16

Оливьери находился в загоне, который приспособил себе под комнату. Спальник был свернут и убран в угол, посередине стояли три пластиковых стула и стол. Грудой на полу валялись куски битума, бывшие когда-то оболочкой гроба. Дюжина кусочков поменьше лежала на столе – блестящие, гладкие, но с острыми краями. Некоторые из них были собраны с трупов, которые изучала команда профессора Маршалл, но остальные следовало отобрать и подготовить своими силами.

Хлоя сидела на одном из стульев и с помощью беспроводной дрели проделывала отверстия в кусочках битума, а Эррик продевал через них толстый грубый шпагат. Оливьери сортировал новые кусочки по размеру, предпочитая отбирать те, на коих еще виднелись следы древнего непостижимого языка, с которого пытался переводить отец Корнелиус. Оливьери старался не думать о способности священника понимать смысл этих выгравированных надписей. Сейчас не время для зависти.

– Вот этот еще, – сказал он, вынимая очередной кусочек из кучи на полу.

От неудобной позы спина и колени разболелись.

Из-за жужжащей дрели Хлоя его не слышала. Оливьери похлопал ее по плечу, и девушка сняла палец с кнопки пуска.

В наступившей тишине они услышали крики. Оливьери вскинул голову и пробормотал «нет». Эррик вскочил так резко, что его стул отлетел назад. Кулаки его сжались и разжались, он ругнулся, осознав, что не имеет при себе никакого оружия.

– Хлоя, – сказал он и потянулся к ее дрели.

Но она нахмурилась и отвернулась от него. Оливьери прекрасно ее понял. Она ни за что не отдаст свое единственное оружие кому бы то ни было. Не спуская пальца с кнопки пуска, Хлоя встала у выхода. Оливьери сделал шаг назад, уперевшись в стену спиной. Из прохода донеслись новые крики. Они услышали шлепок, который мог быть только ударом чьего-то тела о пол, затем мимо их загона пробежали несколько человек, спасающихся бегством. Оливьери понимал, что им тоже следует идти.

– Бегом! – заорал он. – Оба разом, быстро!

Эррик бросил взгляд на кучу битумных обломков, схватил самый большой и острый кусок и выскочил с ним в проход. Ветер донес до них чей-то животный крик. Оливьери увидел, как один из сотрудников налетел на Эррика, пытавшегося обойти какое-то препятствие. Эррик поднял голову, уже готовый к драке, но вдруг в тусклом свете мелькнул чей-то ледоруб и воткнулся в его плоть. Поскольку Эррик в последний момент дернулся, клюв ледоруба проткнул вместо груди плечо. Но он упал, и напавший прыгнул на него сверху, поднимая ледоруб для еще одного удара.

Оливьери закричал – будто мог остановить криком убийство.

Хлоя выбежала из загона и, перехватив дрель как дубину, ударила ею по голове того, кто напал на Эррика. Мужчина покачнулся назад, и Оливьери увидел, что это был Зейбекчи. Или демон, сидящий внутри Зейбекчи.

Закричав, Хлоя приставила дрель к его щеке и нажала на кнопку пуска. Сверло завизжало, вспарывая плоть и вонзаясь в кость. Но Зейбекчи только улыбнулся. Он протянул руку и взял Хлою за волосы. Сверло погружалось в его лицо все глубже, мелкие капельки крови брызгали на Хлою, но вот он поднял вторую руку, сложенную в клешню, вонзил ногти в шею девушки и вырвал ее горло с мясом. Вслед за этим нечеловечески сильный демон, сидящий внутри Зейбекчи, спокойно проследил за тем, как осела на пол истекавшая кровью Хлоя. Дрель упала рядом с дергающимся умирающим телом, и Зейбекчи обратил свой взор на Эррика.

Оливьери был так напуган, что не мог сдвинуться с места. Он даже не дышал, чтобы его не услышал демон. Чтобы не заметил его. Чтобы не пришел за ним.

