Кэлен наконец избавилась от Нэнси и ее помощниц, сказав им, что она слишком устала и хочет только лечь и уснуть. Она отказалась от ванны, от прически, от массажа и от ужина; она разрешила Нэнси только помочь ей раздеться, чтобы не вызвать у нее подозрений.

Оставшись одна, Кэлен зябко потерла голые руки, проверила рану под повязкой и убедилась, что она заживает. Дрефан оказался хорошим целителем, да и припарки Надины помогли.

Накинув халат, Кэлен подошла к письменному столу возле камина. Пламя горело жарко, но, к сожалению, грело только с одной стороны. Она вынула из ящика перо и бумагу. Сняв крышку с серебряной чернильницы, она задумалась, как лучше начать.

Наконец она принялась писать.

Кэлен свернула письмо и надписала имя Ричарда на внешней стороне. Потом она вновь его развернула и перечитала, желая убедиться, что она не дала намека ни на что, чего ему не следовало бы знать. Она была удовлетворена: «исправить создавшееся положение» — достаточно неопределенная формулировка, чтобы о чем-нибудь догадаться. Она надеялась только, что не была слишком резкой, настаивая, чтобы он не вмешивался.

Кэлен взяла свечу, нагрела конец цветной сургучной палочки, капнула красным сургучом на письмо, а затем запечатала его печатью Матери-Исповедницы — две скрещенные молнии. Она поцеловала письмо, погасила свечу и пристроила письмо на столе так, чтобы его нельзя было не увидеть.

Раньше она не задумывалась, почему печать Матери-Исповедницы представляет собой две скрещенные молнии, но теперь понимала: это был символ Кон Дар — Кровавой ярости, древней составляющей магии Исповедниц. Кон Дар призывалась редко, и Кэлен никогда не умела ее призывать; ее мать умерла прежде, чем успела научить этому дочь.

Но после того, как она встретила Ричарда и полюбила его, Кэлен обрела это умение. Она призывала Кон Дар инстинктивно. Охваченная Кон Дар, она рисовала молнии на каждой щеке в знак предупреждения всем, кто осмелился бы встать у нее на пути. Исповедница во власти Кон Дар не способна вести разумные споры.

Кровавая ярость была проявлением Магии Ущерба, орудием возмездия. Кэлен призвала ее, когда думала, что Даркен Рал убил Ричарда. Кон Дар могла быть вызвана лишь во имя какого-то человека и служила лишь для его защиты. Защитить себя с ее помощью Исповедница не могла.

Подобно магии Исповедницы, которую Кэлен всегда ощущала в самой сердцевине своей сущности, Кон Дар с тех пор тоже неизменно была с нею подобно угрожающему штормовому облаку на горизонте. Кэлен чувствовала, как она сразу начинала рваться наружу, когда ей нужно было защитить Ричарда: синяя молния, которая уничтожала все на своем пути.

Не будь у Кэлен этой частицы Магии Ущерба, а лишь обычная Магия Приращения, она не могла бы путешествовать в сильфиде. Сестры Тьмы и волшебники, ставшие приспешниками Владетеля, тоже могли призывать Магию Ущерба.

Кэлен вошла в спальню и бросила халат на кровать. Выдвинув незапертый ящик резного комода, она начала перебирать вещи, ища то, что ей было нужно.

Внутри была одежда, более подходящая для путешествия, чем белое платье Матери-Исповедницы. Кэлен надела темно-зеленые штаны, дрожащими пальцами застегнула плотную рубашку, заправила ее в штаны и застегнула поверх широкий пояс.

Из глубины ящика Кэлен достала предмет, тщательно обернутый в белую ткань. Она положила сверток на пол и, присев на корточки, отвернула углы.

Даже зная, что там, внутри, Кэлен не смогла сдержать дрожь, когда увидела это снова.

На ткани лежал нож духа, который дал ей Чандален. Это было оружие, сделанное из кости его деда.

Этот нож однажды спас Кэлен жизнь. Она убила им Приндина, человека, который был ее другом, но стал приспешником Владетеля.

По крайней мере Кэлен надеялась, что убила его; она не помнила точно, что случилось в тот день. Она была тогда под действием яда, которым Приндин ее опоил. Порой она даже всерьез начинала думать, что ее спас дух дедушки Чандалена. Приндин навалился на нее, и нож, казалось, сам скользнул ей в руку. Кэлен помнила кровь, стекающую по ножу и по ее сжатым пальцам.

