Глава двадцать девятая

Едва за Мартином закрылась дверь, как ребята вскочили и бросились к дому. Никогда в жизни Билли не бегала так быстро, и никогда в жизни она не бывала так зла. Как Мартин посмел причинять вред другим людям? Злость была так велика, что страх, от которого у Билли болел живот, пропал.

Друзья сразу поняли, что эту часть плана они разработали не особенно тщательно. Они обсудили только, как ворвутся в дом и захватят «привидение» с поличным. Но пока они с топотом неслись по ступенькам и через террасу, Билли усомнилась, что этого будет достаточно. С чего Мартину пугаться трёх детей?

Но он испугался. Это было видно. Первой рванула ручку двери и вбежала в дом Симона. Аладдин и Билли подоспели сразу за ней, и никто из них не стал соблюдать тишину или осторожность.

– Не двигайся! – завопила Симона, когда они обнаружили Мартина в гостевой комнате, с картонной коробкой в руках.

Перепуганный, Мартин с грохотом уронил коробку. Он просто стоял как вкопанный и не отрываясь смотрел на ребят. Он уже не выглядел ни напуганным, ни разозлённым – просто печальным. Когда Билли взглянула ему в глаза, там было такое море тоски, что ей захотелось заплакать.

На мозаичном столике снова лежал рисунок из тех, что Билли сложила в коробку в первый день. Билли подошла к столу и прочитала оставленную на рисунке записку: «Последнее предупреждение. Если ты не успокоишься – всему конец».

– Это ты написал? – сердито спросила она, указав на рисунок.

Почерк на рисунке был похож на детский, но Билли уже не думала, что эти слова написал ребёнок.

– Да, – тихо признался Мартин. – Я.

Злость смешалась с печалью. Что Мартин делает? И зачем?

– Это ты тайком пробирался в дом? – спросила Билли. – Ты стучал в окна по ночам?

Мартин кивнул, как немой, по его щеке поползла слеза. Билли сглотнула, чтобы тоже не заплакать.

– Ты должна понять… – начал Мартин. – Я хотел… я так хотел… я… – Он вдруг замолчал.

– Чего хотел? – спросил Аладдин, шагнув в комнату. – Что Билли должна понять?

Мартин глубоко вдохнул:

– Я только хотел, чтобы с вами не случилось ничего плохого. Как когда‐то случилось со мной.

Билли покачала головой:

– Ты не хотел, чтобы с нами случилось что‐то плохое? Но ты же делал всё, чтобы я возненавидела этот дом. И плохое случалось со всеми, кто здесь жил, и с моей мамой. Со всеми. У кого‐то даже плита загорелась. Тоже твоих рук дело?

– Нет, – сказал Мартин. – Нет, я никогда никому не причинял вреда. Такого вреда. Происшествие с плитой было несчастным случаем. Я только старался, чтобы дом опустел. Потому что они так хотят. Стеклянные дети. Никто от них не уйдёт. Рано или поздно всё кончается плохо. Для всех.

Уйти из гостевой комнаты и устроиться в гостиной предложила Симона. Мартин обессиленно сгорбился в кресле, когда‐то принадлежавшем папе Билли; кресло было одним из немногих предметов, которые Билли с мамой привезли сюда из Кристианстада.

– Не знаю, что вам уже известно, – начал Мартин. – Но я когда‐то жил в этом доме. С мамой и папой.

– Всё это мы знаем, – перебил Аладдин. – Мы говорили с твоим папой.

Мартин открыл рот.

– Вы говорили с Манне? – изумился он.

Билли гордо кивнула. Они вообще много с кем говорили.

– Тогда понимаю. Вы и правда знаете многое, – тихо сказал Мартин.

Он погладил ладонью брючину, словно расправляя какую‐то складку. И, вздохнув, заговорил:

– Мне было пять лет, когда дом сгорел и погибла моя мама. Полиция говорила, что это несчастный случай, но когда я стал постарше, то узнал, что у этого дома своя история. Что в нём когда‐то был приют, где умерло несколько детей, а няня повесилась в гостиной.

Мартин замолчал и поднял взгляд на потолочную лампу, которую повесили Билли с мамой.

– Наша лампа раскачивалась туда-сюда, – сказал он дрожащим голосом. – Хотя и оба окна, и двери были закрыты. Такое бывало не раз. Больше я ничего не помню, но и этого достаточно. В доме обитают призраки, которые не обрели покоя. Они не хотят, чтобы здесь жил кто‐то, кроме них. И наказывают тех, кто остаётся. Вот почему они сожгли наш дом.

Он снова помолчал, глядя на Билли.

– Вот почему я стал «привидением». Чтобы никто не задержался здесь надолго и не случилось какое‐нибудь несчастье. Чтобы никто не умер.