Словно прочитав его мысли, демон повернулся и глянул прямо в убежище Оливьери. Рот Зейбекчи искривился в усмешке.

Затем появился кто-то еще. И этот кто-то двигался очень уверенно. Сначала в челюсть Зейбекчи врезался кулак, затем демон взревел – с удивлением и яростью. Ему не понравилось, что кто-то осмелился дать отпор.

Уокер услышал, как выкрикнули его имя. Ким и Хакан бежали следом по проходу второго этажа, но теперь медлить было нельзя. Позже мистер Авчи станет выяснять, все ли правильно сделал Уокер, чтобы спасти Зейбекчи. Турецкое правительство назначит официальное расследование. Ким Сон как наблюдатель от ООН будет обязана представить подробный доклад о том, что произойдет дальше. Но, так или иначе, это дальше должно случиться.

Уокер доверился слепым инстинктам, но его инстинкты были отточены годами практики и смертельно опасного опыта. Он ударил Зейбекчи в челюсть с замахом от бедра, вложив в удар всю свою силу. Такой удар свалил бы кого угодно и мгновенно вырубил. Но Зейбекчи только отшатнулся назад, мотнул головой и немедленно зашипел на Уокера. Спустя секунду шипение переросло в звериный рев.

Уокеру удалось разозлить демона. Этим даже можно было бы гордиться, если бы Зейбекчи не улыбнулся снова. И улыбка его была слишком широка для человеческого лица – Уокер увидел, как рвутся уголки губ турка и оттуда вытекает кровь.

В это мгновение Уокер отдал бы что угодно за пистолет. У него был свой, но он не успеет его вытащить. Возможно, у Хакана еще остался пистолет Зейбекчи, но на него вряд ли можно рассчитывать.

Демон бросился к нему, пригнув голову. Уклонившись в сторону, Уокер ударил Зейбекчи в темечко локтем. Крючковатые пальцы вцепились в ногу, порвали штаны и впились в плоть бедра. Повернувшись, чтобы появилось место для размаха, Уокер нанес еще один тяжелый удар в голову Зейбекчи, затем отдернул ногу и ударил еще два раза.

Жутко закричав, одетый в плоть Зейбекчи демон резко поднялся, крепко схватил Уокера и стал отрывать его от земли. Вокруг стоял густой запах смерти. Деревянный пол был залит кровью. Демон поднимал Уокера все выше и смотрел ему в глаза почти в упор. От смрадного дыхания подступала тошнота. От прикосновения кожа словно размягчалась. Страх распространялся по телу подобно инфекции. Он пытался бороться с ним, но эта вонь… эта мерзкая грязь переползала на его собственную плоть от одного только взгляда демона.

«Грязь… – подумал он. – Вот на что похоже Зло».

– Ты хотел во что-то верить, – проскрипел демон голосом Зейбекчи. – Верь в меня. Верь в то, что я сделаю с твоим мальчиком, когда прикоснусь к его телу. Верь в то, что я разорву его на части. Дверь открылась, Бенджамин, и я вошел. Скоро все в мире проснутся и почувствуют мое присутствие. Они вспомнят, как устроен мир людей, почувствуют радость от общения с человеческой плотью. Они присоединятся…

Уокер услышал хруст, и Зейбекчи вдруг замер. Хватка демона ослабла. Уокер упал на пол и тут же развернулся. В нем бушевала ярость, он готов был биться с Зейбекчи до смерти, но турок уже сам валился на него. Он схватил его за руку и за горло, но увидел, что глаза Зейбекчи стали пусты. Тогда он столкнул его с себя, и когда тело турка коснулось пола, стало ясно, что Зейбекчи мертв.

– О нет, – услышал он голос Ким, подошедшей сзади.

