Глава двадцать четвертая

— Остановлюсь на повороте, приготовьтесь! — прокричал из кабины водитель, когда конвой из фургонов втянулся на окраину Латинга со стороны фермерских полей, — выбирайтесь поживей, чтобы хозяин не видел.

Еще немного и совсем стемнеет, редкие фонари вдоль старого канала на окраине, помогли Кинту сориентироваться, и он указал тростью на угол одноэтажного каменного дома, от которого улица с небольшим уклоном поднималась к центру города.

— Идем туда, возьмем повозку.

На улицах вечернего Латинга еще хватало прохожих, моторных повозок и конных экипажей, один из которых по сигналу Кинта остановился у тротуара.

— Любезный, в квартале ткачей еще действует старая гостиница? — поинтересовался Кинт у возницы.

— А чего ей сделается? У кого не хватает кестов на заведения господина Дова, те ищут дешевый ночлег.

— И находят?

— Конечно, еще много дешевых ночлежек осталось по окраинам, забирайтесь, отвезу.

Возница был молчалив и всю дорогу он не проронил ни слова, хоть и отметил для себя, что двум вполне прилично одетым господам странным образом понадобилась дешевая ночлежка. А вечерний город начинал совсем другую жизнь — в подворотнях ремесленного квартала собирались группы местной шпаны, чтобы расползтись по городу и начать промысел среди приезжих зевак; конные патрули городовых парами разъезжали по улицам, оберегая покой господ; рабочие фабрик и мануфактур, получив недельное жалование, посещали лавки на окраинах. Набережная и центральная площадь были ярко освещены электрическими фонарями, со стороны множества ночных заведений играла музыка и доносился шум веселья. Потом повозка свернула на улицу, ведущую в западную часть города, туда где находятся ткацкие мануфактуры, а также кварталы бараков и домишек людей, которые уже не первым поколением трудятся на этих мануфактурах. Повозка еще раз свернула, на улочку где были бордель, пара кабаков и собственно гостиница с говорящим названием «Сладкий сон».

— Да уж, среди такого шума и не выспишься, — посетовал Тилет, когда рассчитавшись с возницей, они с Кинтом остались стоять на тротуаре.

— Тебе и не придется спать, если только вздремнуть в полглаза и следить за вещами.

— А ты?

— А я отправлюсь по делам, и не вздумай показывать нос на улицу или в таверну при ночлежке! Затеешь драку, приедут жандармы и, считай, пропала куча золотых кестов вместе с твоей свободой.

— Согласен, но только при наличии еды и выпивки, а то вдруг ты провалишься где-нибудь по своим важным инспекторским делам…

— С этим решим, — Кинт уверенным шагом направился к входу в гостиницу, откуда минуту назад крепкого сложения парень вышвырнул какого-то человека, а следом бросил ему под ноги старый потертый чемодан.

Холл представлял собой скорее широкий коридор, который упирался в окошко в стене, а сбоку была дверь без ручки. Когда Кинт и Тилет почти дошли до окошка по скрипучим и грязным доскам пола, окошко распахнулось, в нем появилось круглое, как шар лицо управляющего, или кто он тут…

— О! Господа ищут апартаменты? — вытирая платком пот со лба, спросил управляющий, от него неприятно пахло или здесь вообще такой запах кругом.

— Это какая-то нора, — тихо сказал Тилет, — какие уж тут апартаменты, так, песьи норы.

— Да, нам нужна комната.

— Надолго? — управляющий неискренне улыбался и внимательно рассматривал гостей.

— Еще не известно, оплатим за пару суток, а там посмотрим.

— Я вижу, что господа могут позволить себе самые лучшие наши апартаменты, за двое суток всего-то золотой кест. Цена устраивает? — из стены выехал жестяной ящичек.

— Да, — монета брякнула, ящичек заехал в стену, а потом снова выехал, внутри лежал ключ с массивным деревянным брелоком.

— Дектар! Проводи гостей в апартаменты! — закрывая окошко, громко крикнул управляющий.

Массивная дверь без ручки открылась, за ней стоял тот самый парень, что выкидывал кого-то на улицу: шеи почти нет, широк в плечах, уши и нос неоднократно сломаны и с безобразным шрамом через все лицо.