Рукоятка ножа была украшена иссиня-черными перьями ворона. Ворон считался самым могущественным духом среди людей Тины: он был связан со смертью.

Дед Чандалена просил у духов совета, как спасти своих соплеменников от Джокопо, которые ни с того ни с сего возжаждали крови и битвы. Никто не знал причины, но результатом стало кровопролитие.

Дед Чандалена созвал сборище, чтобы просить духов о помощи. Его соплеменники были мирным народом и не знали, как защитить себя. Духи научили деда Чандалена; именно тогда племя стало называть себя людьми Тины. Люди Тины защищались и устранили угрозу.

Племя Джокопо перестало существовать.

Дед Чандалена учил сына быть защитником своих соплеменников, а тот в свою очередь научил этому Чандалена. Кэлен знала — немногие могут сравниться с Чандаленом в искусстве войны. В битве с армией Имперского Ордена Чандален был сама смерть. Впрочем, как и Кэлен.

Чандален носил этот нож духа, сделанный из кости его деда, и другой, сделанный из кости его отца. Чандален дал Кэлен тот, что был сделан из кости деда, чтобы его дух защищал ее. И действительно, он ее защитил. Возможно, он защитит ее снова.

Кэлен с почтением подняла нож в руках.

Дедушка Чандалена, вы помогли мне прежде. Пожалуйста, защитите меня теперь. Она поцеловала заостренную кость.

Если она должна предстать перед Шотой, не стоит делать этого безоружной. А лучшего оружия Кэлен не могла бы придумать.

Она привязала вокруг плеча полоску ткани и заткнула за нее нож. Теперь Кэлен чувствовала себя значительно увереннее.

Из другого ящика она достала светло-коричневый плащ. Учитывая холодный весенний ветер, она предпочла бы взять плащ поплотнее, но он был слишком тяжелый. К тому же она не собиралась долго задерживаться снаружи, а в Пределе Агаден теплее, чем в Эйдиндриле.

Она надеялась, что светлый цвет поможет ей незамеченной пробраться мимо охраны около замка, и кроме того, из-под легкого плаща можно быстрее выхватить нож.

На мгновение у нее мелькнула мысль: не безумие ли это, думать, что она успеет выхватить костяной нож быстрее, чем Шота сотворит заклинание, и вообще способно ли такое оружие причинить вред ведьме? Отогнав сомнения, Кэлен набросила плащ на плечи. Все равно, кроме ножа, у нее ничего нет.

Если не считать ее магии Исповедницы. Как и все, Шота боялась магии Исповедницы: от нее не было спасения никому. Если бы Кэлен успела коснуться Шоты, ведьме пришел бы конец.

Впрочем, у Шоты была своя магия, с помощью которой она никогда не позволяла Кэлен подойти к ней достаточно близко.

Но для того чтобы обрушить на ведьму синюю молнию Кон Дар, не обязательно к ней подходить. Кэлен тяжело вздохнула: к сожалению, она не может призвать Кон Дар, чтобы защитить себя. Кэлен защищала синей молнией только Ричарда: один раз, когда на него напал скрийлинг, и другой — когда за Ричардом приехали сестры Света.

Кэлен рассуждала так: Ричард любит ее и хочет жениться на ней; быть с нею всегда. Шота бросила вызов его желаниям и послала Надину, чтобы та женила его на себе. Он этого не хотел.

Но даже если забыть, что Ричард любит Кэлен, Надина причинила ему муку, нанесла душевную рану. Он не хотел ее видеть и терпел ее присутствие только из-за того, что Шота ему угрожала и он не собирался упускать из виду эту угрозу. Но он отчаянно не хотел, чтобы его заставили жениться на Надине.

Шота желала Ричарду зла.

Из-за нее Ричард теперь был в опасности, и Кэлен могла вызвать Кон Дар, чтобы его защитить. Она уже делала это прежде, когда сестры Света хотели забрать Ричарда против его воли. Кэлен могла использовать синюю молнию, чтобы остановить Шоту. От Кон Дар Шота не имела защиты.

