесом уже сидели четверо — старейшина Доту, его сын Даш, еще один парень из кочевников, рослый, скуластый с острым взглядом, а четвертым был какой-то седой пожилой мужчина, не кочевник, скорее, какой-то фермер с юга терратоса.
— Проходи за стол, — Ашьян, нежно подтолкнула Кинта в спину, — а я пойду кормить Шарта.
Пока Кинт шел к столу, все кочевники на мгновение прервали свои занятия и, чуть поклонившись, тихо, почти хором произнесли — «Карху!»
Старейшина Доту поприветствовал Кинта, подняв руку и ею же указал на место рядом с собой, которое тут же уступил незнакомый Кинту парень.
— Кинт! — Даш подскочил, подбежал к нему и хлопнул его по плечу, — мы так все обрадовались, когда Чирш сказал, что ты здесь! Проходи, садись… познакомься, это Сеур, муж Ашьян.
Парень с уважением протянул Кинту руку ладонью вверх.
— Рад встрече с тобой, Карху.
Седой мужчина тоже поприветствовал Кинта.
— Здравствуй, — старейшина Доту, положил руку на плечо Кинта, когда тот сел рядом и посмотрел ему в глаза.
— Здравствуйте, Доту.
— Чирш сказал, что ты отправляешься на север?
— Вот болтун!
— Он не вправе скрывать от меня ничего, я спросил, он ответил…
— Да, у меня там дело.
Доту снова положил руку на плечо Кинту и прикрыл глаза.
— Что ж, делай свое дело, но будь готов к предательству и не трать время на потрясения, предательство должно быть наказано, не мешкай, когда придет время.
— Спасибо вашим Предкам за предостережение, — Кинт с благодарностью кивнул.
— Ты что, стыдишься быть Карху? — Доту указал на развернутый камнем вниз перстень на пальце Кинта.
— Что вы, — Кинт улыбнулся, — просто не хочу привлекать излишнее внимание к себе.
— В этом городе тебе ничто не угрожает.
— Скорее наоборот, этот город мне должен почти год жизни… — Кинт ухмыльнулся, — и пусть он теперь не замечает меня, так всем будет лучше.
— Что ж, я вижу, ты ведом каким-то долгом, пусть так, это твое дело, мы поможем тебе, Даш, приведи Крата.
Даш поднялся, прошел в конюшню и через минуту вышел с заспанным кочевником, в легких парусиновых одеждах и кожаной жилетке, в его свалявшихся длинных волосах застряла солома. Увидев его, Кинт даже хохотнул:
— Вот так встреча, Вонючка!
Кочевник тоже узнал Кинта, но видя, что тот сидит рядом со старейшиной Доту, виновато опустил глаза.
— Вы знакомы? — удивился Даш.
— О да, мы провели несколько незабываемых часов в заснеженной степи…
— Расскажешь?
— Потом, как-нибудь.
— Крат проводник, один из лучших, — сказал Доту, — он пойдет с тобой на север.
— Как скажешь, отец Доту… — Крат поклонился.
Крат ушел в конюшню, вероятно, досыпать и думать о том, что ему предстоит далекий путь в компании дерзкого аканца, которого несколько лет назад он с удовольствием бы скормил собакам, а теперь этот аканец Карху, и если того захотят Предки, то придется отдать за него свою жизнь.
За обедом Доту рассказал Кинту, что едет на юг по течению реки, где в сутках пути от Джевашима, заложен рыбацкий поселок, а этот южанин, что с ними, продал все недалеко от Латинга и хочет выкупить кусок земли рядом с тем поселком, а также помочь с организацией рыболовецкой артели. Ашьян тоже пришла к столу, накормив грудью ребенка и оставив его спать в комнате гостиницы под присмотром няньки — сгорбленной старухи, с виду так сущей ведьмы.
— Чем я еще могу тебе помочь? — Доту пообедал весьма скромно, ограничившись наваристым бульоном и лепешкой, успел переговорить с фермером-южанином и вернулся на свое место.
— Чирш обещал обо всем позаботиться, — пожал плечами Кинт и в очередной раз обратил внимание на то, как на него смотрит Ашьян.
— Там, в горах и предгорьях еще много непримиримых племен, для многих это, — Доту кивнул на перстень Кинта, — будет поводом, чтобы оказать тебе уважение, но найдутся и те, для которых перстень Карху рода Праков, как запах крови в степи, многие из них будут рады, если наш род прервется.