Согнувшись и тяжело дыша, Мериам стояла в проходе с окровавленным ледорубом в руке. Бледная и дрожащая, она смотрела на человека, которого только что убила. Убила ради спасения жизни Уокера. Позади стояла Каллиопа и, как падальщица, снимала все на камеру.

– Вы откуда, черт возьми, здесь взялись? – спросил Уокер и встал на ноги, держась за стену.

– Мы услышали крики… – ответила Мериам, тяжело втягивая воздух между фразами. – Потом прошли по первому этажу… поднялись по другой лестнице… Так и думала… что будет лучше… чем идти за вами по пятам.

Каллиопа продолжала снимать, и Уокер задумался, стоит ли потом показывать кому-нибудь эти материалы.

Затем он внимательно посмотрел на Мериам. Надо разобраться, что с ней происходит. Круги под глазами стали совсем темными и обвисшими, а и без того бледная кожа приобрела желтовато-землистый оттенок. Она не превратилась в одержимую, как Адам, но ею владело нечто другое – не менее сильное, чем любой демон. Во время инцидента с Адамом все узнали, что она больна, но Уокер хотел разобраться, насколько серьезно. Он считал, что следует заранее знать, как долго эта женщина сможет оставаться дееспособной.

Но учитывая, каким образом она только что спасла ему жизнь, возможно, проблемы со здоровьем не так уж критичны.

Затем Уокер посмотрел на Хакана, увидел бесполезно болтающийся пистолет в его руке и стал тихо проклинать курда за то, что тот не извлек его раньше и не нажал на спусковой крючок. Взяв ответственность за смерть Зейбекчи на себя, он избавил бы Мериам от необходимости пачкать руки кровью. Возможно, это было несправедливо по отношению к Хакану, но он не мог сейчас об этом не думать. Кроме того, от пули не было бы столько грязи.

– Ты убила его, – сказал Оливьери, выйдя из ближайшего загона. Как завороженный он смотрел на труп одержимого.

Мериам оглядела проход. Уокер сделал то же самое. Эррик одной рукой закрывал кровоточащую рану на плече. Рядом лежала мертвая Хлоя, еще несколько трупов были разбросаны по древнему деревянному полу в отдалении.

– Нет, – ответила Мериам глухим голосом. – Я убила только Зейбекчи.

Турецкий наблюдатель лежал лицом вниз в луже собственной крови, стекающей из затылка подобно грунтовым водам, бьющим из свежепробуренной скважины. Маленькие красные речки разливались по спутанным волосам человека. Хреновая смерть. Уокер оглядел лица людей, стоявших рядом с ним, и понял, что все чувствуют примерно то же самое. Мериам сделала это, чтобы спасти жизнь Уокеру – а возможно, и всех остальных, – но все равно случившееся казалось непостижимо жестоким. И такая жестокость не могла исходить от Мериам.

«Ты хотел во что-то верить. Верь в меня», – шептал ему демон.

Уокер поднял глаза на Каллиопу и посмотрел прямо в объектив камеры. Затем указал на нее пальцем. В смысле, не на камеру, а на саму Каллиопу.

– Ты должна удалить все, что сейчас наснимала. Вообще все.

Каллиопа ничего не ответила, поэтому Уокер повернулся к Мериам. На записи запечатлено, как она убивала Зейбекчи. Если видео посмотрит кто-то из непричастных, то он ни за что не поверит, что внутри турка сидел демон, и Зейбекчи был им одержим. Никто из тех, кто не бывал внутри ковчега, не поймет, каково это – быть запятнанным этим злом, чувствовать его на своей коже, ощущать его вкус и вдыхать зараженный им воздух.

– Позже обсудим, – ответила Мериам. – Когда поймем, с кем мы на самом деле разговариваем.

