Глава 11. Ивовый Лес

Лорд Сивил Брезинга

Чалая кобыла рванула в галоп, и мы вылетели за ворота прежде, чем кто-то успел остановить нас или разрешить проехать. Этой отважной лошадке, похоже, была по душе скачка в ночи. Ее Дар замерцал между нами в надежде, что мы станем близкими друзьями. Но мое сердце заледенело от страха, и я внутренне отшатнулся и съежился, избегая ее.

Лошадь мчалась по подъездной дороге, ее копыта взрывали снег, ветер сжимал мое лицо в ледяных ладонях. Тележная колея свернула в сторону Камней-Свидетелей. Здесь снег был не так утоптан, и кобыла пошла медленнее, как я ее ни подгонял. Хорошо еще, что зимние вьюги ненадолго прекратились, небо расчистилось и снежные поля серебрились в ярком свете луны и звезд. Колея вскоре превратилась в две едва заметные полосы на снегу, но моя лошадь рывками брела вперед, послушная моим понуканиям.

К тому времени, когда мы добрались до камней, я уже принял решение. Ученики и подмастерья из круга Регала, случалось, проводили лошадей сквозь столпы Силы. Правда, кое-кто из них от этого тронулся рассудком, но я был намного опытнее в обращении с магией.

На вершине холма я натянул поводья, дал кобыле передохнуть и направил ее к камню.

При помощи Дара я воздействовал на все ее чувства, но, к моему изумлению, лошадка охотно открыла свое сознание мне навстречу. Она покосилась на меня одним глазом – и в этот миг я коснулся ладонью поверхности камня и одновременно подал лошадь вперед. Пронзительно долгое мгновение она летела в прыжке сквозь звездное небо, а потом нас выбросило в обычный мир, на вершину Висельного холма, и кобылка взбрыкнула подо мной. Мы проделали путь, который обычно занимал три дня.

Вьюги стерли все следы с тех пор, как я был здесь. Чалая мотнула головой, распахнув глаза и широко раздувая ноздри. Ее странное веселье передалось мне, голова пошла кругом, но я взял себя в руки и призвал свой Дар. Я заверил кобылку, что все хорошо, что она умница и я доволен ею, а в конце пути ее ждет тепло, овес и много свежей воды. С холма мы спустились неспешным шагом – сейчас нужно было проявить терпение и сберечь силы для последнего рывка.

Выбравшись на утоптанную тропу, я пустил лошадь рысью, а когда проселок вывел на торную дорогу, бросил в галоп. Но едва я почувствовал, что чалой становится тяжело, я натянул поводья, и мы снова перешли на шаг. Я никогда особенно не верил ни в Эду, ни в Эля, но в ту ночь я молил богов, чтобы мое дитя нашлось целым и невредимым, чтобы Би просто где-то спряталась. Я мучился, выстраивая тысячи предположений о том, что могло случиться. Вдруг Би осталась в тайном лабиринте без еды и воды и не может выбраться? Что, если она была в конюшне, когда начался пожар? Или задохнулась в дыму? Или Шун сделала с ней что-то страшное и сбежала, подпалив дом?

Но ни одна из моих догадок не объясняла, почему слуги утверждают, будто не знают ни леди Би, ни леди Шун. Я крутил то, что нам было известно, так и эдак, но картина не складывалась. Ночь была холодной, и на меня навалилась усталость. Чем ближе я подъезжал к Ивовому Лесу, тем меньше мне туда хотелось. Лучше будет заночевать в Дубах-у-воды… С удивлением поймав себя на этой мысли, я тряхнул головой, стараясь прийти в себя. Я снова пустил кобылу галопом, но к тому времени, как впереди показались огни Ивового Леса, на сердце у меня было как никогда тяжело.

От холки лошади уже поднимался пар, когда я вывел ее на подъездную дорогу. Даже в морозной ночи я чувствовал запах гари от конюшни и погибших в ней животных. При мысли о том, что ни конюшни, ни лошадей больше нет, сердце мое снова сжалось – ведь это означало, что и моей дочери может не быть в живых. Но когда я спешился и крикнул слуг, то снова воспрянул духом, разглядев, что дом не пострадал. Огонь не перекинулся на него. Тут я вдруг почувствовал себя невероятно выдохшимся. Соображать стало до ужаса трудно. «Би», – напомнил я себе и оттолкнул сонливость.

Мое послание никуда не отправилось. Внезапно стало трудно дышать, каждый вдох давался с трудом.

С каждой попыткой удушье усиливалось. Поток Силы никуда не делся, он был тут, рядом, такой плотный, что казалось, можно потрогать, но что-то расщепляло мои послания на отдельные волокна. Изнеможение накрыло меня с головой, ужас сдавил сердце. Страх перерос в отчаяние, и я оставил попытки. Я снова крикнул слуг и обрадовался, услышав собственный голос.

Слуга распахнул дверь, и до меня донесся скрип дерева по крыльцу. В свете фонаря в руках слуги я разглядел следы ударов. Кто-то вломился в мой дом. От этой мысли сонливость как рукой сняло.

– Что произошло? – с замирающим сердцем спросил я. – Где Ревел? Где Фитц Виджилант? Где Би и Шун?

Слуга тупо вылупился на меня.

– Кто? – непонимающе спросил он. Потом добавил: – Писарь давно лег спать, господин. После несчастного случая он очень слаб. Да и все слуги уже спят, кроме меня. Я могу позвать управляющего Диксона, но вы, похоже, очень устали, помещик Баджерлок. Может, лучше я растоплю камин в ваших покоях и помогу устроиться? А утром…

– Как случилось, что сгорела конюшня? Где моя дочь? Где Силдвелл, посыльный от лорда Чейда?

– Леди Неттл? – переспросил меня слуга, и я понял, что передо мной идиот.

С идиотом разговаривать бессмысленно. Хочешь получить ответы – найди человека, который сможет их дать.

– Разбуди управляющего, пусть придет в мой кабинет немедленно. В мой личный кабинет, а не тот, где мы занимаемся делами поместья. И пусть приведет Фитца Виджиланта!

Я ворвался в дом, едва не оттолкнув слугу, выхватил фонарь у него из рук, бросил через плечо:

– И найди кого-нибудь позаботиться о лошади! – И побежал в кабинет.

Би там, думал я. Она должна быть там. Она всегда считала это место своим самым надежным убежищем, ведь о нем знали только мы вдвоем. Стараясь не обращать внимания на следы вторжения, я промчался по коридорам и вверх по лестнице. Я миновал дверь, которую выломали, так что она до сих пор висела на одной петле. В гобелене зияла дыра – кто-то рубанул по нему мечом и частично стащил со стены, угол лежал на полу. Мой разум отказывался понимать, что происходит. Мою конюшню сожгли, в дом вломились, моя дочь пропала, а привратник и в ус не дует, словно ничего не произошло.

– Би! – крикнул я на бегу и продолжал звать дочь до тех пор, пока не очутился у двери своего кабинета.

По всему дому захлопали двери, послышались встревоженные голоса. Меня не волновало, что я разбудил всех. Как они могут спать, когда дочь хозяина дома пропала?