Кэлен знала, как работает магия Кон Дар. Она рождалась внутри нее и, подобно магии меча Ричарда, основывалась на ощущении. Если бы Кэлен чувствовала себя вправе ее применить, чтобы защищать Ричарда, Кон Дар откликнулась бы на призыв. Кэлен знала, что Ричард не хочет, чтобы Шота использовала его, управляла бы им и диктовала, как ему жить.

Таково было ее оправдание: Шота желает Ричарду зла. Кон Дар сработала бы против нее.

Сидя на корточках, Кэлен вознесла молитву добрым духам с просьбой наставить ее. Ей не хотелось думать, что она делает это из мести или желания убивать. Она не хотела думать, что собирается просто убить Шоту, и задавалась вопросом, сможет ли придумать оправдание тому, чему оправдания нет.

Кэлен говорила себе, что вовсе не намеревается убивать Шоту. Она хотела лишь добраться до сути этой истории с Надиной и выяснить, что Шота знает о Храме Ветров.

Но если придется, Кэлен намерена была защищать себя. Кроме того, она хотела защитить Ричарда от Шоты — от ее планов разрушить его будущее. Ей надоело служить объектом капризного гнева ведьмы. Если Шота сделает попытку убить ее или причинить страдания Ричарду, она, Кэлен, раз и навсегда положит конец этой угрозе.

Еще не уехав, Кэлен уже тосковала без Ричарда. Как долго они боролись за то, чтобы быть вместе, и вот она вынуждена покинуть его. Если бы ситуация была обратной, смогла бы она проявить такое же понимание, какого ждала от Ричарда?

Думая о Ричарде, она медленно выдвинула верхний ящик, где хранились почти все ее ценности. Она бережно достала свое синее свадебное платье и разгладила пальцами тонкую ткань. Кэлен прижала платье к груди, и на глаза у нее навернулись слезы.

Она аккуратно убрала платье на место, чтобы слезы не капнули на него, и долго стояла, уговаривая себя успокоиться.

Потом Кэлен закрыла ящик. Ее ждали дела. Она — Мать-Исповедница, нравится ей это или нет; Шота живет в Срединных Землях и поэтому тоже является объектом ее внимания.

Кэлен не собиралась умирать и навсегда расставаться с Ричардом, но больше не могла допустить, чтобы Шота вмешивалась в их жизнь — как настоящую, так и будущую. Шота послала другую женщину, чтобы та отбила у Кэлен Ричарда. Она не могла оставить безнаказанным такое вмешательство.

Кэлен укрепилась в своем решении. Зайдя за шкаф, она вытянула веревку, привязанную к крючку и всю увитую узелками. Она была там на случай пожара, чтобы Мать-Исповедница могла спуститься с балкона.

Она открыла стеклянные двери; в лицо ей ударил рычащий ветер и снег. Кэлен закрыла балкон и, накинув капюшон, убрала под него свои длинные волосы. Теперь никто не узнал бы в ней Мать-Исповедницу — если вообще кому-то взбрело бы в голову выйти на улицу в такую ночь. Впрочем, Кэлен знала, что солдаты, охраняющие замок Волшебника, непогоды бояться не станут.

Она быстро обвязала веревку вокруг каменной балюстрады и сбросила тяжелый моток вниз. В темноте она не видела, достиг ли конец земли. Оставалось только надеяться, что тот, кто поместил веревку за платяной шкаф, позаботился, чтобы она была достаточно длинной.

Кэлен поставила ногу на перила, взялась за веревку обеими руками и начала спускаться.

Кэлен решила идти пешком. До замка было недалеко, и кроме того, если бы она взяла лошадь, ей бы пришлось оставить ее там. А если бы лошадь нашли, поднялась бы тревога. Кроме того, было бы труднее незаметно миновать часовых. Добрые духи послали ей на помощь весенний буран, и она должна сполна воспользоваться таким преимуществом.

Идти по тяжелому, мокрому снегу оказалось трудно, и Кэлен подумала, что все-таки зря не взяла Ника. Но она заставила себя не отступать от принятого решения. Если она не будет тверда в мелочах, то в важных делах не добьется успеха.

Почти все окна в городе были закрыты ставнями. Немногие люди, с которыми она столкнулась, были слишком заняты борьбой с ветром, чтобы обращать внимание на Кэлен. В темноте никто не смог бы даже сказать, была ли она женщиной или мужчиной. Вскоре Кэлен оказалась уже за городом, на пустынной дороге к замку Волшебника.