Уокер огляделся. Он стал внимательно присматриваться к лицам, наблюдать за глазами людей, переваривающих слова Мериам. Осознание приходило к ним не сразу, но оно приходило. Первой поняла Ким, затем Хакан. Он видел, как хмурились их брови и сужались глаза по мере понимания, как они по очереди отводили взгляды от трупа и начинали – так же, как и Уокер – смотреть то на других, то в проход, задаваясь вопросом, куда же подевался демон. Как верно заметила Мериам, умер только Зейбекчи. Но та сущность, которая подчинила себе его (а до этого – Адама), по-прежнему оставалась с ними.

Ни один человек здесь не был похож на одержимого. Ни одно лицо не выдало себя дикой жестокой усмешкой и взглядом древних, все понимающих глаз. Но Уокер уже достаточно хорошо знал противника, чтобы понимать – прятаться демон умеет.

Уокер кивнул Мериам. Это был знак молчаливого признания, что он разделяет ее тревогу.

Мериам выпрямилась, все еще сжимая в руке окровавленный топор.

– Мне хочется расплакаться. Хочется закричать. Но я отложу свои потребности на потом – пока не удостоверюсь, что эта сущность больше никого не убьет.

– Вы… вы уверены? – спросил кто-то робко.

Оливьери хрипло и нервно рассмеялся.

– Шутишь? Уверены ли мы… Ты только что все видел собственными глазами.

– Так и что теперь? – спросил Эррик, морщась от боли в плече. Он по-прежнему зажимал рану рукой. – Если этот… это существо может просто перепрыгивать от одного человека к другому, то оно не успокоится, пока не убьет всех нас.

– Ты же знаешь, что мы как раз над этим работаем, – ответил Оливьери и разжал кулак, в котором лежал кусочек резного битума с веревочкой, продетой через дырочку в центре.

Эррик покачал головой.

– Бред какой-то. Этого просто не может быть.

– Да ну? – сказал Хакан и шагнул вперед. – Спроси его.

Проводник пнул труп Зейбекчи ногой, словно хотел убедиться в том, что он мертв. Остальные настороженно уставились на него. Хакан немного сгорбился, глаз не было видно, и Уокер затаил дыхание, думая, что демон ушел не очень далеко. Наконец бригадир поднял голову и обвел всех тяжелым взглядом. Пистолет был по-прежнему у него в руке, он будто ждал момента, когда сможет его использовать. Но Хакан поднял пустую руку и указал ею на студентку-археолога, а затем на одного из своих рабочих.

– Вы двое. Идите на первый этаж и приведите всех сюда. Всех без исключения. Если кто-нибудь начнет сопротивляться, скажите, что тогда за ними приду я. И я буду этим очень недоволен, – сказал Хакан. – А сам я пока схожу за отцом Корнелиусом, Фейизом и остальными, включая Адама.

Рабочий бросился выполнять задание, но студентка, имени которой Уокер не знал, замешкалась и посмотрела на Мериам. В конце концов, это ее проект, и она здесь босс. К тому же Уокер был уверен, что весь персонал прекрасно осведомлен об их с Хаканом вражде.

Мериам коротко кивнула:

– Иди. И побыстрее.

Двое ушли, и Хакан продолжил. В этот раз он обращался к Мериам напрямую.

– Надо их убрать, – сказал он, указывая на тела Зейбекчи, доктора Дайера и других. – Надо избавить от этого ужаса тех, кто пока с ним не столкнулся.

– Я этим займусь, – предложил Уокер.

Ким вызвалась помочь и сразу принялась собирать в ближайших палатках одеяла и разные тряпки, в которые можно было бы завернуть останки погибших.

Мериам постучала пальцами по перегородке, разделяющей два загона, чтобы привлечь к себе внимание.

– Полагаю, до утра осталось всего пара часов, – сказала она. – Мы должны собрать все обогреватели в одном месте. А также спальники, палатки и одеяла. Затем позавтракать горячей пищей, упаковать вещи и приготовиться к эвакуации. Как только рассветет, мы покинем ковчег. Придется идти медленно и осторожно, но нам во что бы то ни стало надо выбраться из пещеры и спуститься с горы.