Дверь в мой кабинет тоже взломали, ее драгоценные доски разрубили. Стеллажи со свитками стояли косо, будто пьяные, привалившиеся друг к дружке, кресло лежало на полу. В столе явно рылись. Мне было наплевать на урон и на украденные тайны. Где моя дочь? Задыхаясь, я постарался поставить взломанную дверь ровно, чтобы попасть в тайный лабиринт.

– Би! – снова позвал я срывающимся в отчаянной надежде голосом. – Папа вернулся, папа уже идет к тебе. О Би, пожалуйста, будь там…

Я потянул задвижку, спрятанную в дверной петле, и, пригнувшись, вошел в тайный лабиринт, скрытый за деревянными стенными панелями особняка. Я нашел любимую каморку Би. Там было пусто, но все выглядело нетронутым, подушки и перья для письма лежали там, где она их оставила. Аромат свечей, сделанный матерью Би, витал в воздухе.

– Би! – крикнул я, все еще надеясь, что она отзовется.

Согнувшись в три погибели, я дошел по ее отметкам мелом до выхода в кладовку. Там, у выхода, я нашел разбросанные по полу огарки и чей-то мокрый носовой платок, уже заплесневевший, – точно не Би. Дверь в кладовую была приоткрыта. Толкнув ее плечом, я протиснулся наружу и плотно закрыл дверь за собой. Теперь даже я не мог бы сказать, где она.

В это время года кладовая должна ломиться от окороков, копченой рыбы и колбас. В ней было почти пусто. Нас ограбили? Украли колбасу? Глупости. Я не знал никого, кто решился бы напасть на Ивовый Лес. А то, что грабители прихватили колбасу, делало происшествие не только загадочным, но и нелепым.

Я вышел из кладовой на кухню. Там хлопотала посудомойка, закутанная в теплую шаль. Ларк, вот как ее звали. Троюродная сестра поварихи Натмег. Мы совсем недавно взяли ее в дом.

– Ой, помещик Баджерлок! Откуда вы появились? Мы не ждали вас так скоро, господин…

– Да уж вижу. Где моя дочь? И леди Шун?

– Простите, господин, не могу сказать. Я тут еще новенькая. Я думала, вы поехали в Олений замок к леди Неттл. А никакой леди Шун я не знаю.

– Что случилось тут, пока меня не было? – вновь спросил я.

Она поплотнее закуталась в шаль:

– Ну, вы поехали в город. Потом писарь Виджилант вернулся и сказал, что вы решили отправиться в Олений замок. А потом был Зимний праздник. И пожар в конюшне. И еще драка, хотя ее никто не видел. Должно быть, кто-то выпил лишнего или даже несколько человек перебрали. Лант не знает, кто ударил его и почему. Он не один пострадал – у кого-то глаз подбит, кто-то зуба недосчитался… Ну, сами знаете, мужики такой народ… А потом явился гонец, только он был, по-моему, полоумный, а то и вовсе чокнутый. Принес подарки для людей, про которых тут никто и не слышал. А потом вы вдруг появляетесь из кладовки, как из-под земли… Вот и все, что я знаю, господин. Ах да, еще управляющий поднял нас всех с постелей, чтобы мы принесли чаю в ваш кабинет. Вы поэтому пришли на кухню, да? Хотите чего-нибудь еще?

Отвернувшись от бессвязно бормочущей посудомойки, я снова побежал по коридорам своего дома. Кровь стучала в висках, в горле пересохло, но пить было некогда. Я заблудился в кошмарном сне, в навеянном драконом мороке, где нет никакого смысла, а проснуться никак не удается. Комната Би была пуста, камин давно остыл, от поленьев остался лишь пепел. Одежный шкаф стоял нараспашку, с вешалок свисали ее рубашонки. Я заглянул под кровать, продолжая звать дочь, хоть и потерял уже всякую надежду. Почему-то никак не удавалось вдохнуть достаточно воздуха. Мысли путались. Мне вдруг отчаянно захотелось свернуться клубком в кровати и уснуть. Не думать больше ни о чем этом.

В комнате Шун царил ее обычный беспорядок. Невозможно было сказать, рылся тут кто-то чужой или нет. Ее постель была холодна – в ней давно никто не спал. Простыни и одеяла наполовину лежали на полу, одна занавеска на окне была оборвана. Я пошел дальше. В моей спальне тоже побывали чужаки и все перевернули. Мне было все равно. Где моя малышка? Не обратив внимания на нескольких заспанных слуг, я вышел из коридора, где располагались спальни, пересек вестибюль и бегом бросился в классную комнату и примыкающую к ней спальню писаря.

Распахнув дверь, я ворвался к нему и чуть не умер от облегчения, увидев Ланта. Он приподнялся в постели, бледный, с вытаращенными глазами.

– Что такое? – вскрикнул он. – А, это вы, Баджерлок. Так скоро вернулись?

– Хвала Эде! Лант, где они? Где Шун и Би? Что случилось с конюшней?

С каждым моим словом ужас на его лице только усиливался, мне аж захотелось ударить его, чтоб опомнился.

– Конюшня сгорела в канун Зимнего праздника. Наверное, кто-то был неосторожен с огнем. Шуныби? О чем вы?

Я беспомощно хватал ртом воздух:

– Леди Шун. Моя дочь, леди Би, моя девочка. Где они? Они погибли при пожаре?

– Помещик Баджерлок, успокойтесь. Я не знаю этих леди. Ваша падчерица, леди Неттл, – мастер Силы и живет в Оленьем замке, верно?

Он медленно сел, явно преодолевая боль, одеяло упало с него, открыв моему взгляду толстую повязку поперек ребер.

– Что произошло с тобой? – спросил я, содрогнувшись.

Он распахнул глаза, и на миг его зрачки так расширились, что мне показалось, будто я заглянул во тьму у него в голове. Потом он потер лицо руками, а когда снова посмотрел на меня, по его лицу расплывалась болезненная и смущенная улыбка:

– Мне так неловко… Я слишком много выпил в канун Зимнего праздника. Меня нашли после пожара. У меня откуда-то взялась колотая рана. Может, я напоролся на вилы или еще что-нибудь в этом роде во время пожара? Ничего серьезного, кажется, не задето, но, поскольку я еще недостаточно поправился от прошлых неприятностей, эта рана снова заставила меня лечь в постель. Я должен извиниться перед леди Неттл за то, что, по причине этого несчастного случая, пока не учу местных детей.

Я кое-как подковылял к стулу и опустился на него. Комната шла кругом. Лант смотрел на меня озабоченно. Его отупелое сочувствие было невыносимо. Мне хотелось разбить ему лицо в кровавое месиво. Я закрыл глаза и потянулся к королевскому кругу Силы.

Мне случалось попадать на корабле в шторм, когда воющий ветер уносит любой крик, и голос, превратившись в шепот, без следа растворяется в непроглядном для человеческого глаза тумане над безликими водными просторами. То, что я ощутил в эту минуту, было очень похоже. Моя Сила отказывалась служить мне, как отказываются разгораться мокрые дрова, сколько ни пытайся их поджечь. Я пытался сосредоточить всю свою Силу, превратить ее в острую стрелу, я пытался раскинуть ее до самого неба… Ничего. Я был заперт в собственном теле. И не мог позвать на помощь. А вдруг все это морок, навеянный драконом? Или я застрял в столпе Силы и все вокруг – наваждение, порожденное моим собственным безумием? Как проверить, как убедиться, что это не так?