По пути она думала, как лучше обойти часовых. Было бы большой ошибкой недооценивать д’харианских солдат. Они ее, несомненно, узнают. И непременно доложат во дворец.

Самый простой способ — убить часовых, но Кэлен не могла так поступить: эти люди вместе с ней сражались против Имперского Ордена. О том, чтобы убить их, не могло быть и речи.

Пытаться лишить часовых сознания ударом по голове тоже не имело смысла. Этот способ обеспечить тишину никогда не был надежным. По опыту она знала, что удар по голове редко немедленно дает желаемый результат. А если человека не оглушить с первого раза, он заорет во всю глотку, поднимет тревогу, и прибегут другие часовые, готовые убить нарушителя.

Сестра Тьмы и Марлин, вероятно, использовали магию, чтобы пробраться невидимыми мимо постов, но у Кэлен не было такой магии. Та магия, которой она обладала, попросту уничтожила бы их разум.

Можно было придумать какую-нибудь уловку; но д’харианские часовые были сами весьма искусны по части уловок и, вероятно, знали их больше, чем Кэлен могла даже вообразить.

Оставалось пойти на хитрость.

Кэлен не была уверена точно, где она находится, но знала, что замок уже близко. Ветер дул слева, поэтому она свернула вправо от дороги и, пригнувшись, двинулась вперед с подветренной стороны. Когда она подберется к постам достаточно близко, придется ползти.

Если она ляжет на снег, раскинув плащ, и немного подождет, снег налипнет на плащ и скроет ее. Потом она пойдет медленно, и если увидит солдата, опять упадет в снег и будет лежать неподвижно, пока часовой не пройдет. Кэлен пожалела, что забыла надеть перчатки.

Когда, по ее расчетам, она была уже в опасной близости от постов, Кэлен приступила к осуществлению своего плана. Она знала, что труднее всего будет миновать мост: там узко, и ей не удастся прошмыгнуть на безопасном расстоянии от солдат. Но солдаты боятся магии замка и, вероятно, не станут подходить к мосту ближе чем на двадцать или тридцать футов, а в темноте, учитывая еще и снегопад, видимость почти нулевая.

Кэлен уже начала верить, что снег скроет ее и ей удастся проскользнуть незамеченной, когда перед самым ее лицом возникло лезвие меча. Она замерла. Быстро оглядевшись, она увидела, что окружена. В спину ей уперлось копье.

Похоже, она перемудрила.

— Кто идет? — грубым голосом спросил солдат, который стоял перед нею.

Кэлен должна была придумать новый план, и быстро. Она решила сказать часовым немного правды и смешать ее с их боязнью магии.

— Капитан, вы чуть не испугали меня до смерти. Это я, Мать-Исповедница.

— Покажите лицо.

Кэлен откинула капюшон.

— Я надеялась пробраться мимо вас незамеченной. Но д’харианские часовые оказались лучше, чем я думала.

Солдаты опустили оружие, и Кэлен перестала чувствовать наконечник копья у своей спины.

— Мать-Исповедница! Вы тоже здорово нас напугали, клянусь всем святым! Что вы здесь делаете ночью?

Кэлен обреченно вздохнула.

— Соберите всех ваших людей, и я объясню.

Капитан покачал головой.

— Сначала надо укрыть вас от ветра.

Кэлен позволила отвести себя к другой стороне дороги, где стоял простой навес, закрытый с трех сторон парусиной. Он хотя бы немного защищал от ветра и сырости. Для нее и шестерых солдат там было довольно тесно, но капитан настоял на том, чтобы она встала в самой глубине, где было суше всего.

Кэлен чувствовала удовлетворение, что даже в буран д’харианские солдаты так бдительно несут караул, и в то же время ее брала досада на эту их бдительность. Если бы они проморгали ее, насколько все было бы проще! Теперь она оказалась перед необходимостью говорить то, чего ей говорить не хотелось.

— Слушайте внимательно, — начала она. — У меня мало времени. Я выполняю важную миссию и нуждаюсь в секретности. Вы все должны хранить тайну. Вам известно о чуме? — Солдаты закивали, неловко переступая с ноги на ногу. — Ричард, магистр Рал, пытается найти способ остановить ее. Мы не знаем, существует ли вообще такой способ, но он не собирается отступать. Вы знаете, он сделает все, чтобы спасти своих людей.