– Если метель еще бушует, мы погибнем, – возразил Эррик.

Мериам посмотрела на него молча, и Уокер понял, о чем она думает. С такой раной в плече Эррик вряд ли будет в состоянии спускаться. Но и больная Мериам была не вполне в форме. Тем не менее между ними имелась существенная разница: Мериам уже поняла, что другого выбора у них нет, а Эррик еще нет.

– Конечно, мы можем погибнуть, – сказала она. – Это не маловероятно. Но все дело в вероятности. Если ты пойдешь – ты погибнешь или выживешь. Но если останешься – умрешь гарантированно.

– Мама, – раздается голос за ее плечом.

– Мама…

– В чем дело, Жо? – спрашивает она.

Жо улыбается в ответ. Жо-жо, ее маленькая Жозефина.

– Не грусти, мама, – говорит ее малышка. – Ты не должна была меня родить. Меня оставили в живых только для того, чтобы потом забрать. Своей грустью ты только делаешь им приятно.

Смущенная – но вас ведь это не смутило, не так ли? – Мериам садится на корточки перед своей девочкой. У Жо-жо прекрасные глаза – цвета начищенной меди. Они блестят, подчеркивая легкую смуглость кожи. Волосы ниспадают естественными локонами. Такая красивая маленькая девочка. Когда-нибудь у людей будет перехватывать дыхание от одного ее вида. Когда-нибудь.

– Ты его поймала? – спрашивает у нее Мериам.

– Не смотри больше в окно, мам.

– Не оборачивайся, – предупреждает Жо.

– Нет, – говорит она и тянется к своей маленькой девочке. К своей Жо-жо. Но Жо пропадает, и руки Мериам проваливаются в пустоту, как будто сама попытка прикоснуться к ней, попытка удержать любовь, переполняющую сердце Мериам, заставляет дочь обратиться в дым и исчезнуть. Медные глаза дочери гаснут в последнюю очередь, следом затихает эхо ее голоса:

Почему-то до этого момента Мериам не замечала, что у него есть рога.

И просыпается.

Мериам проснулась в слезах. Она перевернулась на бок и свернулась в комочек, не до конца понимая, пробудилась ли она окончательно. Тело напряглось, дыхание сбилось. Она вздрогнула, застонав, и крепко сжала веки, боясь того, что может увидеть, если откроет глаза. В груди болело, сердце тяжело колотилось в груди. Все тело ощущало холод, ледяной ветер касался открытой кожи рук, лица и шеи. Ей хотелось кричать.

Кричать, кричать и кричать.

Эхо ее собственного надтреснутого голоса еще звучало в ее ушах, но душу переполняло чувство потери. Потери всего, что раньше она считала возможным. Все мечты, которые она когда-либо хранила в тайных уголках своего сердца, всякая надежда на любовь и удовлетворение жизнью – все было похоронено в тот момент, когда она узнала про рак. Но во сне все это вылезло наружу, обернувшись кошмаром, и больно ударило по нервам.

– Мериам!

Имя прозвучало почти как мама.

Холодные пальцы прикоснулись к ее руке, и она вскочила, как ужаленная, увлекая за собой одеяло. Свалившись с кушетки, она стала отползать прочь, пока не прижалась спиной к жесткой пластиковой стене. Лишь моргнув, она осознала, что глаза ее уже открыты. Освещение было тусклым и мрачным. Возвышающаяся темная фигура вновь потянулась к ней, и она ударила ее по рукам.

– Все в порядке, – раздался голос. – Мериам, это всего лишь сон. Просто ночной кошмар.

Опустив руки, она уставилась на него. На Уокера. Мериам попыталась успокоить дыхание, но сердце колотилось как бешеное. Наконец сознание окончательно вернулось к ней, и она вспомнила, где находится. Это медицинский блок. Она спала на одной из кушеток, запертая даже не в кошмарном сне, а в аду. Смертельный ужас и печаль все еще переполняли ее, и подсознание искало хоть какой-то выход, хоть какой-то способ сбросить с себя эти чувства, прежде чем они ее уничтожат.