— Каков красавец! — не сдержался Тилет.

Парень ничего не сказал в ответ, а лишь показал рукой с огромной ладонью на винтовую лестницу, ведущую наверх из тамбура за дверью без ручки.

Апартаменты на удивление оказались чистыми, почти не воняло, в наличии туалетная комната, две грубо сколоченные кровати с соломенными матрасами и подушками, в том же стиле стол и два стула, вот и все убранство. Сама комната располагалась на мансардном этаже трехэтажного каменного дома, отчего окошко было всего одно, в низком косом потолке.

— Благодарю, — Кинт, вышел в коридор к здоровяку и протянул ему бумажную купюру, — любезный, тебя не затруднит принести из таверны внизу ужин, разных закусок и вина? Сдачу можешь оставить себе.

В ответ здоровяк согласно кивнул, зажав в ладони бумажку, и удалился походкой портового грузчика. Прикрыв за ним дверь, Кинт достал из дорожного баула трофейный картечник и жестяную коробку, что оставил Морес.

— Это куда это ты собрался с такой артиллерией? — Тилет с удовольствием стянул сапоги и плюхнулся на кровать, отчего тут же поморщился, — дьявол! Как жестко.

— Не я а ты с этой карманной артиллерией, будешь охранять свой покой и наше имущество, не отстрели себе только ничего.

— Не надо думать, что я не умею обращаться с подобным оружием, господин капитан, просто я не люблю огнестрельное и предпочитаю…

— Знаю, знаю, — Кинт поднял руку, останавливая начавшуюся было поучающую тираду Тилета, — ночевать могу не вернуться, дел много, прошу, веди себя тихо здесь.

Открыв жестяную коробку, Кинт обнаружил в ней несколько пачек бумажных кестов в казначейской упаковке, одну положил себе в карман жилетки, вторую бросил Тилету.

— Это тебе, как неприкосновенный запас, засунь в самый дальний карман и забудь о них.

— Хорошо, — Тилет ловко поймал пачку, повертел ее в руке и, не целясь, бросил ее в сапог, — пусть там полежит, потом придумаю куда спрятать.

Кинт вернул коробку обратно в баул, а сам баул задвинул ногой под кровать, туда же отправился саквояж-футляр.

— Ты главное сам не вляпайся ни в какую историю, а то я здесь состарюсь и умру.

— Да, на этот случай… — Кинт задумался, — на этот случай к тебе может прийти женщина…

— Красивая? — осклабился Тилет.

— Очень… ее имя Шагэ, верь ей как мне.

— К сожалению, Кинт Акан, в этом мире была только одна женщина, которой я верил, это моя мать, я уже и не помню ее лица… а вот другим женщинам, тем более красивым, я не верю.

— Согласен, но этот случай скорее исключение, ладно, мне нужно идти.

Кинт столкнулся в дверях со здоровяком, он держал в руке плетеную корзину, от которой исходил головокружительный аромат жареного мяса и специй.

— Заноси, заноси! — оживился Тилет и подскочил с кровати, — ты просто посланник Небес, какой аромат!

Кинт пропустил парня в комнату, а сам направился по коридору к лестнице.

Оказавшись на темной улице Латинга, рядом с дорогой, по которой колесили моторные повозки и конные экипажи, Кинт остановился, раскурил трубку и оперся на фонарный столб плечом. Хотелось лечь на тот кондовый топчан с соломенным матрасом, закрыть глаза и, ни о чем не думая, заснуть. Но голова была как колокол на ратуше в полдень, звенела и роящиеся мысли никак не хотели выстраиваться в четкую линию.

— Куда угодно господину? — после того как шум двигателя стих, в окно кабины высунулся водитель моторного экипажа.

— С чего ты взял, что мне куда-то надо?

— Ну, — мужчина средних лет с рыжими бакенбардами и усами почесал затылок, — ты либо пьян, либо задумался, но то, что ты собрался куда-то ехать, это понятно…

Кинт забрался в салон, откинулся на сиденье и назвал адрес, после чего экипаж, медленно разгоняясь, направился в центр Латинга.

— По пути останови у какой-нибудь хорошей кондитерской лавки.

