9

Она увидела его не сразу. Но в душу ее закрался неясный страх. Она почувствовала, что над ней нависла опасность.

Но она не успела собраться в мыслями, ибо в мгновение ока очутилась на новом месте. Или нет…

Как же это?

Она была в саду, но этот удивительной красоты сад, разбитый с учетом мельчайших деталей и полный такой прелести, что глядя на него захватывало дыхание, эти цветы, благоухающие под сенью высоких деревьев… Здесь не было и намека на степной ландшафт, это не напоминало ни Маньчжурию, ни отроги Алтая, ни сибирскую тундру.

Это была Япония. В этом не могло быть сомнения. И хотя Китай тоже мог похвастаться садовой архитектурой, она находилась не на материке. Сад был подлинно японским, тут нельзя было ошибиться.

«Что же произошло? — недоумевала она. Деревья, окружавшие ее, были так высоки, что она едва различала верхушки. Растительность была до того буйной, все цвело таким пышным цветом, что перекинутый над журчащим ручьем очаровательный маленький мостик, где она стояла, тонул в глубокой зеленой тени. Она словно бы находилась в зеленой пещере, однако задрав голову, она разглядела лестницу, что вела во дворец. Или то был храм?

Как же это так? Я переместилась почти на два века вперед, и все равно я в Японии.

Меня уже зовут не Мачико. Я — Сэдзуко. Но я тоже придворная дама — во дворце другого правителя, в другую эпоху.

Придворной дамой я стала исключительно благодаря стараниям моей матери. Я принадлежу к знатному роду, однако мой прадед по отцовской линии был рожден вне брака. Его отец сбежал в Маньчжурию, после того, как обесчестил мою… Когда же это было? Уфф! — нет, не могу вычислить. Но поскольку оба они были из клана Хейке, ей позволили остаться при дворе, несмотря на ее позор. Только уже не в качестве придворной дамы. Однако потомки ее сумели пробиться. Мужчины стали великими воинами. А женщины — образцовыми дворцовыми прислужницами. Тем более что они обладали художественными наклонностями. И вот теперь подошла моя очередь. Я первая в нашем роду, кто снова удостоился звания придворной дамы. Я горжусь этим! Я состою при дворе самого императора!»

Сэдзуко вздрогнула. Ибо в нос ей ударило неописуемое зловоние. На сад опустилась глубокая, отдающая гнилью тьма.

Девушка, лежавшая на кровати в Осло, почувствовала, как ее утягивает, засасывает куда-то вниз. «Ну началось, — подумала она. — Господи, да что же это такое!»

Ее кружило и кружило, в хаосе тьмы, и утягивало вниз, среди воя и визга, ее душил страх, от которого, казалось, она разорвется на части.

«Это — перемена, — пронеслось у нее в голове. — И явно не к лучшему! Что со мной, что это, что же я натворила?»

Девушка, в трансе лежавшая на кровати, жалобно вскрикнула. Такого всеобъемлющего страха она никогда еще не испытывала, она даже отдаленно не подозревала, что это такое.

Японочка Сэдзуко, ни сном ни духом в этом не виноватая, громко вскрикнула и хотела было обратиться в бегство.

В густой тени, под вьющейся глицинией кто-то стоял.

Наводя столь безмерный страх, что у девушки занялся дух.

Этот некто, возникший перед ней как посланец преисподней, стоял не двигаясь. Зато она услыхала его хриплый, омерзительный голос:

— Вот ты мне и попалась! Скажи спасибо своей собственной глупости.

Японочка Сэдзуко застыла, как кролик перед удавом. Она была не в силах пошелохнуться.