– Где Ревел? – спросил я Фитца Виджиланта.

Он снова непонимающе уставился на меня.

Я добавил:

– Я велел Диксону привести тебя и Ревела в мой личный кабинет. Ах да… – В самом деле, с чего это я решил, что они найдут меня здесь, в комнате Ланта? – Вставай, Лант. Ты мне нужен.

Что-то промелькнуло в его глазах. Я ожидал, что он примется упираться и ныть, что, мол, у него все болит и сейчас глухая ночь… Но вместо этого я на миг увидел молодого человека таким, каким описывали его Чейд и Неттл.

– Дайте мне пару минут, – попросил он. – Я приду. В ваш личный кабинет, да?

– В кабинет поместья, – передумал я.

Лант начал медленно, скованно вставать с постели, а я поспешил прочь. Мои сапоги грохотали по коридорам, пока я шел обратно в кабинет. Всюду я подмечал следы вторжения. Длинные борозды на стенных панелях, как будто в коридорах шел бой на мечах или топорах и противники отбивали оружие друг друга. Сломанный канделябр.

Двустворчатые двери в кабинет поместья были выбиты и стояли настежь. Внутри на столе меня ждал поднос с чаем и тонко нарезанным мясом, хлебом и сыром. В гардинах, закрывавших двери в сад, зияли дыры, будто им досталось мечом. На ковре темнело пятно. Во мне проснулся волк. Я потянул носом воздух. Старая кровь. Кровь на полу моего кабинета. Мой внутренний зверь припал к земле, насторожив все чувства. Опасность еще не миновала.

Вошел Диксон, помощник Ревела, нагруженный подносом с бренди:

– Как прекрасно, что вы вернулись, господин, хоть и так неожиданно. Я зашел в ваш личный кабинет, но не нашел вас там и принес еду сюда.

Его слова говорили одно, тон – другое. Невысокий и крепко сбитый, он был одет безупречно, несмотря на поздний час. Он улыбался мне.

Все мои переживания сжались в ледяной ком. Мне нужны были ответы.

– Спасибо. Поставь на стол и садись, Диксон.

Он нерешительно присел на стул и оглядел комнату с едва заметным неодобрением: растерянный слуга, который не понимает, почему плохой хозяин позвал его так поздно.

Наблюдая за его реакцией всем своим существом, я спросил:

– А где же управляющий Ревел?

Я увидел то, чего и боялся: на миг на его лице отразилась растерянность, зрачки расширились; потом он стыдливо рассмеялся и сказал:

– Господин, я не знаю, о ком вы говорите. Управляющий Ивового Леса – это я. Или я чем-то прогневал вас и вы хотите сказать, что я лишился этого места?

– Вовсе нет. Ревел был здесь управляющим до тебя. Ну как, вспоминаешь его теперь?

Снова растерянность и на миг – страх. Потом его черты разгладились.

– Простите, господин. Не помню. Может быть… Да, наверное, я не застал его.

– Леди Шун очень хорошо о тебе отзывалась.

Растерянность медленно перерастала в панику.

– Господин, я не знаю…

– И леди Би. – Я бил вслепую, сам не зная, что ищу, но готовый, если надо, расколоть этого человека, как орех, чтобы добраться до истины.

– Би…

– Кто поджег конюшню? – (Он только взвизгнул без слов.) – Кто напал на имение? Они похитили Би и леди Шун? Убили их? Что произошло?

Его голова задергалась вверх-вниз, грудь стала тяжело вздыматься. Он задышал с трудом, вытягивая губы при каждом выдохе и втягивая при вдохе. Принялся раскачиваться взад-вперед на стуле, беззвучно шевеля губами. В углу рта выступила пена.

Тут раздался дрожащий мальчишеский голос, полный тревоги:

– Помещик Баджерлок, прошу вас!

Другой голос в коридоре злобно гаркнул:

– Назад, парень! Не смей туда входить!

Я повернул голову на шум, и тут Диксон свалился на пол в судорогах. Припадок. Я на собственном опыте знал, каково это. Моя совесть кричала криком, но я велел ей заткнуться и, предоставив Диксону корчиться на полу, повернулся к тому, кто ворвался в кабинет.

Это был сын Толлермена. Мальчишка-конюх с дурацким именем. Его лицо было бледным и перекошенным, и руку он держал так, будто пытался заслониться от удара в грудь. Он бросился ко мне, и тут дверь кабинета распахнул разъяренный Булен. Слуга Фитца Виджиланта явно одевался в спешке – воротник его был расстегнут.

– Простите великодушно, помещик Баджерлок. Мальчишка болен и на голову слаб. Так-то он отплатил нам за то, что его приютили! Парень, иди-ка живо со мной, а не то поутру тебя отсюда вышвырнут!

– Помещик Баджерлок! Скажите ему, что вы меня знаете! Ну пожалуйста, скажите ему!

Голос мальчишки дал петуха – Булен уже шел к нему. Парень еле уклонился от его лапищи.

– Конечно, я знаю тебя. Ты сын Толлермена Орясины, работал на конюшне. – Я повернулся к Булену и строго сказал: – И не тебе, Булен, вышвыривать слуг из моего дома!

Тот замер, где стоял. Мы наняли его недавно, чтобы прислуживал Ланту, и Булен до сих пор еще не вполне понял, в чем заключаются его обязанности. И плохо знал свое место.

Он неуверенно посмотрел на меня и сказал:

– Господин, этот мальчишка – нищий. Мы подобрали его раненого, взяли в дом. Когда его нашли, он все хотел поговорить с писарем Фитцем Виджилантом. Писарь выслушал его, позвал лекаря и разрешил мальчишке пожить в комнате для уроков, пока не поправится. Но он несет всякий бред, аж страшно, и…

– Ступай, Булен. Отведи Диксона в его комнату и уложи в постель. Я сам разберусь с мальчиком. Тебя ведь зовут Персивиранс, верно?

– О, хвала богам, вы знаете меня! Я не сошел с ума! И никакой я не попрошайка! Господин, господин, они пришли и стали убивать и жечь, и я пытался бежать с ней, я посадил ее на лошадь, и мы поскакали, но меня ранили стрелой, и я упал. А что было дальше, не знаю, но потом они проехали мимо меня прочь, в санях, запряженных белыми лошадьми, я видел там леди Би, она сидела в санях, вся закутанная в белый мех. Они увезли ее, господин, и подожгли конюшню, и, кроме меня, никто даже не пытался ее потушить. Одни лошади разбежались, других, наверное, украли, а многие сгорели в стойлах. И мои дед и папаша сгорели! Я видел их тела! А родная мать меня не узнаёт, говорит, не было у нее отродясь такого сына. Господин, они увезли Би, увезли, а меня никто знать не знает!

– Я знаю тебя, – сказал я дрожащим голосом. – Я знаю тебя, парень. Ах, Би… Ее ранили? Кто ее похитил? Куда они направились?

Но мальчишка затрясся, как в лихорадке. Я положил ему руки на плечи, чтобы успокоить, и тут он разрыдался, словно маленький ребенок, и повалился на меня. Я обнял его и прижал к себе, одновременно пытаясь обдумать услышанное.

