Глава 38

Встретили меня, естественно, вышибалы. Два типичных быка в черных кожаных куртках и шитых на заказ штанцах. Тот, что поменьше, держа чуть на отлете «кольт», целил мне в грудь. Баулы с деньгами тяжким грузом давили мне на плечи.

– Джимми меня ждет. Меня зовут Эдди Флинн.

– Руки на стену, – приказал тот, что с «кольтом», не такой урод, как его напарник. Его тупые карие глазки почти полностью скрывались в черной тени нависающих над ними троглодитских бровей. Дружок его был повыше ростом и, наверное, родился все-таки с носом – пока кто-то не решил напрочь его откусить. На месте носа у него из физиономии слегка выступал здоровенный шрам, похожий на небрежно защипанный пельмень с двумя черными прорезями по бокам, сходившими, видимо, за ноздри.

Я даже не двинулся.

– Насрать мне, кто ты такой. Не войдешь, пока я тебя не обшмонаю, – сказал вышибала с пистолетом.

– Ты даже пальцем не тронешь ни меня, ни эти кутули. У меня есть четыре миллиона причин, чтобы создать вам, парни, очень большие проблемы. Если я сейчас просто развернусь и уйду, Джимми наверняка захочется узнать, что за говнюк меня отсюда выставил. А я сразу скажу – а вон тот красавчик и его кореш, дед-мороз-красный-нос. Так что осади-ка назад, пижон, не то я так тебя усыплю, что вовек не проснешься!

Парни переглянулись.

– Ладно, но шаг в сторону, и мы вышибем тебе мозги.

Оба уткнули стволы мне в затылок и таким манером проводили в зал. В ресторане в этот момент обслуживался только один стол, за которым Джимми по ходу завтрака проводил утреннюю летучку – собственно, обычное толковище по понятиям, только с кормежкой.

Что бы там ни говорили в кино и в прессе, на самом-то деле у мафиози нету никаких званий, рангов и титулов. Во всяком случае, не в нынешние дни. Да, советники есть, консультанты тоже, но никаких там капитанов и боссов над боссами – оставьте все это Скорсезе и Копполе.

Однако с другой стороны, конечно, мафия – это вам не какой-то там коммунистический коллектив. Без босса в этом деле никак. В данный отрезок времени боссом был Джимми – в избранном криминальными семьями исполнительном комитете он выступал в качестве кого-то вроде председателя. Из десяти парней, собравшихся за столом, каждый как минимум раз кого-нибудь пришил. Джимми, наверное, побольше всех остальных – причем на близком расстоянии и лично. Своими собственными руками. Такая уж работа. Но вообще-то обязанности тут распределялись по принципу «кто в чем больше силен». Вот, к примеру, кузен Альби – который по жизни всем кузен, независимо от того, кто ты и откуда – со своим высшим образованием и дипломом был весьма компетентным бухгалтером. Рулил денежными потоками – там снять, туда положить, оттуда перевести, да еще и простирать все это в тридцати водах. Альби любил повторять, что есть тридцать абсолютно надежных способов отмыть деньги, только нужно задействовать все тридцать одновременно. Если будешь использовать только один метод, обязательно спалишься. А когда все тридцать, то, во-первых, не рискуешь большими суммами, а, во-вторых, меньше обращаешь на себя внимание. Альби одевался с иголочки, выглядел молодо и респектабельно и ни капельки не походил на гангстера.

В данный момент кузен Альби чинно кушал кашу из большой миски. От Джимми он сидел по левую руку. По правую я узрел его полную противоположность – Фрэнки. Тот бумажками и счетами не заморачивался, предпочитал простой ручной труд. Кожу у него на лапах можно было сравнить по фактуре с грубой наждачной бумагой – номера эдак третьего. Помню историю, как он нарастил себе на костяшках такую шкуру, как у бегемота, – всего за три дня, пока безостановочно молотил какого-то поляка, оказавшегося стукачом. К тому моменту, как Фрэнки с ним закончил, у бедолаги не осталось ни одного целого зуба, а рожа раздулась вдвое от своего нормального размера. Фрэнки настолько раздолбал себе кулаки, что неделю даже не мог сесть за руль. Сидел дома, опустив багровые переломанные руки в ведра со льдом. Физиономия у него с руками особо не дисгармонировала. Ему уже под шестьдесят, и это хорошо заметно. За столом в тот день страшноватые грубые лапы Фрэнки деликатно подносили ко рту сандвич.