Однако Тенгеля Злого интересовала совсем не Сэдзуко. Он обращался к проникшей в душу Сэдзуко Туве. Каждое его слово пробегало по ее телу мурашками, царапало ей по нервам, как мел по грифельной доске. Слова выговаривались медленно, свистящим шепотом, точно они доносились из недр самого Зла:

— Ну что ты пищишь, Тува из рода Людей Льда, обреченных и проклятых? Я не собираюсь тебя убивать, ведь ты — моя раба и можешь мне пригодиться, когда придет мое время. Но своим сумасбродством ты навредила себе и навлекла на себя мой гнев. Никто — слышишь? — никто, кроме меня, не смеет приближаться к кувшину с водой. Несчастная, неужели ты и вправду думала, что отопьешь одну-единственную каплю этой воды? И завладеешь тайным знанием? Не иначе это тебе внушила Ханна из долины Людей Льда, — она никогда не отличалась большим умом. Ты бы умерла, когда бы только приблизилась к кувшину, а попытайся ты отпить из него, то обратилась бы в прах. Ты восстала против меня, и это дорого тебе обойдется, тебе и твоим родным.

Тува ответила ему голосом Сэдзуко:

— Я не восставала против вас, мой господин и повелитель, единственное, чего я хотела, это укрепиться во зле и расширить свои познания, чтобы лучше служить вам.

— Ах ты жалкая, дрожащая тварь, до чего ж ты глупа! Ты и без того обязана во всем мне повиноваться, и меня не волнуют твои честолюбивые устремления. Здесь приказываю я, так что свои соображения оставь при себе. Однако я не допущу, чтоб ты и дальше вынюхивала да разведывала. Ты оказалась здесь по своей воле, вот и оставайся здесь до тех пор, пока ты мне не понадобишься.

Тува поняла, что он имеет в виду. Точно так же, как он однажды усыпил Эрлинга Скогсрюда в Испании, в пещере, завалив вход камнями, — так он спрячет теперь и Туву. Чтобы в нужный момент бросить в битву против своих врагов. И виновата в этом она сама, она сама вырыла себе могилу, он прав.

В поисках своих предыдущих жизней она действительно шла по следам Людей Льда, или вернее, ближайших предков Тенгеля Злого. Только она уклонилась от главной дороги и свернула вбок. Мачико и мать отца Тенгеля были родными сестрами. Отец Тенгеля зачал ребенка с девушкой из своего же клана Хейке. Он сбежал, а она осталась в Японии. От нее и вела свое происхождение Сэдзуко. От нее и от отца Тенгеля Злого, в котором, видно, тоже было что-то от дьявола. Ко всему прочему, он был еще и колдун. Не от него ли Людям Льда передались их удивительные способности? Японцы, как известно, всегда жили в тесном контакте с духами и призраками, таком тесном, что отнюдь не считали их сверхъестественными существами, во всяком случае, так было в давние времена. В старинных японских легендах и сказаниях не раз упоминаются колдуны.

Так что его, без сомнения, можно причислить к Людям Льда. Как родоначальника.

Сэдзуко же, Тувино воплощение в 12 веке, принадлежала к японской ветви их рода.

Но здесь у Людей Льда не было никакого будущего.

Ибо что-то подсказывало Туве, что примерно в этот период японская линия должна пресечься. Чувство обреченности пробрало ее до костей, словно порыв холодного ветра.

Ее предчувствия тотчас же подтвердились.

Ибо наводящее страх существо, стоящее под побегами вьющейся глицинии, заговорило вновь. Сэдзуко-Туве было достаточно услыхать его голос, чтобы ее охватила мучительная тревога.

Если бы злая воля Тенгеля не парализовала Сэдзуко, которая застыла каменной статуей, она бы давно уже потеряла сознание. Она все еще не могла поверить в реальность происходящего, ей казалось, что все это — просто кошмарный сон.

— Еще четыре года ты проживешь как Сэдзуко, — сказал Тенгель Злой своей не в меру предприимчивой последовательнице. — Через четыре года Сэдзуко умрет, про это знает великий Тан-гиль. Но я уповаю на то, что очень скоро я начну править миром. И про это тоже знает великий Тан-гиль. Втайне ото всех я накопил небывалую силу, которая заставит трепетать весь жалкий человеческий род, в том числе и моих треклятых потомков, чтоб их пожрали черви! Не успеют эти четыре года истечь, как я снова займу свой трон и стану повелевать миром. Так что ты еще сможешь сослужить мне службу — если только я пожелаю вернуть тебя в твой собственный век. Быть может, ты этого даже и не достойна.