Он проговорил, уткнувшись мне в грудь:

– В меня попали. Я чувствовал, как стрела прошла насквозь. Сквозь плечо. – Он всхлипнул. – Я очнулся под плащом. Ее плащом. Наверное, это она меня укрыла, чтобы спрятать. Я сохранил его. Такой тонкий, красивый… Я пытался спасти Би, а это она меня спасла…

– Плащ-бабочка! – осенило меня.

– Да, господин.

– Иди-ка сюда, ближе к огню. Садись.

Я оглянулся. Булен по-прежнему стоял в дверях и таращился на нас, Диксон так и валялся на полу. Правда, корчиться управляющий уже перестал – лежал на боку, свернувшись клубком, и смотрел в пустоту.

– Булен! – рявкнул я, и молодой слуга подпрыгнул от неожиданности. – Помоги Диксону! Отведи его в спальню и уложи. А потом попроси писаря Фитца Виджиланта принести мне повязки и мази, которые дал ему лорд Чейд. Если, конечно, от них еще что-нибудь осталось.

– Я могу дать вам мази, если желаете. – Это сказал Лант. Он остановился в дверях, весь бледный, держась одной рукой за косяк. Потом он заметил Диксона на полу и резко спросил: – Что происходит? Этот мальчишка донимает вас своими бреднями?

– Лант… пожалуйста, просто принеси мази и повязки. У Диксона случился какой-то припадок, но ничего страшного, Булен ему поможет.

Отвернувшись от них, я подвел мальчишку к камину, ногой подтащил к огню кресло и усадил парня.

– Вот, садись, Персивиранс. Дай-ка, я посмотрю твою рану.

Мальчишка рухнул в кресло безвольно, словно мешок с мокрым после стирки бельем. Я оставил его сидеть и подошел к столу. Налил себе немного бренди, выпил залпом, налил еще и отнес парню.

– Выпей, – сказал я.

Он будто и не слышал.

Я наклонился заглянуть ему в лицо. Он встретился со мной взглядом.

– Они говорили, я попрошайка. И сумасшедший. Родная мать меня на порог не пустила. Я был весь в крови, а она сказала мне идти в господский дом, а к нам не пустила. – От волнения он говорил все более высоким голосом, наконец горло у него перехватило и на последних словах голос дал петуха.

Я постарался утешить его как мог:

– Ты – Персивиранс, сын Толлермена Орясины, внук Толлмена Дылды. Ты работал у меня на конюшне и ухаживал за лошадью моей дочери. А еще ты учил мою дочь ездить верхом. Выпей это.

Он поднес стакан к лицу и понюхал. Отпил крошечный глоток, передернулся, но под моим строгим взглядом залпом допил остальное. От спиртного у него перехватило дыхание, и ему пришлось трижды глубоко вздохнуть, прежде чем он смог заговорить снова.

– Что с ними со всеми? Отчего их так перекосило? Всех сразу? Я говорю им: «Управляющего Ревела убили!», а они: «Кто такой Ревел?», я говорю: «Леди Би увозят, надо догнать их!», а они: «Не знаем мы такой». А когда я попытался сам отправиться в погоню, они решили, будто я хотел украсть ее лошадь.

Я плеснул еще бренди в его стакан:

– Ты гнался за ними?

Может, мальчик знает, куда направились похитители?

– Я пытался, господин. Но вьюга замела все следы. Мне пришлось вернуться. У меня кровь еще шла. Простите, господин. Простите, что не смог вернуть Би.

– Персивиранс, я пока не знаю, что тут произошло, но мы обязательно разгадаем эту загадку. И для этого ты должен рассказать мне все с самого начала. Я видел, как ты смотрел нам вслед, когда мы уезжали в Дубы-у-воды. Ты собирался выгулять лошадь. Расскажи мне все, что произошло с этой минуты. Все до мелочей. Как это было. Все, что только сможешь припомнить. Давай. Выпей бренди. Один глоток – и все позади. Вот так… Ага, не так уж и плохо оказалось, да? Ну, давай. Расскажи мне. Просто расскажи.

Я подтащил еще одно кресло и сел перед парнем так близко, что наши колени почти соприкасались. И полностью сосредоточился на мальчишке, задействовав и Дар, и Силу. Для Силы его почти не существовало – бывают такие люди. Но внутри все мы животные, и, хотя я плохо знал Персивиранса, мы оба любили Би. Поэтому я стал делать то, что Баррич часто делал со мной, – вдыхал в него ощущение спокойствия и безопасности, чтобы звериное чутье сказало ему: я буду защищать его и ему нечего бояться. Для этого я заставил себя расслабиться и дышать медленно и глубоко. Плечи мальчишки вскоре тоже опустились – помогли бренди и Дар.

– Просто расскажи, – повторил я.

Он медленно кивнул.

Мальчишка уже углубился в описание своего рабочего дня в конюшне, когда Лант принес мази и повязки. Я жестом велел писарю сесть и ничего не говорить. Он охотно послушался. А Персивиранс все рассказывал о самом обычном дне, и слезы текли по его щекам по мере того, как он заново переживал утрату. Тем временем я расстегнул его рубашку и осмотрел плечо. Похоже, повязку давно не меняли. Парень передернулся, когда я отодрал присохшие бинты. Рана выглядела плохо – стрела прошла сквозь плечо, но не так чисто, как я надеялся. Рану лечили настолько старательно, насколько можно было ожидать при уходе за малолетним нищим.

Я отложил мази и чистые повязки и для начала промыл рану с обеих сторон вином. Персивиранс скрипнул зубами, когда я подцепил пальцами клок его рубашки, застрявший в ране. Ухватившись покрепче, я выдернул обрывок ткани. Из раны хлынула кровь. Мальчишка побледнел еще больше.

– Продолжай говорить, – велел я, и он стал рассказывать о том, как в поместье пришел человек с тележкой, запряженной ослом, а в тележке было несколько щенков бульдога, с которыми явно плохо обращались.

Я кивнул и снова промыл рану вином.

Когда я накладывал мазь, Пер наконец перешел к тому, чего я не знал: как Лант, леди Шун и Би вернулись домой той ночью. И как Лант повел Шун в дом, оставив Би мерзнуть в повозке.

Лант слушал и все больше хмурился, а когда мальчик рассказал, как управляющий отнес Би в дом, встал и чопорно заявил:

– Не понимаю, почему вы слушаете этого мальчишку. Он либо безумен, либо затеял какой-то не поддающийся разумению обман. Я никогда не слышал ни о леди Шун, ни о ребенке по имени Би. Позовите управляющего домом – у Диксона есть что сказать насчет этих бредней.

– Сядь, – процедил я сквозь зубы. Кто-то помутил его разум, и я мог простить Ланту, что он не помнит ни Шун, ни Би, но я не мог простить, что он оставил Би заботам мальчишки-грума и управляющего, когда я доверил ее ему. – Не говори ни слова. И не уходи к себе, пока я не отпущу тебя.