Отопление в зале, судя по всему, фигачило на всю катушку. Я сразу почувствовал, как на лбу выступает пот. Ресторан мог вместить где-то с сотню народу за полусотней или около того столиков. Толстенный ковер в серовато-сиреневых тонах намекал вроде как на нечто неброско-старинное в интерьере, но двадцать огромных светильников сияли во всю мощь, словно в средней руки кинотеатре.

Вид у Джимми был самый обыкновенный, как и всегда. Обычно он носил простецкие свитера с темными брюками и нигде не появлялся без кепки на голове – отсюда и погоняло. Кепка была еще дедушкина, куплена на Сицилии годах в шестидесятых – серая, плоская. С того момента, как деда в Чикаго замочили копы, Джимми стал носить его кепку каждый божий день. Поговаривали, что он даже спит в ней. Такая вот уважуха к старшим. Из-под кепки выглядывали короткие черные волосы. Ростом Джимми не отличался, но был сложен как борец – толстенные руки, на груди и шее бугрится мощная мышца́. Начинали качаться мы вместе, в зале Мика Хоули, молотя по увесистым мешкам и гоняя с ними вверх-вниз по старой скрипучей лестнице. Когда отец впервые привел меня туда, никого из местных ребят я не знал. Были там в основном ирландцы в первом или втором поколении. К одному из ребят вообще никто не подходил – это и был Джимми Феллини. Поскольку сам я наполовину итальянец, мы о чем-то с ним разговорились – и вскоре уже на па́ру стирали костяшки на кулаках, отжимаясь на полу из крашеного бетона. Вообще-то говоря, мы с Джимми были неразлейвода как минимум лет пятнадцать. С тех пор как я последний раз его видел, он явно набрал несколько фунтов. А я вот свой вес сохранил, восемьдесят пять кэгэ, как в аптеке – далеко не задохлик, но и не грузный кабан какой-нибудь.

Когда воротчики подвели меня ближе, базары за столом прекратились, и все уставились на меня.

– Что за дела, Эдди? – спросил Джимми.

– Помощь нужна, готов не поскупиться.

– А что в сумках?

– Четыре миллиона долларов. Олек Волчек зацапал мою дочь. Надо ее как-то вернуть; вот ищу, кто бы подсобил.

– Да ну? Сто лет тебя не видел, кидала… А откуда мне знать, что ты не работаешь на русских?

– А оттуда, что если б я хотел вас всех сейчас замочить, парни, то давно уже это одним пальцем сделал бы! – Я вытащил из кармана пульт и помахал им в воздухе. – Так что, пацаны, хотите заработать пару «лимонов» или вы тут ремонт давно не делали?

За столом воцарилась гнетущая тишина. Никто не шевелился. Все взгляды были устремлены на Джимми. Одно его слово, и меня разорвут на куски.

Губы его вдруг сложились в улыбку. Джимми просек. Просек, что только что купился, как дитя.

Встал, вытер губы шелковым платочком и уже по-настоящему заржал.

– Эдди, Эдди-Финт, братан! Поди ко мне, я так по тебе соскучился! – радостно гаркнул он на весь зал, двигаясь ко мне с распростертыми руками. «Эдди-Финт». Давненько меня так никто не называл.

Джимми заключил меня в объятия, похлопал по спине. Чисто дружеский жест, но при этом он заодно проверил, нет ли на мне каких-нибудь проводов или еще чего-нибудь стрёмного. Как хорошо, что я оставил бомбу в здании суда! Опять увидеть Джимми было все равно как вернуться домой. Это восхитительное чувство длилось не больше секунды, поскольку я сразу же осознал, что здорово рискую жизнью дочери, явившись сюда. Любовь к ней и желание вернуть ее навалились на меня с такой силой, что я даже скрипнул зубами.

– Джимми, они забрали мою малышку!

– Ну, теперь это уже ненадолго, – отозвался он.