— А как же мое собственное «я»? — закричала Тува голосом Сэдзуко. — Я же нахожусь в Осло, как это может…

Не дав ей договорить, он засмеялся тихим, леденящим душу смехом. Обыкновенно смех служит проявлением радости, удовольствия. Но зловещие звуки, которые она услыхала, были совершенно иного свойства.

— Ты имеешь в виду свое жалкое тело, которое там лежит? Хотел бы я посмотреть на того, кто мог бы с ним хоть что-нибудь сделать! Ибо прежде твоя душа должна покинуть Сэдзуко. А этого не произойдет. До тех пор, пока я не пожелаю.

— Ну а когда Сэдзуко умрет?

— Тогда ты тоже умрешь, — сказал он хладнокровно, после чего она услышала наихудшее: — Ты моя служанка, поэтому я сейчас тебя всемилостивейше прощаю. Но ты должна понести наказание…

— Я уже наказана! — крикнула Тува. — Я заточена в чужом столетии!

— Прекрати этот ор, глупая девчонка, он режет мне уши.

— Тогда возьми и заткни их, — яростно прошипела Тува, и ее тотчас же обдало ядовитыми испарениями.

— Ты проявила неслыханную дерзость — задумала нанести мне удар, воспользовавшись слабостями моих родителей, а кроме того, хотела посягнуть на заветный кувшин… Разумеется, это заслуживает наказания! Пока ты находишься здесь, ты должна помнить: когда я восстану от своего глубокого сна, я первым делом найду твоих родственников. Твою мать, твоего отца, твоих распроклятых родичей с Линде-аллее и прочих. Из-за твоей глупости пострадают они. И знай, жалкая тварь человеческая, мне известны самые изощренные методы, чтобы заставить людей кричать от боли и ужаса!

Тува онемела. Мама. Которая неизменно была добра к ней, хотя и не имела никакого понятия о Тувиных интересах. Папа, на которого всегда можно было положиться, и который любил ее, ничего не требуя взамен, лишь бы она, его единственное дитя, была жива и здорова.

А детишки Йонатана Воллена! Которые только накануне говорили, что она очень даже ничего выглядит, которые восхищались и кем — ею, отверженной Тувой!

Она застонала. Натаниель! Милые мои, что же она натворила! Натаниель, который должен спасти весь их род, всю планету! Теперь ему придется несладко, при том, что он совсем еще не готов встретиться лицом к лицу с повелителем тьмы! Натаниель, грустный мечтатель, остро чувствующий свое призвание, как же он со всем этим справится? И она его еще презирала!

А дедушка с бабушкой, Андре и Мали. Не говоря уже о прабабушке Бенедикте! Все они так в нее верили.

— Нет, нет, — простонала она.

— Не кричи, — резко оборвал ее Тенгель Злой. И Тувы не стало.

Она снова воплотилась в маленькую Сэдзуко, которой и была в одной из своих предыдущих жизней. Но теперь обе девушки соединились в одну, где преобладала Сэдзуко, — как-никак это разворачивалась ее жизнь. Тува тоже присутствовала, но в самом потайном уголке ее души. Сэдзуко даже не подозревала об этом. Тува была гостьей, которая проживала там свою внутреннюю, духовную жизнь.

Тува была заточена в чужое тело и душу.

«По крайней мере я красива, — подумала она с юмором висельника. — В кои-то веки я изведаю то, в чем мне было отказано в моем последнем воплощении. Бог мой, да что же это со мной?»