– Вы смеете говорить со мной в таком тоне, потому что я бастард? Но мое происхождение ничуть не ниже вашего, и я…

– Сомневаюсь. Как тебе прекрасно известно, я принц Фитц Чивэл Видящий, сын будущего короля Чивэла Видящего, и недавно король официально признал это. Так что сиди и помалкивай.

Вот в таких печальных обстоятельствах мне пришлось впервые воспользоваться своим новообретенным высоким положением. Лант минуту неуверенно смотрел на меня, потом поджал губы. Я снял с пояса нож и стал вырезать повязку подходящего размера.

– Так это правда? Вы и есть Одаренный Бастард?

Это воскликнул мальчишка. Он смотрел на меня во все глаза.

– Да.

Тут он сумел удивить меня. На заплаканном лице мальчика расплылась улыбка.

– Так он правду говорил! Он знал. Мой дед всегда это говорил, он ведь вашего отца помнил. Вот он и говорил, мол, всякий, кто Чивэла видел, враз поймет, что вы его сын. Папаша-то с ним обычно соглашался, но, думаю, просто чтобы дед уже успокоился и перестал твердить свое. Господин, для меня честь служить вам, ведь моя семья служила вашей семье много поколений. И я клянусь вам в верности, вам и вашей дочери, принцессе Би. Отныне и до конца моих дней.

– Спасибо. – Что еще я мог ответить мальчику, который вручил мне свою верность и жизнь? Его слова вызвали в моей душе настоящую бурю, но я упрямо отодвинул чувства в сторону и сказал успокаивающим тоном: – Рассказывай дальше, Персивиранс.

– Я говорил от всей души, господин! – В его голосе прозвучала мальчишеская обида на то, что я не принял всерьез его порыв.

– Я знаю, – сказал я. – И теперь мне как раз нужна твоя верная служба. Мне нужно, чтобы ты продолжал говорить. Я хочу услышать все, что тебе известно, каждую мелочь. Рассказывай дальше.

И он стал рассказывать, как на следующий день пришел на урок и там встретился с моей дочерью. И как она поведала ему, что я сделал на ярмарке. Она гордилась мной. Гордилась. Пока парень говорил, я покосился на Ланта. На лице его отражались смешанные чувства. Может, он помнит какие-то обрывки того дня, только без Шун? Но когда Персивиранс заговорил о том, как они услышали шум и учитель пошел посмотреть, что случилось, Лант снова принялся качать головой. Я строго взглянул на него, и он перестал.

Так я узнал, что Ревел погиб, до последнего пытаясь спасти детей Ивового Леса. Положа руку на сердце, я всегда недооценивал этого человека. А потом выяснилось, что Би помогла детям спрятаться в безопасном убежище, но сама осталась снаружи. Персивиранс описал страшную картину, которую застал в конюшне: кто-то перерезал конюхов, застав их за работой, те даже не успели ничего понять. Среди них были его дед и отец. Перешагивая через тела, он добрался до Капризули и оседлал ее. А потом они с Би предприняли отчаянную попытку отправиться за помощью.

Его подробный отчет о нападении на Ивовый Лес заканчивался на том мгновении, когда его ранили. Придя в себя, он едва успел увидеть, как увозят Би. Когда парень вернулся в поместье, конюшня все еще горела, а люди, которых он знал всю жизнь, утверждали, будто его не существует. На этом месте рассказа его снова затрясло.

– Довольно. Не думай пока об этом, Персивиранс. Я знаю, что ты говоришь правду. А теперь, пожалуйста, попытайся вспомнить – но пока ничего не говори – людей, которых ты видел. Припомни все, что сможешь, о каждом, а потом, когда будешь готов, опиши их мне.

Благодаря Чейду я знал, что это лучший способ добиться подробного описания от человека, не обученного докладывать так, как он обучил меня. Если начать задавать вопросы вроде: «Он был высокий? С бородой или бритый?» – то необученный человек может невольно присочинить то, чего не видел.

Мальчик молчал, а я тем временем перевязывал его плечо. Рана воспалилась, но не сильно – могло бы быть и хуже. Закончив, я помог ему надеть рубашку, потом принес еды и еще бренди.

– Сначала выпей. Одним глотком. А потом ешь и рассказывай.

Он послушно опрокинул бренди, закашлявшись даже сильнее, чем после первых порций, и поспешно зажевал спиртное куском хлеба, чтобы отбить вкус. Я ждал. Он был почти что пьян, как я и хотел, – в таком состоянии мысли текут свободно, не стесненные ограничениями.

И он поделился со мной наблюдениями, каких и следовало ожидать от конюха. Лошади серой масти, странные белые седла… А у мужчин – кажется, на них были кольчуги, – лошади крупные… И седла их смахивали на калсидийские.

Говорили враги на чужом языке. Я ничего не спросил, но мальчик сам вспомнил, как какой-то человек на лошади кричал: «Кринцен, кринцен!»

Кар инсе йен. «Всем сидеть» по-калсидийски.

Калсидийцы в Бакке. Вооруженный отряд налетчиков? Который проехал через Шокс и Фарроу только для того, чтобы напасть на уединенное поместье в Бакке и украсть мою дочь? Это звучало совершенно бессмысленно… пока Персивиранс не рассказал, как женщина с добрым лицом, явившаяся вместе с захватчиками, стала расспрашивать о бледном мальчике или юноше. Тогда я понял, кто был им нужен. Нежданный Сын, мальчик, которого посланница Шута заклинала меня найти и защитить. Я по-прежнему не догадывался, где его искать, но теперь картина начала проясняться. Они решили взять заложников, чтобы обменять их на Нежданного Сына. А кто лучше подходит на эту роль, чем дочь хозяина дома и благородная дама?

Когда Персивиранс рассказал, что некоторые из чужаков – те, что были безоружны, но заодно с воинами, – были на диво бледные, со светлыми волосами и бесцветными глазами, кровь застыла у меня в жилах. Неужели это те, кто преследовал посланницу? Ну конечно. Она же говорила, что за ней гонятся. Безумные предостережения Шута наконец обрели зловещий смысл. Эти бледные люди, должно быть, Слуги из Клерреса. Шут предупреждал, что они идут по следу посланницы. А может, и по его следу? Что, если для них так же важно разыскать самого Шута, как и его Нежданного Сына? Вдруг они решили, что я нашел Шута и спрятал его в Ивовом Лесу? Может, это его они здесь искали? Но при чем тут калсидийские солдаты? Возможно, это наемники… И как им удалось проникнуть так далеко на земли Шести Герцогств, до самого Бакка, незамеченными? Королевские дороги патрулируют солдаты большей частью для того, чтобы отбить охоту у разбойников подстерегать путников, но в их обязанности также входит докладывать обо всех необычных происшествиях. Такой большой верховой отряд, явно состоящий из чужеземцев, более чем необычен. О нем должны были доложить. Если бы запомнили.

– Это все, что я помню, господин.

Мальчик выглядел совершенно опустошенным. И таким же усталым, каким чувствовал себя я. Вряд ли он в последнее время хорошо спал.

Я перебирал в голове имеющиеся сведения. Допустим, чужаки увезли Би и Шун в качестве заложниц. Допустим, они хотят обменять их на Нежданного Сына. Мальчика у меня нет, но есть Шут. Смогу ли я использовать его в качестве наживки, чтобы подманить врагов? Хватит ли у него воли согласиться на такой обмен?