— У меня не будет времени выяснять отношения с вашими соплеменниками.
— Карху! — на задний двор вышел Чирш, — пришел тот, который с тобой…
— Благодарю, — Кинт поднялся и поклонился, — мне нужно идти.
— Мы отправляемся вечером, Крат будет ждать тебя здесь, — Доту тоже поднялся и протянул руку Кинту, а затем добавил, — на запад отсюда, недалеко от деревни Даша, в степи строится каменный дом, это твой дом, Крат знает к нему дорогу.
— У меня есть дом.
— Нет, это не твой дом, твой дом степь, я знаю, о чем говорю.
Кинт не стал переубеждать старейшину Доту, еще раз поблагодарил всех присутствующих и пошел к дверям гостиницы, что выходили на задний двор.
На лице Тилета была скучающая мина, он расселся на месте управляющего и рассматривал толстые балки перекрытия, которые были увешаны всякими побрякушками.
— Ммм… Тилет принюхался к запаху, который шлейфом затянуло с заднего двора следом за вошедшими Кинтом и Чиршем, — как же так! У меня, между прочим, кроме кружки кислого пива, которая давно высохла на одном из заборов какой-то лачуги, ничего в желудке не было с самого утра!
— Чирш, будь добр, принеси моему другу что-нибудь поесть, и подними в комнату.
— Да Чирш, будь добр! Вот, это другой разговор, — Тилет последовал за Кинтом по лестнице наверх, — я и вправду, очень проголодался.
— Тссс, — Кинт повернулся и приложил к губам палец.
Тилет мгновенно напрягся словно пружина, его рука скользнула к пояснице…
— Ты просто очень громок, а здесь, за одной из дверей, спит младенец… будь тише.
— А-ааа, — Тилет расслабился, осмотрелся и добавил, — странное местечко… пристанище для имперской ищейки и младенца.
— Заходи, — Кинт толкнул незапертую дверь и зашел в комнату, где на столе обнаружил аккуратно сложенный походный платок.
Он несколько отличался от тех, что были частью снаряжения дорожных жандармов или кавалеристов — ткань вышла не из под станка мануфактуры, а соткана вручную, еще орнамент по краю, неброский, просто незатейливый узор зеленой шерстяной ниткой.
— Понятно! — Тилет прошел к окошку, что выходило на задний двор, — да тут полно твоих эм… родственников!
— Они вечером уезжают.
— На том расписном фургоне?
— Да, — Кинт взял в руки походный платок, и зачем-то понюхал.
От ткани пахло, действительно пахло степью, точнее теми маленькими кустиками, что растут целыми коврами и у которых разноцветные маленькие соцветия.
— О, парень… вижу, подарок от твоей дикарки?
— Да.
— Она тоже здесь? Точно, вон она сидит, о, на наши окна смотрит… подожди, младенец… Это…
— Да, дьявол тебя возьми! — рявкнул Кинт, положил походный платок на стол и спросил, — что у тебя? Рассказывай.
— А что у меня? — Тилет уселся на подоконник, достал из-за голенища и положил рядом штык в ножнах, и стал стягивать сапоги, — того парня оказалось совсем нетрудно найти, знаешь кто он тут?
— Новый помощник председателя городского совета?
— Ну, — Тилет выдохнул, — скучно с тобой, Кинт Акан… Да, он самый, там у реки, где скревер на берег выволокли, он чуть ли не землю роет, точнее не он, а десятка два всякого народа. Называют его Тремом Кабо, суетливый он парень, сначала у реки был, потом поехал на этот, как его…
— Рудник?
— Да, его за ворота пустили, около часа там пробыл, потом в ресторан при гостинице треста Дова отправился, он в той гостинце и живет, кстати…
— Хорошо.
В дверь постучали.
— Да, Чирш, входи… — сказал Кинт в сторону двери.
— Вот это другое дело, господа, — потирая руки, Тилет направился к Чиршу, забрал у него деревянный поднос и, поставив его на стол, сразу схватил кусок баранины и впился в него зубами.
Кинт же сел у окна, но так, чтобы не его было видно с улицы, и закурил трубку, глядя в синее небо.
— Хорошо-то как… — спустя полчаса, запив обед добрым бокалом вина, Тилет громко икнул, улегся на кровать и похлопал себя по животу, — теперь часок поспать…
— Часок, не больше, — Кинт так и сидел у окна, трубка давно потухла.
— Спасибо, благодетель, — Тилет отвернулся к стенке и, похоже, мгновенно уснул.