Солдаты опять закивали.

— А как это связано…

— Я спешу. Магистр Рал сейчас спит. Он истощен попытками найти средство от чумы. Средство, которое включает в себя магию.

Солдаты перестали переминаться и встали прямее. Капитан потер подбородок.

— Мы знаем, что магистр Рал не даст нам погибнуть. Он вылечил меня несколько дней назад.

Кэлен поочередно оглядела всех, кто был под навесом.

— Ну а что, если магистр Рал сам заразится? Прежде чем сумеет найти ответ? Что тогда будет? Мы все погибнем, вот что будет тогда.

На лицах солдат отразилась тревога. Для д’харианцев потерять магистра Рала было равносильно собственной гибели. Лишившись его, они лишились бы будущего.

— Что мы должны сделать, чтобы его защитить? — спросил капитан.

— Магистр Рал любит меня. Все вы знаете, как он меня защищает. Он приставил ко мне морд-сит. Он посылает со мной охрану везде, куда бы я ни пошла. Он не желает, чтобы меня коснулась опасность, и не позволяет злу даже увидеть меня. Я тоже не хочу лишиться магистра Рала. Но что, если он заразится чумой? Тогда мы его потеряем. Я могу помочь ему остановить чуму прежде, чем она коснется нас всех, — раньше, чем он сам найдет способ ее остановить, хотя магистр Рал, безусловно, отыщет его.

Солдаты дружно вздохнули.

— Чем мы можем помочь? — спросил капитан.

— То, что я хочу сделать, требует магии — очень опасной магии. Если я добьюсь успеха, то смогу уберечь Ричарда от чумы. Уберечь нас всех от чумы. Но, как я уже сказала, это опасно. Я должна уехать на несколько дней и при помощи магии попробовать помочь магистру Ралу остановить чуму. Вы знаете, как он охраняет меня. Он никогда не позволил бы мне уехать. Он предпочел бы умереть сам, чем подвергнуть меня опасности. Если мне что-то угрожает, он не слушает никаких доводов. Именно поэтому мне пришлось обмануть морд-сит и других своих телохранителей. Никто не знает, куда я отправилась. А если кто-то узнает, Ричард догонит меня и тогда подвергнется той же опасности, что и я. Но что в этом пользы? Если я погибну, погибнет и он. А если я добьюсь успеха, нет смысла подвергать опасности и его. Я надеялась, что сегодня ночью никто меня не увидит, но вы оказались лучшими воинами, чем я полагала. Теперь все зависит от вас. Я рискую жизнью, чтобы защитить магистра Рала. Если вы тоже дорожите его жизнью, то должны поклясться, что сохраните все в тайне. Даже если он будет смотреть вам в глаза, вы должны сказать, что не видели меня, что никто не проходил мимо вас.

Солдаты начали переминаться с ноги на ногу, откашливаться и неуверенно переглядываться. Капитан беспокойно пробежал пальцами по рукоятке меча.

— Мать-Исповедница, если магистр Рал посмотрит нам в глаза, мы не сможем солгать ему.

Кэлен наклонилась к нему вплотную.

— Тогда вы с таким же успехом можете просто убить его на месте. Это одно и то же. Вы хотите подвергнуть опасности жизнь вашего магистра Рала? Вы хотите нести ответственность за его смерть?

— Конечно, нет! Мы все как один готовы пожертвовать собственной жизнью ради него!

— Я тоже готова пожертвовать ради него своей жизнью. Если он узнает, что я задумала, куда я отправилась этой ночью, он помчится за мной. И может погибнуть. — Кэлен высвободила руку из-под плаща и погрозила солдатам пальцем. — Вы будете в ответе за то, что жизнь магистра Рала подвергнется огромной опасности. Это будет бессмысленный риск, и он может погибнуть.

Капитан изучил глаза каждого из своих людей. Потом выпрямился и потер лицо. Наконец он заговорил:

— Что вы хотите, чтобы мы сделали? Поклялись своей жизнью?

— Нет, — сказала Кэлен. — Я хочу, чтобы вы поклялись жизнью магистра Рала.