Следующая мысль разбила все эти умопостроения в пыль. Если Би – заложница, чужаки не увезли бы ее в неизвестном направлении, затуманив разум свидетелям. Как они собираются шантажировать меня ею, вынуждая искать Нежданного Сына? Если только у них нет надежного укрепленного логова поблизости, откуда можно успешно торговаться. Как бы я поступил на их месте? Повез бы заложников к калсидийской границе или к побережью? И уже оттуда потребовал бы, чтобы мы выдали в обмен Нежданного Сына? Возможно.

– Поешь. Я сейчас вернусь, – сказал я мальчику, потом повернулся к Ланту и погрозил ему пальцем: – А ты сиди здесь. Я с тобой потом поговорю.

Он не сказал ни слова.

Пока я шел по коридору к комнате, где когда-то была детская Би, меня вдруг накрыла огромность произошедшего несчастья. Я покачнулся и вынужден был прислониться к стене. Минуту я стоял, ожидая, пока отступит темнота по краям поля зрения. А потом одним рывком отшвырнул свою слабость, проклиная ее за то, что она мешает мне действовать именно теперь, когда мне нужно все мое хладнокровие. Переживания подождут, пока я не соберу все сведения, необходимые, чтобы составить план действий. Теперь не время казнить себя и предаваться бесплодным сожалениям о том, что я сделал или мог бы сделать. Я должен быть сильным и безжалостным, чтобы выследить врагов.

Я вошел в детскую. Тут, по крайней мере, никто не двигал мебель и не рылся в поисках поживы. Возможно, никто не пытался здесь спрятаться, возможно, чужаки просто прошли мимо. Ну почему Би не спряталась здесь? Пустой вопрос.

Взяв подушки и одеяло, я вернулся в кабинет. Бросил их на пол перед очагом, запретив себе думать о том, как непочтительно обхожусь с вещами Молли. Я показал Персивирансу на эту постель:

– Персивиранс… Когда поешь, ложись тут. Постарайся поспать. Если вдруг вспомнишь что-нибудь еще, пусть даже это покажется тебе совсем мелким и незначительным, сразу расскажи мне.

– О да, господин, – кивнул он и снова вернулся к еде.

Он ел жадно, как изголодавшийся пес. Должно быть, его толком не кормили эти дни. Скоро он насытится и сможет заснуть. Некоторое время я разглядывал мальчика. Он потерял отца, родная мать не признает его, и я – единственный в целом мире, кто помнит его имя. Он поклялся мне в верности, и теперь он мой. Первый вассал принца-бастарда. В чем-то это даже правильно.

Я взял свое кресло и переставил его так, чтобы сесть лицом к Ланту. Я сел так близко, что ему пришлось выпрямиться и поджать ноги, чтобы мы не соприкасались.

– Твоя очередь, – сказал я. – Расскажи мне все, что было, с той минуты, когда я перерезал глотку собаке.

Он уставился на меня, облизал губы:

– Мы поехали в город. Там один человек жестоко обращался с собакой, вы ударили его, а собаке подарили быструю смерть.

– Зачем мы поехали в город, Лант?

Я не сводил глаз с его лица и видел, как он лихорадочно перебирает воспоминания, которые ему оставили.

– Чтобы купить еще дощечек для моих учеников.

Я кивнул:

– Потом мы зашли перекусить в таверну. И я, и Риддл очень спешили. Почему?

Он нервно сглотнул:

– Вы не объяснили.

Я снова кивнул. И приблизился к нему – не физически, а сначала Даром, ощутив его как живое существо, а потом Силой. Я не знал, удастся ли мне проникнуть в разум Ланта, но подозревал, что кто-то уже сделал это. Мне вспомнился мимолетный разговор с Чейдом. Старик однажды спросил, возможно ли использовать Силу, чтобы заставить человека забыть что-то. Я тогда ответил, что не хочу даже думать о таком применении магии. Оба раза, когда мне приходилось с подобным сталкиваться, это приносило только горе. Мой отец заставил мастера Силы Галена забыть о ненависти к нему, и в результате тот обратил свою ненависть на меня. По иронии судьбы Гален сделал то же самое, чтобы «затуманить» меня, как выразился Верити. Он вторгся в мое сознание и Силой заставил думать, что у меня нет таланта к магии. И даже после того, как мой король сделал все, чтобы разогнать облака, туманившие мой разум, я так никогда и не обрел прежней уверенности в своих способностях. И всегда подозревал, что это из-за Галена и его недобрых чар мой талант к Силе так переменчив.

Я не хотел вламываться в голову Ланта. Но все мои вопросы к Диксону остались без ответа и только вызвали у него припадок. С Лантом я не мог допустить такого. Персивиранс рассказал, что Ланта ранили, когда его и других обитателей дома согнали в кучу на подъездной дороге. Возможно, это означало, что он пытался дать бой чужакам. Пожалуй, с этого и начнем.

– Дай мне осмотреть твою рану.

Он испуганно отшатнулся от меня:

– Лекарь уже обработал ее. Ее лечат наилучшим образом.

– И что он сказал?

– Что в меня что-то воткнулось. Вилы, наверное.

– Или клинок. Он ведь сказал, что тебя ударили мечом, верно?

Его глаза распахнулись широко-широко. Он неуверенно покачал головой, робко не соглашаясь со мной, потом отчаянно замотал ею.

– Господин? Принц Фитц Чивэл Видящий?

Я повернулся к двери, удивленный таким обращением. Там стоял молодой человек, не старше двадцати лет, одетый в ливрею королевского гонца. Его нос и скулы были красные от мороза, выглядел он изможденным.

– Силдвелл, – приветствовал я его.

На лице его отразилось легкое удивление.

– Да. Мне велели вернуться сюда и поговорить с вами.

Я подавил вздох:

– Входи, согрейся у огня и, пожалуйста, начни разговор, как подобает хотя бы немного обученному гонцу.

– Это все туман. – Он подошел к камину и встал возле Персивиранса. – Из-за него трудно сосредоточиться. Я хочу просто уснуть и ни о чем не думать.

Я наконец заметил, что мальчишка задремал, свернувшись клубком у огня. Силдвелл посмотрел на него, потом на сердитого Фитца Виджиланта и подобрался. Выпрямив спину, он извлек из поясной сумки жезл гонца и, держа его на виду, заговорил:

– Господин, я принес вам известия от лорда Чейда из Оленьего замка. Мне было поручено доставить известия и подарки для леди Би, леди Шун и писаря Фитца Виджиланта в Ивовый Лес. Однако по прибытии мне сказали, что двое из получателей отсутствуют. Я прибегнул к магии Силы, чтобы сообщить об этом лорду Чейду и запросить дальнейших указаний. Хотя мой талант к Силе невелик, я никогда не испытывал сложностей, если требовалось просто передать сведения. Но на сей раз я не смог сделать это так, чтобы меня поняли. Тогда я решил послать сообщение с птицей. Я попросил принести мне ее, но мне сказали, что в доме нет почтовых птиц. Мне было известно, что это неправда. Всех птиц я нашел мертвыми в голубятне. Их задушили либо свернули им шеи. Никто не потрудился убрать мертвые тушки. Когда я указал на это управляющему, он сказал, что в доме нет голубятни. Он сказал это, стоя рядом со мной и глядя на голубятню.