Сэдзуко бросилась вверх по ступенькам. Она была напугана и взволнована. Ей почудилось, будто под деревьями кто-то был, не иначе ужасный злой дух. Быть может, то был дух дерева? А может, дух каменного дракона, который охраняет вход в сад?

Увы, но она не сможет ни с кем этим поделиться. Незачем пугать окружающих, у них и без того достаточно огорчений.

Пока Сэдзуко поднималась по лестнице, происшедшее изглаживалось у нее из памяти. Когда она взошла наверх, у нее оставалось еще смутное ощущение, будто в саду что-то случилось, но вскоре и это ощущение исчезло.

У нее было столько других забот.

За те сто с лишним лет, что истекли с той поры, когда Тува жила в образе Мачико, в Японии произошло немало перемен.

Поскольку японского императора испокон веков почитали как сына солнца, сан его был неприкосновенен. Однако тех, кто действительно управлял страной, — представителей привилегированного класса — сильно потеснило стремительно выдвинувшееся военное сословие. В 1150 году на севере пал клан Абе, — его одолел клан Гэндзи, также называемый Минамото. Тем временем клан Хейке, или Тайра, усилился настолько, что в 1156 году между Хейке и Гэндзи вспыхнула самая настоящая война. Во главе Хейке в ту пору стоял Киёмори Тайра, а во главе Гэндзи — Ёшитомо Минамото. Домогаясь власти, оба они, помимо военных действий, плели бесконечные политические интриги.

Победителем вышел Киёмори Тайра, глава клана Хейке. Он незамедлительно выдал свою дочь замуж за императора, дабы увидеть на императорском троне своего внука.

Спустя десять лет Киёмори был назначен первым министром, а все остальные важные государственные посты были распределены между членами его клана. Они господствовали теперь над большею частью страны. Киёмори использовал свое положение для возобновления торговых отношений с Китаем. Япония ввозила лечебные средства, шелк, хлопок, чеканную монету и многое другое, а вывозила золото и прочие металлы, а также жемчуг. Главе клана Хейке было важно жить на такую же широкую ногу, как жила до этого родовая знать.

Сэдзуко все это было досконально известно, поскольку именно она записывала все, что происходило. Так же как и Мачико, она отлично владела пером.

Киёмори предпринимал все возможное, чтобы сравняться с большими вельможами. Но те отказывались его признавать, и то, что он разъезжал в запряженной волами повозке, или же передвигался в носилках, мало чем могло ему помочь, точно так же, как и то, что будучи военачальником, он окружил себя вооруженными луком и стрелами всадниками, которые в свою очередь содержали своих служилых людей. В глазах аристократов, пусть те и не обладали более реальной властью, он был всего-навсего невежественный, неотесанный мужлан.

В свое время Киёмори допустил роковую ошибку. Когда в 1160 году он наконец-то разбил своего врага Ёшитомо Минамото, он настолько пленился его прекрасной вдовой, что оставил в живых троих малолетних сыновей Ёшитомо. А этого ни за что не следовало делать.

Старинная японская «Повесть о доме Тайра» открывается следующими словами:

Своими диктаторскими замашками, эгоистической политикой и непотизмом, то есть покровительством собственным родственникам, Киёмори нажил себе врагов буквально повсюду, и среди знати, и в высших религиозных кругах, и среди военачальников на местах, которым подчинялись большие вооруженные силы. А то, что он взял и перенес столицу из Киото в Кобэ, отнюдь не прибавило ему популярности. Очень скоро он был вынужден возвратить столицу назад.

В Камакуре укрепился клан Гэндзи. Его возглавлял не кто иной, как один из тех троих мальчиков, которых когда-то пощадил Киёмори. К этому времени они уже успели вырасти и жаждали мести.

В нынешнем же, 1181-ом году клан Хейке столкнулся с большими трудностями.