— Хорошо! — перекрикивая шум двигателя, ответил водитель.

Спустя час, экипаж остановился на слабо освещенной улице в старом городе.

— Вас подождать? — заботливо поинтересовался водитель.

— Через десять минут не появлюсь, уезжай, — Кинт сунул купюру в выдвигающийся ящичек в салоне и ступил на мостовую.

— Как прикажите, — водитель потушил свет фар, чиркнул огнивом и закурил трубку на длинном мундштуке.

Каменная кладка невысокого забора уже вспыхнула зеленью, вьюн, что заплел старые кованые ворота, тоже разросся на летнем солнце, и было непонятно, где кованые пруты, а где ветки вьюна. Пройдя через приоткрытую калитку, Кинт остановился и прислушался, из-за соседского забора снова доносилось мелодичное пение, а в доме напротив свет горел лишь в гостиной. Осторожно ступая и не издавая ни звука, Кинт прошел сначала в каретный сарай, чиркнул огнивом и, подняв его над головой осмотрелся — одноколейник стоит нетронутым, как и комок сена в углу у столба. Покинув сарай, Кинт прошел к двери дома и осторожно постучал…

— Кто, кто там?

— Это я.

Лязгнул засов, дверь распахнулась, и Шагэ повисла на шее Кинта…

— Хвала Небесам! Это ты…

— А ты ждала кого-то еще? — Кинт приобнял ее за талию, это было скорее на рефлексах, потому что Шагэ была готова просто сползти на пол… — тихо, ты что?

— Дурак! — Шагэ кулачком стукнула Кинта по спине, — сначала твоя телеграмма, я сутки головы не поднимала от тех бумаг, потом этот странный старик…

— Чекар его имя.

— Я уже знаю, — Шагэ отстранилась и посмотрела в лицо Кинту, — мне хочется, чтобы ты исчез из моей жизни, но как только об этом подумаю, сразу трясет…

— Интересный поворот.

— А вообще, ты сам виноват! — она нежно оттолкнула его от себя.

— В чем?

— В том, что ты есть! — Шагэ взяла Кинта за руку и потянула за собой, — пойдем, соседи стали любопытны в последнее время.

Шагэ была как всегда прекрасна, даже в домашнем халате и с растрепанными огненно-рыжими волосами. Повесив на крючок в прихожей плащ и трость, Кинт проследовал в гостиную.

— Вот, это для твоей малышки, — Кинт положил на стол картонную коробку.

— Какие мы заботливые!

— Не язви!

— Спасибо, — Шагэ убрала коробку с конфетами в ящик тумбочки, — ты надолго?

— Сначала поговорим и я решу.

— Нет, мой дорогой, Кинт Акан! Решу я!

— Хорошо, — Кинт пожал плечами, — тебе удалось сделать фотокопии, как я просил?

— Нет! Я же сказала, я сутки не сомкнула глаз и перерисовывала все от руки.

— И как, получилось?

— Вполне.

— Неси сюда.

— Мама! Там этот дядя в усах, который отца забрал! — прокричал Дайм и побежал от окошка в детской на кухню.

— Что? — не поняла Сэт, она возилась у очага с завтраком.

— Ну дядя, — Дайм нахмурился, погрозил матери пальчиком и попытался спародировать отца, — не доверяй синим камзолам! Там тот усатый по улице идет…

Вытерев руки о фартук, Сэт прильнула к окну и увидела Мореса, он уже свернул в узкий проход между лавкой и соседским забором, а через секунды раздался настойчивый стук в дверь.

— Сынок, иди к себе, — Сэт погладила сына по голове и нежно подтолкнула в спину.

Дайм нехотя отправился в детскую, подтянув пижамные штаны.

— Только не говорите, что что-то случилось с Кинтом! — открыв входную дверь, вместо приветствия заявила Сэт с металлом в голосе.

— Здравствуйте мадам, — Морес приподнял форменный котелок и учтиво поклонился, — Я тоже рад вас видеть… с Кинтом я виделся часов восемь назад, с ним все в порядке, а вот у вас тут, насколько мне стало известно, что-то происходит, я получил вашу телеграмму…

— Проходите, — Сэт отступила и указала рукой в сторону гостиной.