– Неправда, – возразила Билли. – Ты сам сделал так, чтобы лампа раскачивалась. В доме нет других привидений, кроме тебя.

– К тому же серьёзные несчастья здесь всё‐таки случались, – взволнованно прибавил Аладдин. – Вспомни семью, которая жила тут до Билли. Девочка чуть не утонула.

У Билли появилось ужасное подозрение.

– Неужели это ты пытался утопить её? – Ей даже смотреть на Мартина не хотелось.

У Мартина на глазах снова выступили слёзы.

– Они жили здесь так долго, что я отчаялся, – прошептал он. – К тому же они вынесли всю мебель. В привидения верила только девочка, а этого недостаточно. Чтобы убедить взрослых, должно было произойти что‐нибудь по‐настоящему ужасное. Я дождался, когда она играла одна, и проплыл под водой. Утянул её под воду и держал. Я бы ни за что не убил её. Никогда. Она не пострадала – только испугалась.

– Какой ужас. – Симона поджала под себя ноги. – Ты вредил людям, чтобы они уезжали отсюда. Разве так поступают?

– Но мне всё удавалось! – громко сказал Мартин, и его голос вдруг стал злым. – Никто не умер после того, как сгорела моя мама. Никто!

В комнате воцарилась тишина. Билли не знала, что сказать. У неё не было нужных слов, чтобы высказать то, что, по её мнению, Мартину следовало услышать.

– Ты думаешь, в доме полно опасных призраков? На самом деле? – спросил наконец Аладдин.

– Я не думаю. Я знаю.

– Но пожар, в котором погибла твоя мама, был несчастным случаем.

– Нет. Нет!

– И поэтому ты преследовал всех, кто переезжал сюда?

– Да.

– Но зачем тогда ты отремонтировал дом? – спросила Билли. – Если ты уже тогда знал, что с домом неладно, зачем ты привёл его в порядок?

– Мне пришлось это сделать, – сказал Мартин. – Как ты не понимаешь? Если стеклянные дети не получат своё, они не оставят меня в покое. Когда отец купил этот дом, в комнатах ещё стояла приютская мебель. Папа убрал её и перекрасил дом изнутри и снаружи. Думаю, это была его самая большая ошибка. Что он попытался избавиться от всего старого. Пока мы не въехали в дом, призракам никто не мешал. И когда я перестраивал дом, я постарался вернуть ему прежний вид. Только чтобы успокоить детей.

От этого удивительного рассказа мысли в голове у Билли полетели свободно. Вряд ли имело смысл беседовать с Мартином и дальше. Его отец был прав. Мартин повредился из‐за того, что ему довелось пережить в детстве. Грустная правда. Но Билли хотела получить ответ ещё на один вопрос:

– Но если ты думал, что дом опасен, почему ты не оставил его стоять пустым? Зачем ты снова и снова продавал его?

Аладдин и Симона закивали. Эта мысль им тоже не давала покоя.

– Потому что мне нужны были деньги, – обречённо вздохнул Мартин. – У меня не оставалось выбора. Меня преследовал банк. Рыбак из меня получился никудышный. Надо было или продать дом, или стать бездомным. Ведь сам я жил не здесь, а в другом месте. Содержать дом стало слишком дорого. А переехать в него, конечно, и думать было нечего. Но я вёл себя ответственно. Когда очередные жильцы покидали дом, я приводил всё в порядок. Я всегда старался помогать тем, кто жил здесь, я следил, чтобы они уехали вовремя. Пока за ними не пришли стеклянные дети.

Он откинулся на спинку кресла.

– Можете говорить что хотите, но я знаю, что поступал единственно правильным образом. Только так можно было контролировать происходящее.

Манне явно был прав насчёт того, что Мартин повредился умом в ночь, когда погибла его мать. Его слова были такими странными! Подумать только, всю свою жизнь Мартин положил на то, чтобы следить за привидениями, которых не существует.

– Расскажи, как ты сделал, чтобы лампа раскачивалась, – попросила Билли.

– Но ведь я уже говорил! Она раскачивается сама. Клянусь! – Мартин затряс головой.

Билли взглянула на Аладдина и Симону. Оба покачали головами. Мартин лгал. Наверняка он сам устроил так, что лампа качалась на крюке. Каким‐то образом.

– Ну а отпечаток ладони в пыли? – спросила Билли. – Тоже не ты подстроил?

– Отпечаток оставил я, – сознался Мартин. – Я прокрался в дом, когда вы с мамой уехали, и приложил к столу кукольную руку. А в окно я стучал, стоя на лестнице.

Кукольная рука. А Билли решила, что это ладошка ребёнка.

– Что будем делать? – спросил Аладдин. Билли встала.

– Я позвоню Юсефу, – сказала она. А потом повернулась к Мартину: – А ты подожди здесь.

– Конечно, подожду, – прошептал Мартин. – Куда мне теперь идти?