Киёмори только что умер. Сэдзуко не видела его на смертном одре, но все говорили, что это было страшное зрелище. В наказание за его надменность и высокомерие ему был уготован мучительный конец. У него поднялся такой сильный жар, что пришлось прибегнуть к обливанию, чтобы остудить его пылавшее тело, — однако вода на лету обратилась в пар, с таким шипением, будто ее лили на раскаленные уголья или камни. Та же вода, что попала на его тело, вспыхнула ярким пламенем, и вся комната наполнилась пляшущими огненными языками и густым черным дымом. По словам людей, это означало, что он наработал тяжелую карму, и никакие молитвы на свете его уже не спасут.

Сэдзуко знала, что самым их опасным врагом в клане Гэндзи был второй из троих сыновей, оставленных в живых Киёмори. Его звали Ёшидзуне, и о нем уже слагали легенды.

Чего только о нем не рассказывали. Но подобно тому, как сны, фантазии и вымышленные истории зачастую могут поведать о человеке больше, чем правдивое, неприкрашенное жизнеописание, так и все легенды и мифы, ходившие о Ёшидзуне, имели веса не меньше, чем голые факты.

Ёшидзуне, девятый сын Ёшитомо, был всего лишь годовалым ребенком, когда его пощадил враг отца, Киёмори Тайра. Когда ему исполнилось шесть лет, Киёмори решил отослать его в буддистский храм, находившийся в диких горах на севере. Но юный Ёшидзуне то и дело удирал оттуда; в горах он повстречал таинственного отшельника, который выучил его стрелять из лука и обращаться с мечом. По слухам, мальчик рос диким, необузданным и своевольным. Он отказался выбрить голову, как это подобает монаху, и выказывал больше интереса к военным подвигам, чем к молитвам.

В одной из ходивших о нем легенд рассказывалось о неком человеке богатырского роста и сложения, который похвастался, что подстережет на дороге тысячу путников и поотбирает у них мечи, а на вырученные деньги поможет отстроить храм. Добыв девятьсот девяносто девять мечей, он расположился однажды вечером у моста в Киото и стал поджидать свою последнюю жертву. Он увидел в темноте, как навстречу ему, беспечно наигрывая на флейте, бредет худенький паренек в одеянье послушника. Закаленный в боях богатырь посчитал было, что этот тщедушный юнец не может быть достойным противником, но когда они схватились, выяснилось, что паренек, а это был Ёшидзуне, поднаторел в воинском деле. Его нипочем нельзя было одолеть. Богатырь проникся к нему таким уважением, что попросил позволения стать его слугой. И получил согласие. Имя его было Бенкей.

Еще ребенком Ёшидзуне довелось прочесть семейную хронику клана Гэндзи, и тогда он осознал, кто он такой. С того самого мгновенья все его помыслы были направлены к одной-единственной цели: уничтожить клан Хейке и тем самым отомстить за поражение своего отца. И возродить могущество своего клана.

Сэдзуко было известно, что Ёшидзуне удалось сбежать от монахов, что несколько лет он провел в уединении, но сейчас примкнул в войску своего старшего брата. Она боялась его, как и все остальные, — каждый мужчина, который приближался к дворцу, в котором она жила, подвергался тщательному осмотру. Если оказывалось, что он невысокого роста и худощав, с девичьи тонкими чертами лица, за которыми скрывалась решимость воина, обитатели дворца тотчас же били тревогу. Это мог быть Ёшидзуне, вознамерившийся захватить их врасплох.

Клан Хейке был сейчас как никогда уязвим. Киёмори скончался, император — тоже. На императорском троне сидел внук Киёмори, сын его дочери, выданной в свое время замуж за покойного императора. Но мальчику было только четыре года. И слишком уж много влиятельных людей в стране повернулись к клану Хейке спиной…

Два часа, прожитые ею в обличье Сэдзуко, нисколько не воодушевили Туву. Судя по всему, дела клана Хейке, или, как его еще называли, Тайра, были плохи.

Жаль! Ибо она понимала, что Хейке-Тайра были прародителями Людей Льда.

Ей не нравилось, что они проиграют.

Хотя этого еще и не произошло.