По примеру капитана солдаты опустились на одно колено.

— Мы клянемся жизнью магистра Рала никому не говорить, что видели вас снова сегодня ночью. Никто не подходил к замку, кроме вас и ваших морд-сит ранее. — Он обвел взглядом своих людей. — Клянитесь.

Солдаты произнесли клятву и встали. Капитан отечески положил руку Кэлен на плечо.

— Мать-Исповедница, я ничего не знаю о магии, это дело магистра Рала, — и я не знаю, для чего вы пришли сюда ночью, но мы не хотим потерять ни вас, ни его. Вы хорошо подходите для магистра Рала. Независимо от того, что вы собираетесь делать, пожалуйста, будьте осторожны.

— Спасибо, капитан. Надеюсь, что встреча с вами — самая большая опасность, которая ждет меня этой ночью. Что будет завтра — другой вопрос.

— Если вас убьют, мы свободны от клятвы. Если вы погибнете, мы должны будем сообщить магистру Ралу все, что мы знаем. И если мы об этом расскажем, то нас казнят.

— Нет, капитан. Магистр Рал никогда не казнит невинных людей. Именно поэтому мы должны делать то, что должны, чтобы спасти его. Он нужен нам всем, чтобы одолеть Имперский Орден. Эти люди не имеют никакого уважения к жизни — это они наслали чуму. Наслали ее на детей.

Кэлен, нервно сглотнув, посмотрела в серебряное лицо сильфиды.

— Да, я готова. Что я должна делать?

Блестящая серебряная рука поднялась над краем колодца и коснулась вершины кольца.

— Входите в меня. — Нездешний голос эхом прокатился по комнате. — Вы ничего не должны делать. Все делаю я.

Кэлен поднялась на парапет.

— И ты уверена, что сможешь отнести меня в Предел Агаден?

— Да. Я была там. Вы останетесь довольны.

Кэлен сильно сомневалась в том, что будет довольна.

— Сколько это продлится?

Сильфида, казалось, нахмурилась. Кэлен видела свое отражение на яркой поверхности ее лица.

— Отсюда и туда. Вот и все. Я достаточно длинна. Я была там.

Кэлен вздохнула. Сильфида, казалось, не заметила, что проспала три тысячи лет. Что такое для нее день или два?

— Ты не скажешь Ричарду, куда меня отвезла, правда? Я не хочу, чтобы он знал.

Серебряное лицо искривилось в лукавой улыбке.

— Никто из тех, кто был во мне, не желал, чтобы другие об этом узнали. Я никогда никого не предаю. Будьте покойны; никто не узнает, что мы делали вместе. Никто не узнает об удовольствии, которое вы получили.

Кэлен не совсем поняла, что это значит, но вслух ничего не сказала. Жидкая серебряная рука протянулась и обвилась вокруг нее. Теплая и блестящая, она крепко держала Кэлен.

— Не забудьте: вы должны вдохнуть меня, — сказала сильфида. — Не надо бояться. Вы останетесь живы, если вдохнете меня. Когда мы достигнем другого места, вам надо будет выдохнуть меня и вдохнуть воздух. Вам будет страшно, как сейчас вам страшно вдохнуть меня, но вы должны это сделать — или умрете.

Кэлен кивнула, слегка задыхаясь.

— Я помню. — Она не могла бороться со страхом остаться без воздуха. — Хорошо, я готова.

Без дальнейших слов рука сильфиды осторожно сняла ее с парапета и опустила вниз, в ртутную пену.

Легкие Кэлен горели. Она плотно зажмурилась. Она уже делала это, но ей все-таки было страшно вдохнуть это жидкое серебро. В тот раз с нею был Ричард. Сейчас она была одна, и паника овладела ею.

Кэлен подумала о Шоте, которая послала Надину отбить у нее Ричарда.

Кэлен выпустила воздух из легких и сделала глубокий вдох, втягивая в себя шелковистую сущность сильфиды.

Не было ни жары, ни холода. Она открыла глаза и увидела свет и темноту, разделенные надвое. Она почувствовала движение в невесомой пустоте, одновременно быстрое и медленное, скорость и дрейф. Ее легкие были полны сильфидой; сильфида словно проникла в самую ее душу. Время перестало существовать.

Это был экстаз.