— Так что случилось? Рассказывайте, — Морес снял котелок и положил на стул, сам же садиться не стал, а заложив руки за спину, приготовился слушать.

— Какой-то бред! Я не знаю всех подробностей, но отца арестовали и обвиняют в мародерстве во время Северной войны.

— Что, простите? — у Мореса поползла вверх тонкая бровь.

— Я же говорю, бред! Его уже допрашивал какой-то судья из Мьента, а отца содержат в гарнизонной тюрьме. А еще… Маар сказал, что отцу обещали снисхождение, если он даст показания на Кинта, будто это он отдавал приказы на мародерство.

Со стороны улицы донеслось тарахтение моторного экипажа, затем в лавке что-то громыхнуло и послышались шаги. Морес прислушался…

— Это Маар приехал, он нам в лавке помогает.

— Очень кстати, пригласите его сюда.

— Что-то с Кинтом? — сразу же спросил Маар, пройдя в гостиную и увидев Мореса.

— С Кинтом все в порядке… Доброе утро, Маар, — Морес шагнул на встречу и протянул правую руку, но потом опомнился и протянул левую, — отвезете меня к ратуше, судья ведь там?

— Да, как паук там расселся, плетет свою паутину… мерзкий тип! — Маар ответил на рукопожатие.

— Поедемте, я не располагаю большим количеством времени. Мое почтение, мадам, — Морес снова чуть поклонился, поднял со стула котелок и вышел из гостиной.

— Это все из-за коменданта, капитана Токэ, — Маар завел двигатель и снял экипаж с тормоза, — он на госпожу Григо глаз давно положил, все таскался в лавку с цветочками да сладостями, еще до того, как Кинт нашелся. А потом стал господина Григо провоцировать… это точно его пакость, господин Морес, всем это понятно.

— Очень интересно, — Морес поправил пенсне, — едем в ратушу.

Один из городовых отступил от двери ратуши, а второй открыл ее, пропуская высокого господина в форменном синем камзоле, с колючим, ледяным взглядом за стеклами пенсне…

— Где судья из Мьента? — на ходу спросил Морес.

— Выехал! — громко ответил тот, что не держал дверь.

— Куда? — Морес остановился и развернулся на пятках.

— В гарнизонную тюрьму!

Морес ничего не сказал в ответ, шустро сбежал по ступенькам, запрыгнул обратно в ожидавший его экипаж, и тот тут же рванул с места, насколько это возможно для такого старья. Было уже позднее утро, Кониг проснулся и ожил — задымили трубы лесопилок и силовых установок портовых кранов, на пристанях гудели баржи, сезонные рабочие компаниями забирались в грузовые фургоны, что повезут их в лес. На главной улице старого Конинга открывались лавки и салоны, и те, кто вчера перебрал и кому не нужно спешить, с помятым видом потянулись в салоны за спасительной выпивкой. В Конинге все еще очень популярен конный транспорт, отчего немощеная центральная дорога была усыпана лошадиным навозом, который иногда убирали, соскребывая в сторону сточной канавы. Раз в месяц жители Конинга устраивали общую приборку, выходили на улицы, вооружившись метлами и лопатами. Это уже давно сложившаяся традиция, и уже не столько для наведения порядка, сколько возможность собраться и выпить, приезжим познакомиться, многочисленным вдовам найти новых женихов, а вечером, на тесной набережной устроить большую городскую пьянку. В Конинге все совсем не так, как в других городах терратоса, да, здесь есть своя аристократия, но здесь нет ни одного нищего. Здесь любому предложат работу, пусть незначительную, пусть за малое количество кестов, а порой и просто за еду, но уже давно никто не голодает в Конинге.

— Да уж, — поглядывая по сторонам, заметил Морес, — у вас здесь что, действительно нет бездомных и попрошаек?

— Господин Морес, — Маар даже хохотнул, — может, когда с осени и останется пара бездомных, что обычно из сезонных рабочих, которые пристрастились к шанту и их вышвырнули из артели, но сами подумайте, кто в нашу зиму выживет без теплого угла? Старик Дукэ бывает добр, и пускает кого из таких в каретный сарай пожить, но гоняет их так, что те забывают с какого края бутыль шанта распечатывается! О, вот и комендатура, но меня туда не пустят…

— Остановись у ворот и подай сигнал.