Полагаю, господин, – продолжил он, – вы присутствовали в Силе, когда леди Неттл и остальные пытались связаться со мной. Тогда вы уже знаете, насколько плохо нам удалось понять друг друга. После долгого и трудного дня, полного недоверия и лжи, я счел за лучшее вернуться в Ивняки и пропустить кружку эля. После того как я настаивал, что принес послание двум леди, которых здесь не знают, я стал нежеланным гостем в этом доме. Однако по мере того, как я удалялся на лошади все дальше от поместья, туман и тяжесть, которой он наполняет воздух, постепенно рассеивались. Добравшись до Ивняков, я смог связаться с лордом Чейдом и королевским кругом Силы. Они велели мне как можно скорее вернуться сюда и сообщить вам, что Олух и лорд Чейд рассчитывают быть в поместье к утру. Лорд Чейд приказал мне позаботиться, чтобы с первыми лучами рассвета у камня Правосудия на Висельном холме их ждали оседланные лошади. Я выполнил это распоряжение. – Помявшись, он добавил: – Я побоялся, что никто здесь не станет меня слушать, поэтому нанял лошадей в Ивняках, чтобы отвести их на холм утром. Я сказал, что вы щедро заплатите.

– Спасибо, – сказал я. – А разве леди Неттл не прибудет вместе с лордом Чейдом и Олухом?

Он вскинул брови:

– Господин, я слышал, она ждет ребенка. Беременным нельзя пользоваться столпами Силы.

– Но почему?

– Об этом говорилось в свитке, который недавно перевели, лорд Чейд заставил всех нас с ним ознакомиться. Возможно, вам еще не успели об этом рассказать. Беременная женщина, пройдя через камень Силы, часто выходит из него, гм, небеременной.

– У нее случается выкидыш?

– Нет, господин. Все куда более загадочно. Плод просто исчезает. Известно два случая, когда такое произошло. И третий – когда сквозь камни Силы провели кобылу для случки с жеребцом. Когда ей настало время рожать, ее отправили домой тем же путем, однако она появилась из камня с пустой утробой.

Меня пробрал озноб. Я никогда не слышал ни о чем подобном. И это снова заставило меня прочувствовать, как же мало мы на самом деле знаем о камнях Силы. Нерожденный ребенок исчезает. Куда? Как? В известном смысле это и не важно. Что пропало – то пропало.

– Хвала Эде, что Чейд нашел этот манускрипт! – проговорил я слабым голосом.

– Воистину, господин. Так что леди Неттл останется в замке. Лорд Чейд и Олух хотят лично изучить туман, который я описал. Возможно, Олуху удастся противостоять ему.

Я запретил себе надеяться на это. Мне становилось дурно при мысли, что скоро придется посмотреть в глаза Чейду и признаться, что я не имею ни малейшего представления о том, куда подевалась Шун. Надо срочно попытаться узнать больше. Я позвонил в колокольчик, чтобы вызвать слугу. Никто не пришел. Тогда я вышел в вестибюль и громко позвал Булена.

Когда я вернулся в кабинет, Фитц Виджилант спросил:

– Вы закончили со мной? Теперь я могу вернуться в постель? Как видите, я не вполне здоров.

Я постарался говорить как можно мягче:

– Я вижу, что тебе плохо, Лант. А еще я вижу кое-что, чего не видишь ты. Кто-то затуманил твой разум. Тебя заставили забыть многое из того, что произошло здесь за последние дни. Тебе известно, что такое магия Силы. Ты слышал, как она действует на людей. Кто-то использовал Силу или какую-то подобную магию, чтобы сбить вас всех с толку. Вы проходите мимо кровавых пятен на коврах и сорванных с петель дверей, не замечая ничего необычного. Несколько слуг убиты, а вы даже не помните их. Двое из наших домочадцев пропали. Леди Би, мою младшую дочь, увезли, леди Шун пропала бесследно. Может быть, ее убили, а труп сожгли в конюшне вместе с другими. Может быть, тоже похитили. – Мой голос задрожал. Я умолк и несколько раз глубоко вздохнул. – Сегодня я попытаюсь выяснить, помнит ли кто-нибудь в доме хоть что-то из той ночи. Потому что вот этот мальчик, спящий у камина, действительно наш грум, он вырос здесь и его семья служит моей семье уже в третьем поколении.

Пока я говорил, лицо Фитца Виджиланта делалось все более застывшим. Где-то на середине моей речи он начал качать головой. Под конец он снова опустился на стул и скрестил руки на груди.

– Помещик Баджерлок, все это звучит как бред безумца, как и россказни мальчишки.

– Не сомневаюсь. Однако уверяю тебя, я в своем уме. Где Булен?

– Отправился спать, полагаю. Я бы охотно сделал то же самое.

Мне захотелось ударить его, но гнев испарился так же быстро, как и вскипел. Лант не виноват, что ему заморочили голову. Я переглянулся с Силдвеллом.

– Безнадежно, – сказал тот. – Может быть, лорд Чейд и Олух сумеют достучаться до него. Но я никогда не испытывал ничего подобного. Все время приходится преодолевать сопротивление, чтобы двигаться и даже чтобы просто мыслить. Как будто бредешь по горло в густом вареве из бессилия и сомнений.

Я не сразу смог ответить.

– Я думал, что один это чувствую.

Он покачал головой:

– Нет. Чем дальше я уезжаю отсюда, тем легче становится на душе, тем яснее я могу мыслить. Заставить себя вернуться было нелегко. Мне просто отчаянно не хотелось ехать по этой дороге. Как будто кто-то околдовал весь Ивовый Лес, чтобы отогнать гостей.

– Может, так и есть, – неохотно согласился я.

Повернувшись к Фитцу Виджиланту, я снова попытался вложить в голос теплоту и заботу:

– Ступай спать, Лант. Мне жаль, что тебе пришлось пройти через все это – и через то, о чем ты помнишь, и через то, о чем забыл. Иди в постель и спи, пока есть время. Завтра нам всем предстоит долгий и трудный день.

Лант не заставил себя долго упрашивать. Он встал и глянул на меня с недобрым прищуром:

– Меня подняли среди ночи, меня оскорбили, мной помыкали. Не за этим я приехал в Ивовый Лес.

Он был зол. Наверное, на его месте и я бы рассердился. Постаравшись сдержать свои чувства, я ответил:

– Если бы ты вспомнил, что на самом деле лорд Чейд и леди Неттл прислали тебя сюда, чтобы ты стал учителем леди Би… – Тут я понял, что все безнадежно, и махнул рукой.

Лант отвернулся от меня и вышел, не сказав больше ни слова.

– Тебе выделили комнату? – спросил я Силдвелла.

– Да.

– Тогда лучше ступай туда и тоже постарайся по возможности отдохнуть.

– Спасибо, господин. – Он кивком указал на графин с бренди. – Не возражаете, если я возьму это с собой, чтобы скрасить одиночество?

Да уж, застенчивостью этот парень явно не страдал. Неттл права, он и впрямь дурно воспитан. А еще он положительно мне нравился.