– Все в порядке, – повторил Уокер, протягивая к ней руки. – Почему бы тебе не вернуться на кушетку? Полежи немного, дай сну рассеяться. А он обязательно рассеется, что бы тебе ни снилось… какой бы кошмар ни проник внутрь тебя. Просто подыши и дай себе проснуться.

Глубоко выдохнув и заставив себя успокоить дыхание, Мериам поползла обратно к кушетке. Из-за болезни она стала уставать гораздо быстрее. К тому же сказывался экстремальный характер проекта. Уокер предложил ей руку, но она проигнорировала ее и самостоятельно взобралась на кушетку. Затем села на край, накинув одеяло на плечи, и огляделась вокруг. Наконец она почувствовала, что возвращается к ткани реального мира.

Она вытерла слезы. Они уже не лились градом, но все еще подступали. В голове вертелось имя «Жозефина» как отрывок какой-то назойливой песенки. Жозефина. Жо.

Имя ребенка, которого у нее никогда не будет. Имя дочери, которую она бы с гордостью воспитала.

Но этой девочке не суждено родиться.

На соседней кушетке кто-то зашевелился, прикрытый одеялом. Мериам увидела копну густых черных волос и услышала стон – такой же знакомый, как ее собственный голос. Адам повернулся и открыл глаза, щурясь от света. Неопрятный и неумытый, злой и неверный, обиженный и смущенный, но он оставался тем мужчиной, которого она любила. Жозефины никогда не будет, но он мог бы стать для нее хорошим отцом. Человечным и полным любви.

– Мериам? – произнес он, заметив ее.

Мериам слезла с кушетки, заставив Уокера отойти в сторону, и прилегла рядом с Адамом. Она проскользнула под одеяло и легла на него сверху, чтобы они смогли вдвоем поместиться на узкой кушетке. Воспоминания о прошедшей ночи стали всплывать у нее в голове. И хотя это были жуткие воспоминания, полные кровавых ужасов, но это было лучше, чем бесконечное отчаяние ее сна.

Она обняла Адама покрепче.

– Хотите, чтобы я вышел? – спросил Уокер, присев на край кушетки, покинутой Мериам.

Адам изучал лицо Мериам. Она знала, что он ищет объяснение, ответ на вопрос, почему напряжение между ними исчезло так резко. Но сейчас не время для разговоров. Она любила его. На данный момент этого достаточно. Рак украл ее мечты задолго до того, как демон вселился в их сердца. Но Адам еще мог мечтать. Когда-нибудь у него появится своя маленькая Жозефина – от какой-то другой женщины. От той, кто сможет отнестись к нему добрее. Смерть поджидала Мериам буквально за каждым углом, она была уверена, что судьба ей уже предначертана. Но до того, как наступит конец, она будет бороться за Адама, бороться за то, чтобы он жил и мечтал – независимо от совершенных им грехов. И от тех грехов, которые совершила она сама…

– Вы подсматриваете за нами? – спросила Мериам, взглянув на Уокера с кушетки.

– Если мы решили спускаться с горы, то вам обоим пора уже собираться, – ответил Уокер, после чего нахмурился. – Честно говоря, я не очень уверен, что у нас получится. Там по-прежнему дует, как в аду, а вы еще ослаблены. Кстати, солнце взойдет примерно через двадцать минут.

– Можно подумать, мы увидим это солнце, – заметил Адам.

– Будет достаточно светло, – возразила Мериам. – Вот если бы не метель…

Уокер потер темные круги под глазами.

– Рассвет – лучшее время, если вы не собрались переждать.

Мериам скинула с себя и Адама одеяло. Его одежда была несвежей и затвердевшей от пота, но запах по-прежнему принадлежал ему. А это значит, он еще жив.