В то же время вожди этого клана не вызывали у нее симпатий, настолько они были поглощены собой и не заботились о нуждах народа.

Ну все, она достаточно уже побыла Сэдзуко. В общем-то у нее осталось не так уж и много воплощений — если только она не захочет переместиться еще дальше назад, а этого она делать не собиралась.

Она хотела вернуться обратно в настоящее. Оказаться на кровати в квартире Лисбет.

Она дождалась, пока Сэдзуко вместе с другими придворными дамами расположилась на полуденный отдых. Все они состояли при малолетнем императоре Антоку, или правильнее сказать, подчинялись его бабушке, высокородной Ний, вдове Киёмори.

Но Туве было на все это наплевать. Она хотела домой, в Осло.

Когда Сэдзуко вошла в прохладный покой и прилегла в тишине, Тува сосредоточилась.

«Я хочу вернуться в Осло, — подумала она, — в 1959 год».

Ничего не воспоследовало. Абсолютно ничего. Она даже не перенеслась в пустое — промежуточное между воплощениями — пространство, она просто-напросто осталась там, где была.

Она сосредоточилась изо всех сил. У нее должно получиться, ведь до этого все было так удачно.

Ничего не помогало. Она как была Сэдзуко, так ею и осталась.

По истечении часа Тува вынуждена была признать ужасную истину: Тенгель Злой был реальностью, так же как и его заклятие. Она была обречена оставаться там, где была. До тех пор, пока она ему не понадобится в битве с Людьми Льда, или пока не истекут отмеренные ей четыре года. И тогда Сэдзуко умрет. А с нею и Тува. Но уже навечно.

Никогда она больше не увидит ни Осло, ни своих родителей, ни остальных родственников. Если только ее не бросят в битву — против них.

Серьезность случившегося поразила ее точно громом. Она вскрикнула во весь голос, однако Сэдзуко — так же как и девушка, лежавшая на кровати в Осло, — не издала, разумеется, ни малейшего звука.

Что же ей теперь делать? Ей просто необходимо придумать какой-то выход!

Но никто не силах помочь ей. Никто. Кто разыщет душу, которая заблудилась в давным-давно минувшем столетии?

Отчаяние и горе совсем придавили Туву. Она была не в состоянии ясно мыслить, ею завладела страшная тоска по близким, которые сейчас находятся дома, в собственном ее столетии. Зачем она здесь? Судьба Сэдзуко решена, этой молодой женщине отпущено еще четыре года жизни. А Туве? Или она последует за японкой в могилу, или…

— Натаниель! — безмолвно воззвала Тува. — Натаниель, ты единственный, кто, может быть, способен помочь мне. Я в это не очень верю, но я в отчаянии.

Она сосредоточила на нем все свои мысли.

— НАТАНИЕЕЕЕЛЬ! — беззвучно вскричала она.

И в тот же самый миг глазам ее предстало удивительное зрелище.

Перед ней проплывали белыми лепестками женские лица, исполненные такой печали, что у нее сжалось сердце.

— НАТАНИЕЛЬ! ПОМОГИ МНЕ, НАТАНИЕЛЬ! — взмолилась она, напрягая все свои мысли.

Она услышала голоса. «Хейке исчез», — говорили они. — «Тайра бесследно сгинул. Сгинул при Данноура».

Это были лица придворных дам, теперь она их узнала. Охваченная безумным страхом, она еще раз беззвучно воззвала:

— НАТАНИЕЛЬ! ПОМОГИ МНЕ, Я НЕ МОГУ ВЕРНУТЬСЯ НАЗАД!

И тут же поникла в отчаянии. Какая она дура! Что может сделать Натаниель? Он и наполовину не обладает ее сверхъестественными способностями. Он ничего не может, не станет даже и пробовать.

Она обречена. Споткнулась на своей собственной глупости. Разве можно было играть с собственной жизнью!

И вот пришла расплата. Она в ловушке! В ловушке времени.