– Вперед. И спасибо тебе за все, что ты сделал сегодня.

– Не за что, господин. Но я был бы совершенно счастлив покинуть ваш дом как можно скорее.

Он отвесил мне шутовской поклон и направился к двери, по пути прихватив графин. Я сел на стул, где раньше сидел Лант, и стал смотреть в огонь. И понял, что ничего не чувствую. Я заглянул себе в душу в поисках горя из-за похищенной Би или гнева на чужаков, но не нашел там даже мучительного чувства вины. Правильно Силдвелл сказал: густое варево бессилия. Я чувствовал себя бесполезным, беспомощным и усталым. Отупение и безволие окутало Ивовый Лес. Тоска – вот единственное чувство, которое мне удалось пробудить в себе. Я должен был бы рвать и метать, я должен был жаждать мести. Вместо этого мне захотелось убить себя. Нет. Не теперь. Я встал и потеплее укрыл мальчишку-конюха, спящего на полу у камина. Моего вассала.

Взяв свечу, я побрел по коридорам. Сперва я направился в свою спальню, но не смог найти там себе места. Тогда я снова навестил комнату леди Шун, но если в беспорядке, царившем там, и скрывались какие-то подсказки, я не мог их отыскать. Я пошел в спальню Би. Среди раскиданных вещей я заметил ракушки, которые мы купили ей в Дубах-у-воды. Теплая красная шаль висела на стуле. Платки, которые Би выбрала для Ревела, лежали на столике у кровати нетронутые. Ей так и не довелось порадоваться, вручив ему этот подарок.

Я вышел и снова стал бродить по дому, пока ноги не принесли меня в мой личный кабинет, где похозяйничали чужаки. На миг мне захотелось разжечь огонь в камине и посидеть у огня, приводя мысли в порядок, но вместо этого я открыл потайную дверь и направился в логово Би. Когда я сворачивал за угол, Дар сказал мне, что там кто-то есть, и в сердце моем встрепенулась надежда. Однако это оказался лишь черный кот, который обиженно сощурился при свете свечи. Он лежал, уютно свернувшись на подушках, и смотрел на меня, как на досадного, но незначительного нарушителя его покоя. Я посмотрел на него в ответ.

Я сдержал свое нетерпение.

Я молча ждал. Кошки любят поболтать, но не любят, когда говорят другие. Им нравится, чтобы их слушали. Но кот просто сидел и молча смотрел на меня, и я отважился спросить:

И снова повисло молчание. Мой вопрос так и остался без ответа. Тогда я сказал вслух:

– Интересно, они правда унесли все сосиски и колбасу? Пойду-ка в кладовку и проверю.

И, отвернувшись от кота, я двинулся по узким проходам. Переступив через надкушенный ломоть хлеба, я подобрал одну из валявшихся на полу свечей и зажег ее от своей, уже почти догоревшей. Огарок был погрызен мышами, но не сильно. Прежде чем открыть дверь в кладовку, я постоял, прислушиваясь. Мешки с бобами и горохом стояли нетронутые. Грабители увезли только мясо и рыбу – припасы, которые в пути заканчиваются первыми. И что из этого следует?

Ничего не осталось, – подтвердил кот.

– А сыр ты любишь? Или масло?

Кот посмотрел на меня с любопытством. Я закрыл дверь в лабиринт и спустился по короткой лестнице в каменный погреб, где был устроен ледник. Там на полках стояли кувшины с летним маслом и лежали круги сыра. Либо эти продукты не заинтересовали чужаков, либо они просто не нашли погреб. Я снял с пояса нож и отрезал большой ломоть сыра. И вдруг почувствовал, что проголодался. Мне стало стыдно – моя дочь и леди Шун похищены, жестокие чужаки в эти самые минуты увозят их во тьму и холод, как же я могу хотеть есть? Или спать.

Но я хотел.

Я отрезал еще один ломоть сыра, уже для себя, и направился на кухню. Когда я подошел к столу, кот тут же запрыгнул на него. Это был черно-белый красавец, весь гладкий и здоровый, если не считать сломанного когда-то хвоста. Я покрошил ему сыра и отошел, чтобы отрезать себе хлеба и налить кружку эля. Когда я вернулся, кот уже доел угощение и самовольно потянул лапой следующий кусок. Я не стал возражать. Мы молча ели, я старался быть терпеливым. Интересно, может ли кот сказать мне что-то полезное?

Он покончил с едой первым и принялся намывать усы и мордочку. Когда я отставил пустую кружку, кот перестал умываться и посмотрел на меня.

По спине у меня пробежали мурашки. Мой волк звал Шута Лишенным Запаха. Потому что Шут действительно ничем не пахнет. И для моего Дара его как будто не существует. Неужели это свойство всех, у кого в роду были Белые?

Ничем не выдав своего интереса, я вернулся в погреб за следующей порцией сыра. Уселся за стол, отломил внушительный кусок и положил перед котом. Кот посмотрел на еду, потом снова на меня.

Он нагнулся и стал есть.

– Девочка, которая обещала тебе сосиски и рыбу… Они… делали ей больно?

Не доев сыр, кот вдруг решил поухаживать за своими когтями. Я ждал, пока он лизал лапы и выкусывался. Так продолжалось довольно долго, потом он поднял глаза на меня.

Однажды я ее поцарапал. А она стерпела. – Кот ссутулился над остатками сыра. – Боль – не то, чего она боится.

Я не знал, как это понимать, утешаться или ужасаться. Оставив кота доедать сыр, я вернулся в кабинет поместья. Мальчик даже не шелохнулся, когда я бросил в камин последнее полено. Вздохнув, я взял все еще не просохший плащ Чейда и, запалив фонарь, который позаимствовал у привратника, направился к выходу.

Я хотел просто принести дров, но едва я вышел в ясную морозную ночь, как в голове у меня прояснилось. Словно холод, сам по себе неприятный, частично отогнал жуткую вялость и усталость. Вместо того чтобы идти к поленнице, я направился к пепелищу конюшни. По пути я пересек подъездную дорогу. Недавно выпал снег. Никаких следов не осталось. Я долго ходил кругами, а затем тщательно осмотрел снег между домом и конюшнями в поисках санной колеи. Но снег укрыл все. Следов полозьев уже было не отличить от следов повозок из поместья. Я прошел в темноте по дороге, ведущей в Ивняки. Где-то тут истекал кровью Пер, где-то тут схватили Би. Но я не нашел никаких признаков ни того ни другого. Только отпечатки копыт моей лошади и лошади Силдвелла. И все. Никто больше не проезжал тут все эти дни. Вьюги и метели замели следы чужаков так же безнадежно, как неведомая магия стерла воспоминания слуг и Ланта.

Некоторое время я стоял, глядя в темноту. Холодный ветер продувал до костей. Куда и зачем увезли мое дитя? Что толку быть принцем, если принц так же беспомощен, как презренный бастард?

Я повернулся и медленно побрел назад к дому. Идти было так трудно, словно в лицо дул ледяной зимний ветер. Мне не хотелось возвращаться в этот дом. С каждым шагом на душе становилось все тяжелее. Добравшись до поленницы, я набрал в плащ достаточно дров, чтобы хватило до утра. Волоча ноги, я понес свою ношу в дом.