Скучавший в караульном грибке часовой подпрыгнул на месте, услышав звук образованный струей пара под давлением и вырвавшийся через сопла, этот звук и гудком не назвать, скорее рев.

— Открыть ворота! — сунув под нос подбежавшему часовому свой жетон, спокойно, но весьма настойчиво приказал Морес.

Часовой и в глаза никогда не видел подобных жетонов, но прекрасно слышал о секретариате безопасности терратоса. Он, согласно наставлениям строевого устава, вытянулся как струна и кивнул, отдав честь, а потом, едва не споткнувшись, побежал открывать ворота.

— Жди здесь, — Морес выпрыгнул из экипажа, осмотрелся, без особого труда определил здание тюрьмы и широким шагом направился к нему.

Дежурный надзиратель тоже попытался изобразить строевую стойку, увидев жетон Мореса, но мешал большой живот, а отдать честь было тяжело из-за заплывшей жиром шеи, поддерживающей лысую и круглую как шар голову.

— Где судья из Мьента, где Ян Григо?

— Так они все в подвале, в камере дознания…

— Где? — заорал Морес, отчего толстяк попятился назад и едва не упал, — а ну, веди!

Спустились в подвал, прошли по короткому коридору со сводчатым каменным потолком и остановились у двери, из-за которой доносились шлепки… Картина, которую застал Морес, его взбесила, нет, подобные мероприятия по дознанию он, бывало, проводил и сам по отношению к шпионам, заговорщикам или каким-нибудь бомбистам. Но здесь немного другой случай… Едва держа себя в руках, Морес застыл в дверях. Григо был подвешен за цепь кандалов к крюку в потолке, а распаленный процессом дознания мужчина в звании капитана, судя по нашивкам на расстегнутом кителе, охаживал Григо кулаками по животу и вообще, куда попадет.

— Господа, а что здесь происходит? — громко спросил Морес, прошел к сидящим за длинным столом судье и его секретарю, и положил на столешницу свой жетон.

Свет от нескольких зарешеченных окошек под потолком, косо падал на столешницу, но разглядеть, что написано на жетоне они смогли, отчего оба застыли немыми изваяниями.

— А вы, собственно, кто? — капитан Токэ повернулся к Моресу.

— Кто я? — Морес в два быстрых шага оказался рядом, — я твой спаситель и благодетель…

Хлесткий удар в подбородок заставил ноги капитана взлететь вверх, Морес насел сверху и с каждым ударом, вгоняя нос капитана Токэ вовнутрь черепа и кроша лицевые кости, приговаривал:

— Если… ты не сдохнешь сейчас… то я… отправлю… тебя… служить… рядовым жандармом в северный форт! Но молись… Небесам… чтобы тот… из-за которого ты все это затеял, не нашел тебя!

Капитан неподвижно застыл на полу, последние удары Мореса были словно по мешку с песком.

— Вы… вы его убили? — пролепетал судья.

— Если так, не велика потеря для терратоса, — Морес достал носовой платок и стал вытирать окровавленные костяшки.

Толстяк-надзиратель, что так и стоял в дверях, был готов сам, вот-вот рухнуть в обморок.

— Снимите господина Григо, отнесите его в лазарет комендатуры, живо! — приказал ему Морес.

Судья и его писарь были в шоке, они не знали, как реагировать на произошедшее…

— Теперь с вами, господин судья, — Морес присел на край стола, достал тонкую сигару, не с первого раза трясущейся рукой ее подкурил, с наслаждением затянулся и продолжил, — вы вступили в преступный сговор с капитаном Токэ?

— Эм… но капитан Токэ…

— Сколько? — Морес притянул к себе за ворот судью и отбросил на стул, — не врите, если не хотите сдохнуть на каторге!

— Две тысячи золотых кестов…

— Надеюсь, этих кестов вам хватит, чтобы уехать подальше, и спрятаться так, чтобы вас не нашли… Вы еще здесь? — Морес выдохнул дым в лицо судьи…